***
Кадзуха очнулся от скрипа половиц. Звук был таким громким, что не разбудил бы, пожалуй, только мертвеца. А сам он уже начинал на него походить. В комнате по-прежнему было темно, чернота не дающая разглядеть даже собственные пальцы, безумно страшно, Каэдэхаре казалось, что от голода и темноты он начинает сходить с ума. Дверь, тихо скрипнув, отворилась, являя в проеме слегка склоненную фигуру, с нахлобученной как попало шляпой и подносом. — Я опоздал с ужином, — прохрипел Скарамучча, вваливаясь в комнату. Из освещения была только полоска света, проникающая в комнату из открытой двери, но Кадзуха подался вперед, словно бы стараясь искупаться в этом свете, насытиться им. И жадно накинулся на еду. — Уже шесть утра, если время для тебя важно. — Мне плевать, просто сообщай иногда. Не хочется сдохнуть в неведении. Скарамучча хрипло рассмеялся, склоняясь ниже и кажется шипя от боли. — Тебя ранили? — Нет, нет, просто устал. Всю ночь на ногах. Кадзуха слишком хорошо знал улицы пятого округа, беспощадность местных и опасность быть раздавленным в буквальном смысле, ни на йоту не доверяя шляпнику. Тот был обычно красив как черт, даже с усталостью, которая расползлась на все лицо, забирая приятное сияние кожи. — Я пришел непросто так, Кадзуха Каэдэхара. Только сегодня ты можешь задать все интересующие тебя вопросы. Ах да, ещё я принес тебе замечательное чтиво, — та самая книженция о пророках упала ему в ноги, поднимая с днища злость, — Не делай такое лицо: возможно, там есть что-то занимательное? Скарамучча привалился к стене, сползая на задницу. Он бесконечно долго смотрел, как Кадзуха поглощает вареные овощи и индейку, проливая воду, жадно глотая ее в перерывах. Зефирка тихо поскуливая промаршировала в комнату, устраивая морду на коленях хозяина. Кадзуха вздрогнул при виде нее, но ничего не сказал, продолжая с опаской подглядывать. Он слышал, как тяжело дышал Скарамучча, и был уверен, что животное тоже чует это. И чует кровь, скрытую за этими одеждами. Ту, что Кадзуха не сможет разглядеть. Они встретились взглядами. И Кадзуха вновь ощутил, что никак не может оторваться от Марианской впадины, утягивающее на самое дно. — Почему именно Пророки? Вопрос. На первый взгляд глупый и абсолютно пустой, но Скарамучча словно понял подтекст. Все, что скрывалось внутри. Почему именно эта книга? Почему именно аукцион? Почему мирный способ? Почему я? И самый главный вопрос: для чего ты все это затеял? — Все проще, чем ты думаешь, — усмехнулся Скарамучча, начиная свой рассказ. Кадзуха навалился на шершавую стену, позволяя прикрыть глаза в блаженстве. Он наконец был сыт и слышал приятный голос, убаюкивающий его. Скарамучча. Сказитель. Рассказчик сказок, небылиц. Тот, кто путает историю до неузнаваемости, превращая в нечто новое, волшебное. Сверхъестественное. И Скара был именно такой, он с легкость рассказывал ему истории пророков, якобы имеющих связь с Богами, духами, чертями и вообще кем попало. С головой у этих ребят и правда было не все в порядке. Но Кадзухе нравилось, как шляпник говорил о них, словно прожил жизнь ту же, что и каждый пророк, прошел теми же дорогами, теми же пещерами, лесными тропами, селами. — Кто-то считает, что пророки предсказали конец света. Четыре всадника апокалипсиса давно сошли в мир. — Нет никакого апокалипсиса, — резко перебил его Кадзуха, сведя брови к переносице. Его взгляд стал тяжелее и жёстче. Слышать подобную ересь не хотелось. Однако, Скарамучча лишь усмехнулся, наклоняя голову вбок. Горо постоянно так делает, — пронеслась у Каэдэхары шальная мысль. — Ещё как есть, — спокойно отозвался тот. — Нет. Скарамучча ничего не ответил, мягко улыбаясь. И Кадзуху бесила эта улыбка, видит владычица, он пытался не ударить того всеми силами. — Мне придется связать тебе руки, они уже в порядке. Не в порядке. Но возражать он не смел, неловко застывая на коленях, чуть подавшись вперёд. Скарамучча полз к нему медленно, то и дело припадая на левую руку. Неужели вывихнуто плечо? Предлагать помощь будет верхом идиотизма. — Руки, — тихо скомандовал Скарамучча, в следующую секунду падая перед Кадзухой.***
Горо сидел над кипой книг, сжав в руке карандаш. Он подчеркнул чёртову кучу строк, хоть как-то связанных с уничтожением борщевика, но зацепок, позволяющих понять, как не позволить ему размножаться, найти все ещё не удалось. Перевалило за полночь, когда мужчина аккуратно водрузил на стол древний фоллиант по садоводству. Неужели он что-то упускает? Борщевик размножается только семенами. — Семенами... — прошептал Горо. Это был общеизвестный факт. Сколько бы люди не бились в попытках сорвать все зонтики, сколько бы не скашивали эту гадость, борщевик оказался на редкость живучим и удивительно мерзким. Выживающим даже после сжигания. Если скосить борщевик, то к размножению семенами он будет неспособен. Однако близрастущий борщевик будет продолжать оставлять семена. Если же вырубить его, то он сможет возродить свое размножение через почки. Мужчина уткнулся лбом в книгу. Это невозможно. Время почти два часа ночи, а он занят бесполезным перерыванием кучи древнего мусора. Может лет сто назад это ещё и было актуально, но в данный момент не имело смысла изучать как единично уничтожить этот поганый мусор. Горо вновь взял карандаш, бездумно подчёркивая слова. Почки. Зонтики. Вырубить. Уничтожить корни. Недопустить дальнейшее размножение. Гербициды. Гербициды. Слово будто переключило лампочку. Осело на кончике языка горьковатым триумфом. Горо открыл содержание, находя главы с гербицидами. Химическое соединение — то, что нужно. "...проникает в листья, а потом в корни, уничтожая растение". Улыбка сама растянулась на его лице, когда начальник пробежался пальцами по странице. Прекрасная находка, пусть и довольно поздняя. Горо проигнорировал строчки про весну и онкологические заболевания, собираясь найти самый легкодоступный гербицид и превратить его в спрей. Какая разница, какова цена, если он получит нужный доступ? Семья Камисато не его заботы. Он сможет уничтожить корни. Если все выгорит, то почему бы не провернуть этот трюк в работном районе, да освободить себе побольше пространства для прогулок? Любовь к экспериментам делала Горо опасным противником. И неизвестно, какого монстра он сотворит теперь. — Имазапир. Голос его звучал как песня, радостная и звонкая, готовая нанести смертельный удар.