vergebung

— Это был он, да? — восторженный звонкий голос врезается в чувствительные из-за раннего утра уши Юнги. — Скажи-скажи-скажи! — Ты о ком?       Три дня. Столько прошло времени с начала учебного года, и на носу первые выходные. Что странно: за все эти дни омеге так и не удалось столкнуться с Чонгуком. Хотя бы увидеть его краешком глаза — нет. Да и Чимин старательно избегал Юнги, мелькал силуэтом в коридорах, проскакивал слишком быстро и до любопытного пытался казаться максимально незаметным. Словно сама встреча с призраком из прошлого казалась ему невыносимой.       А вот Хосок наоборот — вёл себя слишком дружелюбно, даже успел позвать омегу вместе повеселиться на предстоящих выходных. И точно… больше никаких вечеринок. «— Тэхен их на дух не переносит, — врезается в память насмешливый голос младшего Чона на вопрос Юнги: «Почему тусовки больше не являлись частью их обычного отдыха?» — Тэхен? — удивился омега. Он знал, конечно, что они все дружат, но почему желания именно этого альфы приоритетнее, нежели мнение собственного брата. — Ну да, точно. — Искрящиеся бабочки в глазах и слепящая улыбка. — Ты ведь не знаешь всего. На последнем году обучения Тэ предложил мне встречаться. Помню, как будто это было вчера, — он заливисто смеётся, — Чонгук его чуть в землю не закопал. Тэхен-и бегал от него не меньше недели, а потом я согласился, и брату деваться стало некуда. Правда, он до сих пор бывает ворчит на него и высказывает недовольство. Ведь Тэ тот ещё ловелас. — Вот как, — прошептал Юнги, одаривая старого нового друга нежной улыбкой, — я рад за вас. — А он вот… замкнулся в себе, — выдохнул Чон. — До сих пор думает, что произошедшее с тобой — его вина.       Это был первый раз, когда они затронули тему прошлого; и первый раз, когда Юнги увидел в глазах Хосока отчаяние плещущееся в бесконечной пустоте. Словно со временем он сам стал в это верить.       Чонгук не спас… Бесился полгода на пару со своим эгоизмом, принимая роль обиженки на себя и воротил нос от болезненного просящего помощи взгляда своего истинного. — Это не так, — улыбнулся Мин и протянул руку, накрывая своей на удивление холодную ладонь Хосока, словно успокаивая, — Чонгук ни в чем не виноват.       Верно. Юнги никогда не смог бы забыть своего несостоявшегося убийцу.       А Чонгук тогда был всего лишь ребёнком, которого больно кольнули по его юношескому, ещё не умеющему различать ложь, сердцу». — Да брось, — надувает щеки Хосок и тянется за булочкой. Обед в столовой — лучшее время в течение учебного дня. — Я видел того альфу на крутой тачке, который забирает тебя каждый день. — Ты про Намджуна, что ли?       Юнги сразу понимает, и его глаза слегка округляются. Он не думал, что кто-то примет его старшего брата за его пару. Это же абсурд. Даже со стороны видно, что они родственники. По крайней мере так кажется Юнги. — Так вы с ним?.. — Чужие глаза блестят интересом. — Хотя не важно, — сразу же гаснет Хосок, но не тут-то было: стоит ему продолжить и красивое лицо озаряет широкой солнечной улыбкой, — я про дивного кроху на заднем сидении. Это ведь он, да? Твой маленький малыш?       Младший омега весь сияет любопытством, словно ещё немного и его разорвёт от интереса. Он липнет к Юнги, пододвигается слишком близко и едва ли не вопит. — Мой ребёнок, — испуганно отвечает старший и видит всплеск эмоций у своего друга. Тот подскакивает на месте, словно на него высыпали коробку пушистых маленьких котят, и сердце трепещет от умиления. — У-у-у, познакомишь? Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, — он вцепляется мёртвой хваткой в руку Юнги и начинает её трясти, словно капризное дите. — Я не уверен, — осторожно начинает Мин. Все же он помнит, как сильно его сын похож на своего отца и, к слову, брата Хосока. Вряд ли последний этого не заметит. Одна родинка под губой чего стоит. — Ну Юнги-и-и, — тянет младший, — обещаю я никому не скажу и буду делать все по инструкции. — По какой ещё инструкции? — По той, которую ты мне дашь, — весело подмечает Хосок, наконец, оставляя руку друга в покое. — Ну там… не кормить сладостями с рук, не играть мелко детальными игрушками и… — Он тебе зверёк в зоопарке, что ли? — перебивает Мин и проводит ладонью по своему лбу, понимая, что вряд ли сможет отказать.       И дело даже не в том, что Юнги сходит с ума и гиперопекает своего ребёнка, что, собственно, правда из-за того, что однажды он уже чуть не потерял малыша. И плевать, что тот в то время был ещё в нем, а в том, что Чихо сам по себе очень замкнутый альфочка и даже в детском садике очень тяжело сходится с другими детьми. Ему проще сидеть дома и играть с Джином, который всегда рядом, словно его личная нянька. Но Юнги и не против. Боится, конечно, что в итоге его сын станет таким же серым, как и он сам, поэтому уже надумывает отдать его в какой-нибудь кружок, желательно связанный с боевыми искусствами.       Иногда в голове мелькает навязчивая мысль: «Каким бы Чихо был, воспитывай его Чонгук?» — Нет, но… — Хосок опять надувает щеки и откусывает от булки приличный кусок. — Тэхен говорит, что нам своих детей ещё рано заводить, ведь прошло столько времени, а мы даже вместе не живём. А ни у кого из моих знакомых нет малышей. — Я думаю, что это вопрос времени, — улыбается Юнги и вздрагивает, поскольку Хосок продвигается слишком близко, едва ни нос к носу. — Да, но потискать за маленькие пухленькие щёчки хочется сейчас, — он выплескивает все свое негодование в протяжном стоне и роняет голову другу на плечо. — Ладно, — с тяжёлым вздохом сдаётся Мин и треплет младшего по мягким волосам. — Думаю, Чихо тоже пойдёт на пользу новое знакомство.

***

— И что ты сделал? — Ничего, — Чонгук упирается ладонью в лицо слишком близко придвинувшегося Тэхена, пытаясь увеличить расстояние, — за ним приехал какой-то хмырь и укатил в закат. Ты, блять, дышишь мне прямо в ухо, отъебись! — рычит он и, прилагая немного больше усилий, отталкивает парня дальше. Тот скользит задницей по скамейке и поджимает губы, задумываясь.       То, что Юнги поступил в медицинский, не так уж удивительно. У этого серого парнишки всегда были отличные оценки и не то чтобы Ким за ним следил, нет… Следил-то как раз Чонгук. За успеваемостью омеги в особенности. Ему было очень важно, чтобы они учились вместе и дальше так было бы легче налаживать отношения. Вот только все его планы накрылись толстенным одеялом, набитым колючей соломой и криком Харина, пронесшимся словно сирена по школьным коридорам в тот самый день.       Чонгук сильно зажмуривает глаза и сжимает руки в кулаки, ведь то видение, словно сон на яву… его самый страшный, пораженный миазмами навязчивых мыслей, кошмар: он не спас, не помог, не протянул руку помощи, хотя было столько возможностей защитить, уберечь маленького светлокрылого ангела от грязи, что лилась в него неудержимым потоком со всех сторон. Правда, тогда Чонгук считал, что Юнги все это заслуживает, наивно веря в слухи, что словно туман, окутывали альфу со всех сторон, затягивали в себя, заставляли тонуть в бездонном омуте лжи. — И все?! — Тэхен корчит лицо и обводит взглядом мимо проходящего омегу, слишком сильно в раскачку виляющего бедрами. — Ты даже не подошёл? — С чего бы это? Не я пропал на пять лет! — Чон допивает свою колу, взбалтывая стаканчик, прислушиваясь к тому, как о пустые стенки стучит трубочка. Так же вчера, когда он увидел Юнги у машины, за рулём которой сидел незнакомый альфа, барабанило его сердце о ребра — аритмично и несдержанно, словно его кто-то нарочно толкнул. Чонгук даже знает кто. — Но и не ты валялся у подножья лестницы с переломанными костями, кровотечением и едва ли не нулевым шансом на выживание, — Ким ловит на себе прожигающий взгляд друга и неоднозначно мычит, не желая уступать.       Они оба знают, что Чонгук не прав, вот только альфа никогда не скажет это вслух. Никогда не признает свою слабость и то, что он в чем-то ошибся. А он ошибся… Собственными руками оборвал крылья своему ангелу, наблюдая со стороны, как тот погибает от невозможности взлететь; сдаётся гнилой и беспощадной реальности до последней секунды, пытаясь найти защиту в Чонгуке.       Так и не найдя её в том, кто предначертан небесами… — Что теперь будешь делать? — понимая, что ему не ответят, Тэхен пытается достучаться до друга. — Опять побежишь прочь? Возьмёшь на себя роль наблюдателя? — Он не выглядел несчастным. — А он должен быть несчастен, чтобы ты обратил на него внимание? — искренне удивляется альфа. Его порядком подбешивает эта черта друга. — Очнись, баран, — фыркает и хлопает ладонью по столешнице, — он твой истинный. И если, черт возьми, ты к нему не подойдёшь, это сделаю я! — Какого хера? — тут же взрывается Чонгук, едва не соскакивая со скамьи, чем привлекает уйму ненужного внимания в столовой. — Ты и так трахаешь моего брата, тебе мало?! — А кто сказал, что я претендую на задницу «не твоего» омеги? — Пока что не моего, — поправляет альфа, понимая, что слова друга больно колят под сердцем и Юнги просто не может быть не его — они же истинные. — Я просто сдружусь с ним и помогу найти более толкового альфу, чем ты. Который будет о нем заботиться и любить, если конечно тот, как ты выразился, хмырь, уже не занял твоё законное место рядом с ним.       Тэхен гаденько улыбается, присасываясь к трубочке и потягивая из стакана сок. Он доволен собой, хоть и жалеет о том, что пять лет назад одумался и попытался вправить другу мозги слишком поздно.       То время для всех было тяжелым; каждый обидчик Юнги нёс на себе вину за случившееся. Её нёс на себе и Тэхен, вдруг понявший, что не нужно было надеяться на то, когда его лучший друг очнется от фальшивого сна и предпримет хоть что-то — нужно было действовать самому. Однако… как бы сильно Ким не винил себя, то ни в какое сравнение не шло с какой виной со всех сторон обложил себя Чонгук. Он, кажется, до сих пор до конца не отошёл.       Пять лет назад: — Остановись! Тебя туда не пустят!       У Чонгука крышу снесло напрочь. Не от крика Харина, на который альфа и внимания не обратил, все ещё злясь на слова лучшего друга; и далеко не оттого, что он увидел лежащего полумертвого омегу. Он не видел… Счёл верхом глупости толпиться с половиной школы, где изголодавшиеся до новых сплетен зеваки жадно разносили свежие новости, играя в испорченный телефон. То есть, Чонгуку хотелось бы, чтобы он был испорченный, потому что подобное мог шептать лишь беспощадный дьявол, лично помешивающий кипящее масло в котле для альфы. — «Это он? Тот беременный омега?»       Стук сердца громче барабанного ряда, пробивающегося сквозь безупречную студийную звукоизоляцию. — «Он споткнулся?»       Чонгук крупно вздрогнул, оглядываясь по сторонам, пытаясь понять кто это произнес, но вокруг только школьники. Они толпились, стояли, испуганно прижимая руки к груди, качали головой и тяжело вздыхали, пока душа альфы крошилась на части. — «Кто-то сказал, что его столкнули». — «Бред. Кому нужны такие проблемы?»       Нет. Нет. Нет.       Это не правда. Такого просто не может быть. Кто-то снова распускал ложные слухи?       Чонгук не мог проглотить ком, вставший в горле — он резал и кололся, обжигал глотку, рвался наружу отчаянным то ли стоном, то ли писком.       Шаг.       Робкий на ватных ногах, коленки которых предательски подкашивались, не желая держать их обладателя в равновесии. Руки отчаянно вцепляющиеся в чужие плечи, чтобы оттолкнуть очередного бесящего до истерики сплетника и продвинуться дальше — в глубь ненавистной толпы.       Все не правда. Ему все это просто послышалось… — «Какой ужас… Он дышит вообще?» — «Меня сейчас вырвет. Столько крови».       Кого-то выворачивало прямо на месте, а Чонгук уперся лицом в спину учителя, закрывающего вид на лестницу собой.       Альфе казалось, что он уже не слышал того, что говорят другие — уши заложило громогласным стуком собственного сердца и звоном… Мерзким, словно от неработающего телеканала. Словно его сознание отказывалось связываться с реальностью; отказывалось принимать действительность и слушать то, что пытаются донести ему другие.       Через плотную пелену отрицания не пробивались даже чужие голоса, и машущий руками учитель прямо перед глазами Чона не мог привести его в чувства.       Повернуть бы время вспять хотя бы на час назад или даже на полчаса, альфе бы хватило; знай заранее, он бы смог, глупец, сделать хоть что-то, но сейчас только хрупкая бледная рука, вывернутая под совсем не свойственным ей углом, лежала на последней ступеньке вся измазанная в темной, начинающей сворачиваться, крови. Дальше Чонгук разглядеть не смог. И только в густой недосягаемой ему тишине коридора, где в одно мгновение замолчали все, был слышен раздирающий на мелкие части рёв зверя, неконтролируемый, болезненный, пропитывающий своей потерей каждого, кто находился поблизости.