обжигающий корт для нас двоих

      Смердело ароматом цветов. Белёсые каллы, светлые хризантемы, алые розы, кровавые гвоздики и голубые гиацинты — их зловоние шлейфом тянулось от самого входа до алтаря. Сладковатый запашок комом становился в горле, а рот наполнялся тошнотворно-металлическим привкусом.       Пламя свечей отскакивало от стен, и казалось, что по иконам пляшут причудливые продолговатые тени, чьи костлявые пальцы с жутким скрипом проводят длинными когтями по лицам святых и божьих.       Перед глазами мелькали фигуры в тёмных одеяниях. Полумрак помещения не давал разглядеть всех. Нагнетающее молчание и шепот слились в одно единое. В ушах эхом отдавались цокот каблучков и звон колоколов. Хотелось спрятаться под подол пиджака родителя, прижаться к нему и спрятать в его больших ладонях своё лицо. Дурман парафина и благоуханий сводил с ума.       Ряды скамей были заполнены незнакомыми силуэтами. Они смешались в одну мрачную массу. Даже положение их рук было идентично рядом сидящим. Сердце билось в груди так громко, что на мгновение стало возможно то, что оно остановится. Нет, казалось, он не доживёт даже до конца отпевания. — Сынок, – мальчик резко вздёрнул голову наверх и встретился со взглядом отца, который крепко сжимал его крохотную руку, — Идём. Нужно попрощаться с мамой.       Ноги словно приросли к ковролину. Он не мог сделать и шага.       Его настойчиво поволокли вперёд, подталкивая в спину. Он не хотел, противился, но всё равно шёл.       Святой отец встал у подножья деревянного гроба, раскрыв увесистую Библию в своих морщинистых руках. Возле алтаря по правую сторону находились Микаэль с сыном, по левую — какие-то люди, коих не знал и не помнил Джон.       Мужчина негромко прокашлялся и, вобрав в лёгкие побольше кислорода, начал : — Мы все собрались сегодня ради одного человека. К сожалению, сплотили нас не лучшие события, – он поднял глаза на сидящих поодаль родственников, — Мне нелегко сдерживать свои чувства в этот день. Не стало моей супруги, опоры в жизни и любви — Вивьен. Болезнь забрала у меня её слишком рано и внезапно.       Он замолчал, тяжело сглотнув. Его ладонь крепче сжала рукав пиджака ребёнка. — Каждый, кто сейчас сидит в зале, знал её, как светлейшего человека, готового помочь всем и всегда. И я бы хотел, чтобы вы запомнили Вивьен именно такой. И во тьме, и в свету, и в дождь, и в град — она всегда была рядом со мной. Даже, – Мик осёкся и прикрыл глаза, — Даже в последние дни своей жизни на её лице сияла улыбка. В самых тяжёлых моментах она всё равно была радостна. Она улыбалась всем невзгодам назло и никогда не опускала руки, которые я так любил греть. Они всегда были холодны...       Никто не заметил в карих глазах терзающую печаль, с которой он глядел в закрытые веки усопшей. — Я благодарен всем, кто сегодня собрался здесь. Вивьен была бы рада, – было крайне затруднительно выдавить из себя улыбку, хоть и измученную, — Надеюсь, тебе уже не больно. Покойся с миром, моя дорогая.       Он наклонился, невесомо прикоснулся обсохшими губами ко лбу супруги, приложился к венчику и иконе, перекрестившись.       Где-то на скамейках раздался шелест платков и тихий плач женщин.       Выпрямившись, Эванс переместил руку на плечо сына и сжал его, опустив взгляд вниз. — Сынок, поцелуй маму в лоб. Попрощайся с ней.       Слова ударились по стенкам нутра, и мальчик обомлённо застыл, чуть дыша. Его бросало то в холод, то в жар. Маленькие ручёнки затряслись, а коленки вновь задрожали. Он бы упал, если бы не придерживающий его отец.       Невзирая на смешанные чувства внутри, Джон невольно сделал шаг вперёд и только сейчас поднял свои глаза на мать. На белоснежной коже рук выступили иссиня-фиолетовые вены, тянущиеся вверх. Рыжие локоны струились по худым плечам и спадали на острые ключицы. Но он знал, что настоящие волосы его матери были огненного цвета.       Лицо более не выражало той муки, что Вивьен испытывала каждый божий день при жизни. Упокоенные и налитые вечным свинцом веки, впалые щёки и тонкие губы, которые, казалось, даже сейчас приподняты в умиротворении... всё это было не мамино.       Что-то около рёбер давило. Стало обременительно дышать. Джон пытался не выдавать своей неприязни и отвращения. Зажмурившись и сжав руки в кулаки, он потянулся к лицу матери и, уже почти дотронувшись до её кожи, внезапно замер. Так же резко он распахнул глаза, повернулся к отцу и, оттолкнув его со своего пути, стремительно побежал по узкому коридору меж скамеек, прочь из церкви.       Кто-то попытался его остановить, но Джон был слишком маленьким и юрким, чтобы попасться. Святой отец, что всё это время тихо нашёптывал молитву, прервался на полуслове и растерянно обернулся назад. Микаэль сперва даже не осознал, что произошло. Но всё взяв себя в руки, взглянул сначала на богослужителя, а потом на сидящую толпу. Кинув что-то вроде быстрых извинений, он бросился вслед за сыном, что уже успел распахнуть тяжёлые деревянные двери и выскочить из храма.       Мальчик бежал и не думал останавливаться, не чувствуя в этот момент ни стыда, ни горечи, ни мороза в спину. Лёгкие горели от декабрьского воздуха, лакированные туфельки вязли в сугробах, но он всё равно бежал.       Прежде чем он успел выбежать за ворота, его перехватили чужие руки и прижали к себе. Джон стал истерично вырываться и извивался, пинаясь ногами. — Нет! Отпусти! Отпусти меня! – он пытался и укусить держащего, и ударить, и вновь выбраться из хватки, но силы были неравны. — Тише, Джон, тише! Это я, успокойся! – сквозь пелену подступающих слёз, малыш разглядел лишь размытую фигуру пред собой, — Тш-ш!       Его обнимал не отец, а Деллиар, что оказался ближе и быстрее. Несмотря на все провальные попытки вырваться, Релс всё не отпускал его, молвя какие-то успокаивающие слова.       Вскоре подскочил и Микаэль, который тут же присел перед сыном и взял его за плечи, встряхивая. — Да что с тобой такое? – голос непроизвольно срывался на крик, — Почему ты себя так ведёшь, Джон? Зачем ты позоришь меня?! — Отпусти, отпусти меня! – он шмыгал носом и за рукавом жакета прятал зарёванное лицо, — Ненавижу, ненавижу!       Мик пересёкся взглядом с Деллом и тяжело выдохнул, заглянув точно в росистые глаза ребёнка. — Извини, что накричал, Джон, – мужчина по-отцовски крепко, но уветливо обнял, похлопав того по спине, — Я понимаю, что тебе тяжело. Но, прошу, давай вернёмся обратно в церковь. Нужно двигаться дальше, как бы это не было– — Нет, ни за что! Я туда не вернусь! — Сынок, возьми себя в руки, пожалуйста. Ради меня, давай зайдём обратно и продолжим. Нельзя вот так уходить и прерывать процессию.       Джон раздражённо повёл плечами и скинул с себя чужие ладони, отступив на шаг назад. Он молчал и лишь отвёл взор в сторону аллеи, тянущейся вдоль врат святого места. На миг показалось, что между деревьев мелькнули её огненно-рыжие локоны... —... Джон, всё хорошо? Джо-о-он, открой. Джон, ты здесь?       Плывучее изображение белого унитаза перед собой вскоре проявилось, и до слуха дошли чьи-то приглушённые выкрики за дверью комнаты.       Шумно вдохнув воздух, Эванс опёрся локтём об дюропластовый ободок, едва держа голову на весу. Траншею вновь заполонил тошнотворный прилив рвоты. Джон закашлялся и наклонился вниз, чтобы выпустить желочь.       Когда ответа не последовало, Маргарет стала упорнее стучаться, стараясь докричаться до владельца комнаты. — Джон, тебе плохо? Это миссис Цирлес, слышишь? – женщина последний десяток минут пыталась попасть в спальню, — Джон, ответь, пожалуйста! Может, мне позвать твоего отца?       Сквозь жгучие капли, выступившие на покрасневших глазах, он, не поднимая головы, слабым голосом ответил : — Не.. Нет, не надо отца, – тактика дыхания по методу «раз-два—вздох; три-четыре—выдох» оказалась подлинна, — Всё хорошо, миссис Цирлес. — Джон, я же слышу, что тебе там плохо! Тебя тошнит? – некоторое время спустя, предположила, громко ахнув, — Ты что, алкоголем отравился? У тебя.. похмелье?       К счастью, к хмельным напиткам у Джона иммунитет. Но что насчёт табака... — Нет! – категорически нельзя было допустить, чтобы их восклики о запретных веществах услышал ещё кто-то, — Кажется.. кажется ужин был лишним сегодня. — Ах, моя индейка! – она хлопнула себя по лбу, — Я же в качестве приправы тимьян добавляла! Ты же его не любишь, вот, наверное, и отравился... Какая же я растяпа!       Тимьян-не-тимьян, но желудок наконец опустошился. Во рту остался неприятный осадок, хотя больше не рвало. Юноша привстал с мраморной плитки, едва держась на онемевших ногах с трясущимися коленями.       Он пригладил растрёпанные волосы, освежился холодной водой и только потом решился выйти к Марго, которая боязненно кудахтала под дверью. — Ох, Джон, – женщина сперва обеспокоенно осмотрела парня, а затем бросилась его обнимать, — А ведь мы с тобой сегодня и не виделись до этой поры. Я рада тебя видеть. — Угу-м, я вас тоже, – сил на то, чтобы душевно общаться и обжиматься не осталось, из-за чего он поспешил поскорее остраниться, — Миссис Цирлес, вы только.. э-э, вы только папе не говорите об этом. Не хочу, чтобы он переживал.       На самом деле ему просто не хотелось позже оправдываться пред отцом. — Не буду. Но, может, тебе всё же что-нибудь принести? Думаю, в аптечке найдётся что-то подходящее. — Я спать хочу. И мне ничего не нужно. Спокойной ночи, миссис Цирлес, – еле подавив в себе желание накричать на Маргарет, Джон закрыл дверь прямо перед её лицом, не дожидаясь ответа.       Псы уже посапывали, развалившись во весь рост на кровати. Отодвинув чей-то длинный хвост, Эванс плюхнулся рядом с питомцами, потянувшись к ноутбуку на прикроватной тумбе. Добрую половину дня он уже проспал, поэтому снова погружаться в дрёму мании не было, из-за чего выдвинулось решение скоротать ночь за просмотром Бойцовского Клуба и разговорами с приятелями. Хотя, в такое время люди в обыденности спят, а не сидят и ждут, пока им кто-нибудь напишет или позвонит.       В первую очередь хотелось пожаловаться Мартину за паршивую травку, которую им впихнул какой-то мутный парень из малоизвестной команды по американскому футболу. — Привет, не спишь? – через несколько попыток Уотерс всё же взял трубку, и на дисплее макбука показалось его сонное лицо, — Вижу, нет. Короче, что я хотел сказать.. А, больше у того чувака ничего не берём. Кайф оказался просроченным. Херня полнейшая. Меня рвало около полутора часа. Надеюсь, ты ещё не успел расслабиться? — Да-да, привет, – он поспешил продрать глаза и сконцентрироваться на собеседнике, что тоже неважно выглядел, — Дак ты разве уже не принял дозу? Около недели назад ты вроде был обкуренным в хлам. Я думал, ты уже тогда всё употребил, – он зевнул, видимо, уже собирался спать. — Разве? У тебя ложные воспоминания, что ли? Марти, с ума уж не сходи. Не было такого ещё. — Джон, как не было, если было? – его тон стал более раздражительным, — Если кто с ума сходит, то это только ты. Ну помнишь, ты ещё тогда, кажется, свою цепочку где-то просеял.       Помолчав несколько мгновений, за которые в мыслях промелькнули воспоминания с того дня, когда его шандарахнули коньками по голове, Джон, подбирая слова, ответил : — Не курил я тогда. Не знаю, с чего ты решил, что я был под чем-то. — А мне показалось, что ещё как был. Когда я тебе звонил, у тебя голос был как у убитого нахрен нарика из под забора. Нет, конечно, не спорю, возможно ты и правда ничего не принимал, но в чём тогда было дело? — Да-а-а, – рассказывать про то, как его позорно оставили замерзать на полу, желания не возникало, — Да так. Забей. Я просто хотел сказать, чтобы у незнакомых больше ничё не брали. У нас, вообще-то, уже есть проверенные люди. Не хочется что-то рисковать своей задницей и нюхать всяко-любую дрянь с помойки. — Ха, – Уотерс усмехнулся, ехидно прищурившись, — Мы с тобой уже нюхаем всякую дрянь, дружище. Но ты прав, спору нет... Да и вообще я хотел с этим завязать. — Завязать? – теперь смеялся уже Джон, — Да ладно! Малыш Марти, мы сидим на мефике уже около двух лет, а ты, поглядишь, и все три. С этим просто так не завязывают, ты сам знаешь. — Но мы же не отбитые наркоманы, в конце концов. Не вижу ничего плохого, чтобы позволить себе выпустить пар несколько раз в неделю. И не вижу ничего плохого, чтобы потихоньку закрывать всю эту контору. Да, это тяжело, но вполне возможно. Тебе тоже, кстати, советую. Карьера баскетболиста, сидящего на кокаине и морфине, не увенчается успехом, вот уж точно. — Да я вообще сомневаюсь, что мне светит что-то из спортивной сферы, – он отвёл глаза в сторону и прошёлся рукой по гладкой шерсти Найта, — Ты же знаешь, отец не особо горит моим увлечением. Он снова начал петь песню о том, что, мол, вот, я такой имбецил и с неудовлетворительными результатами по экзаменам мне удастся стать только троллем, живущим под мостом. — Ты снова кичишься об этом? Джон, тебе через полгода стукнет восемнадцать. Не пора ли самому решать, чем ты будешь заниматься по жизни? — Если бы было всё так легко, – Эванс фыркнул, из лежачего положения перейдя в сидячее, — Он, во-первых, сказал, что не будет оплачивать мне мои занятия, если я не буду полностью отдаваться учёбе. Во-вторых, сказал, что может вообще запретить мне заниматься баскетболом в целом. Я уверен, если я не поступлю, то он просто выкинет меня из дома за шкирку, даже не дождавшись моего совершеннолетия. А мне, думаешь, выгодно оставаться с голой жопой, никуда не поступив, так ещё и без крыши над головой? — Он же у тебя ИП. Не думаю, что такой важный человек, как он, оставит единственного сына, а ещё в придачу наследника на улице без бизнеса в будущем. — Да плевал он на меня! – Джон неприязненно скривился, сняв с лица очки, — Ему важно лишь то, чтобы я всего добился сам. Уверяю, мне и одной пятой доли не перепадёт от его, якобы, бизнеса. Он хочет, чтобы я не опорочил его лицо и лицо нашей родословной, став каким-то спортсменом, а не супер-пупер крутым чином. Отец реально от меня избавится в независимости от того, прославлюсь ли я или нет, и я в итоге стану ненужным куском дерьма. Он избавился от мамы, а сейчас хочет ещё и от меня. Хотя... Кому я вообще это рассказываю? Ты меня не поймёшь. — Опять ты за своё, – Марти свёл брови кверху и поджал тонкие губы, задумавшись о чём-то, — Может, дело в тебе? — В смысле? — А в том, Джон, что ты вечно пытаешься выставить всех виноватыми. Все плохие, только не ты. Ты просто обижен на весь мир, признай. Поищи причину в себе, возможно, ты сам всё утрируешь. — А, так ты сейчас меня козлом отпущения делаешь? Ну ты просто ахуенный друг, чувак. Просто лучший, если быть точным. — Как хочешь, приятель. Говори и думай, что хочешь. Но прислушайся к моим словам. Будь проще, и люди к тебе потянутся. — А это тут к чему? Возомнил себя дохуя-философом? Не читай нотации хотя бы ты, Марти. Мне уже хватает ежедневных моральных изнасилований от отца, Кэцуо и учителей. — Ладно, поговорим завтра. Спать жесть как хочется. — Ага, иди уже. Пока. — Спокойной-неупокойной.       Звонок был сброшен. Джон прикрыл глаза и откинулся на изголовье кровати, зажав пальцами переносицу. — Хотел, значит, с другом поговорить, но даже он мне дилеммы устраивает. Класс.       Не выходя из фейсбука, он листал новостную ленту, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей. Лайкая фотки чирлидерш своей школы, он на автомате кликнул на серое сердечко на следующую картинку, лишь мельком посмотрев на неё. Спустя несколько секунд, уже прилично промотав вниз, Джон замер, недоумевающе хлопая глазами. — Бля, а на то-ли я нажал, – он вновь поднялся наверх, таращась на изображение; желудок вновь скрутило в жгут, лёгкие сжались и стали размером с две горошины, а сердце по ощущениям вовсе остановилось, — Сука, нет.       В преддверии микроинфаркта, он хватал ртом воздух, стараясь прийти в себя. Отчаянно Джон пытался прикинуть, что нужно делать в подобной ситуации. Причём нужно делать срочно, спешно и оперативно.       Он знал, что даже если убрать лайк, то уведомление пользователю всё равно поступит. Случай тяжёлый. Крайне.       Эванс судорожно отменил оценку и нервно прикусил нижнюю губу, сжав свои бёдра от напряжения. — Вот блядство! – не гневный, а скорее испуганный крик невольно сорвался с уст, когда Джон увидел, что в правом нижнем углу чужой аватарки, обладателю которой он только что лайкнул фотку, загорелся небольшой зелёный значок, что означало — пиздец подкрался незаметно, иными словами, — пользователь в сети.       Он отскочил от ноутбука и встал с постели, не отнимая взгляда от табла. Ногти впились в собственные ладони, а под ногами словно пропал паркет. Доберман, почувствовав какое-то движение, лениво приоткрыл глаз и, увидев своего хозяина, снова захрапел.       От волнения успев сделать десять приседаний, Джон подошёл к макбуку обратно, наклонившись к экрану и прищурившись, чтобы увидеть малейшие подробности возможных изменений. Но ни сообщения, ни уведомления — ни-че-го. И всё равно юзер был онлайн. — Бля, а ведь я зашёл даже не со второго аккаунта, – он обречённо рявкнул и посмотрел на свой никнейм, где чёрным по белому и красным по синему были его настоящие имя и фамилия.       Бедняга не волновался так даже тогда, когда однажды обдолбанным приехал на соревнования. Сейчас же сжимающийся сфинктер и напрочь сбитое дыхание кричали о том, что с минуты на минуту парень попросту лопнет от переизбытка эмоций.       Джон присел на край кровати и подтянул к своим коленям ноут, переводя дух. Второй микроинфаркт случился в тот момент, когда в личных сообщениях высветилось, что собеседник что-то печатает.       Подушка покорно приняла глухой рёв ярости. — Почему я веду себя как восьмиклассница какая-то? – и правда, такое поведение было совсем не свойственно капитану Буйволов; он и сам не понимал, чего так суетится и переживает, — Так, Эванс, вдох-выдох... сдох, нахрен. И чё этот пишет? Он же меня по-любому сейчас пошлёт на прогулку по газовым кольцам Сатурна, бьюсь об заклад.       Был вынесен вердикт : лучшая защита — это нападение, вследствие чего юноша решил, что уж лучше написать первым, чем стать жертвой внезапных нападков.       Дрожащие пальцы едва попадали по клавиатуре, и Джон, сам того не заметив, вставил в текст ссылку на какой-то файл из своей галереи. Ответственный момент и “отправить„. — «Привнт. Я не зотел стааить лайк, оно самр как-тл пооучилось. Прлсти».       В дичайшей спешке набранное сообщение естественно содержало в себе тучу грамматических ошибок. Многие буквы просто не должны были быть в данных словах, но переписывать у Джона рука не поднялась, ибо сейчас была проблемка поглобальнее. К написанному месседжу он прикрепил изображение своего члена, снятое с крупного ракурса. Это он увидел лишь тогда, когда перечитывал написанный анонс.       Мир окончательно рухнул. Что-то активно печатающий Егор внезапно прекратил набирать текст. Около его иконки вновь было «в сети».       Подбородок Джона касался собственных колен. Его выпученные глаза, казалось, вот-вот готовы были выпасть из орбит. Зрачки пересохли от долгого неморгания, но сейчас было как-то не до этого.       Такими же трясущимися руками он медленно удалил фото и сообщение.

Вы не можете отправить сообщение этому пользователю, поскольку он ограничивает круг лиц, которые могут присылать ему сообщения.

Сверху пустого чата высветилось это оповещение. Макбук благополучно полетел в стену.