Вечное лето

«Мне нужна моя толстовка, которую я оставил тебе тогда, когда было холодно. У меня завтра важное мероприятие» — глупо, но как иначе Арсению было вывести Антона на встречу? Нет, этот вариант точно провальный. Или нет? Стер, как и прошлые свои сообщения. Он вертел в руках свой любимый черный телефон, на котором со дня покупки так и не появилось ни единой царапины, то и дело стирая прилипшие к экрану и видимые только Попову ворсинки. Парень совершенно точно знал, что сегодня совершит попытку всё вернуть. Он попробует, определенно попробует. Игра ведь стоит свеч, ведь так? Встал со своего стула, нервно ступая по полу, который выбешивал своим неидеально чистым покрытием. Арсений пытался думать о важном, об Антоне, об отношениях. Нужно было сконцентрироваться. Только вот уже в следующее мгновение телефон полетел на кровать, чудом не оказавшись на полу, а его хозяин со злостью в ледяных глазах бросился к стулу. «Я ведь доверился тебе, как ты мог так со мной поступить? Ведь… ты… ты был таким счастливым.» — всплыло в голове, как выглядел Антон: со слезами на глазах, красные мешки под глазами. Было видно, что он не спал прошлую ночь, страдая и не понимая почему в последнее время их отношения стали невыносимыми, Антон думал, старался понять Арсения, попытаться что-то исправить в себе и в своем отношении, лишь бы его Арс был рядом. Тогда по нему было видно, что той ночью умерла некая часть Антона. Та, которая отвечала за чувство собственного достоинства, ведь он буквально до последнего умолял Арсения не уходить, пытался все исправить. И только после того, как Попов сказал ему, что не любил его никогда, и что всё это было игрой, он замер, не зная, что делать дальше. Тогда Попов решил добить его по плану: «Это был театр. И я в нём — актер, а ты — зритель. Ты слишком увлекся мной, не понимая, что всё это — постановка. Ты ведь знал, кто я такой на самом деле. Ты знал, что я никогда бы не стал с тобой общаться просто так. Прости, ты просто появился в нужное время в нужном месте, и всё» — собрано, без единой эмоции, как и всегда, ответил тогда ему Арсений. Он не соврал: он правда был актером, только вот играл он не тогда, не все те четыре месяца. Он знал, что Антон ему поверит, он всегда верил. Осталось только сделать серьезное лицо, не дать ему прочесть надпись «ложь» на лбу Арса. Не дать ему увидеть его глаза, которые его всегда выдавали, не дать своим пальцам, кистям затрястись, показывая неравнодушие. Именно поэтому он решил встретиться вечером, почти ночью в том парке. Попов знал, что он скроет глаза за очками, сделает вид, что ему интереснее смотреть куда-то в сторону, а руки сложит на груди, показывая свое презрительное отношение к этой ситуации. И Антон поверил. Поверил, взглянул на него, как на предателя, в глазах застыла боль, слезы собирались литься и дальше из и так красных и опухших глаз, но Антон держался. Собрал последние силы, самообладание и просто взглянул в последний раз на некогда любимого человека, партнера, друга, семью. Он и правда стал считать его своей семьей, той самой, настоящей, которой у него никогда не было. Но все это рухнуло в один момент, как карточный домик, в один момент он потерял веру в будущее, причем в свое, не понимая, чем он заслужил такое потребительское отношение, и корил себя за то, что поверил, обжигаясь в который раз. «Я понял. Извини, что принял это все всерьез» — единственное, что тогда смог выдавить из себя Шастун. Он закусил до боли губу, развернулся, накинув на голову капюшон, и ушел стремительным шагом в обратную сторону от своего дома. — Нет! — прокричал во все горло Арс, пиная со всей силы стул, на котором ещё пару минут назад взволнованно сидел, размышляя о том, как всё вернуть. Вещи, что висели на спинке, идеальные, наглаженные, упали вслед за стулом, а грохот от падения в голове стал тихим, словно был где-то далеко, не здесь, словно всё, что произошло, произошло не с Арсением. Но, если честно, он ведь сам в этом виноват, да? — Нет! — сев на пол, закрыв руками лицо, пытался стереть из памяти образ Антона Попов. Он впился в кожу на голове ногтями, нарочно причиняя себе боль, а после — пустил слезу, вторую, третью, понимая, осознавая только сейчас, что он натворил. Понимая, как тяжело эмоциональному Шастуну держать себя в руках и не расплакаться. Он понял, каким уродом был, ведь он даже не извинился перед ним после этого. Что мешало? Гордость? Самолюбие? Нет: банальный страх. Страх быть отвергнутым, высмеянным, страх оказаться хуже в его глазах. Но всё это было придуманной реальностью Арсения. Нащупав на кровати смартфон, он зашёл в соцсеть, попутно стирая слезы. Не он должен плакать сейчас. Как только он взял телефон в руки, пальцы сами интуитивно нашли нужный диалог, который находился где-то далеко в архивной папке, чтобы не причинять себе боль, постоянно натыкаясь на переписку, и собрались печатать, он поднял взгляд на фотографию и последнее посещение, замечтавшись, не заметил как в секунду «был в сети 30 минут назад» превратилось в мигающее яркой надписью и точкой возле аватарки. «Онлайн» «печатает…» Арсений быстро вышел из диалога, словно увидел что-то нелицеприятное, словно от этого зависела его репутация, он нервно начал кусать уголки пальцев, сдирая кожу. Сердце предательски застучало сильнее, норовя выпрыгнуть из грудной клетки, а глаза то и дело бегали от знакомой фотографии со знакомым лицом до диалога, в котором уже несколько минут (или секунд? Арсений не помнил) собеседник набирал сообщение. «Привет. Нужно встретиться, отдать тебе кое-что из вещей.» — это было короче, чем думал Попов. В миг он оживился, выпрямившись спиной о кровать, взял в обе руки телефон и вчитывался в сообщение несколько минут, перечитывая его раз за разом. «Да, хорошо. Сегодня в семь устроит?» — быстро набрал он, но пальцы не слушались, долго не позволяя Арсу нажать на кнопку «отправить». Знал бы Антон, как сильно ему хотелось написать, что это всё было ошибкой, что он просто струсил, побоялся впустить в свою одинокую жизнь кого-то, менять что-то, меняться самому, и что он — его Тоша — единственное в этой жизни, что так сильно заставило его сердце переживать, трепетать и любить одновременно. Но также он знал, что если он просто сейчас это всё напишет, с вероятностью девяносто процентов Антон заблокирует его навсегда, не простив ему подобное. При встрече же у него было преимущество: он обладал природным обаянием и даром внушения, он смог бы донести до Антона всё правильно, так, чтобы он хотя бы задумался над тем, чтобы дать ему шанс. «Да. Буду ждать в парке.» — гласило следующее сообщение, и Арсений шумно выдохнул, взглянув на настенные часы, понимая, что у него совсем немало времени для того, чтобы собраться, добраться и попытаться всё вернуть.

***

Добравшись до нужного места довольно быстро, он был рад тому, что пришёл раньше, и что у него будет гораздо больше времени на то, чтобы подумать над своими словами, над тем, что он скажет Антону. На улице было ветрено и прохладно, потому что уже через пару дней наступала осень. Арсений закутался поглубже в толстовку, накинув на голову капюшон, поправил очки, и взглядом стал искать знакомый силуэт. Антон сидел под той самой вишней, которая уже отцвела, отдала все силы ягодам, которые уже собрали местные ребятишки, и сейчас она стала обычным деревом, отличавшимся от остальных только лавочкой под ней, той самой, на которой они сидели в первую ночь, где начали отношения, и закончили их. Эта вишня знает все их секреты, слышала интимные разговоры, признания в любви, и видела их влюблённые взгляды. Попов остановился неподалёку от младшего, нервно покусывая губу, представляя, что скажет, как завяжет разговор. Но его мысли перебила подошедшая к Антону девушка: блондинка, привлекательная, с ярко выраженными чертами лица, пухлыми губами, она улыбалась, протянула руки к Шастуну, который, как только она подошла к нему, встал с лавочки, они обнялись, крепко и очень по-родному, а после блондинка невесомо чмокнула парня в губы, что-то сказав на ухо, все так же лучезарно и задорно улыбаясь. Антон же немного покраснел, засмущался, а потом стал поправлять многочисленные браслеты и кольца на руках, которые до этого никогда не носил. Они перекинулись парой фраз, а после девушка ушла в сторону дома Антона, и Арсений почему-то был уверен, что она направляется именно к нему домой. Попов не мог поверить в то, что увидел только что. Он так и стоял на том месте, не сдвинувшись ни на миллиметр в сторону, словно прикованный к асфальту под своими кроссовками. Сердце предательски застучало быстрее, а руки в миг стали холодными, обжигающе холодными, причиняя боль. Значит ли это то, что он думал? Антон забыл? Его Антон с кем-то встречался? До этого момента Арсений даже не пытался допустить мысли о том, что у младшего мог кто-то быть. Он был уверен в том, что Антон его примет. Что он его ждал. Но сейчас, все надежды Попова рухнули, так и не сумев воплотиться в жизнь. Сейчас ему хотелось развернуться и уйти, или подойти к Антону и высказать все, что он думает, что он считает его предателем, лжецом, но имеет ли он право на это? Они расстались почти два месяца назад, Антон был свободным во всех планах, и ничто и никто не мешал ему заводить новые отношения. Но… не так ведь быстро? Не сразу же после того, как клялся в любви Арсу? Не после их огромной любви, которую они не могли держать в себе? Уйти или остаться. Остаться или уйти. Арсений думал, и не знал, что выбрать. Он был на распутье, словно от этого выбора зависела его жизнь. И, на самом деле, зависела. И Арсений принял решение остаться. Он уже убежал однажды, оставив Антона, и сейчас он не имел права поступать точно так же, бросая его снова. Он должен поговорить с ним, выяснить всю правду, и рассказать правду о том, почему так поступил. Антон должен был знать, почему ему пришлось оставить его. На трясущихся негнущихся ногах Попов шёл к той вишне, к Антону, он пытался сдержать волнение, но его же сердце его подводило. В голове всплывали моменты, где он обнимается и целуется с той девушкой, и то, как он признавался ему в любви, как они сидели вместе на этой лавке, целовались, обнимались точно так же, только взглядов они собирали больше. Когда осталось уже несколько шагов, Арс поправил очки и замедлил шаг, а Антон в этот момент поднял взгляд на своего Арсения. Они встретились взглядом всего на несколько миллисекунд, но этого хватило, чтобы в голове у обоих всплыл один и тот же момент из прошлого: тот вечер на этой лавке, когда Арс поступил подлейшим образом. И только сейчас Арсений понял, как ужасно и больно тогда было Шастуну. Антон встал в полный рост, и Арсений приметил, что толстовка не сидит, а висит на нем. Он сильно похудел за эти дни, что они не общались. К образу добавилась новая прическа: кудрявые, падающие на лоб, волосы вместо прошлых коротеньких. Признаться честно, ему очень шло. А браслеты и многочисленные кольца только добавляли пафоса образу, правда он все ещё выглядел, как подросток-переросток: такой же худой, такой же милый, в толстовке и джинсах он походил на пятнадцатилетнего мальчика. Взгляд Антона выражал усталость и обиду, это было понятно по тому, как он демонстративно засунул руки в карманы, чтобы не здороваться. Только сейчас Арсений заметил большие круги под глазами и красные глаза, которые выдавали в нем прошлого Антона-студента. Видимо, сессия далась ему очень сложно. Попов понял, что Шастун не собирался здороваться первым из принципа, и тогда он решил действовать. Пора попробовать не упустить последний шанс. — Привет. — подал голос Арс. Он не стал протягивать ему руку, а говорил очень тихо и спокойно, чтобы не спугнуть загнанного, словно кролика, Шаста. Он поджал губы, а потом хотел спросить что-то по типу: как дела? Но вовремя понял, что это выглядело бы очень глупо. — Я собрал все, что смог найти. — ответил коротко и бегло Антон. Он протянул шуршащий пакет своему собеседнику, держа в руках какой-то коричневый дневник в кожаном переплете. — Спасибо, Антон. — размеренно ответил Арс. Бархатный голос, словно окутал Шастуна, но он держался изо всех сил, чтобы не броситься на него с претензиями, упреками. Он хотел высказать все, что думал. Арсений смочил губы, а после спросил: — Не хочешь поговорить? — О чем мне с тобой говорить? — пренебрежительным тоном спросил Антон, вскинув для показательности бровь. — Я вообще-то спешу. — Я знаю. Я видел. — грустно ухмыльнулся Попов. Антон удивился, хоть и не показал вида. Хотел ли он этого? Он не был уверен. Сейчас стало как-то неловко. Признаться честно, он думал о том, чтобы показать Арсу то, что он уже в отношениях, и что у него все хорошо; чтобы он их застукал, и чтобы ему стало так же больно, как было больно тогда Антону, когда он вывернул его наизнанку, смешав с дерьмом, выставив глупым и безрассудным. — Ты счастлив? — Вполне. — быстро ответил парень. — Ты ведь врешь, Антон. — улыбнулся своей фирменной улыбкой Попов. Он посмотрел на него, пытаясь поймать взгляд, который он все время прятал, не смотря на Арсения. — Что ты хотел? Давай быстро поговорим, и я пойду. — сдался он. — Я люблю тебя, Антон. Я знаю, что глупо это говорить сейчас, и неразумно, но я знаю, что и ты любишь меня. — начал Арс, поправил дрожащими пальцами очки в который раз; сегодня у него не получится скрыть эмоции. — Тогда я наврал. Я просто испугался. Ты вошёл в мою жизнь так быстро, и я просто испугался таких перемен. Я подумал, что мы слишком разные, что я никогда не смогу быть с тобой. — высказал все, что долго репетировал Арсений, а после выдохнул шумно, ожидая реакции. — Я не жду от тебя прощения, но сейчас я готов. Я хотел бы быть с тобой. Я люблю тебя, Тош. — нахмурив брови, Арсений пытался сдержать слёзы. — Арс, — начал Антон. Он поднял голову наверх, стараясь сдерживать слёзы, как мог. Смотрел на тучи, небо, небольшой кусочек солнца. — Ты опоздал. Я ждал этого так долго… Черт — он вытер пальцами слёзы, которые так рьяно лились из его глаз. Он выглядел не жалко, а очень разбито. Арсению не хотелось его жалеть, хотелось просто быть рядом и стать причиной его красивой улыбки, а не расстройств и истерик. — Но сейчас мне уже это не нужно. — слёзы полились градом из его глаз, а он все так же старательно смахивал их рукой. Арсений заботливо поднёс руку к его лицу, пытаясь успокоить парня, но Антон не позволил ему трогать его, отвернувшись головой от его руки, как от горячего утюга. — Ты… что… забыл меня? — непонимающе спросил Попов, он убрал руку, приблизившись поближе, пытаясь считать эмоции на лице Антона. — Что произошло? — Забыл? — удивленно взглянул в его глаза своими уставшими, Антон был не в силах больше сдерживать себя. — Знаешь, с тех пор, как ты ушёл я стал писать дневник, где считал дни до своей гибели, и каждый день я ждал. — выпалил он, заставив Арса на секунду удивленно поднять брови, а сердце пропустить один удар. — Я ждал, что ты мне напишешь и захочешь все вернуть. Каждый день. А сколько раз я сам хотел написать и умолять тебя вернуться, сколько раз заходил на твою страницу и видел что заблокирован? И сейчас ты говоришь мне, что я забыл тебя? — сорвавшись на крик, ответил Шастун. Арсений оторопел во второй раз, когда Антон повысил голос. До него словно только сейчас доходил смысл всего сказанного тогда, сейчас, вся абсурдность этой ситуации. — А я тебя не кинул тебя в чс, потому что ждал. Ждал как верный пёс, что ты соизволишь вернуться. — Но ты вступил в отношения сразу, ты заменил меня! — в таком же тоне ответил ему Попов. Он рассердился, злился, обижался. Но не на Антона, а на себя, и сейчас это выливалось в открытую агрессию. — О какой ты можешь твердить любви? Ты ведь… — Я не заменял, как ты. — резко обрубил его попытку поспорить парень. Он ответил это тише, но эта фраза словно окатила Арса с ног до головы ледяной водой. — Ты думаешь, я не знал? Я видел тебя, видел тех девушек, которых ты водил домой почти каждую ночь. В этом наше отличие: я позволил себя любить, как бы противно это не звучало. Я не хотел умирать из-за тебя, и я хотел жить. Хотел как любой человек. — чеканя каждое слово, Антон все ближе и ближе подходил к лицу Арсения, буквально говоря это ему в уши. — И вёл я отсчёт не для того чтобы умереть, а чтобы дождаться того, что сможет заставить меня хотеть жить и полюбить ее так трепетно. — Антон остановился в нескольких сантиметрах от лица Попова, глядя в эти любимые глаза цвета буйного моря с ледяными айсбергами в нем. Сердце его предательски захотело обнять, простить, и прижать к себе. Он взглянул на любимые шероховатые губы, которые ещё больше обветрило от его поцелуев с другими девушками и парнями, в которых он пытался утонуть, заменяя Антона, или просто экспериментировать — Антон не знал. Он понимал, что должен уйти. Сейчас и навсегда. Но не мог. Он хотел податься вперёд, коснуться этих губ так невесомо, позволяя себе углубить поцелуй, насладиться любимым запахом вишни вперемешку с запахом его парфюма, ведь он любил его до сих пор. Любил самой искренней, верной и ласковой любовью. И сердце, отвечающее за эту любовь, кричало броситься в объятия к Арсению, поцеловать его, и, даже если он умрет от боли в этих отношениях, он будет с ним рядом. Но нет. Шастун помотал головой, отошёл на шаг назад, выравнивая сбившееся от близости дыхание. — Знаешь, я каждый день писал этот дневник, и я каждый день надеялся. Там я написал такую фразу: если даже я буду стоять у алтаря с самым комфортным для меня человеком, но ты дашь мне малейший шанс на отношения, я не задумываясь бы пошёл за тобой. Но сейчас я имею слишком много, чтобы это потерять так глупо. — он сумел. Отказал. Сказал это. Выбрал себя. Арсений же, уже готовый поцеловать Антона, в миг поменял выражение лица на недоумевающее, удивляясь такому исходу событий. Он был уверен, что сейчас, когда эмоции захлестнули их и они высказали все, что думали, сейчас именно тот момент примирения, и они бросятся в объятия и все у них будет хорошо. — Ты забил на меня хуй, на мои чувства, и оставил меня жить без тебя. А сейчас хочешь, чтоб я вернулся? Как собака, которую можно позвать спустя время, когда она становится нужной и клевой. Нет, я конечно не эгоист, но я могу капельку любить себя и позволить себе хотя бы иногда жить хорошей жизнью. — он взглянул на красивый кожаный дневник в последний раз прежде чем передать его новому хозяину. — Держи. Честно сказать, я пришёл только чтобы отдать тебе его. — Но зачем? — принимая из рук Шастуна вещь, спросил Арс. Он все ещё надеялся, что Антон передумает, что он просто решил его проучить, сделать больно, что он передумает… — Чтобы ты понимал сколько раз у тебя была возможность все вернуть, и сколько раз ты ее проебывал снова и снова. — быстро, словно он репетировал этот диалог каждый день, ответил Шаст. Тучи же с каждой секундой становились все больше, захватывали все больше пространства неба, но они этого не замечали. Два парня были слишком увлечены разборками, чтобы смотреть вокруг. — Поезд твой ушёл. Здесь каждая страница, каждая буква пропитана ужасной болью, и ненавистью к жизни. И сейчас я понимаю, что мне нужны люди которые заставляют меня любить жизнь, а не ненавидеть ее из-за тебя. — сделал небольшую паузу, позволяя себе перевести дыхание парень. — А насчёт любви… я не верю, что ты любил меня. Не любил. Нет. А если и да, то странное у тебя понятие о любви. Я любил тебя, и люблю до сих пор. Это никуда не деть. Но и быть с тем человеком, который заставляет меня плакать я не хочу. — закончил свой монолог Антон, засунув руки в рукав толстовки, осмотревшись по сторонам, заметил блондинку, которая ждала его недалеко от входа в парк. Арсений перевёл взгляд туда же, куда и Антон, и на душе стало гадко, вязко и противно. — Ты счастлив с ней? — второй раз за их разговор спрашивает Попов. Он поймал взгляд Антона, не веря, что это конец. — Я уже отвечал, что вполне. Да и теперь это тебя не касается. Я давал тебе слишком много времени, и это моя ошибка. — он теребил браслеты и кольца на руках, а после спустил закатавшиеся рукава, и Арсений мельком заметил свежие порезы на запястьях. Это было очередным ударом. Из-за него, из-за Арсения его Тоша причинял себе боль. — Я и так откладывал постоянно срок, надеясь что ты вернёшься. Но нет. И я решил что прекращу. Последняя запись была две недели назад. С тех пор я больше не жду. С тех пор тебя больше нет в моей жизни. Оставляю на память, захочешь — прочтёшь. Можешь выбросить. Мне все равно. Просто, если решишь прочесть, ты поймёшь, что я не пиздел. — Антон смотрит в сторону выхода из парка, разворачивается, показывая, что этим их разговор окончен, но сделав пару шагов, разворачивается, и кричит: — Не ищи меня. Завтра я уезжаю навсегда из этого города. Он молча уходит, накинув на голову капюшон, ведь на улице моросит дождь, обещающий перерасти в скором времени в настоящий ливень. Но Арсению все равно. Он стоит в шоке от произошедшего, его голова кипит от полученного багажа фактов, слов. Он стоит под этой самой вишней, которая защищает его от капель дождя. В воздухе пахнет грозой. Летней, почти осенней. Она определенно будет суровая и громкая. Удар. И сердце Попова пропускает одно биение. Снова. Он смотрит вслед уходящей фигуре, которая подходит к девушке возле входа, и после они вдвоём куда-то уходят. Куда, Арсений не знал. Он знал только то, что он все проебал. Что его поезд, который мог довезти его до станции «счастье» ушёл навсегда, а он, дурак, не успел в него запрыгнуть хотя бы в последний момент. Актер садится на уже мокрую лавку, прижимая к груди единственное, что у него осталось от Антона, и его прорывает: он плачет, захлебываясь в слезах, желая перейти на крик, но в теле его нет такой мощи, которая бы могла крикнуть так громко, как больно ему внутри. Он даже не вытирает слёзы, не волнуется, что его может кто-то увидеть, услышать. Парень просто потерял в одночасье все. И самое худшее — по своей же вине. Он был так глуп, считая, что Антон будет его ждать, что он простит ему такую боль, что он станет терпеть его и дальше. Холодными пальцами он стирает капли дождя и слёзы с дневника, а после этими же пальцами открывает его, натыкаясь на рваный почерк, словно кто-то бежал, пока это писал. Он знал, что Антон так писал только когда ему было больно. И Попов не мог даже представить, что делал в этот момент с собой Антон. Но он отчётливо помнил каждую букву, стиль по настроению. На первой же странице невероятной красоты рисунок бабочки, улетающей в окно. Она казалась такой живой, особенно сейчас, когда вокруг не слышно и не видно было ничего, кроме неё. Взгляд опускается ниже, где начинается текст. И Арсений думал, что Антон справлялся. День 1. Меня бросили. Попытка установить порядок в голове. Но Арсений не знал, что сейчас, проводив девушку до ближайшей станции метро, сдерживая себя и свои слёзы, парень в капюшоне бежит в переулок между домами, и скатывается по стене, упираясь лбом в колени, и пуская слёзы, понимает, что он то напиздел. Он не уезжает завтра. Он не прекратил считать дни. Просто завтра пятидесятый день. Завтра он решится на боль. Завтра у него по плану спокойствие. И даже в такой трудный момент он думал о том, как все провернуть так, чтобы не было проблем, чтобы никто не узнал. И он сделал это — избавился от единственной улики, которая приплетает к его смерти постороннего, намекая на доведение до самоубийства, ведь его мать уже подозревала во всем Арсения. Она видела, как Антон не спит ночами, пропадает черт знает где сутками, а иногда замечает порезы на руках, которые Шастун уверенно списывает на царапины кошки Оксаны — его девушки. Именно поэтому он не хотел, чтобы его любимый человек пострадал из-за него. Он сделал все правильно. Он позаботился о близких.