если бы он тогда не споткнулся о белые, едва потёртые коньки, оставленные там “непутёвой стрекозой„, как он сам позже изъяснился, то наверняка не смог бы выбраться из этой гиблой петли. он бы замёрз, и даже горячий душ не помог бы разморозить ему руки. но, лёжа в одной маечке на шероховатом льду, он чувствовал обжигающее тепло у себя под боком. и ему было приятно, хорошо, не холодно. он впервые за время понял, что наконец согрелся.

соседи сверху – настоящие сволочи. уже полночь, а они до сих пор голосят, как резаные, и спать не дают. парни терпели : терпели час, терпели два да не вытерпели. решили они, значит, устроить тёмную соседям...

— станцуй ещё раз! – разносится со всех сторон, да так громко, что ноги стали безвольно подгибаться. в венах потекло обжигающее пламя, которое распространилось по всему телу. он прекрасно понимал, что если сейчас остановится, то все они пропадут. несмотря на боль в недавно простреленном бедре, парень продолжил двигаться под оглушающие хлопки немецких майоров и генералов. но глядел он лишь в единственные синие глаза, в коих всё ещё читалась человечность.

обыденная рутина бариста внезапно становится настоящим кошмаром, связанным с появлением в городе серийным убийцы. после покушения на его жизнь он решается на отчаянный шаг — сотрудничество с детективом, с которым они начинают собственное расследование.

писатель никогда и никому не разрешал входить в его кабинет. каждый раз он строго-настрого пресекал абсолютно все попытки, когда кто-то пытался туда войти. никто и не знал, что он там так отчаянно скрывает, раз жёстко наказывает всем, что вход туда воспрещён в любых случаях. журналист совсем забыл о правилах четырёх Н : никогда не нарушай наш наказ.