Символ верности

      На закате витражи Вызимского замка зажглись драгоценностями, металлические рамки их вспыхнули огнём. На пол, на столы, на головы людей и нелюдей легли зловеще искажённые лики темерских королей, их отражения между собой смешались. Слуги дотошно, кропотливо зажигали сотни свечей. Огоньки нервно дрожали, свет покорно облизывал стену и скатерть. Раньше здесь целовали полы надушенной синей мантии Фольтеста, низко склоняя головы. Теперь здесь кричали Gloir aen Ker’zaer.       Сердце Иорвета билось в горле до тошноты быстро. Ему не нравились человеческие монархи, уродливый символизм их изображений, не нравились дамы, стремящиеся размыть свои масляные заинтересованные взгляды, не нравился шёпот, утихающий лишь тогда, когда Иорвет подходил ближе, не нравился затхлый запах плесневелого камня, смешанный с сотнями нот чьих-то духов и запахом кухни. Было душно. По щекам дам тёк пот, смазывая пудру, обнажая серую, болезненную кожу. Сердце билось больно.       Иорвета поймали в клетку. Хочется сбежать, сбежать от столов, ломящихся от человеческой жратвы и бутылок вина, сбежать от старух и молодок, от толстых боровов и тонких юных дворянских парнишек. Хочется взять Роше — и выпорхнуть птичкой отсюда на вольную волю. Роше сам мажет пот по лицу. Волнуется. Дублет ему жмёт в плечах, брыжи трут шею.       Все ходили вокруг длинного стола, хватают закуски. Это у людей называется фуршетом. Столы выглядели так, словно ради их наполнения пришлось опустошить все леса и птичьи дворы, взбаламутить всю воду в водоёмах. Зрелище правда впечатляющее: рыбные и птичьи паштеты, карпы, окуни, различные закуски и десерты — орехи, засахаренные ягоды, пирожные. Виночерпий разливал гостям вина, привезённые из Кастель Ровелло аккурат к празднику — Эст-Эст, Помино, Фьорано. Иорвет не ел. Его тошнило от бессмысленного водоворота платьев, шепотков, светских бесед. Хотелось остановиться. Пойти вспять. Побежать. Лишь бы не быть частью этого дьявольского танца.       Роше терпеть не мог светские мероприятия. Высший свет отплачивал ему такой же неприязнью. Роше не нравится духота, раздражают мельтешащие разноцветные платья придворных дам, посольских жён и дочек, чародеек. Аппетита и у него нет. Он нервничает, ему неудобно в этой дурацкой одежде. Чёрный дублет с серебристыми пуговицами слегка давит, но в целом, думает Роше, это не так плохо — он проверит, не успел ли отожраться за последний год. Конечно, не успел. Какой кусок в глотку полезет при такой работе?       Роше проскальзывает сквозь ряды аристократии и прочих гостей, Иорвет следует за ним, беспомощно озирается, как дикий зверь, привезённый на потеху.       — Это ещё хорошо, что я не нацепил тот идиотский кружевной воротник, — шепчет хитро-смешливо Роше, стараясь разрядить обстановку.       Воротник называется «раф» — это знает Иорвет. Откуда-то. Роше вообще стал поражаться тому, что Иорвет оказался таким специалистом в моде. Все эти накидочки, вышивки, заколочки… Впрочем, человеческую моду он считал уродливой. Иорвету страшно идёт его зелёный наряд с красным поясом, заплетённые волосы. Сейчас, без доспеха и кольчуги он кажется совсем тонким и стройным.       Вернон разговаривает с каким-то то ли послом, то ли просто аристократом — для Иорвета все они на одно лицо. Да и разница? И это ещё не начались танцы. Хотя музыка, ненавязчиво доносящаяся из другого угла зала, ударяется о стены и всё равно раздражает.       — Господин регент.       Ковирская делегация привезла новому регенту Темерии особый подарок — тонкую, изящную рапиру. Иорвет с любопытством смотрит, как Роше вручают оружие, которого он и не видел у людей в Темерии. Таким оружием не сражаются на войне. Им, может, дерутся на дуэлях, но скорее всего, эта рапира предназначена для целей церемониальных. И всё равно красиво, хоть Вернону и не идёт.       — Его Королевское Величество Танкред Тиссен выражает искренние надежды на укрепление союза наших государств.       Иорвет слушает вполуха, косится на темерскую знать, словно мысленно хочет вынести им всем вердикт. Зрелище малоприятное: напыщенные, выхолощенные мужчины, а их спутницы словно соревнуются в изощрённости нарядов. У многих из них в волосах или на шеях — лилии. Живые и бриллиантовые. Лилии стоят на столах — геральдический цветок Темерии. Так любимый Роше. От острого запаха Иорвета ведёт ещё сильнее.       — Лучше б нацепил воротник. Я б хоть посмеялся, — шутливо отозвался Иорвет, когда его человек возвращается, хоть в единственном глазу и блестело раздражение ко всему вокруг. — Вернон, те две уродливые дамы опять шепчутся о нас. Я хорошо слышу.       Дамы были, по мнению Роше, вполне обычные. Может, даже привлекательные. Только Иорвету человеческие женщины претили особенно. Их яркая безвкусная одежда резала глаз, их высокие, подобные башенкам атуры — нервировали. И музыку люди неприятную играют, партия флейты фальшивит, бьёт по ушам. Иорвет прикрыл глаз, как только получилось, наконец, остановиться. Человеческих танцев Иорвет не знал. Танцевать не собирался. Поглядит, как Роше неловко, алея, танцует каких-то девиц, по человеческим меркам просроченных для замужества.       Глупые человеческие порядки. И люди тоже — глупые. И Роше был исключением, его подтверждающим. Его человека зовут господином регентом. Иорвет испытал бы гордость, только думать в этом душном зале не получалось. Роше отошёл, но был рядом.       — Господин командир специального отряда.       Иорвет ошалело обернулся, сначала не понимая, к кому обращается этот лысеющий мужичок с пузом, обтянутым дублетом с тошнотворно повторяющейся вышивкой.       — Как вы находите сегодняшнюю погоду? Испробуйте вина, оно сегодня исключительно хорошо.       Иорвет подавил раздражение. Еле-еле приспособив губы к чужому для себя всеобщему, он что-то ответил. Сразу же забыл — что. Они с Роше тут уместны, как муха в супе, как два осла в цветочной лавке. Они — чужие. Счастье вчерашней ночи растаяло, как сон. Так странно: где-то меньше суток назад он был счастлив, а теперь его вытолкнули из сладостной патоки мечтаний и надежд. Иорвет ругал себя за собственную беспечность. Глупо было думать, что он может тут на что-то претендовать. Вернон Роше принадлежит только Темерии.       Роше усмехнулся, видя что Иорвет взял бокал вина. Схватил сам бокал с подноса. Отставил на небольшой столик. Сам он пить пока не хотел, ему ещё вытанцовывать всех этих дам. Что ж, таков этикет. Таковы правила.        — Делегация с островов Скеллиге, — Роше мотнул головой, указывая взглядом Иорвету на воинственного вида мужчин и женщин, так сильно выбивающихся из толп северян и нильфгаардцев, — цвета клана ан Крайт.       Иорвет разглядывал гостей, поражаясь тому, что островитяне и на светский приём пришли с топорами и в красно-чёрных клетчатых одеждах.       — У них чудная культура, помню такую песенку, про скальную троллиху влюблённую в рыцаря: О Маннелиг, о Маннелиг! Мне господином будь, а я верною супругою твоею! — Роше запел тихо, изображая скрипучий противный голос троллихи.       Для северян жители Скеллиге были варварами, как для нильфгаардцев варварами являлись сами нордлинги. Эти dh'oine когда-нибудь переубивают друг друга. Когда исчезнет, не без их стараний, последний эльф или краснолюд. Так Иорвет считал до сих пор.       — Вернон! Умеешь поднять мне настроение, — он засмеялся. — троллиха и рыцарь? Половина союзов, представленных здесь. Или наоборот — прекрасная дама и тролль.       Скеллигские делегаты, воинственные, рычащие на особенном диалекте старшей речи, больше пришлись Иорвету по душе. Пропахшие рыбой и морем, изуродованные шрамами, одетые как в поход. От них, видимо, ничего другого не ожидали. Скеллигцев он не видел раньше никогда. Люди, привычные к войне больше других. Он отпил вина. Действительно — вкусное, сладко-терпкое. Такое он не пробовал ещё.       — Вернон, маленькая королева будет сегодня?       — Будет. Вообще-то, я и собирался с ней поговорить, — Роше при словах о королеве сразу подобрел и горделиво улыбнулся.       Роше увлёк эльфа за собой, с трудом отбиваясь от знатных дам. От их мужей, стремящихся о чём-то попросить — тоже. Только они отошли от толпы, стало намного легче. Вроде бы даже голова перестала болеть.       Музыка гулко доносилась до их спин, когда Вернон толкнул дверцу, ведущую в коридор. Они подождали некоторое время, пока в коридоре не появилась девочка, одетая в синее платье из шёлка с высоким воротником, с парчовыми ленточками и жемчужинками на рукавах. В волосах девочки, причудливо заплетённых, красовалась заколка в форме лилии, украшенной каким-то голубым камнем.       — Моя королева, — Роше поклонился, на мгновение озираясь на Иорвета, словно напоминая тому склонить голову тоже.       — Вернон! — голос девочки был ещё совсем девичий, детский, звонкий как ручеёк. Она подбежала к нему, вызывая недовольные вздохи придворной дамы и остального сопровождения. Роше подхватил её.       — Тебя долго не было, — недовольно произнесла Анаис, складывая руки и хмуря брови.       — У меня были важные дела, Ваше Величество.       — Мы пойдём завтра фехтовать? — спросила она, недоверчиво косясь на эльфа, но не решаясь ни поздороваться с ним, ни обратить внимания. Знала, что Роше сам заговорит о Иорвете, — но я не хочу деревянный меч, я хочу папин, из тронного зала…       — Ваше Величество, — менторским, но мягким тоном произнёс Роше, — этот меч ещё тяжёл для вашей руки. К тому же, если вы поранитесь, Наталис открутит мне голову.       Анаис звонко рассмеялась при словах «открутит голову». Роше тоже улыбнулся.       — Мне надоели его уроки! Он старый и только и говорит со мной о военной стратегии и тактике…       — Он не намного старше меня, Ваше Величество.       Анаис снова глянула на Иорвета, уже более выжидающе-напряжённо. Когда-то Роше сказал, что у будущей королевы — глаза её отца. При жизни Фольтеста Иорвет не видел, но если портрет почившего владыки Севера был правдоподобен, этот ребёнок не имел ничего общего с отцом. Природа бывает, правда, той же ещё затейницей.       — Иорвет тоже присутствует на сегодняшнем вечере в вашу честь, Ваше Величество.       — Иорвет! — девочка расплылась в блаженной улыбке, её глаза засияли.       — Mo rhena, — Иорвет склонил голову перед девочкой. Такая маленькая, совсем ещё ребёнок, в богатом синем платьице — но лицо беззаботное, нежное.       «Наталис открутит мне голову». Даже у Иорвета дрогнули уголки губ от сдерживаемого смешка. Такая юная, но уже капризная, требовательная, как настоящая королева. Из королевских атрибутов Анаис I пока попробовала лишь капризы да богатства, скоро-скоро горюшка хлебнёт. Заговоры, дела, войны. А сейчас — дитя. Можно играть в куклы, можно бить Вернона Роше деревянным мечом.       — Я счастлив быть на этом вечере, Ваше Величество       Анаис заулыбалась.       — Мы очень рады, Иорвет, — произнесла Анаис, стараясь сделать свой голос твёрже и официальнее. Она рассматривала с восторгом дорогое эльфское одеяние — такое она видела лишь на какой-то исторической гравюре. Живых эльфов девочка, можно сказать, не видела. В трущобы юная королева не заходила. Крайне редко монарх посещал собственные владения, а если посещал — то в золочёной карете, запряжённой кавалькадой стройных, благородных лошадей.       — Сегодня на приёме будут пирожные с малиной, — вдруг сказала Анаис, — и такое белое вино с пузырьками!.. А ты будешь танцевать, Вернон?       Да, ещё совсем дитя. Ягодные пирожные и танцы интересуют её гораздо больше, чем политика. Роше усмехнулся по-доброму.       — Буду, Ваше Величество. Он подал ей руку деланно-галантно и девочка, хитро улыбнувшись и подчиняясь этой игре, коснулась его пальцев.       Иорвет смотрел на то, как играючи Вернон ведёт принцессу в танце. Плоть от плоти мерзавца Фольтеста смеялась, играла с Роше. Будто Роше был просто её нянькой, играющим в королеву и слугу. Вино девочка, конечно, ещё не пьёт. Только пузырьки в чужих бокалах её занимают. Девочке нравилось внимание. Не как королеве — как маленькой девочке, подвижной и весёлой. Иорвет не решался говорить в присутствии королевы.       В зал, где скоро намеревались танцевать, грузно внёс своё тело Ян Наталис. Дамы в уголочке, явно не местные, перешёптывались:       — Коннетабль Темерии Ян Наталис, герой битвы под Бренной.       Роше прекратил крутить девочку, едва заметив Наталиса. Анаис тут же отвлекли её гувернантки или придворные дамы — не разберёшь. Все они одеты одинаково.       Приставка про «героя Бренны» была явно лишней. Иорвета это сейчас не волновало. К коннетаблю все относились с каким-то непонятным почтением, пиететом, которого Иорвет, конечно, не разделял. Не хватало ещё ему, гордому Aen Seidhe, расшаркиваться перед человеческим военачальником. Да, Наталис помогал с обмундированием его отряда, но этого не хватало, чтобы заслужить уважение.       — Коннетабль.       — Господин регент.        Наталис поздоровался. Разговор был напряжённым. Для Иорвета, разумеется, пусть тот почти всё время молчал. Роше же умудрялся шутить и хмурый вояка Наталис улыбался. Но иногда бросал на эльфа подозрительные взгляды темнеющих глаз. Командир созданного под прямой протекцией регента специального отряда всё ещё был неуместным на этом человеческом празднике, на этой ярмарке тщеславия.       Иорвет выдохнул, когда ушёл Наталис, которого так часто припоминал в последнее время Роше. Неприятный. Хмурый, лысый, склонный к полноте. Герой Бренны. Иорвет тоже герой Бренны, такой герой, что бежал от казни за свои заслуги. Он возвращался к Бренне и достопамятным Старым Жопкам однажды — и там над болотами правда, кажется, выл ветер голосом Мэнно Коегоорна. Мэнно «Врихедд» никогда не понимал. Наталис такой же по поведению. С мозгами, заточенными под войну. Именно поэтому он был таким скептиком по отношению к реформам регента. Иорвет утёр пот со лба.       Потом Роше увлекли ещё какие-то знатные господа. Иорвет уже не слушал. Отвлёкся он лишь тогда, когда Роше вдруг заговорил с ним.       — А знаешь, ведь меня Фольтест танцевать научил! — он почесал гладкую щёку.       — Фольтест учил тебя танцевать? И ты был в роли партнёрши?       Роше рассмеялся. Наверное, неприлично. Эти воспоминания уже не жгли болью его сердце, не вызывали приступы угрызений совести. Так обыкновенно бывает: со временем исчезает скорбь, оставляя только чистые и светлые воспоминания о потерянном близком человеке.       — Только один раз! — веселился Роше, — он быстро нашёл мне какую-то графиню. Несчастная женщина, я ей чуть ноги не отдавил!       — Мне больше нравится думать, как ты топтал королевскую мантию.       Роше подошёл к серебряной ярусной тарелке, потянулся к зелёному винограду и отщипнул ягоду, положил в рот. Иорвету, кажется, такие рассказы хоть чуток настроение поднимали. Что поделать — приятной публики тут почти не наблюдалось. Кажется, Роше всеми силами старается улизнуть. Спрятаться. Но некуда. В королевском замке у стен есть уши. Вернон знал это наверняка.       — Ну а что? Офицер должен уметь всё. В том числе, танцевать на балу.       — Я не знаю человеческих танцев. Я тоже офицер. Неужели придётся учиться? — капризно вздохнул Иорвет, тоже взял виноград. — у меня голова пухнет. А зачем все ходят вокруг стола с едой? Это же глупо!       Иорвет ничего не понимал в человеческой культуре. А придворная человеческая культура казалась чем-то совсем невообразимым.       Вернон отвлёкся от их шутливого разговора, увидев знакомую ему рыжую макушку. Ну конечно. Знаменитая на весь Север Трисс Меригольд. Он поспешил быстрым шагом к чародейке, которая задумчиво разглядывала шедевры кондитерского искусства, разложенные по конфетницам.       — Трисс, — он улыбнулся слегка.       — Господин регент, — очаровательно улыбнулась Меригольд в ответ, дёрнув головой от неожиданности.       На чародейке было длинное, струящееся платье цвета скеллигского моря, высокий воротник закрывал красивую шею. Насыщенный оттенок платья чудесным образом подчёркивал пылающий цвет волос. Ничего лишнего, даже непривычно для Трисс. Вернон так обрадовался старой знакомой, что не ощущал прежнего лёгкого презрения, которое обыкновенно испытывал к чародейкам.       — Брось, Трисс, и ты туда же! — Роше смеялся глухо.       — Я соблюдаю этикет, — Трисс мурлыкнула, — статус требует соответственного обращения.       — Приятно вернуться в Темерию после дождливого Ковира?       — М-м-м, весьма. Но я бы предпочла солнечный Туссент, — Трисс поворачивала взгляд то туда, то сюда, следя за проходящими важными гостями.       Вернон не удивился. Он и сам бы предпочёл что-то беззаботное и солнечное.       — Ты надолго в Вызиме?       — Я задержусь, думаю. Слышала, Темерия на пороге перемен?       Вернон кивнул. Это ещё было мягко сказано. Трисс, как и всех чародеек, будто ветром несло к власть имущим, но вовремя смягчить тон она умела. Когда Трисс говорила, то активно жестикулировала — длинные синие рукава взлетали всплесками.       — Больших перемен, Трисс. А что слышно в Ковире? Как тебе живётся там?       — Замечательно! — воскликнула чародейка, потянувшись за бокалом с вишнёвым соком, — всё, кроме погоды, меня устраивает. У меня отличный дом, жалованье придворной чародейки. Но иногда… чего-то не хватает.       — Дай угадаю: придворных интриг.       Трисс в ответ только рассмеялась звонко. Наверняка чародейка вспомнила былые годы, когда они все попали в водоворот политических разборок. Тогда решалась судьба всего мира. На чародейку многие обращали своё внимание, они всегда выделялись среди других женщин. Роше выдохнул спокойно: это даже хорошо — меньше будут следить за Иорветом и его неловкими попытками понять придворный этикет. Пусть лучше занимают светскими беседами «малышку Меригольд», нежели штрафуют осуждающими взглядами эльфского командира.       Иорвет возник за спиной как неупокоенное привидение.       — Что ты там обсуждал с ведьмой? — капризно выдохнул эльф, теребя рукав.       — Ты запомнил Трисс с Флотзама? — удивился Роше.       — Запомнил… но и подслушивал вас чуток, — Иорвет лукаво улыбался.       Роше тоже улыбался ему по-мальчишки озорно. Но скоро грянули аккорды первого танца сегодняшнего вечера. Роше глянул на Иорвета, неловко и будто извиняясь. Шуршащие юбки выстроились в ряд. Иорвет вдруг ощутил себя совсем неуютно, одним под этими сводами замка, под строгими взглядами королей прошлого, взирающих на него с витражей.       Розовый, оранжевый, синий. Все цвета переливались. Блестели и украшения на шеях и волосах женщин. Сверкали серьги яркими звёздами. Музыканты заиграли нежную, но бодрую мелодию. Флейта, лютни. Роше бросил на эльфа ещё один взгляд — серьёзный и какой-то странно-строгий. Иорвет только сейчас разглядел, что Роше всё-таки идёт этот глупый придворный наряд. Фигуры дам и кавалеров двинулись навстречу друг другу. Плавные движения женских рук.       Мелодия продолжилась и Иорвет наконец узнал эту песню. Это была человеческая песня, до ужаса пошлая по мнению эльфа, но популярная в среде и простого народа и дворян.       Роше танцевал с какой-то дамой в чёрном платье с золотой вышивкой. Нильфгаардка? В светлых волосах играли отблески свечей. Девушка поворачивается спиной, их руки почти переплетаются. Роше разворачивается, отходит на полшага. Танец не быстрый, но динамичный. Иорвет даже находил это в каком-то смысле красивым. Своеобразным, но что-то в этом есть. Силуэты движутся по залу плавно, почти плывут на волнах. Руки, взгляды. Два коротких шага, один более смелый, длинный.       Роше соврал: танцевал он всё-таки неплохо. Да, не так ловко и грациозно как дворянские сынки. Но неплохо. Иорвету кажется, что в глаза попала какая-то забытая горечь. А может дело в толпе народа. Он отходит чуть дальше. Вот танцует с каким-то несуразным мужчиной Бригида Пепеброк — он её из тысяч узнает. Мужчина, смутно кажущийся знакомым, это граф Маравель.       Роше ищет эльфа взглядом. Впрочем, сейчас ничто не важно. Нильфгаардская аристократка тоже смотрит, глаза у неё тёмные и горячие. Руки — холодные как лёд, как сталь. Музыка гудит в голове, остаётся на коже. Пронзительная песнь флейты.       Иорвет покачивал бокал, играл рубиновым вином в гранях хрусталя. Он улыбнулся слегка, провожая Роше танцевать. Иди, Роше. В сердце Иорвета нет места ревности сегодня. Есть грусть. Как бы он хотел быть на месте этой ледяной женщины с томным взглядом, как бы он хотел чувствовать горячие руки даже не наедине, заявить — вот он, мой Вернон!       Как быстро всё поменялось. Вчера враги, сегодня он хочет станцевать с Роше танец. У Роше лицо серьёзное, холодное. Ну и зачем эти танцы, если люди не отдаются в них чувству? Шаг за шагом, такт за тактом. Поворот, поклон, взмах. Всё точнее, чем в Оксенфуртской академии. Зачем песнь любви, пусть глупая, человеческая, пошлая, сопровождается математикой? Зачем оду чувствам, любви, нестареющей душе превращать в придворную вежливость. Затем же, зачем старики, жизнь прожившие в одном городе, всё спрашивают о погоде на светской встрече.       Дамы взмахами вееров и платьев волновали огоньки свечей. Всё казалось таким таинственным. Роше улыбался только тогда, когда отворачивал голову от аристократки в чёрном и золотом. Даже лица он её не запомнил — следил за тем, как скользит взгляд единственного глаза по меняющимся местами парам, жадно ловил его.       Зелёные рукава просвечивали фарфор его рук, выглядящих так хрупко и драгоценно. Зелёные рукава медленно стекали к локтю морской волной, когда Иорвет подносил горящий снежным блеском хрустальный бокал к губам. Всё тут такое — снежное, холодное. Скорее бы домой. Иорвет смеётся сам себе: домой? А что он называет домом?       Музыка смолкла так же резко, как и запела. Она ещё отдавалась эхом в голове. Роше поклонился аристократке.       — Подумать только, а ведь это только первый танец вечера, а на утро меня ждут переговоры! — Роше поправлял рукав дублета. Иорвет, казалось, почти не слушал его. Роше забрал бокал, поставил его влево от своего. На столик на тоненькой ножке. Вернон не злился на него. Это всё формальности, этикет, правила. Им обоим стоит привыкнуть к тому, к чему привыкнуть нельзя.       — Ты хорошо выглядишь, когда танцуешь, знаешь? Зря прибеднялся. И этот павлиний наряд тебе к лицу, — по-доброму рассмеялся эльф, говорил тихо-тихо. Они наконец смогли переброситься хоть парой слов. Вернона постоянно утаскивали разговаривать и танцевать, Иорвет оставался один, подобно дикому волчонку. Чужак здесь. Даже на всеобщем от волнения было тяжело говорить. То и дело путал слова.       Скеллигцы тоже не танцевали. Сидели своим кланом рядом. Так много рыжих! Удивительный народ. Иорвет хотел поправить Роше рукав, но не мог. Красноречивые талеровские записки, которыми старый разведчик размахивал перед лицом регента, тому помеха. Слухи расползаются подобно ядовитым насекомым или змеям.       — А тебе понравились наши гости с островов. — улыбнулся Роше, — наверное, потому что не пляшут! Суровые люди.       Роше отщипнул ещё винограда. В желудке всё же было пусто, хоть охоты есть не было.        — А за комплимент спасибо, господин командующий специальным отрядом… — ухмыльнулся человек, — Скоро будет следующий танец. Дворяне так привыкли — наплясаться, набухаться, а потом разойтись по комнатушкам…       — Голова раскалывается от духоты. Если я от пары глотков вина совсем опьянею, на руках меня домой понесёшь, — усмехнулся он. Он ждал новый танец, чтоб поглядеть на Роше. — а давай наедине… ты меня поучишь танцевать? — тихонько попросил он.       Роше рассмеялся.       — Ну как пожелаете, милсдарь командующий!..        — Господин регент! Посол из Офира! — камергер увлекал за собой Роше.       Иорвет одёрнул руку. Роше снова ускользнул, прошёлся по залу солдатской походкой. Отмашку рукой он так и не отучил себя делать. Свой бокал он снова отставил. Потом выпьет. Ещё было время.       Офирские послы, разодетые в жёлтые и оранжевые кафтаны с вышивкой, беседовали с регентом, судя по их взаимным улыбкам — поздравляли друг друга. С собой они привезли местного иллюзиониста: маг в тюрбане с камнем показывал чародейские фокусы юной королеве. Анаис с замиранием сердца смотрела, как под сводами мрачного замка появляются сказочные птицы-фениксы, огромные киты и рыбы, как расцветают волшебные цветы. Иорвет улыбался этому. Хоть какое-то чудо будет в жизни этого ребёнка, ставшего в своё время разменной монетой владык Севера, а потом отданного на попечительство Вернону Роше и Нильфгаарду. Пусть Анаис радуется сказочным фейерверкам и иллюзиям, пусть ловит пальцами мерцающие огоньки, создаваемые офирцем.       — Иорвет, а тебе нравятся фокусы Великого Каллести? — Анаис появилась рядом с ним так неожиданно, что Seidhe вздрогнул.       — Они весьма впечатляющие, Ваше Величество, — с мягкой, почти что ласковой улыбкой ответил Иорвет.       — Мой учитель старшей речи говорит, что многие эльфы — маги. Это так? — интересовалась девочка.       Иорвет уже изрядно был наслышан о том, какой такой учитель был у Анаис. Не идейный расист, но явно из той когорты учёных, ещё успевших нахвататься предрассудков. Были ли эльфы магами? Да, среди его народа магически одарённые личности встречались чуть чаще, чем среди людей, но в целом…       — Среди моего народа встречаются чародеи, Ваше Величество, а ещё — Aen Saevherne, то есть Знающие.       Анаис с восторгом слушала Иорвета. Разумеется, девочка ещё не понимала характера тех отношений, что связывают преданного ей регента с этим странным эльфским командиром. Но они казались ей друзьями, а любой, кто был другом Роше — вызывал в ней ответное доверие.       — А ты встречал этих… Знающих? — не унималась королева, радуясь тому, что назойливые гувернантки дали ей шанс побыть чуть-чуть самостоятельнее.       — Нет, Ваше Величество, не встречал.       — Я бы хотела познакомиться с таким, — уверенно заключила Анаис.       Только сейчас Иорвет осознал, что гостей, в самом-то деле, не так уж и много. Эффект невообразимой толпы складывался из-за обилия мельтешащих нарядов и постоянного передвижения людей в зале. Очевидно, список гостей был строго обговорён, туда внесли только самых знатных и важных особ. Иорвет не спрашивал Роше, занимался ли он этим сам, или эти заботы легли на плечи дворянского собрания, которое наверняка не преминуло возможностью созвать в Вызиму своих «друзей».       Праздник — в замке, а за его пределами страна ещё залечивала раны, нанесённые войной. На пепелищах сожжённых деревень постепенно вырастали новые, рабочие ловко и бодро орудовали молотками и пилами, на полях работало мало мужчин — их, навсегда ушедших, заменили женщины. Просёлочные дороги были так испещрены военными повозками, что теперь на них почти не росли придорожные полевые цветочки. Для избалованных аристократов война будто и не начиналась. В их головах были совсем другие мысли, иные дела заботили их.       Незнакомая женщина в платье цвета спелой сливы появилась так внезапно, что Иорвет не сразу осознал, кто она. Лицо аристократки было бледным, глаза — хищно подчёркнуты сурьмой. В руке она держала сложенный веер. В ушах сверкали дорогие камни. В отличие от молодых девиц, для которых балы и приёмы были возможностью показать себя или найти жениха, эта дама никуда не спешила. У неё уже было всё, чего только можно пожелать. Это «всё» не выражалось в крупных счетах в банках или роскошных домах и нарядах, нет. Эта женщина обладала великой, пускай и неустойчивой властью.       Роше тут же отвлёкся на неё, быстро подошёл к Иорвету и сообщил:       — Баронесса Ла Валетт.       Вот значит какая она, бывшая фаворитка Фольтеста и мать нынешней правящей королевы Темерии. Иорвет замер, наблюдая за этой «королевой зимы», прохаживающейся по залу подобно истинной хозяйке положения. Кажется, Мария-Луиза принадлежала к тому типу женщин, которые несли свою голову как корону. Взгляд её тёмных глаз отнюдь не был тёплым, наоборот — колким и ледяным. Вернон будет танцевать с ней. Бывший цепной пёс Фольтеста и его бывшая любовница. Регент и мать королевы. Немыслимо. Но это не провокация.       И вот, снова танец. Другой. Этот — торжественный, ещё более мнительный и медленный. Иорвет не помнил его названия. И Роше не помнил. Какое-то красивое. Играют струнные. Скрипка? Да, тот самый редкий инструмент, дорогой. Чёрные платья дам и такие же костюмы мужчин — нильфгаардцы. Серебристые лилии в волосах темерских баронесс и графинь. Анаис не танцует, ей что-то сосредоточенно объясняет Наталис. Ей ещё рано танцевать такие танцы.       Музыка давит, нависает. Иорвет ощущает, как сердце ухает. Дурной танец. Ему он не нравится. Снова переплетения рук. Движения выверены и легки. Скользит тёмная как ночь ткань. Золотое солнце. А лилии серебристые. Всё так.       Главное преимущество танца в том, что во время него можно отвлечься либо обратное — поразмышлять о чём-то важном. Роше так и поступил. Пока он легко вёл Марию-Луизу в танце, то в голове перебирал ближайшие планы на неделю. К сожалению, его назначение регентом требовало слишком многое и речь шла не только о политике. Такие приёмы — немаловажная часть. Роше почти привык. Вот только это всё не отменяло ощущения, что он лишний. Ублюдки из трущоб никогда не получают уважения от аристократов по крови, даже если те приветливо улыбаются. От одного поэта Роше как-то слышал, что танец схож с занятием любовью, имеет схожий ритм. Вернон старался не разгонять эту мысль.       — Как всё странно поменялось, — замечает Мария-Луиза, позволяя Вернону вести себя в танце.       — Очень, Ваша Светлость, — соглашается Роше.       — Вы задумчивы, — баронесса улыбается сдержанно, её тёмные глаза смотрят прямо на партнёра, — вы не наслаждаетесь этим вечером?       Мария-Луиза качнула головой и Роше услышал звонкий перелив её украшений.              — Как ни крути, у регента Темерии голова обязана быть забитой делами, Ваша Светлость, — Роше улыбнулся, засмотревшись на отблеск дорогих камней в украшениях, — многое волнует. Заключение новых договоров с Офиром, Ковиром.       — Выгодная сделка, не находите?       — Офир — поставщик огромного числа товаров. Ткани на платья, специи, эти их восточные сладости… спрос есть, но военные годы нарушили все эти связи, офирцы хотят просчитывать риски наперед. А ещё они почти не говорят на всеобщем, только некоторые их дипломаты и торгаши, которые прибыли на Север ещё во время Третьей войны.       Они говорят вскользь, но темп танца не нарушают. Этот разговор — только начало. Обсуждение экономических, торговых вопросов — предлог.       — А как по-вашему мнению? Главный товар на этом балу — королева?       Роше молчит, смотря в глаза баронессе. Его не расстраивает и не злит тот тон, с которыми баронесса говорит о своей дочери, те слова, которые она подбирает. Он давно привык, что для знатных родителей их дети — выгодный товар на рынке жизни. Иногда казалось, что в больной, беззубой кметке, носящейся за своими чумазыми отпрысками по всей деревне, а потом орущей на них — куда больше родительской любви, чем у дворян, с колыбели педантично просчитывающих, с чьим сынком будет выгоднее уложить их дочурку в постель.       — Я полагаю, Ваша Светлость, этот важный разговор нам только предстоит. После бала.       Иорвет в стороне. Снова Роше ускользнул от него, хоть и мечтал оставаться вечно подле. Таков обычай приёма — постоянно перемещаться. Так прыгают шарики разлитой ртути. И как ртуть — такой приём отравляет, душит. Роше всё же был вполне изящен в танце. Каждое движение рук, каждый шаг — типичное угловатое изящество красивых мужчин-dh'oine. И двигался он неслышно, лишь прищёлкивал каблучками в строго отведённое для этого время.       От количества лилий и солнц слепило глаза. Он не был так окружён геральдикой со времён битвы при Бренне, где лилии лежали у его ног, а солнце реяло на стяге в небе. И сейчас, кажется, лилии и солнца всё равно спорили, спорили в танце, перетягивали капризно первенство. Серебро и золото собрались в единый поток, шорох платьев отзывался печальному плачу скрипки. Иорвет заслушался. Скрипки — редкость, как эльфские дети. Мария-Луиза Ла Валетт касается ладонью ладони Вернона Роше. Ещё один поворот.       Иорвет взял бокал на тонкой ножке, отпил слегка. Совсем не заметил, что это бокал не его, а Роше. Регент так и не успел сделать ни глотка. Цветные платья, чёрные платья, высокие эннены с вуалями, броши, заколки, серьги вдруг стали путаться. Сверху на него строго смотрел король Меделл. Лилии, сгоревшие в лучах нильфгаардского солнца или же солнце, обогревшее темерскую лилию. Роше танцует с баронессой Ла Валетт. Мысли путаются. Юркие, как мыши — ни одна не ловится за тоненький хвост.       Голова кружилась, загрохотало сердце. Пол уходил из-под ног, тело не слушалось, музыка резала слух, дышать стало тяжело, будто лёгкие гоняли речную гальку, жгло в желудке. Рот наполнился горькой слюной, свело челюсть. Неужели уже опьянел? Он не выпил и двух бокалов вина! Надо выйти, проветриться в коридор. Иорвет решил, что Роше всё равно не заметил его отсутствия, пока идёт танец. Потом он вернётся, а там и до конца празднеств останется совсем чуть-чуть.       Не сделав и шага, Иорвет склонился, и изо рта его со слабым желудочным спазмом потекла чёрная кровь, алыми пятнами разошлась по складкам скатерти. Он вытер лицо удивлённо, оглядел руки. И упал на холодный пол, со звоном разбивая пустой хрустальный бокал. Изо рта так и бежала струйка крови, пряталась в заплётенных мелких косах.       Воздух прорезал женский крик.       Музыканты тут же прекратили играть, музыка стихла резко, отрывисто затрещал смычок, грязно, некрасиво утихли флейты и брякнул по струнам лютнист. Встревоженной волной разошлись ряды дворян, послышались удивлённые вздохи, на мгновение всё стихло. Стихло, чтобы новой волной взойти вновь.       — Убили! — крикнул кто-то.       Роше мотнул головой, тут же с него скатился морок танца. Баронесса охнула, Вернон выпустил её из «объятий». Он не сразу понял, что случилось: воздух накалился, люди засуетились, дамы прижимались к своим кавалерам. Вскочили островитяне, кто-то схватился машинально за топор. Началась паника. Присутствующие крутили головами, ища источник угрозы. Роше пробрался сквозь гостей, ощутив, как в глазах темнеет. Несмотря на то, что гости пропускали регента, он далеко не сразу осознал, на что все смотрят с таким изумлением и ужасом.       Первая мысль, самая страшная и чёрная, подтвердилась. И такая же чёрная, чёрная струйка крови. И тело, дрожащее в судорогах.       — Уведите королеву! Быстро! Убийца может быть ещё здесь! Не дайте ему уйти! — кричал Ян Наталис.       Девочка не видела за толпой, что случилось. А Роше уже не видел, как её уводит гвардия. Как солдаты заполняют залы, блокируют входы и выходы. Когда королеву увели, все бросились спасать свои шкуры. Это ведь скандал — убийство на торжественном приёме в Вызимском замке?       Иорвет лежал, слегка опираясь головой на почти упавший столик. Скатерть съехала. Роше на ватных ногах подошёл, хотя хотел бежать, коснулся его плеча. Еле выпалил:       — Медика или чародейку быстрее сюда!       Он стал щупать пульс. Дальше — ничего не помнил. В голове гудело, на лбу выступил холодный пот, дублет прилип к спине от ледяного ужаса. Его плеча коснулись тоненькие пальцы Трисс Меригольд.