tange cor meum — коснись моего сердца

(ava ni hehta ve aiwi wilwala)

ᅠ ᅠ Чонгук сидит на кровати в отдельных покоях своего нового дома, изредка посматривая на скудное убранство и ощущая отсутствие того, что обычно лесные эльфы называют духом природы. Омега ёжится от полумрака и проверяет, действительно ли ещё горят свечи в канделябре, который любезно вручил ему Хосок перед тем, как извиниться и удалиться. На несколько минут Чонгука оставили одного и в полном неведении, пока подыскивали прислугу, которая будет помогать ему первое время с адаптацией в замке. Омега почувствовал, что в этом замке намного холоднее, чем в родительском. Он поджал под себя ноги и открыл сумку, чтобы найти там подходящие туфли. Но кроме нескольких тёплых и повседневных одежд, записки от брата и свёртка на дне, ничего не было. То-то Тэхён удивился перед дорогой, что у Чонгука так мало вещей. Отец просто не стал утруждать кого-либо сборами одежды Чонгука в сундуки, чтобы отправить её в новую жизнь сына. Это огорчает сейчас больше, чем ранее. Арадан хотя бы позаботился о тепле для него. Чонгук вытягивает из сумки непонятный свёрток с запиской и щурится, пытаясь разглядеть в темноте её содержание. Вставать и тянуться за канделябром, вновь морозя озябшие ноги, омега не хочет, но желание узнать, что же такого тайного послал ему старший брат, преобладает над любым другим сейчас. Омега тянется вперёд, ещё больше сминая постель под собой и подолы свадебного наряда. Снимать его сейчас нет желания, потому как свадьба всё ещё не состоялась. Портить момент Чонгуку жаль, поэтому он терпеливо ждёт, когда за ним придут, думается, что Хосок. Чонгуку на самом деле импонирует помощник короля, его негласный советник, главнокомандующий и друг в одном лице. Хосок производит впечатление серьёзного, но достаточно мягкого человека, который открыто может показать всё своё восхищение. На себе Чонгук уже это проверил и надеется теперь, что такого мужчину уже успел кто-то прибрать к рукам. Но сейчас думать о чём-то отвлеченном не получается — мысли упорно возвращаются к этой неожиданной помолвке, к отсутствию между ней и свадьбой хоть какого-то промежутка времени. — К чему бы это? — Чонгук хмурится, разворачивая свёрток одной рукой. Второй он держит тяжёлый канделябр так, чтобы пламя от свечей не касалось ни его, ни кровати, ни вещей. Арадан, помня о том, что его младший брат отправляется в чужое королевство совсем один, даже без преданной служанки, спрятал под одежду небольшой, но красивый и увесистый кинжал в ножнах. Его рукоятка в свете пламени поблёскивает инкрустацией из драгоценных камней, и Чонгук заворожённо обводит каждый выступ, каждую неровность подушечками пальцев. Ещё в детстве, когда старший брат обучался искусству владения деревянным мечом, Чонгук всегда крутился поблизости, так и норовя подсунуть свой любопытный маленький нос под каждый удар. Служанки не успевали бегать из одного конца замка в другой, пытаясь отловить непоседливого принца, пока Чонгук хвостиком преследовал Арадана на каждую такую тренировку. А позже, когда омега и сам научился держать в руках деревянный меч, альфа проводил с ним шуточные поединки, смеясь, валяясь и дурачась на траве тренировочной площадки, пока их не находили родители или прислуга. И Арадан, конечно, помнит, что стальной клинок Чонгуку не по душе: он тяжёлый, неправильно ложится в хрупкую ладонь, тянет плечо вниз. Омега порывался взять что-то более лёгкое всякий раз, когда старший брат делал умелые выпады и выигрывал бой, но всегда понимал, что не только от вида оружия зависят результаты. Втайне от отца, который такие тренировки для омеги не поощрял, принцы с помощью матери сбегали перед ужином в дворцовый сад. Чонгук учился стрелять из лука и владеть кинжалом. Сейчас он сжимает рукоятку без особого энтузиазма. Возможно, запал пропал — омеге не стоит заниматься оружейным и военным делом? Или просто сейчас нет нужды, потому что он оставил родной дом и привыкает к новому, едва ли не заливаясь горькими слезами от накатившего одиночества? В комнату едва проникает тусклый свет, солнца и не сыщешь: только в очень редкие дни. Чонгук высчитывать астрономически такие даты не умеет, отчего уныние накатывает ещё больше. Нимдуин оказывается негостеприимным, хотя Чонгук в дороге надеялся до последнего, что эта поездка — чистая формальность. Неужто его судьба — так резко отказаться от солнечного света, от природы, что окружала его в родительском доме, стоять постоянно на холодных камнях босыми ногами, терпеть ещё больше унижения, чем дома? Неужели Чонгук так представлял себе свою жизнь и брак, что должен был принести радость, счастье и тепло? Определённо нет. В дверь коротко постучали. Чонгук вздрогнул, быстро спрятал кинжал обратно в сумку и отставил в сторону канделябр. Отблеск пламени скользит по его напряжённому лицу, обводит слезящиеся глаза. Оно потухает от резкого порыва сквозняка из коридора. Хосок на пороге кланяется в десятый раз за последние три часа пребывания здесь омеги, делает короткую паузу и говорит: — Позвольте проводить Вас, — указывая себе за спину, в сторону пустого тёмного коридора. Чонгуку хочется больше света. Везде. В каждой комнате, в каждом углу, куда страшно даже покоситься. Не говоря уже о том, чтобы остаться одному в замкнутом помещении практически в другом крыле дворца. Почему-то омега думал, что их с королём спальни будут хотя бы на одном этаже, но ошибался. Надежды не всегда оправдывают себя, но у Чонгука ни одна ещё не сбылась. Не иначе чёрная полоса наступает вместе с медленным окутыванием его тьмой этого двора. Чонгук кивает, поднимаясь с места и расправляя складки на одежде. Юбка в нескольких местах смялась, но омега не обращает на это внимания, уверенный, что сейчас это не будет в приоритете. Хосок ведёт его по незнакомым коридорам, петляя, словно в лабиринте. Чонгуку кажется, что будь он здесь один, обязательно заблудился бы в этой темноте. Он смотрит на идеально прямую спину Хосока и осторожно, боясь, что слова разлетятся эхом по пустому коридору, отражаясь от стен, спрашивает: — Как будет… проходить свадьба? — омега задерживает дыхание непроизвольно, когда Хосок чуть замедляется и позволяет себе встать в одну линию с Чонгуком. Коннетабль задумывается всего на секунду, прежде чем уверенно и довольно-таки чётко и громко для рассеивающегося эха ответить: — Немного формальности, как это бывает всегда. Бал, светский вечер — у нас такие праздники проходят чуть иначе, нежели у вас, — мужчина косится на омегу с подозрением, замечает нервно сложенные на животе руки, подмечает и напряжённые плечи. — Не стоит беспокоиться. Вы под защитой Его Тёмного Величества отныне. Вам не посмеют навредить. Чонгук качает головой. На самом деле он даже не думал об этом. Кто-то может причинить ему вред? Достаточно ли тогда комнаты в другой части крыла дворца, где он будет вынужден проводить все свои вечера в одиночестве? Оставаться одному не хочется даже мысленно. Холодная тьма замка может поглотить его рано или поздно, и Чонгук уже не уверен, что сможет продержаться тут без солнечных лучей. Говорить об этом своему будущему супругу омега боится. Знает, какие слухи ходят. Стесняется и отчаянно краснеет от любого мысленного или физического взаимодействия. В голове тут же вспыхивают воспоминания о тёмной радужке с бездонным зрачком в центре, сильных руках на его талии во время танца и о том, как нежно и осторожно король неблагого двора поставил ступни Чонгука на свои. — Потом наш король преподнесёт вам дар. Далее вы обменяетесь золотыми кольцами. — Кольцами? — Чонгук вскидывает глаза. — Вам их преподнесут тоже, Ваше Высочество. Не переживайте. К тому же, праздник уже в самом разгаре, — Хосок хитро улыбается. — Если прислушаться, то можно различить отдалённый шум. Постарайтесь не пугаться и держаться рядом, когда мы войдём. Чонгук тупит взгляд на свои босые ноги. Он не успел в комнате обуть оставленные братом туфли, поэтому приходится терпеть очередную волну мурашек. Так или иначе, Чонгук не привык к вечно продрогшим пальцам ног. — Что значит… в самом разгаре? — Тёмные эльфы всегда празднуют с размахом. Первый день свадьбы отводится для гостей, так что вчера, пока мы были в дороге, они уже веселились здесь. Второй день посвящается непосредственно новобрачным. Чонгук замирает в нерешительности позади спины коннетабля и мнётся. Тут нет панорамных окон, чтобы увидеть через стёкла сидящего на троне Тэхёна и напитаться уверенностью, поэтому, когда Хосок просит глашатая объявить приход Его Высочества Чонгука, омега сжимается и еле сдерживает слёзы. Эмоциональная перегрузка действует на нервы, пальцы слишком сильно трясутся от волнения и зарываются в летящую ткань юбок. — Прошу, мой король, — Хосок учтиво кланяется и указывает жестом в сторону распахивающихся створок ворот в тронный зал. Чонгук же, в свою очередь, вздрагивает от звучания собственного имени в стенах дворца неблагого двора. И это нелепое обращение Хосока к нему непомерно смущает… Ворота открываются, но Чонгук мнётся на месте, округляя глаза. Он ожидал совсем иного. Даже с предупреждением Хосока о том, что здесь всё по-другому, омега не может так сразу осознать — всё действительно отличается. Он ожидал вереницу очередных приёмов, которые устраивал его отец, ожидал пышные бальные платья на тёмных эльфийках, высокие люстры под каменным сводом потолка. Но… Чонгук удивлён. Настолько, что поражённо застывает на пороге большого зала, покрытого тёмными плитами с отделкой старинными узорами. В такой праздник деревянные столы почти ломятся от разнообразных яств: омега замечает красные груши, семена кедра, замоченные в сладко-приторном и горько-обжигающем гортань соке из ствола рябины, наполненные доверху розовато-бледной жидкостью серебряные чаши и кубки на высоких ножках. Изысканные и миниатюрные закуски разложены на плоских тарелках с золотыми узорами из иероглифов на древнем мёртвом языке эльфов. Ведра с огрызками выглядывают из-под стола, а в них то и дело мелькают полупрозрачные перепончатые крылья. От количества съеденного и выпитого у многих сводит живот, но они продолжают танцевать и широко улыбаться, даже если их желудки готовы лопнуть. Свадьба тёмного короля неблагого двора отмечается в подземелье с особой роскошью. Чонгук, не привыкший к таким праздникам, теряется невольно, старается рассмотреть всё вдоль и поперёк, запомнить каждую деталь, но ярких красок так много, что всё сливается в один сплошной поток. На фоне тёмных стен яркие наряды эльфов кажутся чем-то чуждым, пёстрым, не подходящим. Хосок, сопровождающий мужа короля, участливо улыбается от реакции Чонгука и тихо напоминает ему о различиях в этикете и морали их миров. — Вам непривычно, но здесь бывает весело. — Но я думал, что… — омега не находит слов, поэтому благоразумно поджимает губы. Сейчас явно не лучшие время и место для дискуссии. — Вы можете не стесняться, если чего-то хотите, — Хосок кивает в сторону разнообразия блюд на столах, что расположены ближе к трону. На них тарелки не тронуты и расставлены в каком-то особом порядке, в то время как по другим словно прошёл ураган. — Скоро прозвучат поздравления от высокопоставленных тёмных эльфов для вас с королём. Затем вы сможете уйти, если захотите. Чонгук кивает напряжённо. Его спина неестественно выпрямлена, поэтому начинает болеть уже через несколько минут. Они идут неспеша, потому что каждый второй по неосторожности налетает на омегу, а Хосоку приходится оттеснять супруга тёмного короля за свою спину. На Чонгука смотрят с интересом те, кто ещё способен здраво мыслить. Ему кланяются. Омега смущён от такого внимания, от каждого взгляда на себе, но здесь они не тяготят, как в родительском замке. Здесь взгляды гостей скорее заинтригованные и любопытные. Хосок ведёт его дальше. Прямо перед Чонгуком огромный зал, полный тёмного народа, который танцует, радуется и пьёт. Их голоса сливаются в гул, и уже невозможно различить среди него играющую музыку. У возвышения своеобразного каменного трона на противоположном конце зала стоят несколько эльфов с тёмно-серым цветом кожи. Они закованы в лёгкие доспехи. Перед стражей короля по каменной лестнице возвышения, не пытаясь спрятаться в толпе танцующих гостей, со ступеньки на ступеньку прыгают низкорослые сатиры. Они пританцовывают, отбивая музыкальный ритм копытцами по гранитной поверхности, одновременно с тем подпевая нестройным рядом голосов. Из-за громкости музыки их почти не слышно, но Тэхён всё равно наблюдает за ними с участием, видимо, не найдя себе занятия поинтереснее. Чонгук тоже засматривается на резвые движения сатиров, а при приближении даже улавливает ритм перестукивания копыт. Хосок пропускает Чонгука вперёд, склоняя голову. Сатиры разбегаются, когда король, заметив приближение Чонгука, поднимается с трона на ноги. Хосок подводит омегу через замершую толпу к возвышению и кланяется правителю, а затем и Чонгуку, отходя на несколько шагов в сторону. Не зная, что ему делать, омега смотрит на Тэхёна, заламывая руки, но в ответ ловит участливый взгляд и замечает интерес на дне радужки глаз напротив, а затем протянутую руку и лёгкий кивок. Волосы короля падают на его высокие скулы, а взгляд темнеет. Чонгук поднимается к нему, попеременно сжимая пальцы на босых ногах от пронизывающего холода. Тэхён сжимает в своей ладони вложенные в неё пальцы омеги и сразу же поворачивается к притихшим гостям, позволяя глашатаю объявить о цели их двухдневного пира: — По случаю свадьбы нашего тёмного повелителя с ненаследным принцем светлого двора — выпьем! Зал гудит, звон бокалов слышится то тут, то там, с перерывами на короткие поздравления и пожелания долгих лет жизни. — Наш король разделит власть со своим супругом, да будет правление их лёгкое — выпьем! Чонгук переводит взгляд на Тэхёна. Тот кивает своим подданным. По традициям светлого двора эльфы бы никогда столько не пили разом. — Прошу, мой король, дар, — глашатай отходит в сторону, позволяя всем увидеть, как Тэхён ведёт рукой в воздухе, и к ним подходит слуга с подушкой. В свете факелов на красном бархате переливаются всполохами огня самоцветы в тяжёлом ожерелье. Чонгук чувствует, как холодный металл касается кожи, а тяжёлые камни оседают на ключицах едва ли посильной ношей. Длинные пальцы альфы ловко застёгивают замок. — Ты прекрасен. Покажись им. Король шепчет это ему на ухо, отходя в сторону и позволяя всем увидеть самоцветы на молочной коже омеги. Кольца им подносят на ещё одной бархатной подушке. Первым начинает Тэхён: ловко цепляет кольцо меньшего размера и медленно, смакуя момент, надевает кольцо на тонкий и красивый палец омеги. Попеременно целует остальные после этого, не поднимая глаз. Чонгук краснеет, пытается взять себя в руки и отвешивает мысленный подзатыльник самому себе, едва не роняя кольцо. Глаза в глаза смотреть невыносимо, потому что взгляд чужой сжигает, словно изнутри. Омега приподнимает ладонь тёмного эльфа и осторожно, боясь ошибиться, надевает кольцо на указательный палец правой руки мужа, как это пару минут назад сделал сам король. От волнения все внутренности словно переворачиваются, невозможно сделать полноценный вдох. Глашатай на задворках сознания кричит: — Выпьем! Приглашенные взрываются хохотом и криками, а музыка отскакивает от каменных стен, заставляя влиться всех в продолжившийся своеобразный бал. Когда Тэхён вновь садится на трон, заинтересованно поглядывая на мнущегося Чонгука, омега понимает, что от него чего-то ждут. Возможно, и у тёмных эльфов устои такие же, как у светлых. Возможно, этот король тоже не предложит омеге сесть рядом на трон, а заставит опуститься к своим ногам, как верную собачку. Чонгуку кажется, что лучше уж он сам сядет к чужим ногам, чем его будут заставлять у всех на виду. Но, когда омега резко присаживается на корточки возле ног Тэхёна, тёмный эльф вскидывает в удивлении брови: — Почему ты садишься на пол? — спрашивает вкрадчиво король, возвышаясь над ним, и с интересом следит за тем, как Чонгук осторожно расправляет лёгкую ткань юбок, чтобы расположиться на них подле ног своего мужа, как делал это всегда в доме отца. Плиты под ногами в подземном дворце тёмных эльфов холодные до жути, но Чонгук не осмелится сейчас попросить принести ему подушку. Ему страшно только от одной мысли, что придётся открыть рот и что-то попросить, отвлечь своего мужа от приёма гостей и загрузить своими проблемами. Отец бы такого не потерпел, заставил бы сидеть и помалкивать до конца приёма. И Чонгук бы обязательно простыл и слёг с болезнью. Но глубокий голос заставляет вздрогнуть, а указание ставит в тупик: — Поднимайся, nin galad. И даже не от обращения внутри всё подрывается, не от задержки дыхания и мурашек на коже, а скорее от нежного трепета в голосе тёмного эльфа, который тот скрыть не пытается, довольно смотря на обескураженного Чонгука. — Вы же не серьёзно? — Чонгук шепчет, поднимает на неблагого короля сверкающие в свете огней глаза и застывает, пораженно смотря на то, как величественно выглядит статная и крепкая фигура Тэхёна в чёрном. Король усмехается, подавая руку своему супругу. Ладонь надёжная, крепкая, за которую омега сразу хватается, поднимается на ноги и ёжится от пронзившей его прохлады. Ему всё ещё холодно, потому что одежды светлого двора не предназначены для коридоров подземелья. Вокруг беснуется тёмный народ, но Тэхён не обращает на него внимание: его взгляд сосредоточен на Чонгуке, который стоит рядом с ним и потерянно оглядывается по сторонам, попеременно поджимая пальцы на ногах, пытаясь согреться хоть как-нибудь. — Но куда я могу… — омега не договаривает, вовремя прикусывая собственный язык. Возможно, ему придётся всё это время стоять, как тем стражникам перед ступенями? Или как Хосоку у стены, не сводящему напряжённого взгляда с толпы танцующих? Устои этого места, как и традиции, праздники — всё отличается от привычного Чонгуку в родном замке в глубине зелёного леса. Тэхён прерывает его мысли, поднимается следом за мужем и подхватывает того на руки, заставляя Чонгука охнуть от неожиданности и вцепиться в обнажённые крепкие плечи супруга. От короля веет теплом, даже жаром, к которому омега слепо тянется, потому что конечности до того замёрзли, что едва могли самостоятельно разгибаться. — Что вы делаете? — испуганный шёпот Чонгука слышит только Тэхён, он шелестом отзывается у самого уха. Король бережно обнимает омегу за талию и удобно располагается на каменном троне вместе со своей драгоценной ношей. Чонгук краснеет от осознания, где сидит и в каком положении. — Знаешь, когда и перед кем омеги должны опускаться на колени? — теперь уже очередь Тэхёна шептать на ухо застывшему Чонгуку, от волнения у которого ладони потеют и голова невольно идёт кругом. Король в ответ получает медленный отрицательный кивок. — Перед своим королём и перед мужем в спальне, когда их никто не видит. Омега судорожно втягивает носом воздух и чувствует, как румянец опаляет щёки, но взгляда от тёмной бездны в глазах короля не отводит. Продолжает напряжённо, немного испуганно и всё ещё с долей неловкости вокруг прерываться только на медленные и едва заметные вдохи. В этот раз каждый стук сердца ощущается по-иному: громко, болезненно, до покалывания в висках. Чонгуку начинает казаться, что из-за головокружения от естественного запаха Тэхёна, который едва ощущается даже при таком близком контакте, он может потерять сознание прямо сейчас, в чужих руках. На чужих коленях. Тэхён отводит взгляд первым, решая не смущать своего супруга ещё сильнее. Омега в его руках такой маленький, отлично умещающийся на коленях, так правильно прячется в тёплых объятиях, наслаждаясь незамысловатой, но открытой заботой. Он чувствует, как тело Чонгука перестаёт дрожать, и сам не понимает, отчего больше его омега трясся: от страха, холода или всего сразу. Свадьба всего лишь формальная. Тэхён это прекрасно понимает, это знает и Хосок, стоящий неподалёку. Король не навязывает Чонгуку настоящий брак, которым темные эльфы связывают свои души навсегда, не говорит, что такой пир — отвод глаз подданных. Давить на омегу, заставлять делать что-то против воли он не может, особенно когда Чонгука едва забрали из родного дома, в котором он прожил всю свою жизнь. Навязывать что-то или приказывать омеге — для Тэхёна невозможно после одного только взгляда в сторону небесно-божественного образа омеги в его руках. Свадебный наряд, который Чонгук так и не сменил за все три дня, смотрится на нём поистине волшебно и невесомо. Изящные движения, статная фигура и ровная линия спины из-под тонкого слоя летящей ткани: Тэхён сходит с ума по каждому сантиметру, а от одного лишь взгляда готов сам упасть перед своим мужем на колени и расцеловать его руки. Тэхён в который раз убеждается, что согласиться на сделку с королём светлого двора было одним из самых правильных решений в его жизни и за всё время правления. — Сейчас особо важные лицемеры начнут подходить к нам и поздравлять со свадьбой, — Тэхён говорит это так, чтобы слышал только Чонгук. От голоса рядом с виском мурашки по коже бегут, заставляя омегу поджимать на ногах пальцы. Чонгук всё ещё сидит на коленях тёмного эльфа, смущённо наслаждаясь теплом, что исходит от смуглого тела. Он неосознанно поджимает ноги ближе к себе так, чтобы уткнуться сжатыми пальцами в расставленные бёдра. Со стороны это, наверное, выглядит нелепо, но Тэхён только тепло улыбается, и Чонгук успокаивается. — Если не хочешь слушать, можешь просто отвернуться, — добавляет король, указывая взглядом на первого подходящего. — Тингол, великий канцлер, имя тебе знать, конечно, не обязательно, но… — Мне интересно, — Чонгук перебивает, выпрямляясь на чужих бёдрах. Тэхён улыбается уголками губ, замечая, что такой омега — чуть более властный — нравится ему ещё больше. Стоит после короткого, но ёмкого поздравления великому канцлеру отойти, бросив на Чонгука неоднозначный взгляд, омега начинает неловко перебирать сложенными на животе пальцами и осторожно уточняет: — Может, мне стоит всё-таки слезть? Тэхён, кивая очередному подошедшему советнику, переводит взгляд на своего супруга и крепче сжимает ладонь на выделяющейся талии. От неожиданности омега ойкает в половину голоса, а на поздравления пара не обращает внимания. — У меня свой трон, — наконец изрекает король, слегка прижимая опешившего омегу ближе к груди, — а у тебя свой. Сиди на месте. И отворачивается, переключая внимание на своих советников. Чонгук задерживает дыхание и, кажется, заливается краской пуще прежнего. Старается в этот раз смотреть куда угодно, только не на альфу, на чьих бёдрах так бессовестно расположился. Пока глаза бегают по верхнему своду зала, сравнивая потолки во дворцах светлого и темного дворов. Под огромными люстрами тронного зала его родного дворца не было видно переливающихся крыльев фей, а здесь они словно на ладони, на голых камнях их видно хорошо. Одна из них замечает интерес омеги и смущённо приседает в полете в реверансе, тут же скрываясь среди своих подруг. Чонгук пересекается взглядом с Хосоком, и ему становится от чужого понимающего взгляда ещё более неловко. Последними к трону подходят беременный омега, держа за руку маленькую эльфийку лет пяти… — Это Юнги, мой младший брат и муж коннетабля, и их дочь. … которая, заметив короля, словно наполняется энтузиазмом и рвётся быстрее оказаться рядом с ним, но молодой омега дёргает её за длинную косу и задерживает на месте. — Манеры, юное Высочество. Девочка дуется, но ловко и быстро присаживается в никудышном реверансе, повторяя за своим папой, разбегается и вприпрыжку преодолевает ступени. Хосок делает несколько шагов вперёд, но не успевает: девочка замечает на коленях Тэхёна замершего в удивлении и любопытстве Чонгука, открывает рот пошире, словно ждёт, что туда залетит фея. — Лаэль, — голос Хосока звучит твёрдо и строго, но это не мешает девочке обиженно насупиться под лёгкий и бархатный смех Тэхёна. — Дядя, почему твои колени заняты? — малышка разве что только ногой не топает для убедительности, куксясь так, словно вот-вот начнёт ронять слёзы. Тэхён прижимает Чонгука крепче, не переставая поглаживать большим пальцем мягкую кожу сквозь ткань наряда, подзывает к себе Лаэль и протягивает ей свою ладонь. Маленькие пальцы тут же оказываются в плену, а тыльную сторону король награждает лёгким поцелуем. — Потому что я нашёл себе свою маленькую принцессу, а ты будешь сидеть на коленях у отца. Лаэль оборачивается к упомянутому мужчине. Хосок стоит у первой ступени и сразу протягивает руку, как только видит, что дочь смотрит на него. Тэхён мягко подталкивает её. — С отцом на троне не посидишь… — Манеры, Лаэль, — омега резво поднимается за дочерью и кланяется ещё раз, осторожно придерживая живот одной рукой, а второй хватает маленькую эльфийку под руку. — Маленькая негодница, о чём мы с тобой говорили недавно? Юнги участливо и более дружелюбно улыбается Чонгуку и ведёт дочь обратно в толпу. По пути малышка цепляется за широкую ладонь Хосока и прячется за его ногой, очевидно обиженная, что её любимое место занято. Извинения Хосока Чонгук пропускает мимо ушей, пока размышляет о том, что сегодня он может лечь пораньше. Из-за волнения перед приёмом разболелась голова, но сейчас тело уже не так колотит от холода. — Дядя, тогда ты должен потанцевать со мной сегодня! Юнги улыбается, встречаясь взглядом со своим альфой. Он что-то тихо говорит Хосоку с хитрым прищуром. — Прямо сейчас! — Лаэль! Чонгук улыбается, видя, как Тэхён смеётся с теплотой в глазах.