55 минут лета

В груди странным образом щемило от воспоминаний его тона, которым он сказал те слова. "Я не знаю". Сколько же в них было "Я хочу знать"! Вряд ли сполна можно описать чувство, возникающее в человеке, когда он хочет для кого-то хорошего больше, чем для самого себя. Валери ощущала это. Она внезапно для самой себя поняла, что хотела для него чего-то хорошего. И дело было не в какой бы там ни было мрачной романтике всех сказанных им слов, не в сложившимся для некоторых образе Вало, отчаянно любящего кого-то. Это все было мелким и незначительным по сравнению с тем робко шуршащим в груди чувством того, что этому человеку нужно немного счастья. Это подпитывалось пониманием того, что каждая его песня - не просто набор красиво сложенных слов. Каждую он пропустил через себя. И весь тот объем тяжелой тоски по чему-то был не просто эффектом, создаваемым манерой пения и музыкальными нотами. Он был реальностью, которую испытывал один человек. Она была поражена его рассказом о чувстве присутствия того самого Демона, татуировка с изображением которого разместилась на его ребрах. Однако теперь Валери видела куда глубже, и это пугало. Пугали его слова. Пугал его тон. Пугало ее отношение к нему. Это был странный вечер во всех отношениях. Нечто, бушующее в ее сознании перед тем, как они оказались в том парке, вовсе утихло к концу дня. Голову Валери заполняли все слова, сказанные Вало во время разговора, и она молчала почти всю дорогу до своего дома. Они не договаривались о том, куда направляются, просто так вышло без слов. Вало шел рядом. Завидев, как Валери чуть плотнее обняла себя руками при очередном порыве ветра, он, на секнунду остановившись, накинул ей на плечи свое пальто. В этом жесте не было подчеркнутой романтичности, как бывает, когда то же самое делает юноша. В движениях Вало не читалось ничего, кроме того, что он попросту не хочет дать ей замерзнуть. - Может быть, в любви очень много эгоизма, - произнес он спустя некоторое время, когда они были уже не так далеко от ее дома. - Что ты имеешь в виду? - Забавно поразмышлять, о ком человек заботится больше, испытывая любовь. Оберегая кого-то другого, он, по сути, устраивает жизнь самому себе. Случись что-то с избранником - и плохо будет самому человеку. Они остановились, и Вало прислонился спиной к фонарному столбу напротив ее дома, задумчиво делая очередную затяжку. - Ты так не думаешь, - покачала головой Валери. Он посмотрел на нее этим особым слегка прищуренным взглядом. - А как думаешь ты? Валери посмотрела куда-то в сторону, переводя взгляд на мелькающие машины там, где вдалеке дворовая дорога соединялась с проезжей частью, на листву деревьев над ними с Вало, которая была словно черное кружево на фоне темно-синего неба. Листики ловили блики горящих фонарей и слегка светились в темноте. В голове у нее было одно определение, которое сейчас казалось единственно правильным. Оно было словно таким элементарным и истинным, что она попросту не могла его не озвучить. Почти не задумываясь, как-то подсознательно выстраивая слова, она ответила: - Наверное, любовь - это когда другой человек важен для тебя больше, чем ты сам. И, черт возьми, она была благодарна всему вокруг, что Вало не проводил ее до самого порога. Что он почти не трогал ее, за исключением легкого касания рук, когда она сняла с себя его пальто и передала ему. Она была благодарна, что он просто пожелал ей спокойной ночи. В ее голове было слишком много мыслей. Слишком много его слов, над которыми она действительно хотела подумать. И слишком много странных ощущений, над которыми она думать не хотела. На следующий день, когда она работала с клиентом, нанося контур на предплечье, в салон зашли. На пару мгновений оторвавшись от процесса, Валери встретилась глазами с Вало, и тут же поняла, что сегодня ей предстоит открыть для себя еще одну его грань. Он выглядел несколько иначе, чем обычно. Его взгляд чем-то отличался. Он был словно светлее. Положив что-то на ее рабочий стол, он, еще раз взглянув на нее и слегка приподняв уголки губ, вновь покинул салон. Это был листок бумаги, сложенный вдвое, на котором она позже прочитает фразу, выведенную продолговатым почерком черными чернилами: "Сегодня я хочу исполнить тебе песню"