Тобою Петербург прекрасен

— А ты вообще уверен в нем? — спрашивает Дима, сидя напротив Антона в его московской квартире. — Нет, — слегка горестно отвечает тот и ставит пиво на стол.       Звук кресала притягивает внимание Антона, а затем в его глазах загораются огоньки — отражение только что подожженной сигареты.       Дима курит давно. Дольше, чем Антон его знает. За эти годы сам он успел бросить вредную привычку, снова подсесть и так же успешно слезть во второй раз. Сейчас, глядя на друга, он бы с радостью сунул в зубы закрученный табак, но останавливает его не что иное, как страх. Он разучился курить. И нервничает от того, что будет казаться школьником-неумехой, который пробует в первый раз. Только стоит об этом подумать, как удары сердца ускоряются, а руки начинают подрагивать.       Даже когда Антон закурил впервые, произошло это поздним вечером на улице, в одиночку, по пути на остановку. Страшно было пиздец. Он не знал, какие эмоции испытает от этого, как его рецепторы примут вкус табака. А сигареты еще такие «элитные» были, с кнопкой, Антон был готов их лелеять за отваленные карманные деньги. За ту стоимость он мог бы позволить один или даже два приема пищи.       Антону хватает пару вдохов витающего дыма, чтобы собраться попросить сигарету у друга, но его прерывают словами: — А чего тогда так беспокоишься о нем?       Требуется несколько секунд, чтобы обдумать. — Я могу быть в нем не уверен, но это не значит, что я не жду, — поднимает Антон глаза на друга. — Дим, я не надеюсь на лишнее сообщение от него, но все равно жесть как жду, понимаешь? — Антош, мне кажется, проблема еще в том, что ты немного нездорово к этому относишься. — В плане? — хмурится он. — Когда ты позвал меня на пиво, я в полной расслабленности пришел с алкоголем, чтобы расспрашивать тебя о поездке, а больше услышал про какого-то мужика. Я, как уже сказал несколькими минутами ранее, охуел. Но сейчас, будучи отрезвленным, понимаю, что твой рассказ, и эти слова о том, что ждешь — это первая влюбленность. — Она у меня не первая, — цокает Антон. — Первая в человека твоего пола. Первая, Антош. Вспомни, как оно было с первой девчонкой. Ты разве не был по уши пьян романтикой, не переживал за то, что что-то может пойти не так? Разве не хотелось только быть с ней, обниматься, смеяться и все такое? И сейчас ты переживаешь то же самое, просто с мужчиной. А для этого самого мужчины данная ситуация — не впервой.       Антон медленно опускает голову, сам того не замечая, и обдумывает услышанное. — Я не говорю, что он принимает тебя как данность, просто он… уверен.       От резких слов глаза поднимаются, а шея выпрямляется, и теперь он выжидает продолжения. — Антош, — наваливается Дима на стол, выцепляя глаза друга, — он уверен. В том, что хочет, что может получиться. На примере тех же девчонок, вспомни, разве вторые отношения были такие же как первые? А третьи были такими же, как вторые? Нет. Это новые люди, нервничать никто не запрещал, но все равно с опытом ты чувствовал себя увереннее. Страшно начинать что-то новое, но когда это «новое» часть «старого», то есть часть уже опробованного, то и сомнений в любом случае меньше. Понимаешь меня?       Антон бегает от зрачка к зрачку и слабо кивает. — Плюс, как ты сказал, у Арсения полно работы, он сразу тебя об этом предупредил. Да и ты не то чтобы ничего не делаешь. Только отличие в том, что он ее выполняет потому, что просто должен, а ты — по той причине, что должен уйти от мыслей о нем. — Нет, по факту я тоже просто должен. — Это да, конечно, но даже не пытайся отрицать факт, что ты стал работать еще кропотливее, чтобы полностью отдаться уж совсем неважным мелочам, лишь бы забить себе голову. — Ладно, — открывает Антон ладони, вскинув руки, — не отрицаю.       Дима улыбается отступившей грусти друга и подставляет бутылку пива, чтобы чокнуться с ним.       Арсений же крутится в суете. Хотелось бы сказать, что изящно танцует в ней, пропуская через себя, но по факту он тащится сквозь нее так же медленно, как волочит сейчас ноги по коридору, чувствуя усталость каждой клеточкой тела.       Закрыть ноутбук, когда часы показывают 22:29, а затем выдохнуть в ладони, выныривая из них, чтобы встретить взглядом погрязающий во тьме Петербург.       Одно сообщение. Пожалуйста. Арсений впервые достает телефон, чтобы проверить не рабочие чаты. Он видит, что в уголке мессенджера висит «1». Машинально пролистывая человека, рядом с кем и висит эта единичка, он доходит до Антона.       Ничего. Пусто со вчерашнего дня.       Тогда он вытаскивает картинку со спящим котенком из числа немногих, что когда-то сохранил, и отправляет Антону. Рядом с именем появляется зеленый кружочек. Онлайн. Доброй ночи, Арс. Прости, что не писал. Засиделся после работы с Димой. Выпили) 22:32

Все в порядке 22:33

      И после ответных слов Антон пропадает из сети. Арсений блокирует телефон, выдыхая с толикой облегчения. Засиделся с Димой, выпили. Арсению не нужны извинения за отсутствие сообщений, ему нужно подтверждение того, что Антон вливается в привычный столичный кипишь и находит время на себя.       Но только что-то не дает покоя. И когда счастлив за возлюбленного, хочется дать и ему самому насладиться этим моментом. Поэтому этой ночью Арсений пишет другому человеку, а именно — лучшему другу.

Сереж, знаю, что в начале недели ты предпочитаешь ложиться спать пораньше, но жутко хотел написать 01:10 Чувствую себя странно 01:10 Иногда мне кажется, я нагружаю тебя этой херней, но прошу, потерпи еще разочек 01:12 Антон 01:12 Я не знаю, что мне с ним делать. Как мне обсудить, что будет дальше? Мы так часто об этом говорили, а толком я ничего не понял. Взрослые люди, хочется без соплей (хотя по этому пункту уже поздно), хочется конкретики. Я, очевидно, не могу бросить Питер. А он? А если он не готов бросить Москву? Я чувствую себя эгоистом, когда думаю, что вот он переедет сюда и все будет чуточку лучше. А если он не собирается переезжать? 01:16

Арс… 01:17

Разбудил? 01:18

Да 01:18

Прости 01:18

Но раз я здесь, все, что могу сказать: обсудите это снова. Только, как ты говоришь, без соплей, с конкретикой. И не заканчивайте разговор, пока не придете к выводу 01:20

Мне поехать к нему? 01:21

А ты можешь? 01:21       Арсений не может. Вроде. Он не уверен, действительно ли это так. Рабочая волокита отбирает много сил и времени, особенно после отпуска, но все же… Что если частично Арсений просто боится оставить рабочее место хотя бы на сутки? Ему страшно. Он привык контролировать процесс, то, за что берется. К счастью, этот контроль проявляется только в отношении появляющихся дел и задач, а желания контролировать других людей, их поступки и действия нет совсем.

Пустишь к себе? 01:26

      Нет, Арсений не сменил чаты и все еще пишет Сереже. Арс… 01:26       А Сережа вздыхает где-то в тридцати минутах ходьбы от Арсения. Приезжай 01:27       Вскочить с кровати, поставить босые ноги на холодный пол, не потрудиться закинуть постель одеялом, направиться к шкафу за футболкой, а затем надеть кроссовки и выскочить из квартиры… Это все про Арсения данной ночью.       Эхом раздается хлопок двери, звон ключей, которые оказываются в кармане пижамных штанов с резинкой в области щиколотки, а футболка развевается на бегу, пока Арсений быстро летит до лифта, после чего выныривает из парадной. Ветер заточает стройное тело под тканью, и очертания талии особенно виднеются в свете фонарных столбов. Он поправляет футболку пока идет к парковке, но непослушные порывы воздуха проходятся и по одежде, и по чистым волосам, которые не высохли до конца после душа.       В эти часы Петербург горит особенной атмосферой, а радио в машине включать совсем не хочется. Есть лишь желание открыть окно, запустив все тот же июльский ветер, вслушаться в шум пролетающих мимо авто, услышать, как кто-то все еще играет на гитаре в столь позднее время, услышать звук разбитой бутылке где-то в подворотне, а затем идти по двору, оглядываясь, потому что, даже будучи хорошо сложенным и физически крепким человеком, особая осторожность не помешает.       Сережа встречает бурлением воды в чайнике и тихой мелодией в колонке, которую включил, чтобы не заснуть в ожидании друга.       Арсений сбрасывает кроссовки и усаживается на табурет в кухне. Он не обронил ни слова, как и Сережа. А все потому, что хочется отдышаться, прогнать капельки пота со спины и висков, но при этом усесться над горячим чаем, который делает только хуже.       Сережа усаживается напротив, Арсений продолжает выглядывать из открытого окна пятого этажа, и даже спустя десять минут остатки пара долетают до кончика носа. — Тебе повезло, что у меня завтра… Сегодня не стоит смена, потому что Слава вышел с больничного, — хрипло и тихо говорит Сережа.       В такой тишине нет ничего кроме этого голоса на кухне, звона ложки о края кружки и шелеста листьев во тьме улицы.       Арсений разлепляет губы и произносит: — Зато мне на работу.       Сереже бы ощутить один взгляд друга на своем лице… Он терпеть не может такие моменты: все эти кухонные посиделки, серьезные разговоры и грусть на лице собеседника. Иногда ему кажется, что Арсений занимается пиздостраданиями, и тогда он ему открыто об этом сообщает. Буквально: — Ты занимаешься пиздостраданиями.       Уголок губ Арсения ползет вверх, и голубые глаза темнеют, встречая знакомый взгляд. Он смотрит на Сережу без возможности остановить проявление улыбки на своем лице. — Я рад, что ты отрезвляешь меня, — шепчет Арсений. — У тебя такая натура… Ты вообще уникальный какой-то. Серьезно. Меня всю жизнь окружали оптимистичные люди, а потом появился ты. — Помнишь тот день? — Никогда не забуду.       И оба смеются, опуская глаза. — Но я до сих пор в ахуе, — выпускает очередной смешок Арсений, — что Слава тогда позвал меня, потому что прежний я и домашние вечеринки — это что-то из разряда несочетаемого… А теперь он ничего такого не устраивает. — Он теперь может устраивать вечеринки только в поликлиниках. Я же говорю, он вот на днях с больничного вышел. — Жизнь так изменилась, — стирает улыбку Арсений. — Вы со Славой так набродились от биржи труда до, собственно, мест с вакансиями, что в итоге оказались в одной кофейне, потом в другой, что находится при книжном, и уже… Сколько вы работаете вместе, получается? — Лет шесть. — Шесть лет! А сколько мы вместе не тусовались? — Много… — Я хочу, — перебивает Арсений, вскакивая с табурета и упираясь ладонями в стол.       Это было довольно громко, и еще громче кажется посреди ночи. Он наклоняется ближе к Сереже, практически нависая над ним, пока глаза напротив становятся испуганно-щенячьими. — Чего хочешь? — Вечер. Выпивка. Мы втроем. — Арс, — хмурится Сережа, стараясь усадить друга за стол, но тот быстро дергает руку назад. — Я серьезно. Поехали.       Арсений несется к двери, и Сережа мчит следом, но только, чтобы остановить его. — Перестань, — дергает он его за запястье, но Арсений упорно отводит руки назад, засунув ногу в кроссовок лишь наполовину. — Арс, — говорит более грозно, — прекращай детский сад. — Я хочу, — заглядывает Арсений в глаза друга. — Тебе на работу сегодня. Спать собираешься вообще? А Слава? У него смена. — Сереж, — говорит он, запыхавшись после попыток вырваться. — Мне надо. — Ты собираешься пить. В час ночи, когда надо спать. А Слава, жаль этого добряка, даже не знает, о твоих намерениях заявиться к нему! — Прошу… Позвони ему по пути.       Сережа молчит минуту-две. — Я твою пьяную тушу твоему Шастуну в качестве ручной клади отправлю, понял? — Люблю тебя.       Арсений звонко чмокает Сережу в щеку и активно принимается зашнуровывать обувь.       Все, что сейчас происходит — это что-то из области ты и «тот друг, который поможет тебе спрятать труп». Только в данном случае помочь спрятать нужно бутылочку алкоголя где-то у себя в организме. А еще здесь имеется третье звено — Слава, который, кстати, обматерил Арсения еще по телефону, когда Сережа сообщал о внеплановом визите.       Несмотря на все это, Слава разделяет свою бутылку коньяка из холодного шкафа с друзьями. Троица старается оставаться тихой и приличной, чтобы не помешать соседям, но Арсений то и дело прибавляет громкость музыки. К счастью, делает он это уже в подвыпившем состоянии, так что не замечает, как через минуту Сережа также регулирует громкость, возвращая ползунок в предыдущую точку.       Мелодии размазывают разговоры полные воспоминаний, насущных проблем, в ушах единожды звенит от разбившейся на улице бутылки, и в эту секунду все в комнате затихают. А затем возвращаются к шепоту, наращивая громкость голоса.       Где-то ближе к четырем часам утра начинает размазывать и самих парней. В итоге Сережа, выпивший меньше всех, посапывает на кровати Славы, сам хозяин постели пробкой закрывает остатки алкоголя за теми же стеклянными стенками и плетется на кухню, чтобы убирать все на место, а Арсений клюет носом, пока бурчит что-то, будучи на полу.       Зевнув с десяток раз и притянув Славу к себе, он валит его на пол так, чтобы упираться грудью в его спину. Он обнимает его, закинув ногу на тело, все как в старые добрые времена. Девушки Славы, бывало, даже ревновали его к Арсению. Оправдана ли их ревность? Ну… Слава всегда знал, что он гетеро, на Арсения под другим углом никогда не поглядывал, а похождения друга по мужской части населения странными не считал.       Иногда очень хочется вернуться в то время вечеринок, встреч с друзьями, но Слава оставил тот образ жизни. И Сережа тоже. А Арсений, он в то время не особо увлекался подобным способом повеселиться, хоть и принимал приглашения Славы, зато потом…       В общем, если Арсений когда-то и переживал периоды тусовок, то уже будучи еще старше. Сейчас он, конечно, не вернется в ту точку, но жизнь подводит к тому, чтобы научиться дышать полной грудью, чтобы плюнуть на рутину и завести новое знакомство, чтобы позвать парня из Москвы на чашечку кофе, подводит к разлукам и новым семейным проблемам, но помимо этого — и к спонтанному желанию напиться в час ночи. Некоторые желания нужно удовлетворять. И да, после пробуждения будет похмелье, будет рычание, потому что встать будет тяжело, а еще придется взять такси, чтобы добраться до дома, привести себя в порядок и потом с измученным видом плестись по безоблачному Петербургу, чтобы хоть немного освежиться. Но разве оно того не стоит?