POV Тэхен
Следующая неделя была для меня сумасшедшей, я и не думал, что столкнусь с одиночеством. Быть рядом с ним, но не иметь возможности прикоснуться, обнять… Я вверил себя ему, и это уничтожает меня. Где-то в глубине души понимаю, что мы не сможем жить нашей жизнью, как раньше, хотя… Той жизнью, о которой я мечтал, мы и не жили, и я теперь не знаю, когда такая возможность представится. В кампус мы приехали только через три дня, уже после планируемой даты, потому что все организовать в такие короткие сроки просто-напросто не успели. Пять бронированных автомобилей Rezvani Tank въезжают на территорию нашего кампуса вблизи аэропорта Нанси. Я, Майкл и еще три новоиспеченных командира от Министерства внутренних дел въезжают в тяжелые железные ворота. Перед въездом стоят два БТР, заполненные солдатами и с ног до головы снабженные современным оружием. Перевожу на них взгляд. Те даже не смотрят на машины, а, как и положено, стоят по стойке смирно. Когда автомобили подъезжают к охране, они даже не выходят, проверяя номера, и впускают нас на территорию, где вовсю кипит работа. Солдаты шеренгами перемещаются по полю, взору открывается главный кампус, где будет жить руководство, остальные кампусы расположены по бокам, чуть дальше и ближе к лесу, которым окружена база. Военный корпус аэропорта расположен сразу за главным кампусом, за которым, вероятнее всего, и находится вся военная техника, включая истребители. Когда пять машин в ряд подъезжают ко входу в кампус, водители синхронно выходят и открывают нам двери, на что я благодарно киваю головой, выходя под почтенными взглядами солдатов, отдающих честь. Теперь мы их новое руководство. Опыта руководящих должностей у меня еще не было, поэтому я боковым зрением смотрю на Майкла и повторяю за ним. Наши чемоданы достают из багажников бронированных черных машин и отвозят в кампус, куда молча уходят трое капитанов, а Майкл, наоборот, движется ко мне, поправляя черный военный берет. — Не волнуйся, — говорит тот и улыбается, чтобы разрядить обстановку, — я позаботился, чтобы нам выделили хорошие комнаты. Одобрительно киваю головой и следую за ним. — Я никогда не руководил отрядами и тем более не жил в таких кампусах, так что немножко теряюсь, — говорю я, когда мы заходим внутрь, и охрана молча проверяет наши документы. — Главное никогда не отдавай честь первым, не улыбайся и не будь мягким. Я понимаю, что ты всегда был подчиненным, но не позволяй прошлому проявиться в тебе сейчас, — говорит тот, — теперь ты тот, кому подчиняются. Хмыкаю, когда мы поднимаемся наверх. — Наши комнаты наверху. Это здание руководства, так что прочие солдаты не имеют возможности заходить сюда, — говорит тот, — оно не очень большое, но уютное. Но помни, что руководства здесь не намного меньше, чем солдат снаружи. Наша иерархия слишком ветвистая. Поэтому, — тот приподнимает брови, — смотри в оба и будь осторожен. Я понимаю, о чем тот говорит. Мы поднимаемся на лифте на третий этаж. — На третьем этаже находится самое высоко-поставленное руководство, выше, на четвертом — только кабинет и комната Чонгука. — То есть мы с тобой, получается, подчиняемся ему?.. — Да, что-то в роде его замов. Так вышло, что с отрядами истребителей дела обстоят несколько проще, чем с пехотой. Управлять тремя пилотами проще, чем тысячным дивизионом. А когда ты капитан отряда четырех новых истребителей, задача упрощается. Вы как особо-экономическая зона в Китае, вроде часть армии, но вроде и имеете свой суверенитет, — объясняет тот, а лифт уже поднимается наверх. Внимательно слушаю его и киваю. — Когда приедет Чонгук? — задаю я вопрос, который больше всего меня беспокоит. — К вечеру. Выступит с приветственной речью и завтра будет уже раздавать поручения. Готовься, что первая неделя будет для тебя легкая, хотя кто знает, что главнокомандующий Чон придумает, — улыбается тот. Я киваю в ответ. — Располагайся и осматривайся, важно понимать, что где находится, не теряй времени. Если есть вопросы, обращайся. — Спасибо, Майкл. — Я отдаю ему честь. Мы расходимся на третьем этаже. Я нахожу свою комнату и когда открываю дверь, то нахожу условия вполне сносными. Сравнивая с тем, как я жил, когда участвовал в Корейско-Японском конфликте, это просто отель пять звезд. Располагаю свои вещи, раскладываю выданную форму, ванные принадлежности и захожу в телефон. Сообщений от Чонгука нет. Вероятно, занят. Возвращаю смартфон на полку и пользуюсь временем, чтобы осмотреться. Спускаюсь на первый этаж и встречаю другое руководство. — Капитан Ким! — меня окликают сзади, на что я оборачиваюсь. Там стоит мужчина сорока лет в возрасте и в теле. Он еще не одет в военную форму, на нем лишь куртка, плотно сидящая на большом животе, и джинсы. — Рад вас видеть, наслышан о Ваших успехах, — говорит мужчина и протягивает мне руку, пожимая протянутую в ответ мою. — Благодарю, — отдаю честь, — как вас зовут? — Капитан Джозеф, я руковожу отрядом истребителей-разведчиков, — говорит тот. На моем лице появляется улыбка. — Да, это то, о чем мне говорил главнокомандующий Чон, — тут же смеется тот и хлопает меня по плечу. Я удивленно хмурю брови. — То, как сверкают ваши глаза, когда вы слышите слово «истребитель», — поясняют удивленному мне. — Он говорил вам обо мне? — Он всем про вас рассказывал, — улыбается тот, а внутри разливается тепло. — Что появился некий удивительно-талантливый капитан Ким. Это новая позиция министерства — привлечение молодых перспективных кадров, вы как раз такой алмаз. Улыбаюсь и киваю. — А какие у нас разведчики? — интересуюсь я, практически полностью игнорируя его комплименты. — О, капитан Ким, боюсь, вы упадете, — отшучивается тот, — подождите меня, пройдем вместе к терминалу. — Благодарю, капитан… — Джозеф. Что ж, мужчина позволяет звать его по имени. Я одобрительно киваю и дожидаюсь его.***
— Как вы попали сюда? — интересуется Джозеф, пока мы двигаемся через огромные полигоны к терминалу. Он виден издалека и кажется, что расположен не очень далеко, но наделе, дорога к нему занимает время. Мы проходим плац, где уже тренируются многочисленные солдаты, которых, кажется, в два раза больше, чем во время СВО. Парни подтягиваются, кто-то бегает, кто-то отжимается, а некоторые сидят вдвоем (в обнимку?..) и болтают. — Я решил пройти практику во Франции, потом… — замолкаю на мгновение, — потом оказалось, краем уха услышал, что поставляют истребители пятого поколения. Я не мог не предложить свою помощь, тем более что моя страна и так воюет. — Это похвально, Тэхен, — улыбается тот и, кажется, верит в историю, — такие люди нужны. И знаешь, их совсем мало. Что плюс для тебя. — А вы работали уже с Чонгуком? — Да, работали. Наши армии ведь все в НАТО. Вообще, я поэтому и удивлен, что Китай поставил нам Чэнду… Но да, мы с Чонгуком вместе работали в Иране. Он тогда не был главнокомандующим, но мы пересекались в штабах, я помогал им на наших самолетах в разведдеятельности. — Так и какие самолеты? — спрашиваю я, когда мы уже обходим терминал. Джозеф ухмыляется, когда только повернув за терминал, перед моим взором предстают шесть невероятных SR-71… Челюсть сама отвисает, когда эти могущественные красавцы, выстроенные в ряд, стоят на фоне серого неба. Черные, как ночь. Рядом выстроены Чэнду, затем F-16, чуть дальше красуются СУ-57. И внутри все так приятно загорается, когда осознаешь всю мощь, что находится здесь. Я просто замираю. Джозеф с легкой самодовольной ухмылкой смотрит на меня, скрестив руки на груди. — Впечатляет, верно? Правительство хорошо подготовилось. Я лишь киваю головой. — Твоих всего четыре. Где твоя команда? Ты же… — Первый дивизион, — говорю я, любуясь черными самолетами. Вопрос о том, где моя команда, только доходит до меня, что я оборачиваюсь: — А кстати, где… Не успеваю я договорить, как тут же звучит оповещение, голос (через помехи кажется, что Майкла) оповещает, что все собираются на центральном плацу. — Кажется, главнокомандующий приехал, — говорит тот. Чонгук.***
Мы с Джозефом продвигаемся через толпы людей, которые, к удивлению, достаточно упорядоченно двигаются к главной площади. Внутри меня сердце колотится и стучит, будто бы мы не виделись вечность, хотя прошло всего-то три дня. И наконец-то мы подходим к кампусу, где армия уже выстроилась в шеренги. Мы с Джозефом пришли одни из последних, и передние ряды практически не было видно. И только я собирался встать, как тот протолкнул меня вперед: — Ты капитан, Тэхен, — говорит он, акцентируя внимание на слове капитан. И тогда я уверенно прохожу через толпу, позволяя себе периодически расталкивать солдат. И действительно, они лишь оборачиваются, а когда видят форму черного цвета, отличную от их, тут же отдают честь. И я выхожу в первые ряды, где стоит все руководство. И Майкл был прав — там находится порядка двадцати человек. Нужно иметь стальные яйца, чтобы управлять двадцатью капитанами, что Чонгук, собственно, умеет… Главная площадь за главным кампусом полностью заполнена людьми. Черный Cadillac Escalade появляется через ворота. Бронированный автомобиль разворачивается на небольшом круге. Он останавливается и оттуда выходит главнокомандующий Чон. Уверенной походкой, одетый в черную униформу, в черном берете, точно таком же, что у нас. Костюм так мужественно сидит на нем, подчеркивая и без того широченные плечи. Черные массивные ботинки смотрятся еще более крупными в сравнении со стройными ногами и тонкой талией. Весь его внешний вид вызывает лишь чувство восхищения, героизма и мощи. Он выходит из авто и встает перед нами, говоря свою речь без микрофона, потому что только служащие сталкиваются с его взглядом, как тут же замолкают. — Солдаты! — начинает тот. — Я счёл необходимым выступить перед вами сегодня вечером, потому что мы стоим перед одним из критических моментов этой войны. В первом из этих напряжённых поворотных моментов, когда Четвертый Рейх без объявления войны напал на Польшу, второй момент настал, когда был нанесен удар по Чехии, а третий — когда немецкая армия атаковала Мец. Это были три критических момента. Мы все состояли в едином Европейском союзе, Германия не высказала ни единой претензии по поводу приводящейся ЕС политики. Затем внезапно, без объявления войны, немецкие бомбы упали с неба на польские города, — он делает паузу и уверенным, излучающим мощь взглядом охватывает всю толпу. — Таким образом, повторилось в гораздо большем масштабе циничное надругательство над всеми признанными международными соглашениями и доверием международного сообщества. Всё, что я знаю на текущий момент: все страны, куда ступила немецкая армия, защищают свою родную землю, и их лидеры призвали к сопротивлению до последнего. Не хочется много говорить в этот приятный осенний вечер, когда жизни и счастью ещё одного миллиарда человеческих существ угрожает зверское насилие нацистов. Но сейчас я обязан обратить ваше внимание на кое-что ещё, что лежит в основе этих событий и близко затрагивает жизнь Британии и Соединённых Штатов. Он обводит нас взглядом, и когда я сталкиваюсь с черными, полными желания отмщения глазами, сглатываю скопившуюся слюну. — Нацистский режим лишён каких-либо основ и принципов, кроме ненавистного аппетита к расовому господству. Он изощрён во всех формах человеческой злобы, в эффективной жестокости и свирепой агрессии. Я пережил всё это, поэтому мне простительно это выражение чувств и волнение старых воспоминаний. Но сейчас я должен объявить о решении правительства Великой Франции, и я полностью уверен, что такое же решение примут в установленном порядке и великие доминионы. У нас лишь одна-единственная цель и одна неизменная задача. Мы полны решимости уничтожить все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого. Ничто, — шипит тот. — Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ними на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока не избавим землю от его тени и не освободим народы. Любой человек или государство, борющиеся против нацизма, получат нашу помощь. Мы должны призвать всех наших союзников во всех частях света придерживаться аналогичного курса и проводить его так же стойко и неуклонно, как это будем делать мы до самого конца. Он делает паузу, а мое сердце колотится от его решимости, мощи и… патриотизма. Все стоят, внимательно слушая главнокомандующего, речь которого напоминает речь министра, но никак не бывшего солдата, воевавшего когда-то в Иране. — С настоящего момента увеличение численности наших военно-воздушных сил будет происходить с нарастающей скоростью. Мы уже получаем помощь от Соединённых Штатов и Китая в виде различных военных материалов и особенно тяжелых бомбардировщиков. Поэтому опасность, грозящая UFKB — это угроза нам, Соединённым Штатам, Южной Корее, Польше. Эта война — дело всех свободных людей и народов во всех частях земного шара, — тот переходит на повышенный тон. — Так давайте выучим уроки, которые нам уже преподал жестокий опыт. Удвоим наши старания и ударим с объединённой силой, пока мы живы и можем бороться. — Он поднимает к небу сжатый кулак, и вся армия разражается возгласами. А у меня даже не нет сил. Я воодушевленно смотрю на него и поражаюсь. И когда толпа бросает в воздух головные уборы, воодушевленная пламенной речью, я, кажется, один стою, и с моего лица не сходит легкая улыбка. И речь отдаляется, когда я ловлю на себе мимолетный взгляд, он, кажется, не заметил меня в этой толпе, потому что вновь переводит взгляд на другую сторону, но секунда — и черные глаза снова пожирают мои. Три секунды, после чего тот едва-заметно приподнимает уголок губ и продолжает: — Эта неделя будет организационной, — говорит тот, и толпа тут же вновь замолкает. — Завтра ко мне будут вызваны все капитаны и получат свои задачи. Вы, солдаты, ждете. У вас есть совсем немного времени, чтобы освоиться, привести себя в должную, — тот делает акцент на этом слове, — форму. Потому что никогда не знаешь, какой следующий шаг предпримут нацисты. Вы свободны, — говорит тот и удаляется в кампус. Я подрываюсь и следую за ним, как меня окрикивает знакомый голос. — Капитан Ким, Капитан Ким, — это Джозеф. Я останавливаюсь, но все еще смотрю вслед Чонгуку. Он обернулся, но его глаза были полны других тревожных мыслей, не останавливающихся на мне. Его окружили прочие капитаны, и он с толпой направился в кампус, никак не отреагировав на меня. — Мы сегодня вечером с капитанами планируем собраться на костер, — говорит тот, кладя руку мне на лопатку, — присоединишься? А мои мысли где-то далеко с Чонгуком. Мне так нужно увидеть его и перекинуться хотя бы парой слов. — Ах, — я зачесываю волосы назад, — пожалуй, откажусь, — пожимаю плечами, — я устал сегодня, хотел получше осмотреться на базе, все-таки… — Ты прав! — радостно говорит тот. — Тогда до встречи, Ким! — Рад был познакомиться, Джозеф, — говорю я и удаляюсь наверх.***
Время было позднее, когда мы все покинули плац. На улицах темно, зажглись желтые гудящие фонари. В окне слышатся голоса капитанов, которые в конце-концов собрались у костра. Я написал сообщение Чонгуку, спросил, могу ли я войти, но ответа так и не поступило. Мысли начали закручиваться вихрем торнадо. Почему он охладел ко мне? Был ли занят? Но даже если был занят, то время ответа на сообщение — меньше секунды. Становилось тошно. Я не хотел влюбляться, но не смог. Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Надо было бы поспать, но не получалось. Когда чего-то ждешь, время тянется бесконечно, поэтому я набрался решимости и направился к нему.POV Чонгук
Время летело с бешеной скоростью. За эту неделю я не успевал ничего, от слова совсем. Проблемы с переброской войск, неготовность общежитий принять количество человек, которое мобилизовали. К удивлению, их было слишком много, беседы с Шарлем до ночи, составление планов и стратегий, шанс на успех которых был равен шансу провала. Составляли мою речь, над которой работал целый отдел, и занимались поставками вооружения, а также истребителей и танков. Под моим руководством рекордное количество людей — двадцать капитанов, под которыми в среднем порядка еще нескольких тысяч человек, не считая лишь небольшие отряды истребителей. Каждому из них надо составить план действий широкими мазками, после которого добавлять конкретики, с каждым побеседовать лично. Три дня я ночевал в офисе, потому что времени возвращаться домой не было, а тратить три часа на дорогу не хотелось. И уже спустя лишь несколько часов сна я отправился в Нанси. — Я считаю, что мы должны отправить разведку уже послезавтра. Чем раньше, тем лучше, — говорю я, сидя напротив стола, на котором разложена карта местности. — На какие земли? — интересуется Майкл. — К северу от Меца, — веду я по карте, — я думаю, что налеты будут совершаться из аэропорта Хан. — Пальцем указываю на точку. — Почему не из Саарбрюккена? — Потому что они работают на Чехию и Австрию, это слишком большое расстояние до Нанси. Я считаю, что нужно разделиться, отправить два SR-71 к Саарбрюккену, один к Хану и третий в помощь отряду Джеймса, — двумя пальцами крепко нажимаю на глаза, — чтобы пойти к северу. — На севере Люксембург, он держит нейтралитет по отношению к Четвертому Рейху, — предполагает Майкл, — наши истребители лишь растормошат их. Помни, что сказал Ж*** Б***, они войдут в Люксембург, ты и глазом не успеешь моргнуть, как страна присоединится к ним. Сейчас у власти консерваторы. Они не пойдут против Четвертого Рейха. — Тогда нам придется зайти туда первыми с переговорами, — говорю я и беру в руку карандаш, нервно крутя его. — Чтобы спровоцировать… Ударяю кулаком по столу. — Значит, мы спровоцируем и привлечем переброску войск Рейха на север, а затем зайдем над ними с истребителями! — Уничтожив при этом тысячи мирных жителей, — нервно хмыкает Майкл, хмуря брови. — Что-то в Иране ты так не говорил, что-то НАТО не думало об этом, беря власть Муамара Каддафи в Ливии. — Ты говоришь о другом… — Мы не можем сидеть и ждать, пока Люксембург и Бельгия вступят в войну, мы должны использовать все наши переговорные силы! И лучше погибнут нацисты, чем жители моей страны! Майкл закусывает щеку изнутри и говорит спокойным тоном: — Это тебе так Шарль сказал? Или это твоя идея? Хочешь воевать на два Французских фронта — Юга и Севера? Хочешь уничтожать истребителями города? Сжимаю кулаки. Он прав, что переговорный процесс может затянуться, он прав, что погибнут люди, но я верю, что лучше попытать силы. Дать отпор сможем все равно. — Мы зайдем с переговорами в Люксембург, — успокоившись, говорю я, — а затем в Бельгию. При всей нашей дружбе, сейчас твоя задача — выполнять команды, а не лезть в дипломатию, Майкл, — осаживаю я того. Парень вздыхает и отдает честь. — Есть, капитан, — тот медленно выпускает воздух из легких. В дверь раздается стук, который отвлекает меня. — Подождите минуту! — громче говорю я и сажусь назад на стул. — Завтра я отправляю разведдеятельность к северу и востоку. Немецкая пехота движется со стороны Саарбрюккена, а самолеты… — но мне не позволяют договорить. Дверь открывается, и в кабинет заходит Тэхен. Он стоит по стойке смирно, высоко держит голову, но в его глазах множество вопросов. Как я давно его не видел… У меня не было времени даже вспомнить о нем, а теперь, когда я вижу эти янтарные темные глаза, внутри все затихает, а вспыхивает нечто другое. Ловлю на себе взгляд Майкла и сглатываю. — Капитан Ким, подождите, пожалуйста, за дверью, — с трудом выговариваю я и даже не смотрю на него. Тот молча покидает кабинет. — Ты ведь не отправишь его на Хан, — говорит внезапно Майкл. — Я вижу твой взгляд, Чонгук. Опускаю голову. — Я главнокомандующий и если придется, то… — Не повторяй ошибок, — Майкл поднимается из-за стола, — не уходи в войну с головой. Дай себе передохнуть хотя бы некоторое время, иначе не заметишь, как от усталости налепишь ошибок, а теперь твоя ошибка будет стоить не одной жизни. А ведь та жизнь стоила для меня, как миллионы других… — Это правда, что Итон теперь работает в диспетчерском центре? — я меняю тему. — Правда, — тот поправляет на себе комбинезон, — будет сидеть в аэропорту Шарль-де-Голля. Майкл выходит из-за стола, не позволяя мне договорить. Такое поведение неприемлемо, и я вновь встаю из-за стола, громко отодвигая стул назад. Но Майкл уже открывает дверь. — Я не закончил, капитан Томсон! Но когда в кабинет заходит Тэ, все мои аргументы испаряются. — Обсудим с вами это завтра утром, главнокомандующий Чон, — кивает Майкл, — кажется, капитану Ким есть что вам сказать. — Он приподнимает брови и уходит. Не было бы здесь темноволосого мужчины, Майкл получил бы выговор с занесением в личное дело, но я просто не могу. Встаю со стула и широкими шагами направляюсь к двери в попытке догнать капитана. Внутри меня буря эмоций. Какое право имеет Майкл не считаться с моими приказами и своевольно покидать кабинет, но теплая рука касается моей груди, когда я собираюсь выйти. Это единственное прикосновение, способное меня остановить. Замираю перед ним и смотрю в такие родные глаза. Тэхен продолжает уверенно касаться моей груди. Не двигается, выжидает, когда моя часто вздымающаяся грудь успокоится. Дыхание медленно приходит в норму, и я наконец-то накрываю его ладонь своей, крепко сжимая ее, переплетаю наши пальцы. — Я очень скучал, — говорит тот, — позволь твоим делам подождать до завтра. Мы все еще стоим в центре моего кабинета. Он слабо освещен небольшими лампами, но я могу прекрасно разглядеть родные глаза, и все для меня меняется. — Почему ты не у костра с другими капитанами? — спрашиваю я, поглаживая его ладонь. — Потому что в первую очередь я твой капитан. От такой уверенности в голосе внутри все вспыхивает, а на лице появляется улыбка. — Ты можешь отдавать команды в бою, в войне, но только не когда это касается наших отношений, — ощущаю, как его рука трясется, когда он говорит это. Но я позволяю вверить свои чувства ему. Улыбаюсь уголком губ. Это его располагает и тот делает шаг ближе ко мне. — Я вижу, как ты устал, Чонгук, — продолжает тот, — а это ведь только начало. Ради меня не изводи себя, — просит тот, — будь со мной хотя бы в редкие моменты. Обещай не думать о войне, когда я прихожу к тебе во вне рабочее время, — его ладонь такая мягкая и нежная в моей руке, — хотя бы ночью. Я играюсь с его пальцами и усаживаюсь на рабочий стол, притягивая за талию Тэхена к себе. — Обещаю. — И с ним я чувствую себя дома. Тот мягко улыбается и касается ладонью моей щеки. — А ты, — я на секунду отстраняю его ладонью от себя и встречаю недовольство в его глазах, — обещаешь не лезть в военные дела наравне со мной, — говорю, держа тонкую руку за кисть, — и ты не вступаешься за капитанов, которые нарушают даже неписаные законы. Сейчас я позволил тебе помешать мне, но лишь потому, что скучал по тебе не меньше твоего. Тот приподнимает бровь: — Я не смею лезть вниз наравне с твоим подчиненным, но имею право давать советы, как твой мужчина. Он забирает полную власть надо мной. И я позволяю это сделать. Ничего не успеваю ответить, как мягкие губы накрывают мои. И на самом деле ничего больше не имеет смысла. Как бы я хотел творить любовь, а не то, что приходится делать… Но если Тэхен хочет власти, он ее получит. Подхватываю его за талию, что тот садится на мои колени и кольцует длинными ногами мою талию, случайно сбрасывая со стола карту и документы. — Твою мать, Тэ… — шиплю я, — только не на карте. Тот ухмыляется и, видимо, понимая, что это действительно слишком, аккуратно слезает с меня. — Знаешь, я осматривал сегодня кампус, — он поправляет мои волосы со лба, — но так и не видел личную комнату Чон Чонгука. Я поворачиваю голову в его сторону и мягкими поцелуями покрываю его ладонь. — Прости, — говорю я. — За что? — вопросительно смотрит он на меня. — Что не уделял тебе внимания, я был так занят и… — Не бойся своих чувств, — говорит Тэхен, — у всех есть слабости, и у тебя в том числе. Я не тот человек, перед которым стоит их скрывать. И я тебе говорю это ни как пленник, подчиненный, я говорю это тебе как твой любовник. — Он оглаживает мою шею и притягивает ближе к себе. — Ты сам говорил, что никто не смеет их видеть, так и не показывай их, но будь искренним со мной, и тогда я смогу тебе помочь. Как жаль, что моя слабость, это ты. Моя слабость и сила одновременно, и я никому не посмею усомниться ни во мне, ни в тебе. — Никто не посмеет узнать, что есть моя слабость, но узнают, что есть моя сила, — говорю я. Я не повторю предыдущих ошибок. Никогда. — Так забери свою силу себе, — уверенно говорит тот.Maty — Noyes Haunted
— Я обещал забрать все сполна, — говорю я в теплые мягкие губы между поцелуями, когда мы заходим в мою комнату. — Ты уже забрал, — ухмыляется тот. Он снимает с себя берет, после чего начинает расстегивать комбинезон, и пока его стройное тело оголяется миллиметр за миллиметром, я закрываю плотные шторы. Потому что никто не смеет видеть, что происходит в этой комнате. И не потому, что мне стыдно, что я хочу защитить Тэхена от сплетен (а их не будет), а потому, что это время лично для нас. Подхожу к нему и помогаю снять форму, оказываюсь перед ним на коленях, когда спускаю одежду до аккуратных колен и тонких щиколоток. Наверху слышу томные вздохи, когда губами касаюсь внутренний части бедер. — Я так скучал по тебе… — его рука зарывается в мои волосы, плавно оттягивая чуть назад. — Я не понимал, но сейчас, — поднимаю голову наверх, продолжая осыпать стройные ноги мягкими поцелуями, и сталкиваюсь со слегка приоткрытыми пухлыми губами и блаженно смотрящими глазами, — сейчас я понимаю, насколько сильно мне тебя не хватало, — Тэхен вышагивает из штанин, и они летят в сторону. Снимаю с себя форму, пока тот забирается с ногами на кровать: — И знай, что если я не уделяю тебе внимания, либо я занимаюсь войной, либо я умер, других вариантов нет, — произношу я, когда нависаю сверху. — Может, оставим только первый вариант? На время? — натягивает тот улыбку и обнимает меня обеими руками за лопатки. Я хмыкаю, чуть качая головой, и тут же возвращаюсь к любимым губам. Мягко целую их, обсасываю, проталкивая язык глубже. Тот закатывает глаза и мягко всасывает мой язык, поддаваясь телом навстречу. Аккуратно обводит щеки, десны и вновь нежно касается нижней губы. Тэхен тяжело вздыхает и подается бедрами ближе, потираясь возбуждением о мое. Мне льстит, как неприкрыто его желание, как он скромно пытается бороться со страстью, но не может справиться. Его ладонь пытается юрко проникнуть в мое нижнее белье, пока другая мягко зарывается в волосы, но я ее перехватываю. Подношу к своим губам и целую тыльную сторону: — Сегодня мы не будем торопиться, — тихо шепчу я. Тот разочарованно вздыхает, пока я осыпаю поцелуями любимое тело. Целую аккуратную ладонь, веду выше, к предплечьям, плечам и шее. Ладонями оглаживаю тонкую талию, спускаюсь ниже и сжимаю бедра, притягивая того чуть ниже. Спускаюсь поцелуями на аккуратную грудь, целую левый сосок, зажимая второй между двумя пальцами, на что с его губ срывается тихий, еле слышный стон. Довольно улыбаюсь, всасывая сосок, слегка покусывая его зубами. Обвожу, напрягая кончик языка, а тот волнообразно подается вперед, разводя ноги шире, что его возбуждение упирается мне в живот. Улыбаюсь, когда ладонью опускаюсь ниже, касаюсь возбуждения. — Чонгук… — шепчет тот, томно закрывая глаза, когда моя ладонь сжимает возбуждение, а губы касаются лобка. — М? — мычу я, языком проводя по ткани трусов. — Мне хотелось тебя спросить, — еле произносит тот. — Давай, — говорю я, а сам раскрываю рот и продолжаю ласкать его горячий член сквозь ткань белья. Тот тихо стонет, закусывая внутреннюю сторону ладони, но продолжает. — Можно я, о господи… — тот тыльной стороной ладони закрывает глаза, когда я языком спускаю белье чуть ниже, от чего касаюсь края горячей и скользкой от смазки головки, — я хотел спросить, — его грудь часто поднимается, когда нижнее белье спускается до бедер, полностью высвобождая член, — ты пробовал когда-нибудь в пассивной позиции? — выпаливает тот, водя головой из стороны в сторону. Я на секунду отстраняюсь, целуя кончик члена, и приподнимаясь на локтях, говорю: — Было когда-то, но очень давно, — с улыбкой на лице говорю. Тот смущается, закрывает глаза и отводит голову в сторону, закусывает нижнюю губу. — А что? — продолжаю я и ладонью накрываю его член снова, проводя по нему сверху-вниз. Тот закусывает губу и кладет одну ладонь мне нашею, притягивая поближе к себе. — Я бы, — все еще смущаясь, шепчет он мне на ухо, — хотел попробовать с тобой… Чтобы ты был… Чтобы я… Еле сдерживаю смех, чтобы совсем не смутить Тэ. Аккуратно провожу рукой по его горячему члену, затем ей же сжимаю яйца и провожу к заветной дырочке. — Хочешь попробовать трахнуть меня? Тот сразу краснеет от моих слов, что заводит еще сильнее. Он уже обеими ладонями закрывает раскрасневшееся то ли от стыда, то ли от возбуждения лицо. — Зачем ты говоришь такие вещи? — слегка хнычет тот, когда я, смочив палец слюной, аккуратно проталкиваю в распалившееся лоно. — Хочешь нагнуть меня и трахнуть сверху? — проталкиваю палец чуть глубже, — забрать всю мою власть? Слушать мои стоны, пока берешь меня сзади? — Перестань… — тяжело дышит тот и шуточно толкает меня в грудь. Я издаю тихий смешок, когда добавляю второй палец и наклоняюсь к сухим приоткрытым губам. — Если это твое желание, то мы обязательно попробуем, — кусаю нижнюю губу, оттягивая на себя. Тот довольно ухмыляется и одним движением, застав меня врасплох, переворачивает на спину, седлая сверху. Его мягкие ладони проводят от моей груди к низу живота, задевают лобок, после чего подхватывают резинку трусов и стягивают вниз. Я наконец-то чувствую облегчение и тяжело вздыхаю. — Презерватив и смазка где? — спрашивает тот, опираясь руками по бокам от моих плеч. — В шкафчике справа от меня, — отвечаю я, а сам ногтями провожу по его животу и слегка заметным кубикам пресса. Тэхен быстро достает все необходимое, я собираюсь взять презерватив, но тот убирает руку: — Позволь мне, — улыбается тот. Я расслабляюсь всем телом, но когда тот, аккуратно открыв пачку, берет скатанный презерватив в рот, то внутри все распаляется еще сильнее. С головки стекает капля смазки. Тот аккуратно наклоняется над стоящим членом и ртом надевает его. Сжимаю простыни ладонями, когда острый язык Тэ надавливает на уретру, натягивая презерватив. Обводит несколько раз член по кругу языком, после чего поднимается. Выдавливает смазку на пальцы, не разрывая со мной зрительного контакта. Он размазывает ее по презервативу, крепко сжимая член, от чего я слегка скалюсь. Мужчина пододвигается и садится влажной промежностью мне не пах, когда выдавливает еще несколько капель смазки на длинные пальцы, после чего приставляет их к дырочке. — Ты так устал, — мягко шепчет от, лаская себя пальцами, — позволь мне заняться тобой сегодня. Не успеваю ничего ответить, как узкая дырочка медленно насаживается на мой член. — Боже, Тэ… — шепчу я, вытягивая шею. Он все еще такой узкий и горячий внутри. Его ладонь мягко гладит мою грудь, пока попка вбирает толстый член в себя. Тот начинает движения медленно, тягуче, поддаваясь бедрами волнообразно вперед, воздержавшись от скачков. Дыхание учащается, а когда тот мышцами сжимается еще сильнее, то с губ слетает тихий стон. — Да, это то, что я хочу слышать от тебя, — закусываю в улыбке нижнюю губу, оставляя его без ответа. Он все чаще подается вперед, нежно принимая меня. А мне всегда будет мало, и когда я, не выдерживая, делаю толчок бедрами навстречу ему, то длинные тонкие пальцы обхватывают мою шею, а любимое лицо оказывается на расстоянии сантиметров. — Сегодня мы занимаемся любовью так, как хочу я, — шепчет тот. И когда его ладонь слегка сжимает мою шею, то по моему телу проходит волна мурашек. — Тогда к следующему разу готовься лучше, родной, — шиплю я. Нежный секс мне не привычен. Мои партнеры никогда не осмеливались взять власть в свои руки, тем более придушить меня или пригрозить, что сегодня ведут они, но Тэ хочется подчиняться. Он как медленно распускающийся цветок, нежный, мягкий, полная противоположность моим шипам. Движения полны уверенности и ласки. Он чаще подается вперед на моем члене, создавая новую, неизвестную мне стимуляцию, которая вместе с небольшой нехваткой воздуха создает невероятную смесь. Другой ладонью тот оглаживает мою грудь, цепляет соски. Но затем его горячее влажное тело ложится на меня, и движения бедер на члене становятся чаще. Тот подмахивает бедрами, то погружаясь на стояк полностью, то почти слезая с него. Его дыхание учащается, и с губ наконец-то начинают слетать тихие стоны, которые тот пытается сдерживать. Когда Тэ ускоряется на мне, обхватываю ладонями его лицо и притягиваю поближе к себе. Тот касается лбом моего и потирается носами. От соприкосновения двух тел раздаются громкие шлепки, и когда я издаю стон, похожий на рычание, тот забирает его с губ своими. Углубляю поцелуй, обводя его язык своим. Тэхен тяжело дышит рот в рот. Комната заполнена звуками любви, горячим трением двух тел, тихим шепотом и стонами в унисон. Я ладонями сжимаю его талию, большими пальцами поглаживаю бока и косточки на бедрах. Слегка привстаю, напрягая мышцы пресса, и утягиваю того в поцелуй. Хочется чаще, грубее, больше, но тот останавливает меня, касаясь ладонью груди: — Тэхен… — шепчу я, — что же ты делаешь со мной… — Забираю тебя себе, — простанывает тот. Несколько движений и мы оба кончаем в унисон. Я извергаюсь в презерватив, а тот мне на живот. Тихие вздохи и тот всем телом наваливается на меня. Тяжело дышу, перепачканный в чужом семени, но обнимаю стройную спину, глажу черную макушку и осыпаю поцелуями взмокшее лицо и шею. — Мое все, — произношу я и обнимаю его крепче. — Не разбрасывайся словами, — хмыкает тот. — Это правда. Тот покачивает головой и устраивает ее на мое груди. — Все еще не доверяешь мне? — интересуюсь я. Тэхен снова хмыкает и приподнимается. — Думаю, что доверяю, — отвечает тот, — я приму душ? — Конечно, — отвечаю я. И Тэхен обнаженный, с красным следом на шее удаляется в ванную комнату.POV Тэхен
Перепачканный в своей сперме, грязный и вспотевший, я захожу в ванную комнату Чонгука. Встаю перед зеркалом и вижу на своей шее краснеющий засос. Ухмыляюсь этому. Но тут же опускаю голову и ощущаю, как в уголках глаз начинает щипать. От эмоций внутри не убежать, их не сдержать и не спрятать внутри, как я делал целый день. — Родной? — раздается любимый голос из-за приоткрывшейся двери. — Господи, Тэ, — он подходит и разворачивает меня к себе, — да что с тобой? — касается ладонью моей щеки. — Чонгук, я боюсь, у меня такое странное предчувствие, которое не дает мне покоя. Я ведь… Так влюбился в тебя и боюсь, что может произойти что-то нехорошее, — сдерживаю слезы, — боюсь проснуться и не увидеть тебя рядом, боюсь, что… — Ты сомневаешься во мне? Внутри разрастается опустошение. Он не выберет меня, он не оставит войну, выбрав меня. — Пообещай, что когда я буду просыпаться, ты будешь со мной, прошу? Тот закрывает глаза и хмурит брови: — Ты же знаешь, что я не могу, Тэ… Слушай, любить меня больно и сложно. Я не обещаю тебе засыпать и просыпаться с тобой каждое утро, не потому, что я несерьезен насчет тебя, а потому что ты знаешь, в какое время мы сейчас живем. Но ты должен запомнить, посмотри на меня… Мне приходится открыть мои мокрые глаза. — Единственная причина, по которой я могу умереть, это ты. Я убираю его руку от себя. — Не говори такие вещи… — Ты просил правду, ты ее получил, Тэхен, — он отворачивается от меня и смотрит через плечо, — собирайся с мыслями. Я представляю, какой сейчас ты испытываешь стресс, и поэтому пытаюсь поддержать, но ты мужчина, Тэ. Принимай душ и возвращайся, я тебя жду. И он уходит. Я принимаю душ со своими мыслями, переваривая слова Чонгука и соглашаясь с ним. Выхожу из ванны, и он идет после меня. Не со мной, а после. Сам ложусь на белые простыни и накрываюсь, посильнее закутываясь. На улице холодает, а отопление здесь гораздо хуже, чем было в городе. Я сам выбрал любить его, а от этого должен принимать все трудности, которые будут встречаться нам на пути. И пока я погружаюсь в свои думы, которые медленно уходят куда-то вдаль, и их место занимает сон, спины касается горячее тело. Чонгук залезает под мое одеяло, обнимая меня со спины и аккуратно целует в шею. Так я засыпаю быстрее, чем когда-либо.***
Следующее утро встречает ранним подъемом. Слышу тихий шепот себе на ухо, а шею с задней стороны мягко касаются теплые губы. Крепкие руки обхватывают мою талию, и я оттопыриваю зад, прижимаясь ближе к Чонгуку. — Вставать пора, скоро завтрак, а затем сбор с командованием, — говорит тот и еще раз мягко целует меня в шею. Я сонно улыбаюсь, желания просыпаться, конечно же, совсем нет. Пытаюсь повернуться в его крепких и теплых руках, чтобы одеяло не сползло, потому что в комнате весьма прохладно. — Я могу не идти на завтрак? — Потираюсь своим носом о его. Тот хмыкает и коротко целует мой лоб. — Можешь, но следующий прием пищи только в обед, — отвечает тот и собирается встать с кровати, но я крепче обнимаю его. — Дай мне еще минуту с тобой. — Я залезаю сверху и шутливо кусаю того в шею. — Всего лишь минуту? — ехидничает тот. — На большее я не рассчитываю, — улыбаюсь. — А зря. — Его руки накрывают мои бедра и сжимают их. Я нежно целую его губы, томно выдыхая, когда в дверь внезапно раздается стук. Все его мышцы сразу же напрягаются, тот приподнимается на локтях. — Черт… — шипит он, резко поднимаясь на кровати, что я чуть ли не падаю с него, — да?! — громче отвечает тот. — Чонгук, к нам направляется Шарль, он хочет тебя видеть, — это голос Майкла. — Да, я услышал, спускаюсь! — тот начинает быстро одеваться, натягивая нижнее белье и влезая в комбинезон. — Быстрее, говорят, он будет где-то через пятнадцать минут. — Спасибо, Майкл! — громко отвечает тот. Видимо, произошло что-то важное. Я так же в темпе поднимаюсь с кровати и одеваюсь. — Убедись, что никто не увидит тебя, когда ты будешь выходить из комнаты. Ты первый, после тебя я ее закрою. Я одобрительно киваю головой. Чонгук подходит ко мне и коротко целует в губы, после чего я в темпе покидаю нашу спальню. И в следующий раз я увижу его только через пару недель.