Униженный прощением.

Кажется, у его отца появился конкурент на лидерство в списке людей, которых Егор ненавидит. За первенство сражались не на жизнь, а на смерть его папа и этот новенький, который сейчас стоял около двери двадцатого кабинета. Раньше они собирались на классный час в одиннадцатом кабинете, который находился на первой этаже. На двери была маленькая табличка с надписью «Русский язык/Литература», а начиная с девятого класса, они перешли на второй этаж, в кабинет биологии. В одиннадцатом кабинете стулья были скрипучие, возле доски висела почерневшая тряпка, которую иногда Рома с Максимом кидали через весь класс, и брызги летели во все стороны. А вот в двадцатом кабинете и ремонт был хорошим, проектор нормальный висел, да и в целом класс был поновее. Но не нравилось Егору то, что в классе биологии парты были огромными, а яркий жёлтый цвет стен резал глаза. Вот и сейчас они зайдут туда портить своё зрение. На данный момент это было даже не так важно. Егор перестал думать о надоедливом цвете стен. Надо восстанавливать свою честь. Никто в этом классе не смеет с ним таким образом общаться! Мало ли, может быть, потом начальные классы начнут к нему так же неуважительно относиться. Кстати о них. Они убегали на третий этаж своими маленькими ножками, топоча по ступенькам, визжа и толкая друг друга, попутно получая замечания от молодых учительниц. Егор даже видел, как Ваня, крича на своего одноклассника, убегал наверх. Вот уж досада! Уйдет один проблемный ребёнок со школы и оставит после себя свою маленькую копию. Вот Зорька до самой пенсии будет нервы себе трепать, пытаясь перевоспитать хотя бы второго. Но у неё не получится. Ваня такой непослушный ребенок мама не горюй. Конечно, с таким братом кто будет паинькой и тихоней. Будь Ваня таким, давно бы одноклассники начали его травить и издеваться. Но Ванёк со своим общительным, стойким и упёртым, как у Егора, характером, пробивал себе место, как это делал и его старший брат в более младшем возрасте. Ну, а что? В этой школе, тем более в России, — либо ты, либо тебя. И, конечно же, никто не хотел выбирать второй вариант. Хоть и были люди молчаливые, как, например, Надя Акулова, но её не трогали. Девочка тихая, проблем не вызывала, что уж до неё докапываться. Тем более, после того, как появилась одноклассница Малика Мелхиева, в восьмом классе Надя стала более разговорчива. Из тех, кто молчал до сих пор был Жора. Иногда Егор, конечно, прикалывался над ним, но замечая, что тому все до лампочки, не лез, теряя интерес. Вот такого образа жизни Егор своему брату не желал. Пусть лучше Ваня будет самым громкоговорящим матерящимся хулиганом, чем тихоней, над которым будут издеваться. Тем более дети нынче злые, оставят ещё детскую травму и всё — пиши пропало. Уйдя полностью в свои мысли, Егор не заметил, как класс «В» уже входил в кабинет под руководством Зори Николаевны. Ой, сейчас начнется! Все сели на те же места, какие выбрали в прошлом году, кроме новенького, который стоял рядом с дверью, ища, куда бы приземлиться. Тогда они снова встретились взглядом, и Гронский нахмурился брови, желая выразить свое отношение к новенькому. На это парень лишь закатил глаза и двинулся в сторону третьего ряда, садясь за вторую парту, спиной к Егору. «Вот как можно быть таким человеком!» — думал Егор, думал и никак ответа найти не мог. Нет, если, конечно же, новенький перед ним публично извинится, (ну или хотя бы в присутствии Никитоса), тогда о хорошем общении может пойти речь. Но после проступка Бабочкина у новенького до сих пор крошки земли на бордовой жилетке, поэтому вряд-ли парниша начнет просить прощения, да и в таком унизительном виде, как представлял Егор. Там… вставать на колени и всё такое. Ладно, он уже перегнул с требованиями. На нормальные взаимоотношения с Егором новенький даже не мог рассчитывать, а на дружбу тем более. Пусть даже не надеется. Может это просто их первое знакомство, и на самом деле новенький нормальный? Тем более он знал себе цену. Даже когда ему наступили на ногу, он потребовал сию же секунду извиниться, а не промолчал, хоть и начал не с того. Уважает себя. А человек уважающий себя, так же, с уважением, относится и к остальным. Да, некоторые его слова задели Егора, наверное, он сам их заслужил… Так, подождите, как это он заслужил таких слов? С какого перепугу? Он же ничего плохого не сделал, просто отреагировал так же, как и всегда. Вообще этот парень — новенький в их классе, пусть привыкает к такому обращению. Там, откуда он приехал, может и было всё по-другому, но это другая школа, другой город. Захочет Гронский и на руки ему наступит. Зоря Николаевна оперлась на первую парту второго ряда пальцами, тяжело вздыхал, затем посмотрела на Егора, сидящего на последней парте, а потом на новенького. Учительница, конечно, сильно постарела. Сколько она там уже в этой школе преподает? Сорок с лишним лет. Раньше Егор думал, что ей меньше пятидесяти лет, но когда узнал, что ей шестьдесят четыре года, он обомлел. Поэтому, когда она говорила, что столько лет работала в школе, Гронский смеялся, говоря Никите, что она начала работать, когда ей исполнился всего лишь год. Ну реально! А сейчас она выглядела на свой возраст. Недавно Егор даже с внучкой её видел, поэтому… Да, вот такая история получается. Зорька не спешила начать свою гневную речь. Она рассматривала виновников торжества по очереди и готовила всех к шоу. Зорька такой злой стала в девятом классе. Конечно, до этого Зоря Николаевна кричала на них, но только по делу. А после у неё совсем крыша съехала, и из-за не того тона рубашки она чуть ли не съедала учеников. Сейчас же они действительно получат за дело. Поэтому прощайте, пацаны. — Вы меня до белого каления довести хотите или что? — вот и началось представление — несите попкорн. Сейчас будут угрозы: вызов родителей в школу и написание докладной. Она остановила свой взгляд на новенькому. — Только пришел, а уже проблемы с классом? Твоя мама мне что обещала? — к всеобщему удивлению Зорька обращалась только к новенькому, и все с интересом смотрели на него. — Ну? — поторапливает она и, кажется, всё же хочет получить ответ на свой вопрос. — Что она мне обещала? — настаивает Зоря Николаевна на своём, желая, чтобы парниша ответил. — Что со мной никаких проблем не будет, — ровным голосом отвечает тот, предварительно тяжело вздыхая. «Что это значит? Никаких проблем не будет?» — Вот именно, — она подошла к парте Ромы и Максима, не отрывая взгляд от новенького, который стал принимать удары на себя, а Егор… Егор просто сидел обомлевший, ведь ожидал, что парнишу сейчас начнут выгораживать, жалеть и приписывать к пострадавшим. Но всё оказалось совсем не так. Про Егора Зорька не желала вспоминать. В начале смотрела с укором, но сейчас её внимание было зациклено на новенькому. — А что в итоге-то? В первый день устраиваешь разборки со своим одноклассником, — задав вопрос, она тут же сама себе ответила, — ещё одна такая выходка — твоя мама посетит школу, чтобы забрать документы, Зелимхан. Егор резко посмотрел на новенького. Как? Как его там зовут? Зелимхан? Что это за имя такое? Он что, из династии ханов? Не русский, что ли? Хотя похож на русского. Может, родственники далёкие? Вот тебе и имя необычное, Вась. Егор посмотрел на Василису, и она тут же вспомнила, начиная кивать, мол, как я могла забыть. Дальше что говорила Зорька, Гронский не слышал. Он смотрел на новенького и пытался привыкнуть к его имени, даже попробовал самым тихим шёпотом произнести. До чего же дурацкое! Понятно, почему его не запомнили. Но недолго музыка играла, недолго Егор танцевал. Внимание классной руководительницы теперь было обращено на него. И на самом деле все именно этого и ждали, потому что, в отличие от новенького, Егору было что ответить Зоре Николаевне. А что она ему сделает? Докладную напишет и со школы выгонит? Слышали уже такое. По сто раз. Бывало, что за час ему это повторяли, пока из ушей кровь не пошла. Его этим уже не запугать. Когда первый раз в пятом классе он от неё это услышал, в его груди словно камень застрял. До следующего раза в себя прийти не мог. А когда слова повторились во второй раз, в третий, в четвертый, в восемьдесят пятый, бояться перестал. Ей же плохо будет, если ученик уйдет из ее-то класса. Поэтому одними угрозами пытались справляться с ним. А сегодня радоваться будут, наверное, в учительской, после классного часа, что им терпеть его осталось девять месяцев. Но ничего, Егор оставил после себя наследство в сто раз хуже него. Ещё несколько лет его имя будет звучать в школе. Он станет приходить учителям в кошмарах и пугать, хе-хе. — От тебя, конечно, Гронский, можно было этого ожидать, — Егор посмотрел в сторону Никиты, сидящего на втором ряду, а потом улыбнулся, поигрывая бровями. — Стыдно должно быть, — она ударила кулаком по парте, от чего бедные Максим и Рома переглянулись. — Я к тебе сегодня вечером в гости загляну. Давно с твоей мамой не виделась, — пошли угрозы, и Егор цокнул языком, опустив взгляд на белоснежную парту. Опять она начнет перед отцом говорить маме, что я такой, всякой. Да и пожалуйста! Сегодня он у Васи останется. Ничего страшного, — Совсем совести нет, перед Михайловной позоришь! Ой, не пофиг ли Егору, кого и перед кем он позорил? Ему на это глубоко плевать с высокой башни. Чего она добивается сейчас? Чтобы он стал примерным учеником? Без проблем. Гронский может исправиться, стать послушным мальчиком, но только тогда, когда на горе рак сальто сделает. А так — ничего от него не ожидайте, ближайшие пару лет уж так точно. Егор снова посмотрел на Никиту, но тот даже не кинул взгляд в ответ, он увлеченно с кем-то переписывался и, сделав лицо посерьёзнее, не обращал ни на кого внимания. Поэтому Егору ничего не оставалось делать, как посмотреть на новенького. На этого Зелимхана. Сидит весь из себя такой, осанка ровная. Тьфу ты! Гронский, вспомнив о том, что нужно сидеть ровно, выпрямился, хоть и через пару секунд уже забыл об этом. Волосы парниши немного потрепались, но резинка была крепко завязана. Егор дотронулся до своих коротких волос, чувствуя большую разницу, и фыркнул. Наверное, у новенького густые патлы и летом жарко… Зоря Николаевна продолжала читать нотации, а затем, успокоившись, принялась давать временное расписание на завтрашний день. Попросила скинуться на сборники ЕГЭ по русскому языку и математике. А ведь надо ещё готовиться к экзаменам. Егор помнил, как еле на четвёрку сдал экзамены в девятом классе. Всего-то несколько баллов разделяли его от злосчастной тройки. Помнил он, как Зорька пугала их целый год, говоря, что они не сдадут. Зачем так делать? Ученики и так волнуются, а она больше суеты наводит. Зато как она поддерживала! За час до того, как они пошли в четвёртую школу, она, чуть ли не плача, говорила, что всё будет хорошо, и всё они сдадут. И вот многие сдали с первой попытки, и слава Богу, Егор был из их числа. А потом уже и десятый класс. Гронский сам до сих пор не знал, что его сподвигло остаться до одиннадцатого. Но зато они классно проводили время. И главное, что в мае они будут ходить в пижамах, тогда его спальная одежда пригодится. Егор обещал самому себе, что подтянется по предметам и постарается поступить в университет. Поэтому ничего страшного. Тем более время так быстро летит, что даже незаметно. Девять месяцев и прощай школа. Родная школа. Их наконец-то отпустили. Но это ещё не конец. Впереди долгий учебный год, столько нервов себе потрепать успеет. Поэтому не время расслабляться. Хотя, это же Егор: даст себе слово, что будет учиться, а на следующий день на это забьёт. Собираясь выйти из душного кабинета все вместе, одноклассники стояли возле выхода из класса, переговариваясь о чем-то своём, и Егор заметил, что новенький стоял возле своей парты, ждал, когда другие выйдут. Ни о чем не думая, Егор подошёл к парнише, тот устало посмотрел на него, поправляя очки. Не говоря ни слова, Гронский оглядел его с ног до головы, задерживаясь на его веснушках. Бесячие веснушки. Лицо Зелимхана было настолько близко, что Егор мог заметить малюсенький шрам в его губном желобке. Осознав, что их расстояние было неприлично близким, Гронский отошёл на шаг. Оказывается, его тоже рассматривали. — Ты с головой не в ладах? — спросил Егор, смотря прямо в глаза собеседнику, ожидая, что тот отведет взгляд. Но этого не произошло. Зелимхан смотрел прямо, всем видом говоря, что не боится Егора — Чё молчишь? Когда и в этот раз Егор не получил ответа, он напрягся. Ему стало некомфортно под таким взглядом парня. Цвет глаз у него необычный, отметил Егор, засматриваясь на них и сравнивая со своими светло-голубыми, понял насколько они темнее, хоть и светлые зеленые оттенки присутствовали. Класс опустел. Кроме двух парней здесь никого не было. Егор мог сделать всё, что хотел: ударить, оскорбить, пригрозить. Так как зажатый Зелимхан никуда не сможет убежать: по бокам парты, за спиной стена. Каковы его следующие действия? — Тебе заняться нечем? — тихо произнес новенький, не желая привлекать к их разговору лишнего внимания. — Домой бы шёл. Теперь уже Гронский не ответил ему. Попытка разозлить собеседника не увенчалась успехом. Егор понятия не имел, как ему дальше действовать, поэтому решил импровизировать. Крепко сжал свои пальцы на его воротнике, в этот же момент чувствуя чужую руку на своём запястье. До чего же его рука холодная! Электрическим током мороз пробрался под рубашку, и по спине пробежали мурашки. Стало как-то не по себе, словно сейчас он рядом с мертвецом стоял. Зомби, ей Богу. Он чувствовал, как парниша вздохнул, втягивая носом воздух. Взгляд до сих пор не отводил. Теперь, смутившись от такого явно проигрышного положения, Егор отпустил его. — За школой встретимся, — кинул он, делая пару шагов назад, чтобы выйти из лабиринта парт. Он направился к выходу, но остановился, смотря на новенького, — если конечно не очкуешь, — решил добавить, пытаясь всё-таки вывести того на эмоции. В таком состоянии парниша будет гораздо более уязвим, чем когда он спокоен. Ни раз Гронский сталкивался с такими, но все в итоге поддавались эмоциям, становясь удобными, доступными. И в фильмах Егор такое видел, если что. Гронский развернулся, и тут же услышал смешок за спиной, от чего с недоумением снова посмотрел на своего собеседника. — Ты что это… — сквозь смех произнес Зелимхан и, обойдя парты, подошёл к Егору. Между ними было всего два шага. Новенький смеялся, продолжая подходить ближе. Больше его смех был удивлённым, чем весёлым, — мне стрелку за школой забиваешь? — наконец-то закончил он свою фразу, при этом продолжая немного хихикать. У Егора покраснел лицо, стало ой, как неловко, и это не осталось незамеченным. — Мы в каком году? В две тысячи семнадцатом? — добил Зелимхан и показушно смахнул слёзы, выступившие в уголках глаз от сильного смеха. Обомлевший Егор, которого только что пристыдили, открывал и закрывал рот, не издавая ни звука, словно рыба, выплывшая на берег и нуждающаяся в воде. Да как Зелимхан вообще смел такое говорить и смеяться над Егором! И не успел Гронский что-либо сказать, как его опередил новенький: — Я приду, — коротко произнес Зелимхан и улыбнулся, казалось, диалог должен закончиться, — но и ты приходи один, без своей охраны. — А чё, боишься? — тут же спросил Егор, пытаясь обличить страх новенького, вывести на чистую воду, доказать себе, ему и всем, что он трус и слабак. Теперь Егор с вызовом смотрел на Зелимхана, улыбка которого никуда не исчезла, а затем новенький снова хихикнул, опустив голову вниз. Гронский был готов здесь его убить и закопать. Какой же он бесячий! — Отвечай! — поторопил он Зелимхана, не спешащего никуда. А он все продолжал забавляться над Егором и ставить его в неловкое положение. — Я не боюсь каких-то офников вроде вас, понятно тебе? — резко ответил Зелимхан. Он нахмурился и скрестил руки на груди. Теперь улыбнулся уже Егор, стараясь так же смутить Зелимхана, как это сделали с ним пару секунд назад. Но у него ничего не получилось. — Просто хочу проверить, — медленно, растягивая гласные, произнес он. Как показалось Егору, Зелимхан подбирал нужные слова, — сможешь ли ты что-то без своего друга. Надеюсь на то, что ты меня услышал, — поставил он точку в этом разговоре и, обойдя собеседника, покинул класс. Егор же так и остался стоять, раздумывая над сказанными ему словами. Весь красный от злости, он достал из заднего кармана телефон и набрал Никите. Однако друг не взял трубку, поэтому, написав сообщение о том, что справится один, Егор покинул класс. Да, как он вообще смел ставить условия ему? Только пришел, а уже раскомандовался! Такими темпами, если не поставить его на место, новенький начнет новые правила устанавливать в их классе, а потом все забудут Егора, с которым, между прочим, некоторые учатся аж с первого класса. Поэтому кое-кому крылья подрезать надо, пока он ими не взмахнул. Благо Егор ходил на бокс. Сейчас как свои приемы отработает, на новой груше — и позанимается, и проучит нахала. Кофе два в одном, так сказать. Спустившись на первый этаж, он столкнулся с Артемием и Лёшей. Первый общался с кем-то по телефону. Он почесывал затылок, растрепывая свои волосы, и смотрел в потолок. Гронский проследил за его взглядом, но ничего странного не увидев, устремил свой взгляд на второго, переписывающегося с кем-то. Лёша не заметил подошедшего друга из параллели, поэтому дёрнул я от неожиданности, когда Егор подошел к нему. Последнее, что Гронский успел увидеть в чужом телефоне, перед тем, как Лёша его выключил, так это отправленное сообщение: «Скоро будем». Лёша не любил, когда кто-то другой смотрел в его телефон, считал, что это личное и, когда переписывался, читал, листал ленту, видео в Tiktok, старался всё смотреть стоя, прислонившись спиной к стене. Когда Лёша приходил в гости, или, наоборот, кто-то приходил к нему, он ставил телефон на зарядку и переворачивал его экраном вниз, чтобы, когда пришло уведомление, никто не смог прочитать его на загоревшемся дисплее. Не прощались даже случайные взгляды на экран его мобильника. Да, он был прав, говоря, что это его личное пространство, и никто не смеет его нарушать (даже самые близкие). Поэтому, желая сохранить с Лёшей дружбу, никто не лез в его мобильник. Ну и ладно, кому оно надобно? Лёша глупо хлопал глазами, явно пытаясь понять, увидел ли подошедший сообщение или нет, убить Егора или помиловать, но, подумав, что ничего плохого не произошло, Лёша улыбнулся, отходя назад, и оперся спиной на стену. Артемий, договорив по телефону, посмотрел на Егора. Его глаза округлились, словно Артемий удивился тому, что первый раз видит Гронского сегодня. Широкая улыбка расцвела на его лице. Спрятав телефон в заднем кармане и продолжая улыбаться, Артемий оперся рукой о стену, где стоял Лёша. — Никита куда съебался? — сразу спросил Егор, понимая, что к нему вопросов никаких не было, так как два друга из параллельного класса ничего не делали. То есть Артемий ничего не делал — только лыбился, а Лёша листал то ли ленту, то ли видео в Tiktok, хотя Гронский заметил, что наушников у него не было, а парень не любил смотреть видео без звука, поэтому, скорее всего, просто сидел во ВКонтакте. — Я ему звоню, а у него недоступно. — Да хуй его знает, — так же резко ответил Лёша, оторвав взгляд от своего телефона, и наконец-то посмотрел на Егора, стоявшего чуть поодаль от них, — он смс-ку настрочил, чтобы мы этого пидораса толпой отпиздили. — проинформировал он со спокойным лицом и добавил: — Щас ищет, наверное. — Он кукухой поехал? Ну как так можно?! Егор же понятным языком ему написал, что справится один. Он включил телефон, открыл чат и понял, что Никита был онлайн две минуты назад, когда Гронский успел ему отправить сообщение, однако оно было не прочитано. — Нафиг ему телефон, если он не читает, что ему пишут? Этот вопрос не был никому адресован, поэтому Артемий просто пожал плечами. А Лёша закатил глаза, тем самым показывая, что устал от всех этих разборок. Вообще ему они и не нужны были. Все драки, выяснения отношений были ему неинтересны. Он остался до одиннадцатого, чтобы попасть в МГУ, на факультет журналистики, а не для того, чтобы избивать кого-то толпой. Нет, это не значило, что тому, кто будет поступать на такую профессию, где сплетни, заговоры и самое горячее на первом месте, не интересно, как его одноклассники или ребята из параллельного выясняют отношения. Тем не менее, Лёша не любил, когда его самого впутывали в это. Даже сейчас, скорее всего, он пошел только ради Артемия, потому что этот дебил мог влезть в самое пекло и пострадать. А Лёше такие проблемы не нужны были. — Может он домой ушёл? — вмешался наконец-то Артемий, вставив свои пять копеек в диалог. Когда Егор впервые их увидел, сразу сложилось впечатление, что Артемий – человек, матерящийся через каждое слово, а Лёша, наоборот, был похож на тех, кто избегает скверных слов. Потом Егор понял, как ошибался. Ведь Гронский не помнил хотя бы одного момента, когда Афинский, личность свободная, не обращающая внимание на чужое мнение, использовал мат. Вот Соколов, сдержанный джентльмен, оказался тем ещё демоном. Когда Лёша ссорился с Егором, а таких случаев было крайне редко, то Гронскому хотелось спрятаться от летящих в его сторону матерных слов. Хоть Соколов и матерился, Егор помнил малую часть, где он повышал голос на кого-то и злился. (В этих моментах Лёша кричал именно на Егора). Вывести его было невозможно, хоть многие и старались, но Лёша отлично держал себя в руках. Тогда все интересовались, какие успокоительные он пьёт, так как Глицин уже никому ни чем не помогал и существовал только для вида. — К новенькому не лезьте, я его сам на место поставлю, — коротко на прощание кинул Егор, смотря в телефон. Переживая, что Зелимхан мог не дождаться его, посчитав сбежавшей трусишкой, Егор ускорился. Сейчас Егору такое мнение новенького о нем было не нужно. Гронский отлично осознавал свои способности в сфере поединков, поэтому не боялся встретиться с каким-то парнишкой, даже если у того была стальная схватка (что Егор уже успел прочувствовать на себе, когда Зелимхан схватил его за руку). Ничего, сейчас выпустит пар, наваляет выпендрежнику и делов-то, только похлопает себя по рукам, стряхивая пыль. Стараться даже не надо. Лёша и Артемий остались на своих местах, лишь пожали плечами. Когда Егор проходил через турникеты, заметил, что они начали о чем-то переговариваться: Афинский наклонился к Соколову, чтобы лучше расслышать его шёпот. Поняв, что те не послушали его, Егор тяжело вздохнул и направился за школу, в то самое место, где утром они с ребятами встретились и сидели на ржавой трубе. Достав телефон, он увидел, что Никита все ещё нихрена не прочитал его сообщение, поэтому Егор снова постарался ему позвонить, но абонент оказался занят. Пыхтя от злости, он вдалеке увидел Зелимхана. Он ходил туда-сюда и общался по телефону. Егор с огорчением подумал, что все сегодня с кем-то созванивались и только он, дебил, не мог дозвониться до Никиты. Незамеченным Егор не остался. Разговаривающий с кем-то новенький взглянул на него на пару секунд, а потом посмотрел в сторону, нежно улыбаясь. Улыбка эта явно была предназначена тому человеку, которому Зелимхан сейчас говорил по телефону полушепотом приятные слова. Егор не мог толком разобрать, что именно он говорил, но его голос, интонация, то, как он произносил слова — все это звучало так сладко-приторно, что Гронского замутило. Зелимхан нервно сжимал своё левое плечо правой рукой, и единственное, что все-таки смог услышать Егор, подойдя достаточно близко, это: «Хорошо, берегите себя». Гронский остановился в двух метрах от новенького, с интересом глядя на него. Это были особенные слова, которые были сказаны его собеседнику с такой бережной интонацией. Егор не знал, с кем разговаривал Зелимхан, но было видно по его робкой улыбке, по руке, от волнения сжимающей плечо, и по нервной ходьбе, что этот человек был ему дорог. Очень сильно хотелось узнать кто это, а, самое главное, спросить у самого Зелимхана об этом. К счастью, осознание, что Егор явился сюда не покумекать о приятных вещах, а совсем наоборот, чтобы навалять Зелимхану как следует и не постыдиться своего поступка, пришло сразу. Словно прочитав мысли Егора, новенький как-то странно посмотрел на него, не с осуждением, злобой или ненавистью, как сегодня утром, а с… грустью и каким-то отчаянием. По новенькому было видно, что тот напрягся, будто готовился к чему-то важному. Вдруг Зелимхан подошёл ближе к Егору и остановился в двух шагах от него. Лицо новенького было расслабленно, однако плечи все ещё были напряжены. Он улыбался, тем самым желая показать, что с хорошим намерениями сократил расстояние. — Слушай, — начал Зелимхан мягко, видя, в каком недоумении находится Егор. Тот прочистил горло, осмотрелся по сторонам, убеждаясь, что никого нет. И тогда до него дошло, что новенький реально готов поговорить один на один, несмотря на то, что не был уверен, что это же готов сделать Гронский, — я извиняюсь перед тобой, — при этих словах челюсть чуть ли не упала на пол, как у кота из мультика «Том и Джерри». Что-что он делает? Извиняется? «А за что?» — сразу мелькает в мыслях у Егора. —Я повёл себя неправильно, произвел не очень хорошее впечатление. Я тут новенький. Может, понимаешь, как я волнуюсь знакомиться с кем-то. Вот и от эмоций не сдержался и погорячился. Надо было проигнорировать то, что ты наступил на мою ногу. Как сделал ты сам, — он говорил не спеша, скорее всего для того, чтобы Егор успел осознать все, что говорил Зелимхан. Его речь была медленной и четкой, — поэтому извини меня. Такого Гронский точно не ожидал услышать. Он шокирован, потерял дар речи. Егор открывал и закрывал рот, не находя слова, в отличие от новенького. Гронский не знал, что ему сейчас сказать, в то время как парниша ожидал, что Егор пойдёт навстречу. Они позабыли бы о разногласиях и вспоминали в будущем это со смехом, мол, причина их ссоры настолько глупая, а они повели себя как маленькие дети, обвиняющие друг друга, угрожающие расправиться с недоброжелателем самой крутой палкой, которую нашли на детской площадке. Как же у детей все просто — поединок понарошку, и, всё, дело с концом. А тут всё иначе. Егору даже самому захотелось извиниться в ответ. Такое ведь уже случалось. Рома новеньким в пятом классе к ним с четвёртой школы пришёл. Тогда плохие взаимоотношения у них с Максимом держались аж до седьмого класса, а сейчас они не разлей вода. Тот же Влад, переведенный в пятую школу, до сих пор хорошо общался с Никитой. Они гуляют даже иногда. У Малики с Василисой и Дашей ссоры чуть ли не каждый день случались в восьмом классе. Сейчас в классе уже более менее тихо. Так почему он должен жертвовать каким-никаким нормальным общением с новеньким, который переступил через свою гордость и извинился? Зелимхан стоял, оправдывался перед ним, списывая всё на переживание. Хотя по нему не скажешь, что волнение взяло вверх над ним, раз уж он аж схватил Егора, развернул, требуя объяснений. Взгляд уверенный. Будь Зелимхан стеснительным человеком, проигнорировал бы этот проступок Егора или прятал глаза (как это делали все нерешительные люди, которые вдруг решили пойти на такой отчаянный шаг, как отстоять свои права). А тут даже просто слов нет. Вот серьезно. Егор стоял, открыв рот от удивления, потом закрыл его, но всё равно ничего не мог сказать. Так было уже много раз. Но сейчас же его лишили дара речи буквально за одну секунду. На самом деле, Егор всегда стремился быть похожим на таких людей — говорить о том, что думаешь, выглядя при этом воспитанным и вежливым. Но с его характером — сходу оскорблять всех и сразу — приходилось закрывать рот на надёжный замок. Увы, Егор иногда все-таки не мог сдержаться и взламывал этот «замок», давая доступ свободной речи. Зелимхан по-доброму улыбнулся и, протянув руку для рукопожатия, заставил Егора удивиться еще больше. И на самом деле Гронский даже забыл, как дышать. Только смотрел на его руку, затем в глаза, встречая взгляд собеседника. Егор почувствовал, как по позвоночнику пробежал будто электрический ток, а в пятки, будто вонзаются тысячи маленьких иголочек — как разряд по всему телу. Он готов был поспорить, что сейчас покраснел, как помидор — чувствовал, как горят щёки. Вот у Зелимхана спросите, а то ведь стоит, смотрит на реакцию и четко всё видит. В глазах его добродушие. Не человек, а золото! Взгляд Егора упал вниз, рука до сих пор висела в воздухе. И Гронский подумал, что очень грубо оставлять её не пожатой. Наконец-то Егор понял, что нашел слова, которые хотел произнести. Рука уже потянулась для пожатия, а губы раскрылись. Вот сейчас Егор крепко сожмёт ладонь Зелимхана, а нужные слова сорвутся с уст. Остались считанные секунды… — Ой, вы только зырьте, что происходит! — всё в один момент рухнуло, когда за спиной Егор услышал знакомый голос. Гронский резко посмотрел на новенького, который помрачнел, смотря за спину Егора. Вся позитивная атмосфера в миг исчезла, глаза Зелимхана будто потемнели — исчез тот самый блеск надежды. Губы его сжались в плотную линию, а брови были нахмурены. Егор не успел схватить новенького руку, так как тот опустил её вниз. Поворачиваясь в сторону Никиты, голова Гронского от злости начала чуть ли не трястись. Бабочкин привел всех, кого только можно. Из-за стены школы выглядывал весь класс, ожидая зрелища. И будь Егор на месте новенького, он отреагировал бы так же. — Может ты ему ещё отсосешь? — и Егор и Зелимхан прекрасно видели, что в руках у Никиты телефон. Он снимал их на камеру. Ну, зла не хватало, такой момент испоганил, а ещё и зарыл надежду, на хоть какое-то перемирие, в землю. Егор оглядел парней. Утренняя компания. Хотя погодите! Артемия с Лёхой нет. Неужели они послушали его совет и решили не явиться? И как удалось Соколову Афинского уговорить не идти смотреть шоу? Тут надо было постараться. Бабочкин подошел ближе, останавливаясь на расстоянии примерно шести шагов от них. На лице играла ехидная улыбка, словно он победил в споре. — Ну, чё там? Продолжай, — он явно провоцировал новенького, ведь снимал на камеру не ради оскорблений. Хотел записать, что Зелимхан будет делать дальше. Кстати, о нём. Он на пару секунд выпал из реальности. Гронский, проследив за его взглядом, осознал, что смотрел он на класс, хоть глаза и не бегали. На ком именно он зациклился — непонятно. На секунду Зелимхан изменился в лице, стал спокойнее, руки его расслабились. А у Егора внутри что-то заныло, в горле застрял ком. Гронский был уверен, — если Никита сейчас не заткнется, — у него поедет крыша. Как так можно-то, а?! Испоганить всë своим появлением! Только все начало налаживаться… Думать Зелимхану мешал телефон со вспышкой, приближенный к его лицу. Следующее действие стало огромной занозой в хороших взаимоотношениях, которые, казалось бы, только начали зарождаться. Зелимхан от неожиданно появившейся около лица вспышки зажмурился, его зрачки уменьшились, и, ни о чем не думая, он первым ударил Никиту в глаз, делая шаг назад. С грохотом Бабочкин упал на землю. Телефон отскочил в сторону, и Егор заметил, что экран, кажется, треснул. Вениамин подбежал к упавшему Никите, который прижимал руку к глазу. Уф, синяк точно будет. Зелимхан выпрямился, тяжело и быстро дыша от переполняющих эмоций. Он смотрел на Никиту, кряхтевшего и пытающегося встать, но пока что плохо ориентирующегося в пространстве. Именно поэтому за него вмешался Вениамин, подойдя к новенькому, в глазах которого было… сожаление. Эту эмоцию Гронский у кого угодно мог распознать. Живя с женщиной, жалеющей о своей жизни, он научился понимать таких людей. Между другом из параллельного и новеньким началась драка и, видя, как дерется Зелимхан, Егор вспомнил, что пятнадцать минут назад уверенно шел на встречу с ним, чтобы как следует побить. Вот уж Егору повезло, что он предложил помириться. Но сейчас все летело, конечно же, в пизду. На самом деле, Зелимхан даже не бил, а отражал удары, защищая доступные зоны, уворачивался, хватал за руки, отбрасывая неприятелей в сторону. Затем оказался за спиной и сделал удушающий, повалив Вениамина на землю. Зелимхан приблизился к его уху и что-то начал шептать ( очень долго и, скорее всего, это было что-то вразумительное). От того, что знакомый начал сомневаться в своих действиях, рука, занесённая для удара, упала вниз. Вениамин посмотрел на новенького, и Гронский понял, как словами Зелимхан мог решить всё на свете. Отойдя, он даёт встать Вениамину. Но тут же получает в нос ногой от Никиты, который подошел незаметно. Зелимхан упал сам, хватаясь за ушиб. На белоснежный воротник рубашки капала кровь из носа. А друг не думал прекращать. Лицо Никиты покраснело от злости. Он стоял над новеньким и пинал ногой по бокам. А Зелимхану оставалось лежать и получать, как до этого думал Егор, “по заслугам“. Очки Зелимхана лежали на траве, и Егор осознал, в каком безвыходном положении новенький находился. Незрячий, не имеющий возможность встать (хотя даже если он окажется на ногах, очки ещё надо было найти, чтобы как-то противостоять обидчику). А они валялись рядом с ногой Никиты, который с лёгкостью мог на них наступить. Подключился первым, как ни странно, один из друзей Бабочкина из четвёртой школы, точно так же пиная Зелимхана, только уже с другой стороны. Пару секунд спустя новенького окружили. Из толпы выбежал Рома, толкая всех, и в этом ему стал помогать Максим. Подошли даже девочки. И на этом маленьком участке творился балаган. — Ты че, совсем оборзел, Рома? — кричал Никита, смотря на него, а потом толкнул Шувалова, опасно приближаясь к нему. Точно синяк будет: глаз у него был красным, капилляры лопнули. — Чего ты вмешиваешься? — не унимался Бабочкин, а Шувалов демонстративно закатил глаза, обошел Никиту и попытался помочь новенькому встать, но тот, крепко вцепившись в свою голову, все так же продолжая лежать, спрятал лицо в коленях и дёрнулся, когда руки одноклассника коснулись его плеча. — Ты прям что, смотрите, великодушный явился! — сам на себя Бабочкин не был похож, был более взволнованным и агрессивным. Раньше, когда стычки случались, Никита мог держать себя в руках до последнего, а потом уже лез на рожон. Но сейчас он смотрел с огромной ненавистью на новенького, по сути ничего плохого не сделавшего. Да, он его ударил, но, по сравнению с Зелимханом, Никита получил как раз-таки по заслугам, хоть никто из ребят никогда с этим не согласится. Максим сел рядом с новеньким, дотронулся до его плеча. Лежал Зелимхан не шевелясь, надеясь, что скоро его оставят в покое после коллективного избиения. Присоединились его топтать больше знакомые Никиты, кроме Роберта Орипова, Миши Волочкова, Жоры Степанова. Последние три учились в параллельном классе. Из четвёртой школы, где раньше учился Бабочкин, пришли его бывшие одноклассники. Собрав немалую толпу, Никита пригласил ещё и весь класс. И слава Богу, что Рома пришёл, иначе новенького до смерти избили бы. Егор смотрел на друга и, честно говоря, не узнавал его: глаза бешенные, Никита злостно пыхтел, ссорился с Ромой, на которого всегда было пофиг, чуть ли снова не кидался на новенького. Зелимхан до сих пор не вставал, только крепко жмурился и прикрывал руками глаза. Волосы спутались. Вся спина и левая рука, на которую он опирался, — всё испачкано землёй, а трава прицепилась к его жилетке. Рубашка, заправленная в штаны, вывернулась, оголяя белоснежную спину. Позвоночник в таком положении сильно выделялся — костяшки торчали. Невольно Егор засмотрелся, а потом вдруг осознал, что всё это время, когда Зелимхан ударил Никиту, начал драться с Вениамином и когда его пинали толпой — он сам ничего не делал, стоял, словно прирос к земле, окаменел, словно статуя, и смотрел на всё это. А ведь Гронский мог сказать что-то, прекратить потасовку, хоть что-то предпринять. И сейчас новенький не лежал бы в таком состоянии на земле, ещё и, скорее всего, со сломанным носом, так как кровь на его рубашке — это просто ужас, краснющая, яркая. Рома с Никитой продолжали ссориться, но вскоре, наконец-то, заметили Егора. — А ты чё стоишь, как тупорылый? — обратился к нему Никита, пыхтя. От таких обвинений глаза Егора распахнулись, и он ошарашено посмотрел на друга, указывающего в сторону Ромы, а затем и новенького. — Эти суки подружиться успели, прикинь. Щас и тебя отпиздим, даун! — Бабочкин толкнул Рому, на что он шикнул, делая шаг назад. — Успокойся, Никит, чё ты тут устраиваешь? — начал говорить Шувалов, возвращаясь в исходное положение, туда, где стоял до того, как его толкнули. Егор мысленно хмыкнул. Подружиться они, конечно, не успели. Новенький сразу отправился за школу и, скорее всего, всё время мило общался с кем-то по телефону. А Рома его защищал только потому, что справедливость в жопе заиграла. Гронский даже не удивился его следующим словам: — Ты думаешь, крутой, раз уж на одного толпой напал? Нет бы один на один, — произнес он громко, чтобы все услышали. Стыдил он и Никиту, и остальных его знакомых, которые опустили голову. Некоторые, взяв свои рюкзаки, направились в сторону выхода. И так получилось, что остался только их класс и Вениамин, на удивление Никиты и Егора, он сидел рядом с Максимом, пытающимся привести в чувство Зелимхана. — Не тебе меня учить, как себя вести! Иди вообще нахуй отсюда! Чё припёрся?! — кричал Никита, не обращая внимания на уходящих знакомых, между прочим, попрощавшихся с ним. Ему сейчас был интересен разговор с Ромой, хотя, если честно, он просто хотел его заткнуть и выйти победителем из того спора. Но Шувалов не унимался, поэтому сейчас он посмотрел на Егора. — Егор, угомони его. Пусть… уходит отсюда, — Рома не обратил внимание на злобно зыркающего на него Никиту, он прошел мимо и опустился к Зелимхану и сказал ему что-то на ухо. Гронский смотрел на то, как Шувалов гладил его по плечу, явно успокаивая, сжимал руку в ободряющем жесте. Лицо у новенького уже открыто, Зелимхан смотрел в пустоту, моргая и тяжело дыша. Даже Никита, голосящий до этого, замолчал, наблюдая за этой картиной. Рома что-то ещё сказал, и Зелимхан резко на него посмотрел. Егор не был уверен, видел его новенький четко или нет, но тот рассматривал Ромино лицо внимательно, словно запоминая каждую родинку. Бабочкин фыркнул и, подняв свой рюкзак с земли, развернул Егора, продолжающего смотреть на то, как Шувалов кивал новенькому и помогал ему встать. Тогда Гронский уловил на себе взгляд Зелимхана. Не осуждающий, не злобный, в его взгляде даже не было ненависти, как сегодня утром. Зелимхан смотрел на Егора с неким разочарованием. Максим подал новенькому его очки, у которых треснуло правое стекло. Никита всё-таки либо наступил на них, либо, когда пнул беднягу, сломал линзу на его очках. Теперь Зелимхан точно рассматривал Егора, видел его четко. Дотронувшись до своего носа, он зашипел от боли и, пошатываясь, встал. Гронский отвернулся, не замечая пыхтящего от злобы друга под боком, ускорил шаг, направляясь к выходу из школы, не обращая внимания на возмущенные возгласы Никиты. Хотелось поскорее прийти домой и спрятаться в своей комнате, ни с кем не общаться ближайшие двадцать четыре часа, не видеть больше никогда этих глаз, смотрящих прямо на него. Вот как бывало, когда люди сожалели о том, чего не успели сделать. Будь он сообразительнее, поскорее пожал бы новенькому руку и ничего из этого не случилось. Такую возможность просрал! Даже не Бабочкин был в этом виноват, хотя частично может и он. Но Егор сам сомневался в правильности своих действий, что аж сейчас становилось не по себе. В ушах звенело, к горлу подступила тошнота. Друг, дом которого в другой стороне от выхода школы, остался на том же месте, ожидая, что Гронский вернётся попрощаться с ним. Но с ним разговаривать Егору сейчас вообще не хотелось. Телефон звякнул, пришло сообщение от Никиты во ВКонтакте. Егор хотел проигнорировать, но сообщения начали сыпаться одно за другим.

👤Никита Бабочкин.

И чё это за херня 12:39. Прочитал и не отвечает 12:40 Ало 12:40. Ты ебанулся? 12:40. Ку ку? 12:40. Пропущенный аудиозвонок. 12:40. Пропущенный аудиозвонок. 12:41. Я за тобой бегать не собираюсь 12:41. Пропущенный аудиозвонок. 12:41.

Зачем ты это сделал? Я чё, просил тебя вмешивать и весь табор привозить? Я тебе русским языком написал, ты че даун? 12:42.

Печатает… Егор выключил телефон, зашагал бодренько. Его ходьба больше походила на бег. Наверное, так оно и было. Ниоткуда возникшее чувство душило его, заставляя тревожиться. Ну не может быть такого, чтобы Егору стало стыдно за то, что кого-то по его вине побили. Ни раз проходили такое! И что? Все живы, все счастливы. А что сейчас? Он убегал с места преступления, как трус, поджав хвост. За него, по сути, заступились, а в момент перемирия показалось так, что Гронский сделал все специально, чтобы Зелимхан выглядел униженным. Но Егор не хотел, чтобы после выяснения отношений напряжение между ними нарастало. Если сегодня утром он считал иначе, напридумывая себе чего-то о нахальном поведении Зелимхана, то сейчас он видел в нём воспитанного человека, идущего на уступки и ищущего компромисс. Он даже Вениамина успокоил во время драки, явно найдя нужные слова, которыми можно подергать за рычаги, открывающие путь к человеческому сердцу. И ведь правда, такой короткий разговор, (где говорил только он, а Егор, потупив взгляд, слушал его, не моргая), смог так сильно все изменить. Удивительный человек, да и точка. И в голове не укладывалось, как можно просить прощения, по сути, ни за что. Ещё и этот его последний взгляд, словно огонёк надежды, бережно хранимый, потух в тот миг, когда Егор застыл, не зная, что делать. А у него ведь была возможность повлиять, остановить ребят. И какой характер у Никиты ни был, он послушал бы просьбу друга. Но сегодня он повел себя как скотина последняя. И ведь успел бы Егор пожать руку и извиниться в ответ, всё было бы иначе. Поднимаясь на лифте на свой родненький третий этаж, Гронский ощупал своё лицо, как вчера вечером. Провел рукой по волосам, дотронулся до своего горячего лица и осознал кое-что: на нём сегодня не было ни царапины, в то время как Зелимхану придется возвращаться не только побитым, грязным, испачканным в земле и траве, но ещё вдобавок и с разбитым носом. М-да, не этого ожидали родители, когда отправили своего ребёнка на первое сентября в новую школу. Даже белоснежная рубашка была испачкана алой кровью.