Тобою Петербург прекрасен

      Антон впервые просыпается без усилий разодрать глаза. Они открываются куда легче, когда часы показывают 9:07. Он потягивается в постели, сжимая пальцы так, что руки его теперь больше походят на лапки, спина выгибается, создавая дугу, а ноги ворошат постельное белье. Он издает сладкий стон, быстро сменяющийся на хрип, и припадает к постели. — Что за зрелище, — звучит в дверном проеме, и Антон от испуга глядит в ту сторону.       Арсений с хитрой улыбкой на лице прижимается к деревянному косяку, скрестив ноги и руки. Он стоит в дырявых в области колен джинсах, в черной, сочетающейся по цвету с низом, футболке, что облепляет тело так же, как и вчерашнее поло, и в белых высоких носках с замысловатым принтом. — Куда-то собираешься? — спрашивает Антон, и Арсений отталкивается телом от косяка, чтобы двинуться к кровати.       Контраст черной одежды на белоснежном постельном белье замечательный. Арсений становится на колени на краю кровати, упирается в нее же ладонями и прогибается в спине. — Черт, — шепчет Антон, подмечая эту изящную позу. — Я черт? — улыбается Арсений и целует Антона этой же улыбкой. — Еще какой. Так куда собрался? — Уже вернулся. Ходил в магазин за продуктами, а то вчера как-то не успел, — ухмыляется он. — Пойдем завтракать. Твое белье на тумбочке, — и Антон переводит туда взгляд. — Чистое в этот раз, — усмехается Арсений. — Можешь взять мою футболку и пижамные штаны. Последние два по желанию, но если захочешь обойтись и без первого… — Арсений так хитро и приковывающе смотрит в глаза, что Антон понимает — похоти там хоть отбавляй.       В тихом омуте, как говорится…       Антон улыбается в ответ, и Арсений сползает с кровати, пропадая в коридоре. Антон распахивает рот, наконец имея возможность выдохнуть, потому что когда рядом такой мужчина…       Он выныривает из постели, надевает свои боксеры и все же решает одолжить одежду, предложенную Арсением.       Еще когда дверь в спальню была открыта, Антон учуял аромат панкейков. Это, пожалуй, любимый его завтрак, но в отеле их ни разу не подавали, так что наконец отведать их в Петербурге, еще и в квартире своего мужчины — это что-то на изысканном. — У меня нет новой щетки, — говорит Арсений, почувствовав шаги за спиной, — но могу предложить ополаскиватель. — Сгодится, спасибо. — Тогда достань из шкафчика, — говорит он вслед Антону, который направляется в ванную комнату.       Антон разглядывает в зеркале свое лицо, почти незаметные от сбитого режима сна мешки под глазами и хлопает себя по щекам, чтобы взбодриться. Выходя из ванной, внимание наконец падает на обустройство квартиры, светло-серые стены, белые двери. Антон осмотрел спальню, которую практически не видел тем вечером, а теперь сравнивает темно-коричневые цвета той комнаты с оформлением остального пространства.       Антон переходит на кухню, перетекающую в гостиную. Светлый гарнитур, того же цвета холодильник, те же сероватые стены, небольшой квадратный стол у окна, где он вчера ужинал с Арсением, и лишь немного таких деталей, как: полочка на стене, где стоят специи, подставка с ножами в углу и цветы, перемещенные со стола на край столешницы.       Антон улыбается интерьеру, подмечая, что оттенки и цвета в целом похожи на те, что у него дома в Москве. Боковым зрением он замечает, как Арсений выкладывает панкейки на тарелки, но все равно продолжает осматривать широкую прямоугольную арку, через которую как раз-таки видно гостиную: тот самый диван, который стоит у стены и который Антон теперь никогда не забудет, виднеющийся столик под висящим на стене телевизором, торшер, который вчера был включен и добавлял кухне света, небольшая картина на стене и светильники на потолке, да и все тут. — Чего встал? — спрашивает Арсений, присаживаясь за стол. — Хотел приготовить яичницу, но подумал, вдруг ты захочешь чего-то более замороченного после… вчерашнего вечера, — он с осторожностью смотрит на Антона, усевшегося напротив. — Ты так говоришь, как будто снял дорогую шлюху. — Извини, — смеется Арсений. — Знаешь, я рад, что ты вышел на работу в пятницу. Отработал день и теперь еще отдыхать два. — Это да, но… Ты же завтра уезжаешь, да? — Что? Нет. В понедельник утром. Сапсан в 6:40. — Так рано? — Ну, в понедельник я уже должен быть на работе, так что… — кусает Антон панкейк. — Хотел уехать в воскресенье, чтобы последний день потратить на подготовку к работе, купить домой еды, с Димой повидаться, но случайно купил не на ту дату билет и только потом заметил, представляешь? — Может, оно и к лучшему, что так вышло, — глядит он на Арсения.       Арсений усмехается, кладя вилку на бортик тарелки и откидывается на спинку стула. — Не хочешь остаться в Петербурге? Знаю, что спрашивал, — начинает тараторить Арсений, видя, как Антон заерзал на стуле, пытаясь побыстрее прожевать, чтобы ответить. — Арс… — говорит Антон с едой за щекой. — Эгоистично с моей стороны, да? — Просто, — теперь и Антон прислоняется всем телом к стулу, — работа все усложняет.       Арсений понимающе кивает и переводит взгляд со стола на темные облака, поддающиеся усилившемуся ветру. Вид Арсения помрачнел, а Антон и сделать ничего не может, потому что сам не знает последующих действий, у самого нет ответа на то, как быть дальше.       Арсений не признается, что практически не спал этой ночью, потому что все время потратил на раздумья о будущем, о том, что будет с ним, с Антоном, что будет с ними. Думать о расставании даже не хочется, отпускать в другой город не хочется, о том, как быть без любимого человека рядом тоже, но пускать на самотек нельзя. Нельзя просто взять и отдаться последним дням вместе, зная, что дурацкий провод от зарядки связал тебя с человеком, ты по уши в него влюбился, а все ради того, чтобы не видеть совместного будущего. Арсения, откровенно говоря, уже заебало, что все перемены в жизни ведут не туда, и он бы очень хотел, чтобы Антон стал исключением, преподнеся в его будни что-то иное, искреннее, не унылое, а светлое. — Что будем делать сегодня? — вдруг спрашивает Антон, когда вычищает свою тарелку, слизывая небольшой остаток малинового джема.       Антон глядит на оставшиеся и уже, вероятно, остывшие панкейки Арсения, но молчит об этом. Он относит свою тарелку и кружку из-под кофе в раковину, моет рот и руки, а затем подходит к Арсению со спины и запускает руки к груди по плечам, прислоняется щекой к щеке и целует, царапаясь о щетину. Арсений вытягивает шею и трется об Антона, прикрывая глаза. До жути хочется остаться в этом мгновении, но мысли о том, что через послезавтра уже придется отпустить не унимаются никак. — Мне бы в отель заехать, зубы как следует почистить, умыться. — Я подвезу, — шепчет Арсений и слегка улыбается.       Это улыбка, что внушает Антону спокойствие, которой он верит, которой он радуется, думая, что подбодрил Арсения своей нежностью, но улыбка, которую Арсений натянул специально, чтобы не транслировать свою грусть на Антона, чтобы не заставлять его чувствовать внезапную отчужденность и холод в свою сторону. Арсению хочется ударить себя за то, что не может выбить угнетающие мысли и суметь насладиться остатками двух дней вместе.       Квартира остается пустовать с совсем холодными панкейками и кофе на столе, а авто с двумя людьми мчится в сторону отеля Антона сквозь пасмурный и ветреный день в Петербурге.       Пришла очередь Арсения побывать в месте — пускай и временном — проживания любимого человека. Он ждет, пока Антон приведет себя в порядок в ванной комнате, а сам бродит по небольшому номеру, приземляясь на белое постельное белье и осматривая комнату с такого угла. В какой-то момент он начинает чувствовать себя так, словно оказался на работе, на месте преступления и теперь рассматривает все с той точки зрения, с какой видел преступник.       Арсений гонит глупые мысли прочь и вновь поднимается на ноги. Он глядит на настенные часы, думая о том, как медленно идет время и тяжко вздыхает.       Вдруг дверь в ванную комнату открывается и выходит Антон, который тут же замечает, что измученное лицо Арсения переменилось, стало улыбающимся в этот самый миг. — Что случилось? — осторожно спрашивает Антон, подходя ближе. — В смысле? — Что-то случилось, пока меня не было? — Нет, все в порядке, — берет его Арсений за пальцы и притягивает, чтобы обнять. — Ты меня тревожишь. — Все в порядке, — отпускает он Антона и мягко улыбается, расслабляя брови. — Хочешь еще кофе? Я был бы не прочь заехать к Сереже. — И я. Только переоденусь, — говорит Антон, стягивая свою голубую рубашку через верх.       Нахождение в «Подписных» в очередной раз приободряет Антона, он ускоряется, проходя к книжным полкам, отправляя Арсения к Сереже. Снова пальцы ложатся на корешки книг, где-то еще не разобранных, поэтому лежащих на рандомных местах. Антон вытягивает пару книг, читая аннотации к ним, пока в другой части здания Арсений подходит к кафе и приветствует Сережу со спины.       Рот Сережи приоткрывается, и он быстро выходит из-за прилавка, оттягивая Арсения за запястье. Честно говоря, Арсений не столько удивлен, сколько напуган таким жестом. — Я выбегал на второй этаж с той стороны, — шепчет Сережа и указывает на дверной проем, откуда пришел Арсений, — и видел, как зашла Маша. — Что?! — Я серьезно, она сейчас там.       Арсений рывком разворачивается на месте, но старается вести себя спокойно, находясь, в общественном месте, как-никак. Он проходит один отдел, выходя к основному и тут же оглядывает людей, находящихся в поле зрения.       Ни Антона, ни Маши. Арсений заглядывает в промежуток меж полок с прозой, но опять не видит ни того, ни другого нужного ему человека. Точнее, одного нужного ему человека, и это явно не сестра. Тогда Арсений делает шаг в сторону фантастики и перед ним предстают сразу две знакомые фигуры: Антон, присевший на корточки, и Маша, стоящая прямо рядом с Антоном и пролистывающая страницы книги.       Вдруг оба взгляда застревают на застывшем Арсении, и смесь мужского с женским голосом одновременно выдает: — Арс…       Антон поднимает голову на девушку рядом, Маша же, в свою очередь, опускает взгляд на молодого человека. Антон встает, рот его приоткрывается, вдруг понимая, кто находит рядом, и теперь обе фигуры переводят взгляд на Арсения. Тот перебегает глазами от спокойного взора сестры на слегка потерянного Антона и обратно. Арсений хватает Машу за запястье и осторожно, чтобы не наводить шума в здании, ведет на выход.       Антон заправляет книгу Дугласа Адамса на место, а сам идет в сторону кафе, где встречается взглядом с Сережей. Оба поджимают губы, понимая, почему Антон оказался здесь один в переполошенном виде.       Он садится… нет, он плюхается на диванчик, выдыхая, а через какое-то время поднимает от неожиданности голову, видя, как Сережа приносит капучино. Тот присаживается рядом с ним, пока нет заказов и начинает: — Ты не переживай, ладно?       И Антон слабо кивает, отвечая: — Я просто даже не знаю из-за чего переживать. Я в курсе, что они не ладят из-за одной ситуации, но в целом я ничего не знаю, — пожимает плечами Антон. — Я не знаю ее, сомневаюсь, что достаточно знаю Арсения… — Они в детстве были не разлей вода, — говорит Сережа. — Она старше его на четыре года, так что стоило кому начать задирать Арса, Маша всегда заступалась за него. — Арс не разозлится, что ты рассказываешь мне о его жизни? — вдруг спрашивает Антон. — Наша дружба не такая хлипкая, как ты думаешь, — улыбается Сережа. — И Арс многое может стерпеть, он необидчивый. Не подумай, я не говорю, что ему можно нервы трепать, рассказывать что-то сокровенное, я просто знаю, что он не обидится на меня за то, что я рассказал тебе о незначительном. — Хорошо. — Хорошо, — повторяет Сережа. — Они стали чуть меньше общаться, потому что работа Арса вообще требует много времени и внимания. Даже мне с ним приходилось назначать встречи поздними вечерами или когда мои выходные выпадали на субботу или воскресенье. Не скажу, что он больше не чувствовал сестринской любви, когда вырос, но холод точно стал присутствовать. И потом та самая ситуация, о которой ты, видимо, знаешь… — выдыхает Сережа. — Это было несколько лет назад, но с тех пор они конфликтуют? — Пять лет назад, если точнее, да. Я говорю, Арсений необидчивый, но не железный. — Спасибо, что помог ему вчера, — говорит Антон, слабо улыбаясь, и Сережа кивает.       За те несколько минут разговора в кафе, голоса на улице также не стихали, но старались звучать сдержанно на людной улице, чуть поодаль от «Подписных». — Если ты продолжишь донимать Сережу, то… — То что? Думаешь, он сменит работу? И почему ты решил, что я его донимаю? — Потому что ты являешься сюда в его рабочие дни, — приближается Арсений к Маше. — Ты так думаешь, потому что он тебе так говорит! И вы оба не в курсе, появляюсь ли я здесь в чью-то другую смену. — Прекрати ходить за ним хвостом. Просто перестань, — цедит Арсений. — Разблокируй меня и перестану.       Арсений заливается смехом от глупости ситуации, от… не от манипуляции, потому что скрытости здесь нет, а от наглого шантажа. — Скажи, почему ты продолжаешь меня дергать? — Арс, я прошу в долг лишь двадцать тысяч. — Зачем? — не выдерживает Арсений, и тональность его голоса повышается. — Я в одно время сдала старое мамино кольцо, чтобы выручить денег, а теперь хочу его обратно, — мнется Маша. — Ты что?! — Знаю-знаю, но ты бы мне тогда денег тоже не дал, а теперь я прошу их у тебя, только чтобы вернуть кольцо. — Что за кольцо? — Которое мама носила до свадьбы с папой. — Ч-что?! Ты… — Арсений начинает плеваться словами. — Ты отвратительная дочь. И ты знала, как мама переживала, думая, что потеряла его. — Арс, я знаю, поэтому… — Ты со своим образованием могла бы найти неплохую работу… — Я больше не хочу связываться с чем-либо государственным, — перебивает Маша. — Дело даже не в этом. Дело в том, что есть полно мест, куда бы тебя взяли, помимо магазинов, в которых ты уже обитаешь. — Ты говоришь так, потому что для тебя все просто! Потому что уселся в следственных органах и больше ничего не видишь, — тычет она ему пальцем в грудь. — Не говори так, словно я не играю никакой роли. — А ты играешь? Ну да, преступников же кто-то ловить должен, только ты там и есть. Думал, что тогда дело без тебя не раскроют, да? Считал, что ты один такой умный, а нарисовалась я и сорвала твои планы? — Перестань, — закрывает глаза Арсений. — Ты знаешь, что не поэтому я хочу заниматься расследованиями. — Ох, — Маша притворно хлопает глазами, отклоняясь, — а почему же еще? Что-то не припомню, как ты решил пойти на такую работу по причине того, что нашего родственника несправедливо убили. Или как там в фильмах бывает… — Не смей нести подобную чушь, — хватает Арсений за запястье, и Маша ойкает от мгновенной боли. — Дурак, пусти! — вырывается она. — Просто сгинь уже, — рычит Арсений прямо Маше в лицо и обходит ее, оставляя за спиной.       Антон смотрит в окно, когда Сережа вернулся к работе, а сам допивает чашечку кофе. Он видит, как мимо окон проходит Арсений, и резко поворачивается к Сереже, достающего выпечку. — Там Арс, — говорит Антон. — Я схожу… — и поднимается с дивана. — Останься, — тормозит его Сережа. — Думаю, ему нужно время. Если сходишь, то он в своей холодной манере попросит оставить его одного. Не хочу, чтобы ты думал, что он на тебя срывается или еще чего.       И Антон переводит взгляд на улицу, присаживаясь обратно. Сережа знает Арсения куда лучше, так что, наверное, он прав, стоит дать ему время. Но почему пробивает до дрожи от того, что Арсений там один борется с эмоциями? Вдруг он всегда просил дать ему время наедине, потому что не хотел быть видимым в слабости или приливе агрессии? Вдруг он просто боялся попросить быть с ним рядом? Возвращайся в машину 11:20       Антон не медлит, пытаясь расплатиться за кофе — а «пытаясь», потому что Сережа отказывается брать деньги, мол заплатил за Антона сам, — и быстрым шагом идет к недалеко припаркованному авто. Он залезает внутрь и глядит на Арсения, который уставился на дорогу сквозь лобовое стекло. — Ты в порядке? — спрашивает он, и тогда Арсений переводит на него взгляд, припадая к подголовнику. — Мне жаль, что с ней все это случилось, — шепчет Арсений. — Мне иногда кажется, что она сходит с ума, ее прежняя одержимость Лешей, а потом мной, когда с ним все закончилось. Я предлагал оплатить ей психолога, если нужно выговориться, что-то обсудить. Она же никогда не была такой глупой, а теперь поступает именно так, как будто мозгов нет, или как будто крыша стремительно едет вниз. Ее взгляд… я не узнаю его.       Арсений говорит так спокойно, как никогда раньше, брови его подскакивают в конце, а глаза передают горечь, легкое разочарование и боль. Антон берет его руку в свою, поглаживает большим пальцем тыльную сторону ладони, и Арсений приподнимает ее, чтобы поцеловать. — Сережа говорил, что вы были с ней дружны… — на полушепоте произносит Антон, и Арсений усмехается. — Он ничего такого не рассказывал, просто… — тараторит Антон. — Все в порядке. Я Сереже доверяю. И тебе тоже, как бы странно это ни было, ведь мы знакомы всего-ничего. — За это всего-ничего я успел увидеть тебя обнаженным, так что доверие, думаю, между нами и правда имеется, — смешит Арсения Антон.       И все-таки приятно видеть улыбку, слышать тихий смех, приятно приободрить того, о ком вдруг начинаешь заботиться. — По сравнению с ней, Сережа знает меня куда лучше. Мне от этого не грустно, потому что я тот человек, который не очень любит делиться чем-то с семьей. Не то чтобы я им не доверяю, но делиться чем-то с друзьями — это все равно нечто иное, понимаешь? — и Антон кивает в ответ. — В общем, она говорит, что я решил стать следователем, чтобы доказать, что я умнее всех и все в этом духе. Но это не так. Она сказала, что у нас ведь не было родственника, которого несправедливо убили, так что такой стереотипной и сериальной историей я прикрыться не могу, но…       Арсений останавливается, сглатывает и опускает взгляд. Антон сжимает его руку крепче, гладит по плечу, желая оказаться куда ближе и обнять, но машина не позволяет. — Но это далеко не сериальная приблуда, когда человек вдохновляется чем-то или кем-то и решает, что вот оно — призвание по жизни. У меня есть знакомая, Катя, в Москве живет сейчас, кстати, она стала учительницей иностранного языка, потому что в свое время… — Восхищалась своим педагогом по английскому языку? — вдруг говорит Антон, и Арсений поднимает голову, заглядывая в его глаза.       Они смотрят друг на друга в секундной тишине, а потом рты обоих приоткрываются, и они понимают, что говорят об одном и том же человеке. — Ты знаешь Катю? — спрашивает Антон. — Катя Позова, да? — Да, точно! А ты откуда знаешь? — Мой друг Дима, который грек… — Да, я помню. — Катя его жена. — Что? — искренне удивляется Арсений. — Димка со мной с Воронежа, Катя тоже. Мы знакомы уже кучу лет. — Серьезно? Я знал, что у нее есть муж Дмитрий, но так как мы с ней не близки, я никогда не знал, что у того греческие корни и все такое. — Черт, Арс… — Антон искренне улыбается, открывая рот, и Арсений следует его примеру.       Они смеются над ситуацией, от того, что так тесен мир. Антон будто пытается вспомнить, всплывал ли когда-нибудь некий Арсений в разговорах с Катей, но на ум ничего не приходит. А Арсений точно помнит, что Катя никогда не упоминала какого-либо Антона, не так уж они все же близки. — Откуда ты знаком с Катей? — Познакомились за выпивкой. Лет шесть назад, когда я был в Москве. Она отдыхала с подружками в клубе… — Арсений прерывается. — Я потом с одной ее подружкой провел несколько ночей, но ничего серьезного, а с Катей как-то продолжили общаться, не знаю даже почему.       Антон кивает и извиняется, что прервал Арсения, переключившись на Катю. — То есть ты понимаешь, что в конце концов сериалы подчерпнули эту линию «вдохновился кем-то» из реальной жизни? — продолжает Арсений. — Люди удивительны тем, что влюбляются, вдохновляются, бросают или борются. Книги, фильмы, сериалы, они все созданы реальными людьми. То есть стать следователем, потому что однажды тебя задушила обида, нечестность и что-либо еще — нормальная практика. — Как же я не хочу, чтобы это было твоей причиной становиться следователем, потому что это будет значить, что ты, вероятно, потерял кого-то близкого, — говорит Антон и наблюдает, как Арсений опускает голову. — Не то чтобы близкого человека, но это была моя одноклассница. Какая-то гнида подкараулила ее вечером и… потом ее не стало. — Какой ужас. Арс, мне жаль. — Мы были всего лишь в восьмом классе, представляешь? Она только получила паспорт… К паре других девчонок той же осенью приставал какой-то мужик, не так далеко от школы, одной пытался залезть в штаны, а к другой приставал аж два раза. В первый ее спасли старшеклассницы, идущие позади, а во второй раз он успел залезть под юбку. Она так ревела в кабинете у школьного психолога… И я тогда не задумывался о том, чтобы стать следователем, кем-то еще из этой области, но, видимо, на подкорке мысль об этом все же зародилась. Я в старших классах стал много размышлять о жизни, надолго уходить в себя и понял, что все же хочу помочь миру хоть в чем-то. Я могу, понимаешь? Я… — Арсений замолкает, а глаза его вдруг намокают. — Я хочу и могу помочь горюющим семьям наконец найти виновника в смерти их ребенка, сестры или брата, жены или мужа. Потому что никто не помог тогда родителям Алисы, моей одноклассницы, — Арсений всхлипывает, голос его все это время дрожит, а горло уже болит от попыток сдерживать слезы, но он все продолжает: — Я подслушал разговор своих отца с матерью, когда те вернулись с родительского собрания. Они говорили, что обескуражены фактом, что некоторые родители винят родителей Алисы в случившемся. Это ужасно, — Арсений ставит локоть на бардачок, опирается переносицей на пальцы, тем самым убирая застрявшие слезы.       Антон чувствует, что и сам трещит по швам от услышанного, от вида разбитого Арсения. Он гладит того по спине и молчит, думая, что может помочь лишь непосредственным присутствием. Арсений сейчас открыт и обнажен душой, межбровье и сами брови болят от напряжения, глазам тяжело, но все внимание перетягивается на стянутое веревкой горечи горло. — Как же я устал, — говорит спустя время Арсений, припадая к креслу. — И ты не представляешь, как я тебе благодарен. — За что? — За то, что имеешь айфон и носишь с собой чертову зарядку, — смотрит он прямо в глаза. — Я бы не пережил этот отпуск без тебя. Не буквально, но в том смысле, что мне было бы тяжко. Я так хочу тебя поцеловать, но люди, снующие туда-сюда так и норовят заглянуть через лобовое стекло. Не хватало еще, чтобы мне машину уебал какой-нибудь гомофоб, — и смеется, вызывая у Антона легкую улыбку. — Хочешь вернуться в кафе? — Хочу лечь на траву и закрыть глаза, слушая музыку весь день. — Хочешь составлю компанию? — Нет. Учитывая, что послезавтра ты уезжаешь, а у нас еще столько мест не посмотрено… — Арс, иногда нужно взять передышку. — Мои передышки — это работа, — говорит Арсений, и Антон неодобряюще смотрит в ответ. — Ладно, тогда я хочу, чтобы ты составил мне компанию. Давай к Исаакию.       Авто двигается по улицам давно проснувшегося Петербурга, и Арсений наконец отделывается от мыслей о скором расставании с Антоном. Он все еще чувствует себя опустошенно, но все равно несколько легко. Усталость не сковывает плечи, и от этого он больше не вцепляется в руль так сильно.       Лежать на траве, подложив руку под голову, ощущать, как тени деревьев ходят по твоей коже, чувствовать теплый и легкий ветер, хмуриться, когда солнце ненароком попадает на закрытые глаза, жить. А рядом сидит человек, в которого ты влюблен, читает «Тревожных людей» Бакмана про себя, но зачитывает некоторые строки вслух, если находит их забавными. А в наушниках играет спокойная мелодия: смесь фортепиано, родоса и пыльных барабанов.       Антон тратит два часа на чтение, Арсений — на лежание и редкое покачивание ногой, закинутой на другую ногу, но обоих устраивает абсолютно все, происходящее и с ними, и с окружением.       Только умиротворение разбивается о жужжание телефона, и Арсений тянется за ним в карман. — Что? — Арсений приподнимается на локтях, и выражение лица меняется.       Антон настораживается, читая обеспокоенность в глазах и хмурящихся бровях. — Ладно, да, сейчас буду.       Арсений подскакивает с земли и, шагая спиной вперед, говорит: — Прости, там Маша… я позвоню.       Он разворачивается, убегает, оставляя Антона одного, а тот и не знает, куда деть навязчивые мысли. Несколько часов Арсений старался отделаться от сестры, а теперь, кажется, сам бежит к ней. Если таково положение дел, то ничего хорошего ждать не стоит.       И Арсений тоже знает это, когда мчится домой к Дмитрию, своему коллеге, что звонил несколько минут назад. Он поспешно тычет на кнопку, чтобы попасть внутрь, летит по лестнице и заскакивает в квартиру, застывая прямо у входной двери, когда видит, что на кухне, которая находится напротив входа, рыдает его сестра. Дмитрий выглядывает из-за стены, выключая воду в раковине, и подзывает Арсения.       Арсений разувается, медленно шагает, все еще держа рот открытым, руки опущены, но напряжены. Он подходит ближе, но совершенно не знает, что сказать или спросить, или сделать. Он вопросительно глядит на Дмитрия, а тот кивает головой в сторону гостиной, куда они в последствие и уходят, прикрывая за собой дверь. — Она, видимо, нашла адрес или помнила его все это годы, потому что другого способа, как она тут оказалась, я не знаю, — говорит Дмитрий. — В общем, я сразу сказал ей, что позвоню тебе, а она начала умолять этого не делать. А все потому, что тогда тебе придется рассказать о происходящем. — О чем? — наконец произносит Арсений. — Давай так, я не знаю, насколько правдива эта история, но опустить ее мы не можем. — Боже, Дим, что там? — Этот Леша… из того дела пятилетней давности, из-за которого… — Я понял, — перебивает Арсений. — Так вот, он же отсидел и вышел давно, но, как сказала Маша, заявился к ней не сразу. — Что?! — дергается Арсений на месте, словно импульсом его толкает к двери. — Тише ты. Она сказала, что он донимает ее уже где-то год… — Что?! — Просит денег и прочее, но причина, по которой она сюда пришла — угроза. Он начал ей угрожать. — Что? — как попугай повторяет Арсений. — Ну, мол денег не дает, тогда надо заставить ее бояться. — И она молчала? — Арс, может, она тебе не хотела о нем напоминать, раз то дело и так вас рассорило.       Арсений уже видит, как выходит из гостиной, быстрым и уверенным шагом подходит к сестре, хватая ее за ворот, и спрашивает прямо в лицо, почему она молчала все это время. Но на деле же он закрывает глаза и выдыхает. Брови Дмитрия поднимаются в сочувствии. Он знает, что его друг — не просто коллега — переживает трудные времена с того самого дня, что борется с агрессией, а теперь сталкивается с новой большой проблемой.       И проблема действительно большая, потому как Арсений сейчас борется с самим собой. Сколько бы обид и злости у него не было по отношению к сестре, сейчас его так или иначе ставят на позицию Попова Арсения Сергеевича, сотрудника Следственного комитета Российской Федерации. Он же стал следователем, чтобы иметь возможность помочь. И теперь должен помочь плачущей на кухне сестре, которая в свое время ругалась с задирами Арсения в школе или во дворе?       Разрывает. Арсению хочется упасть, закрыть уши руками, чтобы побыть наедине с самим собой. Повисшая тишина давит, но ее нужно больше, столько, чтобы укрыться с головой, чтобы захлебнуться этой тишиной. Однако сейчас возможности нет. И Арсений выходит, тихо открывая дверь. Дмитрий следует за ним. — Почему не сказала мне? — Арсений хотел спросить помягче, но выходит совсем не так, выходит слишком напористо и требовательно. — Арс… — пытается заговорить Маша, но заикается из-за подступивших слез. — И все равно пришла к Диме, а не ко мне. — Ты просил меня не лезть. — А, — тянет Арсений, — вот так ты теперь оправдываешься? То есть это я виноват?       Дмитрий кладет руку на плечо Арсения, давая понять, что лучше напор поубавить. И тот губы поджимает, чувствуя, что действительно давит на сестру. — Рассказывай, — говорит Арсений, после чего берет стул, ставит его напротив Маши и садится, облокачиваясь предплечьями на колени. — От и до. — Он вышел досрочно… — Знаю, — говорит Арсений, и Маша поднимает заплаканный взгляд, удивляясь. — Ты… — Продолжай.       Маша сглатывает, вновь опуская голову и говорит: — И еще год я о нем ничего не слышала, а потом он позвонил. — Потом? Это когда? — Год назад. — Год назад? И ты молчала? — Откуда мне было знать, что все так получится? — Действительно, — цокает Арсений, отклоняясь на спинку стула. — Не смей со мной говорить с такой надменностью, — вдруг рычит Маша, шмыгая носом в конце. — Терпи, иначе даже разбираться не буду, будешь сама расхлебывать, — вновь наклоняется вперед Арсений. — Ты мне не нужен, — собирается она вставать с места, но Арсений кладет ей руку на плечо и давит, прижимая к стулу. — Я мечтал, чтобы ты так сказала, но твои вечные побегушки туда-сюда только бы достать меня, говорят об обратном. Клянусь, как только мы разберемся с твоим Лешей, между нами не останется ничего, кроме биологического родства.       Маша стискивает зубы и вытирает остатки слез после очередного всхлипа. Вроде зла на брата из-за подобного общения, а вроде просто обижена на то, что он не понимает ее. Маша и Арсений всегда отличались отношением к окружающим, но в особенности к возлюбленным.       У Маши нездоровая привязанность. Стоит один раз привлечь ее внимание, заинтересовать, назвать ее особенной — она ваша. Потом можно и вовсе не прикладывать усилий, так как она уже сама будет липнуть. Даже если подвергать ее унижениям. Однако если ее «забросить», а она в свою очередь влюбится в другого — прощай, Мария.       Арсений же не такой. Он не позволит вытирать об себя ноги, сам навязываться никогда не станет. Если Арсений понимает, что от любимого человека уже нет такой отдачи, а после разговора — этот пункт для него обязателен — выясняется, что чувства угасли, то держать он никого не станет. Пускай сам будет безумно влюблен, пускай будет страдать, но пытаться удержать точно не будет. И когда на душе паршиво, Арсений, наверное, благодарен загруженности на работе. Может, нехорошо это —засиживаться над делами, лишь бы не думать о проблемах жизни, но как же плевать. В конце концов, не к бутылке же прикладываться.       Почему Арсений знает, что ему помогает работа, а не спиртное? Да потому что после спиртного следует знакомство с девчонками в клубе, например, с Катей и ее подружками, а далее пара ночей с одной из них. Да, в те времена Арсений предпочитал такой способ забыться. Собственно, если бы было иначе, то Арсений никогда бы и не повстречал Катю.       В последний раз переключиться с закончившихся отношений помогала уже работа. Арсений дышал уголовными делами. В прямом смысле. Когда на часах было одиннадцать вечера, и он уже не мог думать, то все равно сидел за своим столом, положив голову на бумаги с преступлениями и молча вдыхал их аромат. Думать о работе не оставалось сил, переключаться на жизненные проблемы не хотелось. Хотелось только спать, но для этого всегда нужно доползти до машины. До машины ползти не хотелось. Арсений как-то остался ночевать на работе, но то была единоразовая акция. Шея спасибо не сказала, так что никаких больше ночевок на рабочем месте.       Вообще, переработки Арсению нравятся, только когда играют ему на руку, в остальных случаях самому хочется убивать. И за сегодняшний день, свой выходной день с Антоном, хочется рвать и метать. Если бы то, что происходит с Машей происходило хотя бы с родителями, Димой или Сережей, Арсений был бы гораздо спокойнее. Но происходящее сейчас он считает переработкой, поэтому Маше говорит лишь: — Часы приема по субботам с десяти до четырнадцати. Боюсь, сегодня ничего не выйдет. Приходите в понедельник с девяти утра до восьми вечера. Нужен другой день? Ознакомьтесь с актуальными часами работы, — Арсений встает со стула и покидает кухню. — Не разговаривай со мной на «Вы», — подскакивает вслед Маша, и Арсений останавливается в прихожей. — Я знаю, что ты меняешь обращение, если тебе что-то нужно или если хочешь показать свое почтение, но сейчас явно не то. Сейчас ты ставишь меня наравне с ними. — С кем? — поворачивается он к ней лицом. — С теми, кто приходит за помощью по работе. — Эти люди чем-то отличаются от тебя? Они чем-то хуже? Нет, они вынуждены обратиться за помощью, и сейчас ты именно в той же ситуации.       Арсений переводит глаза на Дмитрия, они кивают друг другу в знак прощания, а затем он выходит из квартиры. Арсений специально спускается помедленнее, чтобы услышать нужный звук. Хлопок дверью. Он слышит его и прибавляет ходу. Маша облокачивается на перила, чтобы увидеть пролет под собой, кричит и слезливо просит подождать ее, но Арсений вылетает из парадной. Нужен воздух, что омоет легкие и вычистит неприятный осадок встречи.       Арсений хлопает дверцей авто, громко вздыхая и падая головой на подголовник, а затем достает телефон, чтобы набрать Антона и предложить новое место для посещения. Никаких разговоров о насущном, только он с Антоном и стены мастерской Аникушина.       Арсений подбирает Антона недалеко от Галереи, а затем предупреждает, что расскажет о причине быстрого отъезда, но только не сейчас. Антон кивает, поджимая губы в слабой улыбке, и Арсению хочется благодарить за понимание. Хочется расцеловать, крепко обнять и сказать сотни «спасибо». Он всю дорогу держится, чтобы не сказать, как он благодарен жизни за то, что Антон существует, за встречу с ним и вообще за многое.       Все никак не дает покоя мысль, что люди встречаются, находят поддержку в друг друге, остаются друг с другом. Да как вообще возможна влюбленность? Разве это не то, что случается с другими, но не с тобой? Арсений в подростковом возрасте часто так думал. Только потом перестал, побывав в продолжительных отношениях. А дальше череда случайных и незначимых связей, и, видимо, только встреча с Антоном пробудила глупые подростковые мысли о влюбленности, те самые чувства, которые окрыляют и от которых хочется выть. С таким набором Арсений не узнает самого себя, потому что снова живет эту жизнь.       В какой-то момент уголки его губ слегка приподнимаются, он этого не замечает, но зато Антон… Антону сейчас кажется, что он готов сделать все ради этой улыбки. Когда он думает, что готов на все, то в голове сразу всплывает: а на все ли? Убийство? Жертвование чем-либо? Антон слегка качает головой, словно вытряхивая мысли, потому что не собирается драматизировать и думать о вещах, которые сейчас не имеют права на существование. Вот поставят его перед выбором, тогда и решит, а сейчас хочется насладиться остатком поездки в место, о котором Арсений так ничего и не сказал.       Петербург улыбается лучами солнца посреди голубого неба, которое растянуло облака, словно вату. Антон следует за Арсением через Вяземский сад, видит, как выходит пара теннисистов с корта, а затем взгляд обращается к главному объекту — мастерской Михаила Аникушина. Вход окружен яркой зеленью растений и деревьев, Антон обращает внимание на проблески, в которых виднеется фасад мастерской, окна на втором этаже, а в сторонке этакого дворика стоит памятник самому скульптору Аникушину.       Впереди идет женщина, которая разговаривает со своим спутником на немецком, и почему-то Антона это умиляет.       Все поднимаются по небольшой лестнице и оказываются внутри. По сравнению с улицей здесь как-то непривычно темно. Арсений с Антоном ожидают своей очереди, чтобы предъявить билеты — их Арсений купил, пока стоял на светофорах по пути к Антону. И пока парочка впереди сталкивается с тем, что мастерская не имеет возможности предоставить английскую версию аудиогида или чего-то такого, они рассматривают то, что находится в поле зрения.       Поодаль от них, под лестницей и неким мостиком, располагаются книжные полки, полные содержимого, бюсты различных цветов и размеров, которые хранятся под теплым светом, а также шкафчик, два стола в углу и стулья. Антон уже предвосхищен. Он хочет заглянуть в главный зал и узнать, что его ждет. Как только приходит их очередь показать билеты, он придвигается к Арсению, на всякий случая уделяя внимание происходящему.       Они быстро проходят в зал, Антон шагает особенно осторожно, будто бы стараясь не разрушить густую, обволакивающую тело, тишину. Он читает надписи на стене справа, будучи под взором смотрителя зала, а затем оборачивается, чтобы подойти к Арсению.       Арсений зависает, глядя на колокольчики с прикрепленными к ним надписями. Например, «остановка», «первый снег», на рассвете» и множество других подвешенных карточек красуется в том месте, ведь, как поясняет информация на стене: «…их звон как будто оживляет те моменты красоты».       Они проходят дальше, засматриваясь на плиточки с различными цветами, потому что смысл их в том, каким каждый человек видит Петербург. — И каким видишь его ты? — Антон поворачивает голову в сторону Арсения, дожидаясь ответа. — Серый, коричневый, вот такой — указывает он на одну из плиточек, — ближе к бежевому. — А я выбираю вот этот ярко-желтый, голубой и… все ярки плиточки, — произносит Антон с улыбкой до ушей.       Арсений хмыкает, и они двигаются дальше к аудио-экспонатам, проходят мимо средних и больших работ, а затем двигаются к небольшому подъему, где также разглядывают представленное.       Когда они останавливаются у встроенного в стену экранчика, тот показывает трещину в скале, куда приткнулся отшлифованный камень с надписью: «Silence also keeps a message. No need to break it»*. — Однажды Пабло Эскобар сказал: «Тот, кому есть что сказать, всегда молчит», — тихо произносит Арсений, и Антон цепляется за него взглядом, словно пытаясь разгадать головоломку.       Однако Арсений шагает дальше, даже не поглядывая на Антона. Да, за все это время здесь Арсений даже на секунду на него не взглянул, словно если сделает это, то окажется уязвимым, приоткроет завесу загадочности, уже не покажется сложным человеком. Но это совсем не так. Арсений не глядит на Антона только по той причине, что хочет побыть один. Звучит ли это глупо, учитывая, что он сам приехал за Антоном и сам решил посетить это место с ним? Вовсе нет. Иногда ты хочешь побыть наедине с собой, но держать близкого человека рядом, говорить с ним, но не ждать ответа. И это тот случай.       В конце концов, Арсений с Антоном обходят зал, осматривают часть мастерской, полной скульптур Ленина, Чехова и других. Полочки с фигурами все также подсвечены теплым светом. В углу комнаты расположен рабочий стол, полный различных принадлежностей. Старые газеты и бумаги наполняют деревянные полки, а пустую их часть закрывают фотографии в рамках и записки. На стуле — дипломаты, а на его спинке красный плед, прикрытый жилетом. Весь антураж будто бы дает понять, что скульптор никуда не уходил, сейчас вернется из гостиной и продолжит работу.       Гостиная, кстати, и правда соседствует с рабочей комнатой. Все такой же желтоватый свет исходит от паникадил c лампочками в виде свеч. Он открывает перед глазами деревянный пол, книжные полки, кресла, диванчик, тумбочки, полку для пластинок, круглый стол со стульями вокруг, а самое главное — камин.       Не сказать, что они быстро обходят мастерскую, но за минут пятьдесят точно укладываются. Может, Антон бы хотел задержаться в некоторых местах, но он видел, как выматывается Арсений, так что ничего не говорил. Сейчас же они оба спускаются по тем же ступенькам, что привели их внутрь, а затем идут к дороге. чтобы вернуться в машину. — Устал? — спрашивает Антон, когда слышит вздыхающего Арсения.       Арсений лишь поворачивает голову в ответ, встречает Антона глазами, а затем этим же взглядом скользит по губам и облизывается. Он льнет к Антону, смыкая веки, щекочет его ресницами во время нежного поцелуя и чувствует теплую ладонь на щеке. Антон целует в ответ раза три, прежде чем Арсений отстраняется, вновь прилипая спиной к сиденью. — В городе, полном искусства, я бы смотрел на тебя, — произносит Арсений.       Он будто бы знает, что заставил Антона беспокоиться, там, в мастерской, когда не соизволил подарить ему ни секунды своего внимания. И сказанные сейчас слова утешают. Однако сердце Антона бьется чаще от осознания, что он окончательно влюбился. И теперь он тоже не знает, что делать с предстоящим отъездом.       Тело обмякает на пассажирском сиденье, а машина продолжает свой путь по такому же солнечному и радостному Петербургу.

***

— Долго я спал? — спрашивает Арсений, поднимая голову и потирая глаза.       Арсений осматривает одеяло, под которым находится, хмурится, словно не понимает, как укрылся. — Часа два всего, — отвечает Антон, лежа рядом, но поверх одеяла. — Это я тебя укрыл, — смотрит он на Арсения, который сейчас обводит глазами номер, чтобы прийти в себя. — Черт, — глядит Арсений на часы. — Прости. — Да все в порядке, мы ж все равно заехали, чтобы я телефон зарядил. — Ты ел что-нибудь? А то уже шесть часов. — Ел? Без тебя? — кривит Антон губы, но быстро улыбается. — Дай мне пять минут, если можешь, чтобы я пришел в себя, и сходим поужинать. За мой счет.       Арсений пытается сесть, вылезая из-под одеяла, но Антон останавливает, кладя руку ему на грудь. — Давай, может, я сегодня плачу? — предлагает Антон.       Арсений выпускает воздух из легких и задерживает дыхание на несколько секунд. Мозг не работает после дневного сна, конечности словно окаменели, а глаза все равно слипаются. Арсений ненавидит спать днем как раз из-за такого состояния после. — А ты выберешь место. Или, если хочешь, можем заказать доставку? — спрашивает Антон, понимая, что ответ на предыдущий вопрос вряд ли получит. — Нет-нет, надо расходиться. Дойдем до… черт, жаль я тебе прямо в речи не могу завуалировать местечко. — Это почему же? — Потому что я не хочу вечно казаться идиотом, Антон, — Арсений встает с кровати и бредет в ванную комнату, чтобы плеснуть водой в лицо. — А куда идем? — спрашивает Антон уже на улице. — Пару минут — мы на месте.       Они заходят в кафе, а точнее — в бургерную лавку. Все места заняты, а впереди в очереди молодая парочка и компания из трех человек. Антон теряется и чувствует себя немного некомфортно. Он жмется к Арсению, чувствуя себя мальчишкой, когда взгляд падает на компанию быдловатого вида мужиков, отпускающих шуточки. Он видит, как Арсений протягивает ему меню и быстро засматривается на блюда. — Ты здесь бывал? Посоветуешь что-нибудь? — Заходили сюда с Сережей только раз. Я брал ребра BBQ, а он — крылья в соусе барбекю и картофель фри чесночный. — Хочу попробовать то же, что брал Сережа. Только картошку не чесночную, а обычную. Планирую сегодня целоваться, — голос Антона становится тише. — Вас понял, — смотрит Арсений на губы Антона и быстро отводит взгляд. — Крылья в соусе барбекю две порции, картофель фри, картофель по-деревенски и два пива…       Антон не дослушивает заказ, уделяя внимание милой паре в углу возле входа, которая ужинает с годовалым ребенком. Он умиляется, как мать поит малыша, а затем возвращается к разговору с мужем, смеясь над какой-то шуткой. Пока готовят заказ, заведение пустеет, компания быдловатых мужиков уходит, и в целом становится тише. — Давай сюда, — подзывает Арсений к столику в другом углу зала.       Они усаживаются друг напротив друга, Арсений ставит холодное пиво и молчит, пока рассматривает чек, а Антон залипает на выступающие венки тех рук. — Блин! — восклицает Антон, хлопая себя по колену. — Я ж должен был оплатить. — Забей. — Нет, — тянет он. — Забей, правда, — машет рукой Арсений. — Знаешь, я вот только сейчас вспомнил, какой сон мне снился. — Расскажи, — говорит Антон и делает первый глоток светлого. — Я был на работе. Приехал на место преступления, а на меня напал огромный кот, размером с человека. Вообще-то, это была ростовая кукла или типа того, потому что на спине имелась молния. И кто бы ни был внутри, он напал на меня сзади и поцарапал спину когтями. В глазах встает тьма, а в ушах — выстрел. Не знаю, что за херня это была, но как потом показало следствие, то был вообще какой-то монстр, который уменьшился в размерах и стал походить на обычного кота. — Что за ересь тебе снится… — ошарашенно говорит Антон. — Разве сны не всегда странные? — Может, у тебя всегда. Ты и сам странный. — Ой, а ты нормальный. — Да, — тянет Антон. — Расскажи мне что-нибудь максимально странное о себе, чтобы я совсем выпал и подумал, мол, вот это да, сейчас, если сравнивать с той ситуацией, он не ведет себя странно. — Одно время я любил стоматологов, — немного подумав, говорит Арсений. — О, — ударяет его по плечу Антон, — тебе Димка, Катин муж точно понравится. Он как раз стоматолог. Или ты про любовь в каком смысле вообще? — он быстро убирает улыбку с лица. — Я любил их. Раньше. Примерно в тот период, когда из-за Маши проблемы с работой были. Но это не из-за каких-то кинков на людей в специальной одежде. Просто я в какой-то степени… — он обдумывает, что сейчас скажет. — Мазохист. — Что? — брови Антона поднимаются, глаза чуть выпучиваются, а рот остается открытым. — Ну или типа того. — Нет, что? — ударяет Антон в последнее слово, переспрашивая. — Просто когда они могут дойти до места рядом с нервом, отчего боль разольется по части других зубов, десны… Десны захочется до крови расчесать. Так же при беге, — начинает тараторить Арсений. — Я люблю бегать. А под конец, когда сил не остается, ты бежишь из последних сил, в глазах уже вот-вот потемнеет, а в груди станет больно, и тогда десны зачешутся, и ты начнешь постукивать по ним костяшками пальцев.       Арсений закатывает глаза, словно прямо сейчас из последних дел держится от расчесывая десен. — Ты говорил, что так было во время проблем из-за Маши, то есть сейчас ты уже никакого такого наслаждения не испытываешь?       Арсений поджимает губы, медленно расширяя глаза, словно это поможет ему придумать ответ. Было бы славно, если бы именно сейчас появилась белокурая официантка и принесла заказ, спасая неловкую паузу, но такого, увы не происходит. — Прости, я тебя чем-то напугал? Просто твое выражение лица… — Я… — Антон делает вдох. — В шоке? — В ахуе. Арс, я… Вау, — отпивает он пиво. — Ты либо думаешь, что я больной, либо примешь вот такой факт, о котором больше никто не знает. — О, так я особенный? — саркастично спрашивает Антон, когда его голос вдруг прыгает. — Да, — так же подскакивает голос Арсения. — Класс, — произносят они в одну и ту же секунду.       Повисает молчание, Антон будто бы раздражается и делает еще несколько глотков залпом. — Ваш заказ, — говорит официантка. — Спасибо, — бормочут оба в ответ.       Сейчас как-то неловко начинать новый разговор, неловко браться за еду, однако шорох одноразовых перчаток разбавляет натянутость момента, и Антон произносит: — Ты не ответил. Сейчас у тебя нет такой херни? — Со стоматологами — нет, — тихо отвечает Арсений. — А с бегом? Ты сказал, что после бега такое же бывает. — Антон… — Класс, я все понял. — Нет, а что теперь? — загорается Арсений. — Я тебе сказал, что ты либо думаешь, что я больной и, наверное, отдаляешься от меня, либо принимаешь это и идешь дальше. Давай я проясню, что у меня никогда не было суицидальных мыслей, я никогда не пробовал колющие, режущие с целью причинить себе вред, — тараторит, но вдруг спотыкается о новую мысль: — Нет, когда нож заточу, бывает пробую провести по пальцу, чтобы проверить его остроту. Чуть надрезает кожу — супер. Но я не использую это в качестве… ты понял. А с деснами… ну, они правда ужасно чешутся после бега. Щекотливое ощущение куда хуже той легкой, повторюсь: легкой, боли, которую я чувствую, быстро проводя по ним костяшками пальцев. — Давай закроем тему, ладно? — хмурится Антон.       Желваки обоих становятся видимыми на долю секунды, они сглатывают и опускают взгляды. Антон первым начинает есть свои крылышки, а затем за ним подтягивается и Арсений.       После ужина они решают прогуляться по Невскому, такому шумному и людному, но не угасающему при садящемся солнце. У станции метро Невский проспект они встают на ступеньки Думской башки и слушают уличных музыкантов. «Утро», «Мое сердце» и, в особенности, «Пошлю его на небо» играют новыми красками. Антон снимает «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она» для мамы, вытягивая руку вверх, чтобы также захватить часть улицы, повернуть камеру и показать ей красоту закатного Петербурга.       Антону хотелось бы прилечь на плечо Арсения, но тот стоит в самом низу, нахмурившись рассматривает город. Кажется, он совсем не увлечен музыкой, напряжен, сложив руки, и тогда Антон спускается, чтобы взять его под локоть и повести в сторону отеля. Арсений теряется, однако быстро соображает, что происходит и поддается Антону.       Уже возле отеля Антон думает, что сейчас придет пора расстаться до завтра, но Арсений не говорит ни слова, просто следует, куда поведут. Когда они доходят до номера, Антон пропускает Арсения первым, а затем заходит и сам. Он закрывает дверь, находясь лицом к ней, а затем его берут за плечи, разворачивают и врезаются в губы поцелуем, вроде бы жадным, но все же нежным, вопрошающим. Арсений изнывает, тянется руками к ремню своих штанов, хватаясь за пряжку, но вдруг останавливается и отстраняется.       В глазах застревает вопрос, а по горлу проходит слюна. Он дышит громко, стараясь держать себя в руках. Ждет ответа. Как бы ни желал, как бы ни был возбужден, не станет действовать, если Антон против.       Антон отталкивается от двери, медленно приближается, припадая к губам Арсения. Он оставляет на них поцелуй, отлипает, затем еще поцелуй, снова отлипает, и так несколько раз. Он не дразнит Арсения, просто старается не оказаться внутри волны сумбурных эмоций. Он пытается узнать состояние Арсения и быстро понимает, что что-то не так. — Злишься на меня? — спрашивает Антон, отстраняясь в очередной раз.       Арсений смотрит на покрасневшие губы и стискивает зубы. Тяжело и возбуждение сдерживать, и не думать о дне, который выдался не на 10 из 10. Поддаваться разговорам сейчас не хочется, но Арсений знает, что заденет Антона, если просто проигнорирует вопрос. Да и в целом он не любитель решать напряженные моменты каким-либо способом, кроме как диалогом. — За что? — спрашивает Арсений, и Антон пожимает плечами, медленно качая головой. — За что-нибудь. — Я думал, что злишься ты.       Арсений тяжело дышит, заправляя руки в задние карманы джинсов, и опускает голову. Как же, блять, тревожно. Арсений не понимает собственного состояния, так что старается сфокусироваться на своем дыхании и утихомирить его. Не выходит, он дышит только громче. — Я не знаю, — наконец поднимает Арсений голову. — Только все пошло в гору, как мне показалось, а тут твой отъезд, Маша… Я просто хочу выдохнуть. Оно скапливается вокруг меня, а я не знаю, куда все вылить. — Поделись со мной, — подходит Антон ближе. — Не хочу грузить тебя. — Сереже ты так же говоришь? — Часто я ему лгу, — признается Арсений, садясь на край кровати. — Мы же с ним видимся не так уж часто, больше переписываемся. А там сказать, что все в порядке — раз плюнуть. Нет, если проблемы вселенского масштаба, тут от Сережи я ничего не скрываю. Но не когда просто наваливается груз — это же обычное дело, так с каждым бывает, у Сережи тоже. Такова обыденность. — Арс, — садится Антон рядом и берет его за руку, — Давай по порядку. Про мой отъезд. Думаешь, мне все равно? Я хочу откинуть все мысли о нем, но от этого не сбежать. Я не могу остаться. Только не сейчас. И нам обоим придется это принять. — Я знаю. Просто хотел бы я эти мысли сдвинуть, чтобы не думать заранее, когда впереди еще два дня. Теперь уже один, правда, но ты понял, да? — говорит Арсений, и Антон кивает в ответ. — А что с Машей? Из-за нее ты сегодня уехал? — Да. Из-за нее…       Арсений рассказывает о ситуации, усмехается над тем, как он жалок и эгоистичен, ведь сам говорил о желании помогать людям, но, когда дело доходит до собственной сестры, он колеблется. Нет, он безусловно собирается решить образовавшуюся проблему, но отсутствие желания и напора, как в любом другом деле, пугает. Он делится переживаниями о том, что практически безразличен к сестре, и Антон не знает, что ответить. Он гладит Арсения по спине, успокаивая запутавшегося внутри человечка.       Арсений жмется к Антону, даря поцелуй в щеку, а затем скользит носом-кнопкой по его шее и нежится в слабом аромате парфюма, впитавшегося в кожу. — У меня все же есть кинк, — внезапно начинает бормотать Арсений в шею. — Секс после ссор… — Что?       Антон шарахается, и Арсений чуть ли не падает на него от неожиданности данного движения. Лицо второго начинает расплываться в улыбке. — Страстный секс… — не договаривает Арсений, так как срывается на тихий и хитрый смех. — Арсений! — старается сохранить лицо Антон, но тут же начинает трескаться. — Расслабься, ты все испортил.       Арсений поднимается с места и бредет в ванную, слыша громкое: «Я?!» Он усмехается еще раз, зная, что сейчас Антон шевелит губами, высыпая беззвучные и безобидные обзывательства.       В какой-то момент Антон слышит звук струящейся воды в душе и даже пытается попасть в ванную комнату, однако дверь не поддается. — Ты! — стукает Антон по двери. — Вот выйдешь, я тебе…       Антону уже сейчас стоит понять, что ничего он не сделает, но осознание этого приходит только тогда, когда Арсений выходит из ванной комнаты с полотенцем вокруг бедер. Антон не прячет взгляда, застывшего в области талии, и Арсений ухмыляется, видя, как тот все же мысленно облизывает его снизу вверх. — Что сделаешь? — спрашивает Арсений, заползая на кровать.       Он припадает к губам Антона и тянет его на себя в поцелуе. — Ты невыносимый, — говорит Антон. — Моя любимая фраза, — улыбается Арсений. — Почему ты такой?       Глаза в глаза. Пара зеленых ищет ответ, но в конечном итоге перебегает на другие черты лица. Пара голубых же изучает любопытный взгляд и ждет, что будет далее. — Не знаю, есть ли у меня кинк на секс вне дома… — Арсений, — тянет Антон, рыча, и утыкается тому в грудь.       В ответ прилетает смешок. — А что такого? Я никогда не пробовал, не знаю. — Любой наш разговор будет сводиться к кинкам или твоей нехватке интимной связи? — То есть тебе всего хватает? Тогда ясно, — Арсений собирается слезть с кровати, но оказывается пойманным за руку. — У меня есть такая штука насчет «вне дома»… — тихо бубнит Антон и отводит взгляд. — А чего так тихо говорим? Кто-то услышит? — Но в отеле мне как-то… — Боже, Шастун, — закатывает глаза Арсений. — Эй, чего на фамилию переходишь? — Как ты используешь мое полное имя в таких случаях, так и я перехожу на фамилии, — кривит он губы. — Что не так с отелем вообще? — Ну… Мне кажется… Вдруг тут камеры… — Ой, блять. В таком случае повесели девчонку с ресепшена. — Ты… — Нет, а в машине, например, ок? Там на улице могут быть камеры. — Все, отвали. — В машине, кстати… — Арсений выпучивает глаза и наклоняет голову, без слов давая понять, что место вполне себе нормальное.       Брови Антона поднимаются, уши дергаются, и он поджимает губы. Арсений наконец слезает с помятой постели и смеется над своей… второй половинкой? Над своим парнем? Дело в том, что они с Антом это не обсуждали, а определиться было бы неплохо. — Ты мой парень? — вдруг спрашивает Арсений, щурясь. — Я? Что? — вытягивает шею Антон от столь внезапного вопроса. — Хотел прояснить, пока мы не дошли до секса в машине, — смеется Арсений, и в него тут же прилетает подушка. — Нет, я серьезно. Обычно я об этом не спрашиваю, как-то само становится ясно спустя те же пару недель, но с тобой у нас немного иначе, учитывая…       Груз этих слов вдруг стирает слабую улыбку с лица Антона и более задорную — с лица Арсения. — Если это курортный роман, ты так и скажи, — старается пошутить Арсений, но выходит не очень из-за того, что живот вдруг сводит спазмом. — Нет, Арс, это не курортный роман. — Хорошо. — Хорошо. — Ты мой парень, — быстро проговаривает Арсений. — А ты мой парень. — Хорошо. — Хорошо.       Арсений прячется в ванной комнате, решив причесаться, а Антон садится у спинки кровати, выпуская воздух через рот. Вот и порешали. А дальше по плану только душ для Антона и совместный просмотр фильма по телевизору. Именно после этого, кстати, Арсений уснет под боком у своего парня.