***
Джеймс выглядел расстроенным, когда вернулся на кухню, неся поднос с завтраком Сириуса, на котором еще оставалась большая часть еды. Ремус посмотрел на него, затем на Джеймса. Тот улыбнулся, но улыбка не достигла глаз. — Слишком много вина было накануне, полагаю. Жизнь королевских особ, да? Ремус медленно забрал поднос из его рук и кивнул. Салфетка была сложена так же, как и раньше, и он демонстративно взял столовое серебро, чтобы Джеймс не заметил, как его пальцы вытащили маленький кусочек пергамента из-под ее складки. — Точно, — Ремус улыбнулся похожей, не доходящей до глаз улыбкой. — И часто такое случается? Улыбка Джеймса немного увяла, он взял из корзины яблоко и подкинул фрукт в руке, прислонившись спиной к столу. Ремус мог видеть только половину его лица. — Можно и так сказать. Ремус уловил... что-то. Что-то в его голосе, что ему не понравилось. Но Джеймс не стал задерживаться для дальнейших расспросов, а вернул яблоко на место, подхватил довольно большую корзину с обувью и полиролью и ушел. Ремус разве что мог порадоваться, что не ему пришлось этим заниматься. Глаза опустились на записку, лежащую в ладони. Хочешь закончить то что мы начали? Озеро. Сумерки. Он вздохнул. Половина его мужества ушла на то, чтобы написать это, другая — на то, чтобы отправить записку наверх. Теперь Ремус чувствовал себя глупо, видя ее на своей ладони, что означало лишь одно — Сириус записку не читал. Та ночь все еще была с ним, ощущалась так же ярко, как и много часов назад. Он ловил себя на том, что думает об этом прямо посреди работы; щеки загорались, дыхание тяжелело. Это было невероятно и в то же время сводило с ума. Они не закончили. Это было безумие, с которым Ремус мог справиться, пока было обещание большего. Время вместе. Но время, когда они существовали по-отдельности... Ремус медленно разорвал записку, зажав губу между зубами. Он был совершенно не готов к тому, что в груди у него постоянно будет скрестись такое сильное желание. — Черт, — выдохнул Ремус и оттолкнулся от стола. Сириус не прочитал записку, а у него не было другого способа связаться с ним, если только тот сам не спустится в кухню. В таком случае ему нужно будет какое-то оправдание — хорошее оправдание — для того, чтобы вообще оказаться внизу. Ремус чувствовал себя подвешенным на конце слишком крепкой и тугой веревки. Нужно было пройти через целую битву, просто чтобы увидеть друг друга. И сейчас он явно проигрывал: придется ждать, сидеть сложа руки и надеяться, что Сириус появится здесь скорее раньше, чем позже. Ремус выбросил недоеденную еду и принялся за работу, которую возложила на него миссис Поттер, пока сама отправилась на обычную для утра субботы закупку на рынок, чтобы пополнить запасы сезонных продуктов. Он должен был начать готовить сэндвичи с яйцом для королевы, но подумывал о том, чтобы пропустить это задание. Пускай королева обойдется без своих сэндвичей к чаю. Посмотрим, что тогда подумают о ней ее вельможи, когда на столе не окажется еды. Ведь королевские особы мелочны, не так ли? Теперь, когда он знал, как Сириус ненавидит королеву, собственная ненависть, казалось, разгоралась только сильнее. Но он вздохнул и разбил первое яйцо в миску. Это не его голова окажется на разделочной доске в случае неповиновения. Ремус уже повернулся, чтобы взять пахту, когда две руки легли на его бедра, оттащили от столешницы и крепко прижали к чужой груди. На этот раз он даже не стал притворяться, что испугался, и лишь издал слишком громкий смешок, почувствовав, как такой же смешок приглушенно ударился о заднюю часть его шеи. Казалось, что грудная клетка вот-вот развалится от внезапного облегчения. Он здесь. Ремус положил одну руку на ладонь на противоположном бедре, а другой продолжил взбивать яйцо. — Ну, привет. Подбородок Сириуса опустился на его плечо, а руки на бедрах переместились выше, чтобы плотно обхватить за талию и прижать их тела ближе. — Привет. Венчик в руке замедлился, когда Ремус посмотрел на помутневшую в миске смесь, вспоминая: — Ты в порядке? — он старался, чтобы его голос прозвучал легко. — Мгм, — ответ Сириуса был тихим, как у лжеца. — Да? — Ремус не хотел настаивать, но и не мог не переспросить. Сириус прижался губами к его челюсти, как раз в том месте, где она переходила в ухо. — Теперь лучше. Ремус слегка кивнул, не удержавшись от того, чтобы наклонить голову под поцелуем. — Хочешь потом немного сэндвичей? — Когда Сириус не ответил, он продолжил: — Просто ты не доел свой завтрак, и я подумал, что что-то не так. Это прозвучало еле слышно, но Ремус не упустил ругательства, с которым Сириус выдохнул. — О. Точно. Забыл, что ты, ну, можешь заметить. Ремус отложил венчик и повернулся в руках Сириуса. — Конечно, я заметил, ты же не получил мою... На долгий момент в кухне воцарилась тишина, когда он посмотрел на его лицо. Ремус не сделал ни малейшего движения, чтобы прикоснуться, и никто из них не отстранился, но теперь между ними было чуть больше пространства, которое заняли непонимание, беспокойство, тревога. Сириус просто смотрел на него, пока глаза безмолвно умоляли не делать этого, не говорить ничего, не замечать, не спрашивать. А Ремус едва ли мог молчать. Это был Сириус. Это был человек, который сумел изменить его жизнь за несколько недель, который не заслуживал... этого. Чем бы это ни было, что бы ни происходило. Сириус опустил взгляд, уголки губ поникли, продолжая упрашивать: пожалуйста, не надо. И Ремус не стал этого делать. Он осторожно провел рукой по волосам Сириуса, убирая их от слегка припухшего края пореза у правого глаза, и только спросил: — Когда-нибудь? Сириус поднял взгляд, и в выражении его лица появилось облегчение. Он кивнул. — Когда-нибудь. Ремус продолжал держать руку поднятой, просто нежно поглаживая, и Сириус закрыл глаза, прислонившись к ней. Ремус хотел бы остаться здесь навсегда. По-прежнему не открывая глаз, Сириус наконец заговорил. — По-моему, меня обещали обучить тому, как варить яйцо. — Так и было, — Ремус усмехнулся. Сириус быстро окинул взглядом кухню. — Ты кого-нибудь ждешь? Ремус вдруг почувствовал огромную благодарность за день, который миссис Поттер проведет на рынке. — Ни души. Следующие полчаса они провели в уютной тишине, прерывающейся иногда смехом; ладони Ремуса почти все время лежали поверх больших рук Сириуса, обучая и просто желая касаться. Они нарезали хлеб, когда Сириус наконец произнес то, что Ремус хотел услышать. — Что ты делаешь сегодня вечером? Ремус потянулся вверх, отщипнув немного перьев зеленого лука из пучка, свисающего с потолка. — Абсолютно ничего. — Теперь нет, — Сириус поднял глаза от сэндвича, который держал в руках несколько неуверенно, и встретил взгляд Ремуса. — Как думаешь, ты сможешь найти предлог, чтобы подняться наверх? Ремус разрывал в пальцах лук, позволяя ему свободно падать поверх яиц. — Да. Видимо, у твоей мамы сегодня прием, так что делать будет нечего. Опять гостиная? Сириус перевел взгляд на то место, где аккуратно намазывал масло на хлеб. — Вообще-то... Ремус поднял глаза, заметив нерешительность в его тоне. Сириус сосредоточенно, как только мог, смотрел вниз. — Я подумал, что ты мог бы подняться немного, эм, повыше. — Он сделал большой, нервный вдох. — В мои покои, например. Его глаза на секунду метнулись к Ремусу. Ремус затаил дыхание. Это было что-то новенькое. — Твоя комната. — Верно, — кивнул Сириус. Он больше не отрывал взгляда от ножа в своей руке. — Это частная комната, туда никто не войдет. Я могу показать потайной ход, через который можно попасть в нее. — Тайный ход? — рот Ремуса приоткрылся в удивлении. Сириус усмехнулся и на этот раз все же посмотрел на него прямым взглядом. — Да, я знаю. В замке их полно. — Затем более неуверенно, снова опуская глаза: — Ты придешь? Ремус почувствовал, что раскраснелся до самых пят. Кожа покрылась колючими мурашками, щеки потеплели при мысли о том, что он будет в комнате Сириуса; в том самом неопределенном пространстве, куда он месяцами отправлял завтрак. В груди заныло от внезапного желания увидеть его комнату, увидеть Сириуса в ней. — Ремус? Ремус поднял голову и уставился в пустоту. Он почувствовал, что его лицо стало еще горячее, а губы изогнулись в улыбке. Взгляд Сириуса вернулся к нему, а затем он тоже улыбнулся. — Придешь? Ремус кивнул. — Конечно. Конечно, я приду.***
Спина Регулуса болела, но он не смел двигаться на своем стуле. Он услышал, как Беллатриса скребет ногтями по столу, оставляя за собой длинные царапины, еще до того, как обратил взгляд на нее или ее мать. — Регулус. Очень рада, что ты смог присоединиться к нам. — Гладкие черные волосы и такие же темные глаза. Беллатриса улыбнулась ему — скорее, оскалила зубы. — Моя сестра хорошо воспитала тебя с нашей последней встречи. — Улыбка же ее матери не была ни оскалом, ни настоящей улыбкой. Регулус встал и поклонился каждой из них, поцеловал руку тети. Он не улыбался. — Много времени утекло. Высокие витражные окна поместья Лестрейнджей пропускали очень мало света, а те немногие лучи, которым все же удавалось это сделать сквозь темно-зеленые стекла, были водянистыми и тусклыми, отбрасывали на стену изменчивые тени. От этого Регулус чувствовал себя неспокойно — невозможно было понять, что движется, а что нет. Может, за его спиной кто-то стоит, а может, это просто обман зрения; были ли глаза тети направлены на него или в сторону. Свет оставлял его в темноте. Хотелось вернуться домой. За ним начали входить в зал остальные люди, представители семейства Лестрейнджей и других благородных родов, а он сидел, не говоря ни слова. Беллатриса опустилась на стул рядом с ним, больно цапнув его за руку исподтишка, а затем надулась и отвернулась, когда он не вздрогнул. Его тетя встала во главе стола. Сама по себе Тарея Лестрейндж была невысокой женщиной, но черная мантия придавала ей роста и делала невероятно стройной, а глаза излучали силу. — Добро пожаловать. Регулус опустил взгляд и принялся внимательно слушать. Власть. Достаток. Контроль. Все для себя. Это было все, что он слышал. Он ощущал, как меняется энергия в комнате, его глаза обводили остальных, встречая только одобрительные кивки. Затем начали раздаваться договоры, в которых излагались планы действий и планы для окрестных деревень. Сириус был прав, здесь говорили только о том, что налоги должны быть повышены, и смех не смолкал, когда Беллатриса выпрашивала еду и питье, подражая простолюдинке. — А что с правоприменением? — Мужской голос прозвучал отчетливо и довольно высоко. Одежды этого человека выглядели тяжелыми вместе с висящими на шее толстыми серебряными цепями. На его лице играла тонкая и кривая улыбка, которая говорила Регулусу о том, что мужчина уже знает ответ на свой вопрос. Регулус подумал, что и он сам знает. Тарея улыбнулась, не показывая зубов, не улыбаясь на самом деле, и — да, Сириус был прав. — Кровь. Регулус осторожно прочистил горло, прежде чем спросить: — Смерть? За неуплату налогов? — Верно, племянник. — Подобие улыбки Тареи не дрогнуло. Руки Регулуса сжались в кулаки, он занервничал и спрятал их под стол. — Мой дом... Королева не пойдет на такое. Я не верю. Глаза его тети сузились, и она прижала кончики тонких пальцев к темному дереву стола, наклонив свое длинное тело вперед. — Да? Регулус сел ровнее. — Есть и другие способы позаботиться об этом, не так ли? — Есть, — ее зрачки сузились. — Тогда нет. Нет, королева никогда не согласится. Губы Тареи слегка приоткрылись. Улыбка стала выглядеть, как гримаса. — Королева не согласится? Уверен? Или ты говоришь о будущем короле? Регулус напрягся, но заставил себя не отводить взгляд. Он почувствовал, как воздух изменился при упоминании его брата. Сириус был печально известен тем, что выступал против традиционных устоев семьи. Он представлял собой угрозу, и страх, который он вызывал, почти мгновенно превращался в ненависть. — Потому что, — продолжала его тетя, — я считаю, что есть способы позаботиться также и об этом. Воздух в легких Регулуса словно застыл. Рядом с ним Беллатриса издала вздох, затем смешок. Он увидел, как остальные сели ровнее. Теперь они слушали очень внимательно. Это было что-то новое. Дело касалось его брата. Регулус сглотнул, сердце заныло от осознания. Именно по этой причине на это место выбрали его. Тем не менее он сказал: — Я не уверен, что понимаю. Регулус возблагодарил бога за то, что голос не дрогнул. Пальцы Тареи сцепились на спинке его стула, когда она направилась к нему и встала позади, затем крепко сжались на его плечах. — Регулус. Не хочешь ли ты стать королем?***
Регулус ни с кем не говорит, пока добирается до дома. Затем отсылает стражу; его ужин, нетронутый, остается остывать. Он заходит в свою комнату, падает на колени и говорит себе, что поступает правильно. Слова эхом отдаются в черепе. Да. Да, я хочу. И он начинает разрабатывать план.***
Сириус уперся взглядом в чайный столик перед собой, уставленный летними фруктами, сыром и хлебом, вином, шоколадом. Все, о чем он только мог подумать, было доставлено. Когда служанка закончила свою работу, он отпустил ее, а затем и свою стражу следом. Двое мужчин ухмылялись, поглядывая друг на друга. Несомненно, в их головах промелькнули мысли о любовной интрижке. Сириус закрыл дверь и усмехнулся. Они и представить себе не могли. Последние полчаса он ходил по комнате, не отрывая взгляда от книжной полки, и ждал, когда та сдвинется и покажет за собой парня, о котором, он был почти уверен, никогда больше не перестанет думать. Сириус не знал, что именно заставило его пригласить Ремуса сюда. Это было спонтанное решение, вполне возможно, результат некоторых незавершенных дел и неконтролируемой потребности их завершить. Им было необходимо уединение. Он посмотрел на кровать, затем на еду. Вообще-то, это не было чисто сексуальным мотивом. С тех пор как Сириус познакомился с Ремусом, у него появилась потребность давать ему вещи. Тапочки, записки, цветы, шоколад. Хотелось снова и снова наблюдать за тем, как освещается его лицо, как он застенчиво улыбается, когда думает, что, возможно, показывает слишком много восторга. Сириус мог бы наблюдать за счастливым Ремусом до скончания веков, и все это время и самому быть счастливым. Он услышал приглушенный стук за стеной и остановился, повернувшись к шкафу. Проход в стене открылся, и в него очень неуверенно просунулась голова. Но как только Ремус увидел Сириуса, нерешительность сменилась ухмылкой, и он выскользнул из скрытого проема прямо в объятия Сириуса, притянув к себе в немного неаккуратном поцелуе, больше похожем на смех. — Это было ужасно, — Ремус вздохнул, снова прижался губами к губам Сириуса и провел ладонями по его щекам. — Там полным-полно чертовой паутины. Сердце Сириуса словно спотыкалось о собственные удары. Никогда еще его комната не казалась ему такой теплой. Он улыбнулся в ответ, несколько ошеломленный, пытаясь рассмотреть каждую черточку лица Ремуса. — Не любишь пауков? Ремус только покачал головой, наконец-то найдя в себе силы встать на носочки, чтобы они могли находиться на одной высоте. — Нисколечко. — Что ж, — Сириус удобно устроил руки на талии Ремуса и опустил голову, чтобы столкнуть их носы, — как бы то ни было, я рад, что ты добрался. Ремус улыбнулся ему, прищурившись, а затем впервые обвел взглядом комнату. Улыбка исчезла, а глаза немного расширились. — Господи... — Руки свободно обхватили Сириуса за шею. — Ты действительно король. Сириус фыркнул. — Хорошо подмечено. Ремус закатил глаза, но улыбка вернулась, взгляд по-прежнему блуждал по комнате. Сириус с некоторой неохотой позволил ему выскользнуть из своих объятий и остаться так, чтобы они соприкасались только кончиками пальцев. — Твоих рук дело? — спросил Ремус, беря сливу. Сириус согласно хмыкнул, прислонился к столбику кровати и стал возиться с прозрачной занавеской, сбившейся в углу, пока она не упала свободно в его ладонь. Он молча наблюдал за Ремусом, который медленно обходил комнату по кругу, откусывая от спелого фрукта. Он дотрагивался свободной рукой почти до всего. Стены, подушки на диване у двери, темное гладкое дерево шкафа. Ремус водил кончиками пальцев по каждой поверхности, и Сириус чувствовал, как тепло разливается в его животе, пока наблюдал за ними, длинными, тонкими и ласковыми. По коже прошлись мурашки от желания ощутить эти пальцы на себе. Наконец Ремус остановился, когда вернулся к исходной точке, и взял занавеску из руки Сириуса, заменяя ее своей ладонью. Он переплел их пальцы и притянул грудью к груди. — Здесь очень хорошо. — Рад, что ты так думаешь, — улыбнулся Сириус. — А ты нет? — Ремус столкнул их носы. — Я думаю... — Правда заключалась в том, что Сириусу никогда особенно не нравилась эта комната. Слишком много негативных воспоминаний, слишком замкнутое пространство. Она казалась обезличенной, будто могла принадлежать кому угодно, а не только ему. Но, учитывая то, как его персону воспринимали люди, возможно, в этом и был смысл. Он поднял их сцепленные руки и прижал к губам. — Думаю, теперь она мне нравится больше, когда в ней есть ты. Ремус улыбнулся, затем прижался ближе и поцеловал. Несколько мгновений поцелуй был мягким, просто нежные прикосновения, а затем Ремус позволил Сириусу раздвинуть языком его губы и прижать к краю кровати. Сириус застонал, отпустил его руки и вместо этого крепко прижал ладони к спине Ремуса, спускаясь ниже. Ремус задышал быстрее, когда он провел губами по его горлу; откинул голову назад, довольный и беспомощный, когда рот Сириуса впился в кожу, покусывая и оставляя метки. — Боже, — Ремус крепко сжал его рубашку, — скажи мне, что ты можешь остаться. Он не хотел признаваться себе в том, насколько жалким показался ему этот вопрос. Он никогда не был тем, кто должен уйти, и, вероятно, никогда не будет; однако он всегда будет тем, кого оставляют. Ремус старался не думать о том, что однажды это произойдет навсегда. — Я могу, — задыхающимся голосом произнес Сириус. — Я могу, я могу. Пока что. Ремус снова закрыл глаза и протянул руки к волосам Сириуса. Он удрученно застонал, когда почувствовал прикосновение холодного металла к пальцам. — Господи, как же я ненавижу эту штуку. Сириус поцеловал его снова, губы успели стать влажными и опухшими от прошлого поцелуя. Ремус почти не слышал его слов из-за желания, шумящего в голове. — Сними ее, — мягко рассмеялся Сириус напротив рта Ремуса. — Сбрось. Ремус без колебаний обхватил золотой металл пальцами и стянул с головы Сириуса. Он услышал приглушенный толстым ковром звук упавшей короны. С глаз долой, из сердца вон. — Вот и все. — Руки Сириуса снова оказались на его бедрах, улыбка ослепительно сияла, и он держал Ремуса, пока тот не лег спиной на кровать. Сириус переполз и оказался сверху. — Только ты и я, любимый. Ремус вздохнул, почувствовав тяжесть бедер Сириуса на своих, погрузившись в невероятную мягкость кровати под собой, и попытался не позволить грусти прокрасться вместе с счастьем. Сейчас все хорошо, это хорошее воспоминание. Ремус не будет тем, кто его испортит. — Только мы, — тихо повторил он. Сириус откинулся назад, опираясь на предплечья, и посмотрел на Ремуса. Его пальцы играли с волосами, рассыпавшимися вокруг ушей Сириуса, глаза были мягкими и отчаянно пытались не выдать беспокойства. — Ты в порядке? Ремус на мгновение прикусил губу, внимательно глядя на Сириуса. Его волосы все еще хранили след от тяжелой короны, и Ремус протянул руку, чтобы несколько раз провести пальцами по ним и заставить выглядеть взъерошенными, как в тот день, когда Сириус пришел к нему после плавания. — Просто не хочу, чтобы ты уходил. — Честно говоря, он не собирался произносить это вслух. Ремус наблюдал, как глаза Сириуса округлились, а затем брови сошлись вместе: грустно, болезненно. Синяк на его щеке стал еще больше по сравнению с утром, и Ремуса вдруг охватило желание оттащить Сириуса на кухню и сделать так, чтобы боль утихла. Вообще, чтобы любая боль прошла. Сириус, похоже, думал о том же: он переместил свой вес на одно плечо и прижал ладонь к лицу Ремуса, проводя пальцами от щеки до челюсти. Ремус прервал его, прежде чем тот успел хоть что-то сказать, потому что, серьезно, что тут можно было говорить? Любое заверение оказалось бы, по крайней мере, наполовину ложью. — Просто... Я имею в виду, что я рад, что ты можешь остаться. Пока что. — Не думаю, что смогу спокойно пережить еще один такой период, как последние несколько дней, — Ремус наклонил голову и легонько прикусил нижнюю губу Сириуса. — Ты оставил меня в подвешенном состоянии. Сириус на мгновение замешкался, но затем позволил себе улыбнуться. Он одним движением поймал губы Ремуса как раз в тот момент, когда тот оторвался от его рта, и прижал подбородок к себе, целуя еще крепче. Сириус подтянул колени, перенося вес тела с плеч, чтобы можно было свободно трогать-трогать-трогать. Ремус опустился на матрас, желая, чтобы его целовали до тех пор, пока сознание не отключится, пока он не сможет быть только в этом моменте. Он не хотел волноваться, не хотел отсчитывать минуты. Он хотел чувствовать. Только то, что происходит сейчас. Ремус потянул завязки рубашки Сириуса, пока они не ослабли и ткань не сползла по его загорелым плечам, а затем прижался к нему, ощущая под рубашкой жар его кожи, геометрию ребер. Он опустил руки ниже, к брюкам. Сириус издал шипение и отстранился ровно настолько, чтобы снять с себя верх. Зрелище было великолепным. Сириус выглядел как лето. Весь воздух вышел из легких Ремуса, и он подсел ближе, чтобы прижаться к его коже, поцеловать ключицы. Он почувствовал, как рука Сириуса запуталась в волосах на его затылке, нежно прижимая к себе. — Иди сюда, — выдохнул Ремус, надавливая на грудь Сириуса, пока тот не лег на спину, издав восхищенный смешок, что заставило Ремуса улыбнуться, пока он устраивался на нем. — Черт, ты прекрасен. Ты прекрасен, иди сюда... Он прижался губами к груди Сириуса, проводя ими по мягким впадинам и равнинам, запоминая, запечатлевая в памяти. — Я здесь. — Ремус взглянул на Сириуса сквозь ресницы и увидел, что его глаза закрыты, а брови сведены. — Я прямо здесь. Ремус тоже закрыл глаза и уткнулся в шею Сириуса. Пока что. Сейчас он здесь. Ремус нащупал свободный ремень брюк Сириуса и потянул вниз, позволяя Сириусу приподнять бедра, чтобы снять одежду. Ремус наблюдал, как участилось его дыхание, как вздымается и опускается грудь. Он выдохнул и прислонился лбом к его бедру, вдыхая мускусный запах, медленно прижимаясь поцелуями к мягкой коже, пока не уткнулся носом в пах. — Сириус... — Да, — выдохнул он. — Да, да... Его глаза открылись, серо-голубые, с расширенными зрачками, и посмотрели вниз. Он протянул одну руку к Ремусу, и тот сдвинулся, в ожидании, встретив ладонь Сириуса и переплетя их пальцы. У Ремуса защемило в груди от мягкой улыбки, появившейся на лице Сириуса, когда он откинул голову на подушки, сбивчиво дыша. Ремус захотел снова увидеть эту улыбку, но он хотел увидеть и другие вещи. Может, больше. Он хотел увидеть, как глаза Сириуса зажмуриваются, как губы приоткрываются, как руки сжимаются в кулаки. Он хотел, чтобы ногти Сириуса впились в его ладонь; как сейчас, но сильнее. Ремус переключил внимание на член Сириуса, тяжелый над его животом. Он неуверенно обхватил его свободной рукой, и от тихого стона в паху разлилось тепло. Ремус сделал несколько пробных движений, сосредотачивая внимание на розовой головке, которая то появлялась, то исчезала из виду. Собственный член напрягся в брюках, и пришлось сдвинуться на матрасе в поисках трения. Он двигал рукой в устойчивом медленном темпе и вскоре почувствовал, как ладонь Сириуса сжимается в другой его руке. — Ре... Боже... Глаза Ремуса вспыхнули от этого прозвища, он втянул нижнюю губу между зубами и крепко сжал руку на члене Сириуса, провел большим пальцем по головке, собрав прозрачную жидкость. Сириус застонал, его бедра приподнялись, и Ремус поймал его член ртом, проведя языком длинную полосу по нижней стороне. Он не знал, что заставило его это сделать, ему просто вдруг захотелось попробовать. Ремус почувствовал, как запульсировала вена под его языком, потрясенно осознавая, что это бьется сердце Сириуса. Его глаза закрылись, а член дернулся от одной мысли об этом. Он лизнул еще раз, и еще. Запах Сириуса, вес его тела в руках, звуки, которые он издавал, — всего этого было слишком. Ремус отчаянно терся бедрами о стеганое одеяло, стараясь не обращать внимания на грубую ткань собственных брюк. — Блять, Ре, подожди. Глаза Ремуса мгновенно распахнулись, рот застыл, но губы остались неприлично приоткрытыми. Он не хотел останавливаться. Сириусу потребовалось гораздо больше усилий, чтобы сесть; дыхание было тяжелым, щеки раскраснелись. Он обеими руками притянул Ремуса к себе. — Все хорошо, все прекрасно, — он прижался к губам Ремуса долгим поцелуем. — Боже, ты идеален, я просто хочу... здесь. Казалось, они слишком устали, чтобы двигаться, конечности ощущались тяжелыми от возбуждения, но Сириус без особого труда помог Ремусу освободиться от одежды и снова поцеловал его, когда Ремус застонал, не чувствуя больше тесноты. — Вот так, — прошептал Сириус. — Теперь поставь ноги сюда, обхвати мое... ах, боже, да... мое бедро. Вот. Господи. — Сириус наклонился вперед для очередного беспорядочного поцелуя. — Ты такой горячий на мне. Ремус смутно почувствовал, как Сириус снова откинулся назад, в ожидании, но он улучил момент, приоткрыв рот и задыхаясь от ощущения своего члена на шелковистой коже бедра Сириуса. Он сделал пару аккуратных движений и едва не увидел звезды. Никогда еще он не был в таком контакте с кем-то, никогда еще его не переполняли настолько сильные и приятные эмоции. Ремус хотел наполниться этим чувством, чтобы оно окружало его. Он извернулся, чтобы дотянуться снова до члена Сириуса, обхватил его рукой и полный нужды приник ртом к головке. Они застонали одновременно: Сириус — от влажного жара, охватившего его; Ремус — от того, что был плотно прижат к нему, скользкому от предэякулята. Он провел языком по члену и принялся сосать, дыша через нос, обхватывая рукой то, до чего не мог дотянуться ртом, и почувствовал, как Сириус взял его за свободную ладонь, крепко сжав. С каждым движением головы Ремус сам подавался бедрами вперед, увеличивая темп по мере того, как напрягался собственный член. Он стонал, не задумываясь, вокруг члена Сириуса, и чувствовал, что становится только тверже от того, как выгибается его спина, как сжимается челюсть через проклятия, слетавшие с языка. — Черт, черт, Ре. Иди сюда. Мне нужно... — Голос Сириуса понизился на октаву, и Ремус обнаружил, что может лишь лениво потянуться и посмотреть на Сириуса из-под ресниц. Каждый нерв гудел, каждая секунда казалась последней перед тем, как он достигнет края. Член стоял прямо, твердый, как камень, истекая на живот Сириуса, когда он встал на четвереньки, чтобы подползти выше по его телу. Сириус уставился на него; губы были распухшими, дыхание тяжело срывалось с них; затем он опустил руки на задницу Ремуса и столкнул их члены вместе. — Мне нужно почувствовать тебя всего, черт... Ремус не знал, что за звук вышел из его горла, но в следующее мгновение на глаза навернулись слезы, и он уже бесстыдно, неровными движениями толкался вперед. Легкое жжение от впившихся в спину ногтей Сириуса только больше подталкивало его к краю. — Сириус, — наконец вымолвил он, зажмурив глаза до цветных пятен под веками. Он прижался лицом к потной шее Сириуса, вдыхая его запах и кусая, сжав руку на плече. — Боже. Боже, пожалуйста, пожалуйста... — Да, — Сириус тяжело дышал, — я держу тебя. Давай. — Он прижал их друг к другу, двигая бедрами в такт толчкам Ремуса. — Давай, любимый, я тоже близко. В конце фразы голос Сириуса сорвался, и он выкрикнул его имя. Глаза Ремуса распахнулись, рот сложился в идеальную букву «о», когда он почувствовал, как между ними разливается липкое и теплое. Это окончательно сломило его волю, и он издал приглушенный кожей Сириуса вскрик. Ремус задыхался в Сириусе, не в силах сдерживать свои дергающиеся бедра, из-за чего их чувствительные члены продолжали тереться друг о друга. Затем какое-то время они лежали молча, дыша друг другом, чувствуя вздымающиеся и опускающиеся вместе с дыханием грудные клетки. Ремус медленно моргнул, прижался щекой к разгоряченной коже Сириуса и устало улыбнулся, едва-едва. Прямо сейчас я счастлив. Потому что он здесь. Сириус здесь, и он не уйдет до тех пор, пока не пройдут часы и часы. Пока не взойдет солнце. У них есть время, много-много времени. Ремус закрыл глаза, когда почувствовал, как пальцы Сириуса пробираются сквозь взмокшие волосы к его лбу; рука Ремуса лежит на его голом бедре, большой палец выводит круги. — Ты назвал меня любимым. — Язык ощущался тяжелым, а по телу разливалось удовлетворение. Ремус почувствовал усмешку, зародившуюся в груди Сириуса, и сильнее притерся щекой к его коже, пытаясь запомнить это ощущение. На его висок опустился поцелуй. — Да. Разве это не так? — Ремус почувствовал толчок, означавший, что Сириус хочет, чтобы он посмотрел на него. И он повиновался, поднялся выше и прижался грудью к груди, нос к носу. Сириус поцеловал его в щеку. — Мой возлюбленный. — В другую щеку. — Моя любовь. Сердце Ремуса забилось так сильно, что он почувствовал пульсацию в кончиках пальцев. Затем вдруг нахлынул страх, словно его жизнь зависела от ответа на следующий вопрос: — Я не знаю. Это то, кто я есть? — Потом мягче: — Твоя любовь? Взгляд Сириуса стал мягким, он наклонил голову и растянул губы в улыбке, которая говорила конечно, конечно, это то, кто ты есть. Тяжесть исчезла с груди Ремуса еще до того, как Сириус произнес следующие слова; еще до того, как снова поцеловал его. — Да. Моя любовь.