The Kitchens / Кухни

Ремус едва притронулся к своему обеду — даже еда казалась ему неважной на фоне того, что ожидало его всего через несколько часов. Он разрывал хлеб на все более мелкие кусочки и макал их в суп, пока они не превратились в месиво на дне миски, так и не тронутое. Джеймс неожиданно упал на стул рядом с ним, что заставило Ремуса подскочить. — Извини, извини, — Джеймс смущенно улыбнулся. Он практически проглотил половину своего супа, прежде чем снова заговорил: — Просто устал, не хотел тебя напугать. Ремус пожал плечами, откинулся на спинку стула и бросил оставшуюся от хлеба корку в тарелку. Хлеб впитал в себя больше супа, чем он съел. — Все нормально. У Сириуса были какие-то планы на тебя, да? Или у твоей мамы? Джеймс запихнул хлеб в рот. — ...ириус, — он сглотнул и зачерпнул еще одну ложку супа, на этот раз более спокойно. — Да. Знаешь, этот бал? Первое цветение, настоящая любовь, все такое? Как тебе нужно подарить цветы девушке? Аппетит Ремуса полностью пропал при упоминании Сириуса и «подарить цветы девушке» в одном контексте. — О, — теперь он все же зачерпнул немного супа, просто для того, чтобы было чем заняться, и кивнул. — Ага. Джеймс выдохнул, слегка качая головой. — Что ж, у него есть кое-кто на примете. Господи, не знаю, как я мог это пропустить. Кем бы она ни была, судя по тому, сколько усилий он — ну, точнее я — приложил, она должна быть важна для него. Но он ни черта не хотел мне рассказывать. Последнюю фразу Джеймс пробормотал с горечью в голосе. Ремус только кивнул, пока его сердце медленно замирало в груди. — Значит, у него есть планы? На эту девушку, я имею в виду. — Уж надеюсь, — Джеймс усмехнулся. — Я бы не хотел собирать миллион цветов, чтобы в итоге просто так принести их в эту чертову Западную гостиную. Зря я стараюсь? Сердце Ремуса запнулось, замерло на мгновение, а затем продолжило биться о его ребра в прежнем ритме. Ох. Он чуть не опрокинул тарелку, потом схватился за края, пытаясь удержать и ее, и себя на месте. Цветы. Западная гостиная. Это для тебя. Это все для тебя. — Нет, — Ремус зачерпнул еще ложку супа и взял немного хлеба, надеясь скрыть улыбку. — Нет, не зря.

***

Ремус чересчур осторожно ступал по отполированному драгоценному камню замка Блэков. Он смотрел вниз и следил за своими шагами, потом позади себя, словно его ботинки оставляли заметный след пыли, который кто-то собирался обнаружить. Но коридоры были пустынны. До него доносились лишь отдаленные звуки танцевальной музыки. Ремус остановился, не дойдя всего несколько окон до двери в гостиную, выдохнул и ухватился за каменный подоконник. Уже отсюда он чувствовал густой аромат пчелиного воска и решил, что у Сириуса должно гореть не меньше дюжины свечей, чтобы запах был таким сильным. От этой мысли его щеки запылали. Цветы, сказал Джеймс. А теперь еще и свечи. Ремус выдохнул и улыбнулся себе под нос. Он надеялся, что Сириус может знать, что он романтик. Если нет, то Ремус обязательно ему об этом сообщит. Он прижал запястья к холодному стеклу в попытке остудить разгоряченное нервами тело, так и не решаясь сделать следующий шаг. Сириус ждал прямо внутри. Ремус должен был войти. Он хотел войти. Он не желал — не то чтобы у него был выбор — давать своему разуму столько времени на то, чтобы начать чувствовать себя виноватым, или нервничающим, или чем бы это чувство ни было. Он не хотел, чтобы слова миссис Поттер прозвучали в его голове. Прошлое может быть заманчивым. Не станет ли это одним из тех опасных воспоминаний, от которых она предостерегала? Не станет ли Ремус однажды так отчаянно жаждать этого момента, что это погубит его? Ему казалось, что он знает ответ. Он не был уверен, что его это волнует. Ремус тихонько постучал в дверь, сам не зная зачем, и почти сразу же изнутри раздался голос Сириуса, теплый и взволнованный даже сквозь темное дерево. Когда Ремус толкнул дверь, ему показалось, что он попал в другой мир. Он был прав, и Джеймс точно не преувеличивал. Десятки и десятки цветов, большинство из которых были полевыми, выросшими в окрестностях замка, усеивали комнату, их лепестки были беспорядочно разбросаны по полу. Свечи занимали пустое пространство между ними и окрашивали ближайшие бутоны в золотистый цвет, заливали комнату теплым светом. И посреди всего — Сириус. Сириус. Он был одет в темно-сливовый плащ, материал которого выглядел легким и воздушным, как раз для летнего вечера. Кожаные вставки на плечах делали их еще шире. Белая рубашка с кружевами едва выглядывала из-за кожаных завязок спереди. Сириус выглядел таким же золотистым, как и свет от свечей, волосы были распущены и падали на глаза. Он выглядел величественно. Ремус выдохнул, закрывая дверь позади себя, и прислонился к ней спиной. Теперь он точно знал свой ответ. Что за воспоминание это может быть. — Одет прямо для бала. Сириус усмехнулся и засунул руки в карманы темных брюк. — Какой бал? — Твой бал. Разве тебе не нужно развлекать какую-нибудь девушку прямо сейчас? — Ремус сузил глаза, сдерживая улыбку. Сириус выгнул бровь и шагнул вперед, поднимая руки, чтобы прижать ладони к дереву двери по обе стороны от головы Ремуса. — Какой бал? — повторил он, а затем, понизив голос, сказал: — Я здесь, с тобой. Ремус улыбнулся в ответ на это. Ему захотелось протянуть руку и прикоснуться к Сириусу, но он выглядел не совсем реальным, окруженный цветами, окутанный золотым светом. Этот парень недостижим. Ремус сглотнул. — Здесь много цветов. Сириус оглянулся, его взгляд на мгновение обежал комнату, прежде чем снова вернулся к Ремусу. — Что ж. Ты — важная персона. — Я? Ремус чувствовал, как поднимается и опускается грудь Сириуса при дыхании. — Хм, — он кивнул. — Да, ты. Это все для тебя. — Джеймс, он... — Не знает, — сказал Сириус быстро, а затем наклонил голову. — Как ты?.. — Ты забыл, что мы практически живем вместе, — Ремус приподнял бровь. Сириус вздохнул и кивнул в знак понимания, но его голова все еще была наклонена. Он выглядел так, словно ему неловко. Ремус все же медленно протянул руку, глаза скользнули вниз и проследили за ней лишь на секунду, когда его пальцы подобрались к подолу рубашки Сириуса и мягко зажали между большим и указательным. — Что такое? — Что? — Взгляд Сириуса, потупленный и расфокусированный, снова вернулся к глазам Ремуса. — У тебя это лицо. То самое, когда тебя что-то беспокоит. Взгляд Сириуса значительно смягчился, рот приоткрылся. — Лицо? — Да, — Ремус кивнул, на его губах появилась небольшая улыбка. — Твой взгляд теряет фокус, и появляется эта маленькая складочка, — Ремус провел большим пальцем вверх, пытаясь разгладить линию между бровями Сириуса, — вот здесь. Сириус только сильнее нахмурил брови и наклонился ниже. — Ты очень наблюдателен. — Надеюсь, это комплимент, — усмехнулся Ремус. Сириус покачал головой, слегка улыбнувшись. — Я просто... Никто никогда, ну, не замечал, — он замялся, а потом снова покачал головой. — Ничего такого, правда, я просто... Обычно я не вру Джеймсу. Ремус немного затормозил на первой части заявления, той, что разрывала ему сердце, но все же кивнул. Затем он подумал, что все еще пытается привыкнуть к тому, насколько близки были Сириус и Джеймс. До этого Ремус знал только, что отношения между слугами и домочадцами в лучшем случае вежливые, но в большинстве своем не слишком приветливые. С другой стороны, думать так сейчас, учитывая его нынешнее положение, было бы лицемерием. Он почувствовал тепло тела Сириуса вокруг себя — буквально — и улыбнулся. — Что? — усмехнулся Сириус. — Ничего. Может быть, тебе не придется врать ему вечно. Сириус кивнул. Ремус тоже кивнул. Они оба не верили в это. Сириус опомнился первым: — Не бери в голову. Это не о Джеймсе и не обо мне. Это, — Сириус сделал шаг назад, его руки скользнули вниз, чтобы взять ладони Ремуса и потянуть его за собой, — только о тебе. Сердце Ремуса замерло. Он уже знал, но услышать, как Сириус это произнес... Вдруг он снова оказался прижатым к груди Сириуса, их лбы почти столкнулись, сильные руки надежно обхватили его за талию. — Тебе ведь нравится, правда? Ремус улыбнулся, наслаждаясь тем, как нос Сириуса столкнулся с его собственным, и кивнул. Боже, теперь, когда он был здесь, снова окруженный этими руками, он не думал, что когда-нибудь сможет перестать прикасаться к Сириусу. — Я не знал, какие цветы тебе нравятся. Ты не похож на человека, который любит розы, — начал бормотать Сириус. — Серьезно, все цветы, которые заказала моя мать, просто не... не подходили. Эти — с территории замка. Джеймс... ну, я попросил его их принести. Я бы и сам это сделал, но, знаешь, любопытные взгляды и все такое, мне не хотелось, чтобы весь замок знал, что я думал о ком-то определенном в день бала. Не хочу даже знать все вопросы, которые могли бы возникнуть. — Сириус, — мягко перебил его Ремус. — Я знаю, что много говорю. Просто хочу убедиться, что тебе нравится. — Сириус, — Ремус прижал ладонь к его щеке, осторожно обходя все еще не заживший порез, пытаясь унять беспокойство в его глазах. Он неловко приподнялся на носочках, чтобы прижаться мягким поцелуем к его губам. — Это замечательно, мне все нравится. Ты мне нравишься. Сириус замер на мгновение; губы приоткрыты, словно в надежде на еще один поцелуй. Затем он улыбнулся. — Да? — Да, — Ремус опустился обратно. Эта нежная улыбка смягчила его решимость, и он просто обнял Сириуса за шею. Сириус спешно провел языком по своим губам, а затем обхватил спину Ремуса полностью и почти настойчиво прижал к себе. Ремус почувствовал, как под кожей запульсировало тепло. — Боже. Я не... — Сириус издал разочарованный стон. — У меня нет всей ночи. Я должен появиться на балу. Боже, это пытка. Ремус резко вдохнул, где-то между словами Сириуса и ощущением его рта, который теперь легко прикасался к его челюсти, прямо под ухом. — У нас же есть время? Никто не, черт... — Ремус практически выгнулся дугой, прижимаясь к груди Сириуса, что держал его теперь так крепко. Ему не хотелось, чтобы он отстранялся. — Никто ведь не собирается сюда заходить, правда? Дыхание Сириуса было горячим на губах Ремуса, когда он отстранился, чтобы прижаться лбами друг к другу. На мгновение воздух в комнате словно застыл, и остались только они. — Ни единая душа, — Сириус вздохнул, а затем соединил их губы, выбивая воздух из легких Ремуса. Так странно было стоять здесь и вспоминать, как — это было всего неделю назад? две? временной отрезок жизни, маленькое собрание часов, минут и секунд, когда Ремус даже не знал Сириуса — однажды он поднялся от камина в этой комнате, обернулся и увидел, что перед ним стоит невыспавшийся принц, грубый и самодовольный. Прошло всего несколько дней, наполненных не совсем идеальными разговорами, но также секретами, о которых никто не знал. И вот теперь он целовал этого принца. Теперь он целовал его, и ему никогда так не хотелось целовать кого-то другого. Это был материал для истории. Такой короткий промежуток времени для того, чтобы испытать столько чувств. Доверие, например. Уважение. Влечение. Сколько времени у них было? Сколько еще себя Ремус сможет отдать Сириусу? И сколько Сириус сможет отдать взамен? Сейчас, с руками, обнимающими щеки, вплетающимися в волосы на затылке, отступая назад, пока колени Ремуса не ударились о диван, и они не упали, в беспорядке прижавшись друг к другу, Ремус чувствовал, как все то невысказанное, что ожидало своего времени, наконец прорвалось между ними. Они были подобны подводным течениям, мощным, но не осязаемым. Ремусу вдруг захотелось почувствовать себя намного ближе, как будто, если он будет держаться за что-то — что угодно, — это продлится дольше. Его руки метнулись к одежде Сириуса — ткань была дорогой, кожаные завязки прочными, но легко поддавались его пальцам. Он тянул и развязывал узлы, не прерывая поцелуя, пока не добрался до рубашки, чтобы нырнуть руками под ее мягкий хлопок и прижать их к горячей коже, ощущая каждую мышцу и каждую кость. Сириус сбился с дыхания и опустился на предплечья, сближая их тела еще больше. — Ремус, — имя прозвучало прерывисто, смазано из-за отсутствия пространства между их ртами, чтобы произнести его как следует. Это было похоже на мольбу, что заставило Ремуса почувствовать, будто он не может дышать. Все было так ново. Это было то, от чего он так долго себя удерживал, говорил себе снова и снова: нельзя, нельзя, нельзя, нельзя. И вдруг это случилось. К нему прижималось юношеское тело, его целовали с такой же потребностью, как и у него самого, произносили его имя в ответ на прикосновения. Сириус слегка приподнялся и переместился так, что его бедро удобно устроилось между бедрами Ремуса. А затем он прижался к нему с твердым, неумолимым давлением, от которого под веками Ремуса заискрились звезды. Он прервал поцелуй только для того, чтобы глотнуть воздуха, зажмурив глаза и откинув голову назад, пока Сириус мягко покачивался на нем, и только грубая ткань их брюк мешала быть ближе. В этот момент Сириус приник губами к его обнаженной шее, всасывая тонкую кожу, прижимая поцелуй за поцелуем. Ремус почувствовал, как рука сжала его бедро, большой палец прокрался под рубашку. — Господи, блять, — выдохнул Сириус над его горлом и подался вперед, его рука внезапно оказалась на спине Ремуса и притянула его вверх, и Ремус прижался к нему полностью, одна нога сама собой обхватила ногу Сириуса. — Сириус, — он задыхался, почти теряя дар речи от того, с какой скоростью кровь прилила к его паху. Ремус почувствовал поцелуи на своих ключицах, наслаждаясь тем, как Сириус сдвинул ткань рубашки в сторону. Шнуровка спереди значительно ослабла, и он был готов поклясться, что ощутил, как кожу царапнули зубы. — Черт, — Ремус застонал. — Черт, ты только что... — Руки немного заняты, — Сириус издал задыхающийся смешок, а затем стремительно приник к груди Ремуса открытым ртом, оставляя на ней влажные поцелуи. — Боже. Боже, ты прекрасен. — Сириус, — Ремус практически простонал его имя и притянул ниже за поясницу, чтобы еще раз прижать их бедра друг к другу. Затем он действительно застонал, выгнувшись вверх, чтобы соответствовать толчкам Сириуса. — О боже, мне нужно... — Скажи мне, — Сириус произнес негромко. — Скажи мне, Ремус. Что угодно. Ты можешь получить все, что... Громкий стук в дверь разнесся по комнате. Ремус никогда не замирал так быстро, как в этот момент: кровь застыла в жилах, сердце бешено заколотилось, но по совершенно другой причине. Сириус, напротив, застонал от отчаяния, почти всем своим весом наваливаясь на Ремуса, и зарылся лицом в его шею. Он несколько раз пробормотал то, что звучало как «нет». — Сириус, — Ремус сглотнул, унимая панику в своем голосе. — Кто... — Это Джеймс, — голос приглушенно прозвучал в кожу Ремуса, и тот вздрогнул, почувствовав теплое дыхание. — Это просто Джеймс, он не войдет. Я сказал ему постучать, когда мама наконец-то заметит мое отсутствие. Боже, черт. Как же я ненавижу... — Он не закончил, только выдохнул и прижался к разгоряченной коже Ремуса долгим поцелуем. — Прости. Раздался еще один стук, чуть более громкий. — Да, я иду! — прорычал Сириус, а затем поднял голову и посмотрел на него. И Ремус почти забыл, что за дверью вообще кто-то есть, его это совершенно перестало волновать. Потому что щеки Сириуса раскраснелись до глубокого розового цвета, и на фоне его загорелой кожи румянец выглядел темным и прекрасными. Его губы были припухшими от поцелуев, волосы растрепались. С расширенными зрачками и наполовину снятой с него одеждой он выглядел так, что Ремус почувствовал, как в его брюках стало еще теснее, если это вообще было возможно. Он почувствовал, как бедра Сириуса мягко толкнулись в ответ. Ремус тихо застонал, поднял руки от рубашки Сириуса и прижал их к его щекам, чтобы снова поцеловать, уверенно и не спеша. — Останься, — говорил он в перерывах. — Боже, останься. Сириус нахмурил брови и поцеловал Ремуса сильнее, словно пытался запечатлеть это ощущение на своих губах. Они оба знали, что он не может остаться. Через несколько секунд Ремус отпустил его и помог завязать рубашку, пока Сириус стоял с несчастным видом, прижимаясь поцелуями к его лбу и вискам. Когда они были одеты и после долгих мучительных поправлений брюк, Сириус снова притянул Ремуса к себе. — Ты не покинешь моих мыслей сегодня ни на минуту, — тихо сказал он, проведя пальцами по его щеке и запустив руку в мягкие волосы за ухом. Его улыбка стала чуть более озорной, но глаза были честными. — Ты ведь знаешь, что значит подарить кому-то цветы сегодня вечером? Ремус просто поцеловал его, слишком потрясенный, чтобы говорить. Я знаю. Сириус держал его, подталкивая назад, целуя короткими, отчаянными рывками, пока они не оказались перед дверью. Он отстранился и оставил Ремуса стоять там, где тот мог надежно спрятаться за ней, и с последним прикосновением, с последним взглядом открыл ее и исчез. Ремус услышал короткий фрагмент извинений Джеймса и вздохов Сириуса, а затем дверь закрылась. Ремус медленно задул свечи, одну за другой, потом открыл окно, чтобы впустить теплый ночной воздух. Под надежным покровом темноты и луны он поставил стул перед дверной ручкой, улегся на диван и обхватил себя руками за плечи, уже отчаянно живя воспоминаниями о том, после чего не прошло и десяти минут.