vergebung

— Не слишком ли это открыто? — Юнги смотрится в зеркало, одаривая свое отражение неуверенным взглядом.       Подобный наряд не то чтобы не в его вкусе, просто он раньше подобного никогда не носил, привыкший скрываться за огромными балахонами. Теперь красивая омежья одежда кажется ему чуждой.       Почти пять лет прошло с того момента, как его скинули с лестницы, а перед глазами все ещё стоит полный равнодушия и презрения взгляд другого омеги. Все это время он сжигал душу Юнги, ежедневно бередил оставленные раны; ужасающие шрамы на руках, как напоминание о прошлом и том, что ему пришлось пережить. Он помнит все, каждую мелкую и даже совсем незначительную деталь. — Ты превосходно выглядишь, — сзади подходит альфа и кладет свои большие ладони на хрупкие плечи омеги, — не понимаю, почему ты раньше так не одевался, — он замечает изменения в лице парня и довольно улыбается. — Ты начал краситься? — Совсем немного, — кивает головой Юнги, — взял пару онлайн-уроков из интернета. Думаю, смотрится неплохо, — хихикает он.       И правда. Макияж легкий, не вызывающий, слегка заметный. Никаких яростных черных подводок и ярких цветов. Все нежно, словно так и должно быть. — Меня радует, что ты, наконец, решил показать себя, а ещё чёрные волосы тебе идут намного больше. Хорошо, что со школы ты больше не красился. — Хен, выглядит так, словно ты пытаешься оскорбить прошлого меня! — хочет обидеться Юнги, но вместо этого еле сдерживает смешок и поправляет манжеты на лёгкой, приятного бежевого цвета, блузочке. Теперь его руки всегда будут скрыты за длинными рукавами.       Чёрные брюки на завышенной талии идеально подчёркивают фигурку омеги, обтягивают его округлую попку. И такими изгибами, как у Юнги, хвастаться бы и ходить с гордо поднятой головой, отшивая приставучих альф направо и налево, но это его первый раз, когда он решает выбраться из своей скорлупы.       Прошло столько времени, и только сейчас он снова идёт в социум и пытается наладить свою жизнь. Сдать экзамены за последний год в школе, который он пропустил, оказалось не так уж и сложно, но вот чтобы поступить на медицинский, как он того хотел — пришлось изрядно попотеть. И без папы и альфы, что сейчас стоит за его спиной, Юнги бы вряд ли это удалось. — Я никогда не пытался тебя оскорбить, даже когда ты учился в школе, постоянно тебе говорил, что ты очень красив… — Да-да, — качает головой омега, перебивая, — ты любишь это повторять. Наверное из-за того, что надо мной постоянно издевались. Что мнение одного человека против сотни? Когда на тебя каждый день смотрят как на мусор, а после ты приходишь домой и кто-то из родственников тебе говорит, что все не так — это капля мёда в огромный бак дёгтя: даже не чувствуется. К тому же для близких людей я всегда буду достаточно хорош. — Не обесценивай наше с дядей мнение. Твой папа очень разборчивый. А я альфа, знаешь ли, — кривит губами старший, — я знаю что говорю. — Извини, Намджун-а, — Юнги оборачивается, наконец, отлипая от своего отражения в зеркале, и смотрит парню в глаза, — я никогда не обесценивал ваше с папой мнение. Наоборот, только на ваших словах и держался.       Он делает шаг назад и поднимает свои руки. Когда-то он думал, что больше не сможет ими двигать. После падения те оказались переломаны в хлам. Юнги так сильно старался защитить своего малыша, что сам едва остался цел. И боли никакой не было, только дикий животный страх и все, что он помнит с того момента — собственная кровь и взгляд…       Взгляд, взгляд, взгляд… пронзающий хрупкую душу омеги. Добивающий холодным спокойствием.       А потом кости срастались неправильно, их ломали снова, вставляли спицы, не прогнозируя ничего хорошего. — Тогда я думал, что мне конец, — тихо смеётся Мин и сжимает кулаки. Те мелко дрожат, — я имею в виду моей дальнейшей жизни. В то время я держался только на вашей поддержке и ещё…       Юнги поднимает голову, хочет сказать что-то, но взгляд цепляется за часы, показывающие полдесятого. Все мысли из головы вышибает и он дёргается в сторону, хватая кардиган и сумку. — Совсем заговорил меня, хен! Я же так опоздаю, — он лихо обувается. — Могу подкинуть, мне как раз по пути. — Ага, через час, — омега топает ногой, умещая ту в ботинке, и достает телефон, вызывая такси, — лучше забери меня на обратном пути. Ты как раз будешь возвращаться в это время. — Ничего, если я буду с ним? — удивляется Джун и подаёт Юнги сумку. — А могут быть проблемы?       Альфа смеется и открывает дверь, чтобы проводить младшего на учёбу, тот смотрит озадаченно и совсем не понимает, что не так. — Никаких, — улыбается Джун, — забыл, что ты у нас сильный мальчик. — Что за цацки? Я уже давно не мальчик!       В этот момент на телефон омеги приходит оповещение о прибытие такси на место. Юнги ещё раз смотрится в зеркало, хмыкает, немного краснеет, кивает самому себе и пулей вылетает из дома, махая ладонью на последок.       Намджун идёт к окну, наблюдает за тем, как младший впопыхах залезает в машину, наверняка извиняясь за задержку перед водителем, хотя задержки-то по сути никакой нет, просто в этом весь он. Такси отъезжает от дома, оставляя после себя клубы пыли, и альфа обеспокоенно вздыхает.       Столько времени прошло с тех пор, как Юнги с кем-то контактировал, кроме своей семьи, врачей и некоторых госслужащих. Отправлять его в очередное учебное заведение, где студенты ничуть не лучше школьников, а то и хуже, ведь теперь в их руках куда больше власти — они совершеннолетние. И пусть омеге уже двадцать два, скоро двадцать три стукнет, для Джуна он навсегда останется маленьким ребёнком, которого страшно выпускать из-под своего крыла в огромный и жестокий мир. — Он уже уехал? — зевок, шарканье тапочек за спиной. Альфа оборачивается, на его губы ложится нежная, любящая улыбка. — Только что. — Я не успел пожелать ему удачи, — омега, почти с Джуна ростом, невероятно красивый, потягивается и зевает во второй раз. — Вечером расспросишь, как у него прошёл первый день, — смеется альфа и подходит к своему мужу, мягко обвивает руками его талию, целуя в пухловатые губки. — Спрошу, — не остаётся в долгу омега, отвечая на поцелуй. — А ещё тот разговор, что мы планировали. Ты ничего ему не сказал? — Ещё нет. Мы можем с ним немного повременить, Джин? — хмурит брови Ким старший. — Можем, но, — омега чувствует, как чужая хватка ослабевает на его талии, и парень отходит, направляясь на кухню, — чем раньше ты скажешь, тем больше времени у него будет смириться. — Времени полно. Новость может разбить ему сердце, — устало выдыхает альфа и подходит к кофеварке, заправляя её, прекрасно зная, какой кофе любит пить его любимый по утрам. — Ты слишком сильно его опекаешь, он давно не маленький ребёнок, Джун! — всплескивает руками омега и садится за стол. — Ты же с него глаз не спускаешь. Он, может, тоже хочет побольше личного пространства. Хватит корчить из себя его родителя. У тебя скоро свои дети будут! — Я все это знаю! Просто дай мне немного времени, — он ставит чашку с кофе перед мужем и достает печенье с верхней полки кухонного шкафчика, но так и замирая с ним в руке, глупо смотря на омегу. — Стоп, что? Ты хочешь сказать, что ты… — Ничего я не хочу сказать! — Джин выхватывает печенье, приступая к завтраку и еле стараясь скрыть хитрую улыбочку, которую альфа все же замечает и не отстаёт с расспросами оставшийся до отъезда на работу час.

***

      Юнги едва успевает забежать со звонком в кабинет, извиняясь за опоздание и низко кланяясь преподавателям. А их двое: один возрастной бета, а второй ещё совсем молодой омега, на вскидку лет тридцати. Он приятно улыбается и предлагает занять место в аудитории, что парень непременно спешит сделать, прижимая задницу к столу за первой попавшийся на глаза пустой партой. Он ещё несколько секунд копошится, улавливая краем уха, что тот самый омега, очень милый на внешность, куратор и будет с ними до самого выпуска. После следует перекличка, уточнение особо важных вопросов, касающихся учебы, еще пара мелких деталей, и молодой омега желает удачи, скрываясь за дверью кабинета, передавая владение чужим временем на ближайшую пару бете. — Юнги? — названный парень крупно вздрагивает, совсем не ожидающий, что его тихо окликнут сбоку. — Ты ведь Юнги, правда?       Он оборачивается и смотрит на того, кто сидит совсем рядом. Паренек улыбается, чуть щуря глаза: повзрослел, стал на порядок красивее; его движения лёгкие и утонченные, а взгляд мягкий и тёплый, о него хочется греться. — Вау, — тихо протягивает он, — ты стал очень красивым, — на дне его глаз проскальзывает мимолетный испуг и омега быстро исправляется: — Я не хотел сказать, что раньше ты бы не красивым, просто сейчас… ты правда очень похорошел. Так сильно изменился, — поджимает губы, думая, что лучше бы ему заткнуться. Он так сильно хотел сделать комплимент, что в итоге запутался и, кажется, огорчил Юнги, но тот никак не реагирует. Смотрит на омегу немного удивлённо и только спустя несколько секунд расслабляется.       Конечно, он ожидал, что ему придётся встретиться с теми, кто ранее учился с ним в одной школе, но не думал, что это произойдёт так скоро. Ладошки потеют, а ком в горле не позволяет что-либо сказать. — Извини, — шепчет омега, — я, наверное, тебя задел. Просто был так удивлён, — он хихикает и наклоняет голову вбок. — Нет, — наконец срывается с губ Юнги, — все хорошо, для меня это тоже было неожиданностью, Хосок.       Мин и забыл, что разница в возрасте с младшим братом Чонгука как раз приходится на период поступления текущего года. Да он и думать не думал, что этот солнечный омега тоже решит стать врачом. — Твой голос и взгляд стали увереннее, — не перестаёт любоваться школьным другом Хосок, — ты перестал прятаться за мешковатыми одеждами. Теперь мне даже немного завидно, — он вновь хихикает в ладошку, но во взгляде нет зависти, как и лести с желанием задеть, зато грусть с сочувствием плескаются, словно рыбешки в чистом водоеме. — Много что случилось, люди меняются, — так же шепчет Юнги, кидая взгляды на преподавателя, дабы убедиться, что тот не говорит ничего важного. — Да, — произносит на выдохе тот и опускает взгляд в столешницу.       Все, кто знал Юнги в то время, помнит трагедию, словно та произошла с самым близким им человеком, на деле же никто омегу больше не видел. — Не думал, что ты тоже поступишь в медицинский, — вырывает Чона из раздумий Мин. — Отец настоял, — пожал плечами тот. — Гуки стал совсем неуправляемый. Учится на отлично, но в остальном… родители боятся, что когда-нибудь он съедет с дорожки и семейный бизнес пойдет по одному месту.       Грусть в чужом голосе сложно не уловить, она режет чуткий слух Юнги, а ещё имя… то самое, которое он за прошедшие годы не забывал ни на минуту, отдаётся пульсацией в висках и заставляет огрубевшее сердце биться через толстую, наращенную временем, корку льда. Он не стал бесчувственным, нет. Просто хотел быть уверенным, что больше никто не посмеет разбить его сердце. Но сейчас оно снова даёт о себе знать. Желает разрушить все стены, которые с таким трудом выстраивал омега.       Он мысленно шипит, чтобы то успокоилось, рычит на всполошившегося внутреннего зверька, загоняет его обратно в клетку. — А ты как думаешь?       Хосок хмурит брови, не сразу понимая, что имеет ввиду Юнги. — Какое твоё мнение на его счёт? — поясняет Мин. — Я в нем уверен. Чонгук не из тех, кто бросает достижение цели на полпути. А ему больница отца очень нужна. — Гонится за деньгами? — Не знаю, — усмехается Чон, — причину он мне не говорил.       А дальше они сидят в тишине, поскольку преподаватель диктует материал вводного урока. Наверное, каждый думает о своем. Один о том, что его старший брат последнее время крайне замкнутый и даже сейчас, говоря Юнги о своей уверенности в альфе, он сомневается. Другой же пытается вспомнить сколько раз он мысленно прощал своего истинного и говорил бы ему это вслух, только тот, будучи школьником, не желал его слушать, а после было уже все равно… там не до прощения.       Чонгука просто не было рядом.       День проходит быстрее, чем Юнги того ожидал. Всего три пары и на каждой солнечный Хосок пытается заставить до ужаса серьёзного омегу улыбаться. Рассказывает смешные истории из жизни и просто нелепые шутки, вынесенные с просторов интернета, но тему о Чонгуке и прошлом больше не трогает. Единственное важное, что узнает Юнги о друге (друге ли?), до того, как поступить в медицинский, младший мечтал стать первоклассным поваром, открыть свой ресторанчик, в будущем, возможно, даже целую сеть и жить припеваючи, купаясь в океане счастья от исполнения мечты. Когда Хосок об этом рассказывает, Мину кажется, что вокруг парня взрываются фейерверки восторга, глаза блестят так ярко, что он слепнет, но это заставляет старшего радоваться и, все же, грустить одновременно. Ведь его мечте вряд ли суждено сбыться из-за капризов его родителей.       Однако Хосок не отчаивается, говорит, что уже записался на курсы, и если ему хотя бы случайно выпадет возможность бросить медицинский и поступить в кулинарный, он не задумываясь это сделает, но пока что… Сейчас он плотно прикован к месту цепями родительского контроля. — Эй, смотри куда прешь, — Юнги сильно пихают в плечо, — вынырни из телефона, слепошарый.       Голос знакомый до холодного, противного озноба, продирающего до костей и собирающегося в комок нервов на затылке, где волосы, кажется, встают дыбом.       Звонок с последней пары, как оповещение о долгожданной свободе. Хосок быстро скрылся за дверьми кабинета, кинув веселое «до завтра» и помахал на последок рукой. Юнги же торопиться было некуда: Намджун написал, что приедет только через пятнадцать минут, мол заехал по пути в торгово-развлекательный центр прикупить сладостей и некоторых игрушек по просьбе одного избалованного чуда, на что омега непременно заругался и стал печатать в ответ целую поэму в сообщении хену, приводя огромное количество доводов, почему нельзя и чем это может аукнуться, так и столкнулся случайно с тем, кого до конца своих дней не желал больше видеть.       Юнги не хочет поднимать голову: отрывать взгляд от экрана телефона, но непроизвольно делает это, чтобы просмотреть в глаза напротив.       Страх.       Неподдельный, пытливый, горький, острый, настолько обезвоживающий организм стоящего рядом Чимина, что он мгновенно бледнеет. Перед ним призрак давно ушедшего прошлого, что приходит частенько в кошмарах.       Пак мотает головой, жмурится, пытается избавиться от видения, ведь это точно оно, иначе и быть не может, но Юнги не исчезает. Он так же, как и Чимин, прирос к месту. Не двинуться. — Ты…       Срывается с пухлых, измазанных блеском губ на выдохе. Словно омега пытается избавиться от ненужных слов, выталкивая их из лёгких. — Я, — блокируя экран телефона, отзывается Юнги и сам не понимает, откуда в нем столько смелости смотреть своему главному врагу в глаза и не трусить, не жаться к стенке, как это было раньше, не умолять, сбегая прочь. — Так ты тоже здесь? Все хвостом за Чонгуком носишься?       Вот это дерзость, Мин поражается. Не понимает, где храбрости столько отхватил. Или это злость? Ненависть? Та самая пожирающая душу ярость, о которой так любят говорить в книгах и фильмах, переполненных драмами. Он никогда не сможет простить Чимина. Понять его тоже не сможет. Как и потушить в своём сердце желание отомстить, сделать хоть что-то, лишь бы это дьявольское отродье страдало. — Какого черта ты здесь делаешь? — пропускает оскорбления мимо ушей Пак, обводя взглядом омегу с ног до головы и судорожно сглатывая комок.       Если раньше он видел в Юнги объект для издевательств, то сейчас серьёзную угрозу, соперника номер один. — Жизнь тебе портить пришёл и, как видишь, на своих двоих, — не прекращает Мин дерзить, сам понимая, что несёт несуразную чушь. И на деле он даже и подумать не мог, что Пак тоже поступит в медицинское. — Ты-то? — натянуто улыбается тот и опускает взгляд на плоский животик Юнги, ища за что бы зацепиться, дабы побольнее задеть. — Говорят ты своего ублюдка потерял. Вот ведь к чему могут привести кривые ноги на ступеньках, — ядовитый смешок, который тут же сопровождает звонкая, оглушающая самого Пака, пощечина. Теперь его, Чимина, скула пылает жгучим огнем. Рука у Юнги тяжёлая, он не пожалел силы, всю ненависть вложил в шлепок и плевать, что его собственная ладонь теперь неприятно жжется. Оно того стоит. — Тебе бы пора научиться затыкать вовремя свой рот, — шипит Юнги. — Ты! — рычание омеги отскакивает от стен, вот только студенты на двух ссорящихся парней не обращают внимания. Это не школа, где каждый хочет сунуть свой любопытный нос в чужие дела. Здесь всем плевать. — Да как ты посмел? — Чимин хочет схватить омегу за грудки, но осекается, натыкаясь взглядом на глубокий вырез. Раньше, когда парнишка носил худи было проще, сейчас же… — Это ничтожно мало в расплату за то, что сделал со мной ты.       С Юнги хватит, он слишком долго дышит одним воздухом с Чимином: начинает задыхаться. Этот мальчишка так и не повзрослел, только запах стал намного насыщеннее, что говорит о его регулярной половой жизни. Ну, или о том, что он дополнительно пользуется усилителями. Ничто из этого Мина не удивляет.       Он проходит мимо омеги, что тот так и стоит на месте, словно каменное изваяние, смотрит в одну точку, пытается противостоять своим ночным кошмарам, где он каждый день сталкивает Юнги с лестницы, а тот приходит за ним. Плачет кровавым слезами, проклинает, тянет переломанные руки, просит вернуть назад его дитя и тащит за собой в рвущие душу на части пучины ада с котлами кипящего масла и незатихающими плачами младенца, которому так и не суждено было родиться по его вине. — Кстати, — голос Юнги врезается в сознание Чимина и он крупно вздрагивает, резко оборачиваясь, — слухи не то, чему стоит верить. А тебе пора бы перестать обманывать самого себя. Чонгук никогда с тобой не будет, сколько бы омег ты не бросил в чан с ядом, не толкнул под поезд, не столкнул с лестницы, — намекает на себя, — ты последний в чью сторону он посмотрит… — Заткнись! — взмахивает рукой Пак, не позволяя омеге договорить. — Нравоучения от шлюхи ещё не слушал! — Я-то шлюха?! — усмехается Мин. — А ты сколько членов сменил, лишь бы быть поближе к Чонгуку? Только с каждым новым становишься от него еще дальше. — Ты ничего не знаешь! — Конечно, — фыркает Юнги, — куда мне.       Чимин ещё что-то хочет сказать, но на дисплее телефона Мина высвечивается сообщение о том, что Намджун уже ждёт омегу внизу. Парень улыбается, отвечая, что выходит, и, не обращая внимания на Пака, удаляется прочь.       У каждого человека в жизни свое счастье и свое несчастье, с которыми ему приходится мириться, в худшем случае — терпеть. Сегодня Юнги встретил двух людей из прошлого. Один одарил его улыбкой, обогрел теплом и дал стимул и уверенность к дальнейшей жизни. Другой же отравил ядом, только омега с некоторых пор имеет к нему иммунитет.       Юнги так и не удалось сегодня встретиться с тем… другим человеком, единственным, чьё имя он не забудет, даже если попадёт в аварию и напрочь лишится памяти. Чьё имя приносит несказанно радость и боль одновременно. Он до сих пор не знает, что скажет Чонгуку, как только они столкнутся лицом к лицу. Для начала, наверное…       Он открывает дверь чёрного автомобиля и тут же оказывается атакован. Маленький мальчишка кидается на него, стискивая омегу в объятиях, что есть сил обхватывая крохотными ручонками его талию и впечатываясь носиком в живот Юнги. — Папочка! — весело восклицает малыш, задирая голову и широко улыбаясь. Под его нижней губой красуется родинка, а глаза-бусинки озорно блестят. Чёртовы гены, он просто копия отец. — Дядя Джун меня возил в такой большой-большой магазин! Он столько всего мне купил! Гляди… — и тут же заползает в салон. Достает плюшевую игрушку, показывая её родителю. — Чихо, — вздыхает Юнги и треплет сына-альфочку по волосам, — сколько раз тебе говорил — не раскручивай дядю! У тебя уже комната ломится от игрушек! — Ну пап! — дует губки ребенок. Он внимательно смотрит, как родитель садится рядом, отодвигая покупки в сторону. Весёлые разговоры остаются за захлопнутой дверью машины, что немедленно трогается с места, провожаемая цепким взглядом, стоявшего неподалёку Чонгука.