Вечное лето

Тишина. Спутник одиноких и несчастных. В большинстве случаев. В это большинство входил и Арсений. Он вертел в руках телефон уже примерно с полчаса, пытаясь сформулировать сообщение. В голове все звучало и выглядело идеально: он пишет про вещи, что ему нужно забрать их, потому что завтра у него важное мероприятие в университете; после — приезжает и заводит разговор. Прошло всего сорок девять дней с момента их расставания с Антоном. Сорок девять дней смерти их отношений. Сорок девять дней назад он считал это правильным. Всего сорок девять дней назад он думал, что сможет справиться с болезненной любовью, сможет жить дальше, забыть, простить. Ведь он так устал, так заебался жить с вечными тревожными мыслями в голове, больше он не мог смотреть на то, как Антон пытался исправить в который раз отношения, пытаясь понять, что творится у Арсения в голове. Честно говоря, Попов и сам не знал, что творилось в тот момент в его голове. Просто они слишком разные? Не подходили друг другу, были по разные стороны одной земли, с противоположными характерами, и ведь таким невозможно быть вместе, и врут те, кто говорит, что противоположности хорошо живут вместе. Притягиваются — да. Их притягивают абсолютно разные взгляды на жизнь, любовь, границы, понятия, увлечения. Он всеми силами убеждал себя в этом. И да, они были такими. Он, Арсений, — почетный студент третьего курса ВГИКа, получающий такую почетную профессию актера, артистичный, человек-заводила, подрабатывающий вечерами в кафешке недалеко от общежития, и зарабатывающий себе большие чаевые благодаря своему природному обаянию и таланту завязывать дружбу с любым человеком; он собрал небольшой кружок людей, с которыми иногда выступал на Арбате для опыта, эмоций и новых знакомств. Он всегда к этому шёл. Он всегда знал, что это — дело его жизни. И что он в любом случае выберет карьеру и возможность быть на сцене, а не любовь и семью. И ради этого он бросил родной город, своих родителей, которые были категорично против. Ради цели. Он оставил все далеко в Омске, всех, кто его любил. Он жил одним днём, как бабочка, и не думал ни о семье, ни о любви. А Антон был его полной противоположностью. Абсолютной. Если бы такое было возможно. Антон жил в Москве всю жизнь. Родители его были обычными, теми, которые по вечерам собираются вместе поужинать, и делают вид, что всё так, как должно быть. Видеться раз в день за ужином, разговаривать о политике, пару вопросов о том, как прошёл день, и будничные вопросы к сыну о том, как дела на учебе. Антон всегда знал, что пойдёт по стопам отца и станет архитектором. К тому же, дар рисования пришелся как раз кстати. Так и было: отец все решил за него, и устроил его в лучший архитектурный ВУЗ страны, где работал деканом, и Антон учился. Учился уже целых полтора года, и даже привык, хотя знал, что это совершенно не его. Антон был замкнутым, мало с кем общался, слушался родителей и вовсе не желал пытаться идти против них. Он знал, что рано или поздно родители найдут ему девушку, подарят квартиру, отец устроит его в этот же институт, и он сможет всю жизнь жить припеваючи, как и его отец. Даже если у него не будет любимой работы, любимой жены, а дети будут лишь для того, что «так надо». Ведь это не было чем-то постыдным. Так живут все. Но вечерами, а порой даже ночами Антон уходил из дома, и просто гулял. Он брал с собой тетради, писал и рисовал. Рисовал вечернюю Москву, писал про чудесные ароматы цветущей вишни, несколько деревьев которой росли в парке недалеко от его дома. Он глотал воздух и порой даже улыбался. Улыбался себе, и своей свободе, которой в его доме даже и не пахло. Вёл двойную жизнь: хороший, примерный мальчишка для родителей, а вечером и ночью — мечтающий подросток, который хотел бы жить так, как ему хочется, встречаться с тем, с кем твое сердце не знает покоя, и рисовать днями и ночами напролет. Рисовать, писать стихи и улыбаться природе. Таким он был внутри, на самом деле. Так однажды они и познакомились с Арсением: Антон, будучи нелюдимым и стеснительным, искал общения в интернете и случайно наткнулся на анкету Арсения, который искал людей для общения. Просто общения. Имя и контакты были скрыты, и фотографии не было. Он оставил какой-то глупый комментарий, а после — забыл про него, прогуливаясь по Москве, а ближе к четырем утра, когда уже было светло и Антону нужно было возвращаться домой, ему написал Арс — именно так он просил его называть, — и спросил, чем тот сейчас занимается и почему не спит. А Антон даже ответил, и оказалось, что он находился в нескольких кварталах от дома Арсения, где проходила какая-то попойка для студентов. Антон зашёл на страничку и впервые увидел своего собеседника, а тот оказался чертовски привлекательным и очень обаятельным. Он явно был старше него, учился на актера, и любил фотографироваться: это доказывало множество фотографий на станице, и везде Арсений был на главном плане, везде он улыбался, был одет очень стильно и со вкусом. И внутри него поселилась тревога, ведь он понимал, что Арс — словно орёл, что кружил свободно в воздухе, где и когда ему захочется, а Антон скорее был воробьем, который, вроде бы, может летать, но дальше своего города и своей любимой ветки никогда не забирался. «Они слишком разные» — поселилось у Антона в голове, и это было первым звоночком, красным флагом, криком подсознания, который Шастун не услышал. Его мысли перебило трезвучие телефона. «Ты придешь? Все завалились спать, а я никак не могу уснуть.» — неожиданно пришло на телефон юноши. И в этот момент, когда Антон так яростно думал над тем, чтобы прекратить общение, внутри него что-то подсказывало ответить. Парень долго думал, и не хотел идти, но внутри что-то кричало, что нужно выходить из зоны комфорта. И этот крик заглушил здравый смысл. «Я приду» Так и завертелось. Так и началась их история. Они встретились, неловко смотря друг на друга, а после Арсений лучезарно улыбнулся, отчего Антон сам не смог сдержать улыбки. От Арсения пахло приятным парфюмом, кофейным гелем для душа и алкоголем. Да, он был пьян, но это ничуть не отталкивало младшего, он лишь подметил, что тот слишком трезв для человека, от которого за несколько метров пахло перегаром. Тогда он понял, что этот человек чересчур сдержан, и всегда старается держать себя в руках, начитанно общаясь даже когда он не в той «консистенции». Одет он был в идеально выглаженную, без единой капли помятости, черную рубашку, которая была надета поверх белой футболки. На ногах черные кеды, и белые брюки из джинсы. «Как граф» — подумал Шастун. Для него уже тогда было странным, что человек, придя с студенческой вечеринки, где, скорее всего, были и танцы, и игры, и, возможно, драки, приходит в идеальном виде, даже прическа не помятая, хотя на улице было ветрено. — Ну, Привет, человек-чудо. — Попов протянул руку для знакомства, всё так же улыбаясь. Антон глянул на него с ног до головы. — Арсений Попов. — он по-театральному поклонился. — Почему это? — вскинув бровь, недоумевающе спросил Шастун. Он осторожно протянул руку в ответ, словно боясь, что это прикосновение обожжет ему ладонь. Но его рука была прохладной, слегка шершавой и грубоватой, а у самого Антона от волнения привычно холодные, ледяные руки стали впервые теплыми. Они впервые пересеклись взглядами только сейчас, потому что младший был слишком стеснителен, и Антон не знал, что глаза могут светиться. И его голубые глаза были словно омут, море вперемешку с мелью, скалами, о которые так легко было потопить корабль. И они звали его с собой, заволакивая внутрь, ледяня, упираясь ногами в мягкую почву, словно песок, что растворялся под ногами, заставляли смотреть в них всё дольше и дольше. — Ты особенный. Не знаю, почему, но я почувствовал это сразу. — Арс засмеялся, так громко, словно это было показушно, наигранно, но по ямочкам на щеках и морщинам возле голубых, как небо, вперемешку со льдом из коктейля, который выпил до этого Арс (и не один), глаз он понял, что тот смеялся по-настоящему. Что в этом было смешного? Неужели он выглядит настолько глупо? — Прости, если я тебя напугал. — он тихо посмеялся в кулак, а после прокашлялся, возвращаясь в состояние сдержанного молодого человека. Арсений всё так же улыбался, продолжая излучать доверие. А Антону по-прежнему хотелось доверять. — Ну, куда пойдем? — В парк. — ни секунды не задумываясь, ответил Антон. Парень пытался переварить недавний всплеск эмоций только что появившегося собеседника. Он посмотрел на Арса, а потом отвернулся, сгорбившись, как делал постоянно из-за своей неуверенности и стеснительности, и пошел в сторону своего дома. Они шли молча, но Антон замечал, как Арсений смотрит по сторонам, порой отставая от него, а после услышал, как он что-то напевал себе под нос. Казалось, что он хотел заметить всё вокруг себя, словно он знал, что произойдет, словно именно он контролировал тогда этот мир, именно поэтому и не волновался ни о чем. «Чудик» — подумалось Шастуну тогда. Шли они недолго, но Антон удивился, что Попов даже не спросил, долго ли им идти, в какой парк они идут. Он просто наслаждался, шел, словно все знал. Знал, куда они идут, знал, чем будут заниматься и о чем будут разговаривать, знал, что будет ровно в этот момент. Либо он просто был сумасшедшим «чудиком», как подумывал Антон, которому было всё равно, что происходит с ним, и который уверен в своей неприкосновенности, что с ним ничего не произойдет, а, даже если произойдет, ему будет все равно, ведь такова «судьба». Как бы то ни было, Антон вел их все глубже в свой район, сворачивая и коротя путь по тем тропкам, которые он прощупал в свои бесконечные вылазки из дома по ночам, они шли вдвоем, а вокруг словно вдруг испарились все: лишь мельком, пару раз им встречались по пути люди. Наконец, они дошли до того парка, в котором обычно всё свое время проводил Шастун: парка, в котором цвела прекрасная вишня, обдавая своим ароматом все вокруг вблизи трех-четырех метров, а ее цветение было видно невооруженным взглядом за несколько десятков метров. Плотно усаженная рядами ягода внутри небольшого парка, вокруг, как грибы, росли дома, закрывая некоторую часть света, но того, что оставался, вполне хватало этому деревцу, и оно в который раз зацвело прекрасными белыми соцветиями, создавая эдакий купол под своей кроной, под которой можно было укрыться от дождя или же сидеть, читая какой-то пафосный роман по типу «Гордости и предубеждения». Арсений на секунду остановился, взглянув на этот вид, а после все так же по-доброму улыбнулся, вдыхая знакомый с детства аромат. — Так неожиданно, что привёл меня именно сюда, к вишне. Наверное, это судьба. — проговорил тихо, чтобы не нарушать атмосферу, Арсений. — Это мой любимый запах, любимое воспоминание из детства. — он усмехнулся, а в его глазах загорелся знакомый Антону огонек, тот, который он видел при их первой встрече взглядами, когда его ледяняще-обжигающе-голубые глаза засветились в сумраке, ровно перед рассветом. — У бабушки в Омске был сад, целый вишневый сад, как в рассказе Чехова. — Почему именно я? — повернувшись к темноволосому лицом, спросил Антон. Признаться честно, всё то время, что они шли, он думал об этом вопросе, а точнее о том, как его задать. — Не думаю, что коим-то образом похож на тебя, или твоих знакомых. — Антон задумался на секунду, а позже добавил: — Я не хочу продолжать общение, если это не взаимно. — Если бы я не хотел общаться, я бы тебе не ответил. — повернувшись в сторону юноши, ответил на его переживания Арс. — А насчет знакомства: комментарий больно едкий оставил. Я люблю таких людей. Есть в них что-то особенное. — он улыбнулся во все тридцать два, своей фирменной улыбкой, уже полюбившейся Антону, а после закрыл глаза и вдохнул приятный аромат. Признаться честно, Шастун впервые смотрел не на цветущую вишню, не вдыхал ее аромат, который уже до сладости в лёгких окутал его, стал родным и знакомым, а смотрел на человека, ещё полчаса назад которого он знать не знал. Он недоумевал с самого себя, с того, насколько смелым нужно быть, чтобы просто взять и прийти на встречу с незнакомцем. Прежний Антон бы этого никогда не сделал. Прежний Антон не позволил бы себе такую дерзость. Здесь он вспомнил о прежних обязанностях, на секунду погрустнев. Арсений заметил эту перемену в настроении юноши, но не задал вопроса, а просто ждал. — Мне пора домой. — неловко проговорил он. Антону совершенно не хотел уходить, не хотелось заканчивать этот почему-то ставший интимным момент. От Арсения веяло спокойствием и безумством одновременно: ведь кто с утра, бросив всех друзей, пойдет гулять по городу с незнакомым человеком? — Хорошо. Я напишу тебе. — ответил он почему-то так правдиво. И Антон поверил. Дальше они стали писать друг другу на парах, встречаться после пар в университетах, и рассказывать друг другу о скучных лекциях, и о том, что произошло сегодня у каждого. И чем дольше они общались, тем чаще и тем дольше становились их встречи, тем ближе они сидели друг к другу, и тем интимнее были взгляды. По крайней мере, так думал для себя Антон. И все это продолжалось с месяц, пока однажды Арсений не решил высказаться по этому поводу, тому, что в нем пробуждал Антон, какие чувства и эмоции, до этого не трепещущие его одинокое сердце, он решил твёрдо поговорить об этом, и поставить точку в их отношениях. Спустя почти ровно месяц они снова встретились в том парке, где когда-то цвела вишня, а сейчас сад уже полным ходом набирал силы для того, чтобы порадовать людей вкусной ягодой, чтобы детишки, что гуляли в этом парке с родителями прибегали к ним все в красном соку, с чумазыми моськами и ручками, и так закономерно все было: последний раз они были здесь, когда были цветы, а сейчас уже совсем другие Арсений и Антон сидели в этом парке и смотрели на пока ещё зелёные ягодки вишни. Арсений выглядел взволнованно: впервые его таким видел Антон. Он видел его счастливым, когда они гуляли ночью в первый раз, грустным, когда он не сдал работу по какой-то дисциплине из-за вредного преподавателя, беспокоящимся, когда Антон приходил на встречу в лёгонькой курточке, но взволнованным, несобранным — никогда. — Что-то случилось? — с ходу спросил Антон, как только они сели на лавочку под небольшим куполом из деревца вишни. Он повернулся телом к собеседнику. Признаться честно, тогда Шастун думал, что Арсений хочет закончить общение, что скажет, что он — не его человек, и что все, что было между ними, Антон просто надумал. И не было этих неловких прикосновений в полном вагоне метро, когда они ехали вдвоём домой, не было этих взглядов, неоднозначных и непонятных, но таких желанных, не было робких фраз, сказанных Арсением во время очередного загона Антона по поводу внешности, когда он говорил ему приятные, косвенно уходящие вглубь его подсознания, слова: «ты прекрасен, Антон». Антон… он называл его так только когда был зол, рассержен или переживал. Это юноша тоже понял сразу, ведь с ним Арсений был другим. Открытым и не пытался прятать свою настоящую натуру. — Антон, а ты когда-нибудь испытывал чувства к парням? — абсолютно не привязанный ни к чему вопрос сбил парня с толку. Он посмотрел на своего нового знакомого, подумал, стоит ли рассказывать правду, и решил. — Я встречался с парнем. — коротко и ясно, а после он пытался понять реакцию Попова. Он нахмурился, а после хотел что-то ответить, потому что его рот открылся на секунду, но после замолчал, и Шастун решил, что нужно добавить конкретики: — Это было давно, ещё в средней школе. Это был мой одноклассник. — Ого, даже так. — парень на секунду отвернулся, нахмурил свои широкие брови, поправил очки, смочил губы. Он нервничал, не знал, что говорить, и его вроде бы даже потряхивало от волнения. Подумав ещё пару секунд, Арсений выдал: — Со мной такое впервые, но, кажется, ты мне нравишься. — он снял свои очки, и потряхивающимися руками потер переносицу, после надев очки обратно. Он прокашлялся, взглянул на Антона. — Тош, не хочешь попробовать встречаться? — он впервые назвал его так, впервые обратился к нему как-то по-родному, отчего Тоша не смог сдержать улыбки. — Да. — улыбнувшись во все тридцать два и шумно выдохнув, ответил студент. Он закрыл руками лицо, пытаясь совладать с эмоциями, но у него это никогда не получалось. Что уж говорить про сейчас, когда всегда собранный Арсений заметно нервничал, перебирал пальцы, очки, внушая тем самым некий страх. До этого он всегда знал, что Арсений в себе, что он такой: спокойный и сдержанный. Но сегодня он видел его по-другому. И сегодня определенно был особенный день. Это было начало, такое нежное и романтичное, начало лета, которое обещало быть самым лучшим, оставив за собой бесконечные воспоминания о бесконечном лете. Это было круче всего, что до этого испытывал каждый из них. Это было великолепно, волшебно, феерически, словно тысячи маленьких иголочек пронзали живот, скручивали в клубок чувства. Каждый был не тем, каждый стал совершенно другим. Каждый словно открыл в себе второе дыхание, и каждый впервые познал сильные чувства, которые в дальнейшем имели шансы перерасти в настоящую любовь, но оказалось, что именно эта любовь станет ядом для каждого, а их отношения — принятием его. Все закончилось раньше, чем думал Арсений, гораздо раньше смерти Антона, и гораздо раньше, чем закончилось лето. Арсений до сих пор не понимает, почему решил всё это закончить. Он любил Антона, своеобразной любовью, но именно той, в том понимании, в котором все хотят её видеть. Он становился лучше, даже перестал иногда следить за порядком, ему было спокойно рядом с Антоном. Именно это его и напугало. Именно поэтому он решил всё закончить. Из-за страха, Арсений просто оказался трусом, и побоялся, что с Антоном потеряет себя, потеряет все, что создавал так долго, и единственным выходом было — отказаться от любви во имя себя. Для него важнее оказалась не любовь, не отношения, а чувство свободы. Мнимое и очень ненужное ему. И тогда Арсений понял: он не боится потерять все, он боится будущего с Антоном. Боится когда-то стать ненужным, выброшенным, и поэтому решил оттолкнуть первым. Он поступил очень подло: подстроил ссору, и наговорил очень много гадостей Антону, решив, что он не станет этого терпеть, и уйдет сам, но этого не произошло, и тогда ему пришлось соврать о том, что он не любил его никогда, и что был с ним только из жалости. Как же гадко было на тот момент Арсению, но он понимал, что для него самого так будет лучше. Так его внутренний маразматик успокоится и даст ему возможность жить спокойно, как раньше. В его идеально чистой, убранной квартире, и каждое утро собираться по расписанию. Так было до двадцать седьмого августа. Тогда, спустя сорок девять дней после того, как сам же и закончил отношения, Арсений понял, что даже если они с разных планет, даже если у них нет ничего общего, но есть любовь — за неё можно хотя бы попробовать побороться.