Доккеби тоже нужен лес

Они долго обсуждают, на что может среагировать Ликс. Хёнджин, бесцеремонно залезший в холодильник на кухне, проходится отдельным комментарием про богачей, у которых на работе при кабинете и личная ванная, и кухня — почему у Чанбина личной кухни нет, не спрашивает, понимает уже, что ему ответят, — и тащит газировку. Разваливается на диване, раскладывает свои длинные красивые ноги и молча слушает, и не лезет с комментариями. Умница, понимает, когда ему можно встрять, а когда лучше промолчать, и от этого Чанбин обожает его только сильнее. — Он любит показуху, — задумчиво предлагает Чанбин. — И как это нам поможет?.. — кусается Минхо. — Приманим его на золотую Теслу? — Ладно, тогда что ты предлагаешь? — Чанбин хмурится. — На живца, что ли? — Он собственник. — Минхо пожимает плечами: — Может, на этом сыграть? — Что, потрахаться втроём и подождать, пока он придёт тебе морду бить? — шутит Чанбин и напрягается при виде очень подозрительно загорающихся энтузиазмом глаз Минхо. — Блядь, нет, стой, я пошутил! — Но это реально может сработать! — Ага, и посадим мы его в результате за побои и всего на десять суток. Не-а, думаем дальше. — Я могу просто зайти в кабинет, пока тебя нет, — вставляет Хёнджин, перекладывает ноги, закинув напоказ одну на другую, — вставить флэшку и уйти. Могу же? Почему мне обязательно нужно это делать, пока ты там? — Потому что обычно всегда он там, — кисло бросает Минхо. — Или там, или в конференц-зале. Но что присутствие Чанбина, что его отсутствие не дадут нам никакой пользы. Если Хвитэка мы можем взять, поймав на попытке воспользоваться той уязвимостью, что создаёт вирус с флэшки, то к Ли… Феликсу это нас все равно не приведёт. — А нам обязательно все делать именно сегодня? — недоумевает Хёнджин вслух и снова перекладывает ноги; Чанбин автоматически, не задумываясь, оглаживает их взглядом и замечает, что Минхо тоже смотрит не просто на Хёнджина, а именно на ноги. Но на него невозможно не смотреть, ничего удивительного, что даже Минхо не в состоянии сходу отвернуться. — Нельзя сегодня, например, спровоцировать Хвитэка, а этот ваш Феликс пускай ходит, пока мы не придумаем, на чем его взять? На тех же взятках, например, или попытке пропихнуть кого из трейни, как меня? — Не обязательно, — задумывается Чанбин, тянется к гравированной (мордой Суни; на краю стола валяются ещё две с Дори и Дуни) «Зиппо» и принимается уныло щёлкать крышкой, тратя бензин зазря. — Но Минхо придётся возвращаться к нему все это время и делать вид, что он ничего не знает и по-прежнему доверяет ему. Я не сомневаюсь, Минхо, если что, ты сможешь, но зачем подвергать себя этому? Минхо отходит от стола к окну, замирает спиной к ним со скрещёнными руками на груди. — Не придётся, — бросает он. Чанбин хмурится, и тот, словно жопой чувствуя, повторяет громче: — Не придётся возвращаться. — Почему? — не удерживается Хёнджин. Чанбин бы подождал, пока тот сам расскажет, но, видимо, у них разная тактика допроса. — Мы поссорились вчера. Я ночевал здесь и собираюсь этой ночью остаться здесь снова. Тут уже охуевает и Чанбин. — В смысле? — переспрашивает он одновременно с «Минхо-хён!» от немедленно перетекающего в сидячее положение Хёнджина. — И когда ты собирался об этом мне сказать? — Никогда, ясно? — Минхо разворачивается, и на лице его в кои-то веки наконец проступают хоть какие-то эмоции. И пусть это неприкрытая ярость и готовность сражаться, словно у кота, которого загнали в угол крысы, это уже шаг вперёд, думает Чанбин. Даже несмотря на то, что защищаться Минхо готовится как раз от Чанбина. — Ты мог просто приехать ко мне. Сразу же. — Чанбин не оставляет попыток вбить в его голову хоть каплю разума, но именно сегодня Минхо его словно не слышит. Не хочет слышать — хотя раньше таких проблем не было никогда. Но раньше в его жизни не существовало Хёнджина, в сторону которого очень доходчиво смотрит Минхо. Не сразу понимая, в чем дело, но наконец сталкиваясь с этим взглядом, Хёнджин спустя несколько секунд вскакивает и порывисто делает шаг навстречу. — Минхо-хён, — выдыхает он. — Вы никогда не будете в нашем доме лишним. Минхо аж брови вскидывает от такой формулировки и на миг перестаёт ершиться, бросает изумленный взгляд в сторону Чанбина — «в нашем»? Серьезно? Чанбин подтверждающе кивает и тоже поднимается с кресла. Честно говоря, он подсознательно ждёт со стороны Хёнджина какого-то раздражения, ревности, что ли, по поводу его взаимодействия с Минхо, по поводу того, насколько они близки — насколько могут быть близки люди, которые почти год спали в одной кровати, потому что на тот момент не было денег поменять сломанную вторую, — но не видит и следа подобного. Хёнджин все ещё искренний, с душой нараспашку, и укусы Минхо его не пугают уже давно — чуть ли не с тех посиделок в норэбане; и сейчас, когда Чанбин обнимает Минхо и со всей дури прижимает его к себе (если тебе плохо, обними кота, пусть станет плохо не только тебе, но и коту), Хёнджин не злится. Хёнджин просто обхватывает их обоих своими длинными руками и утыкается носом Минхо куда-то в висок. Разница в росте работает и здесь, и Чанбин изо всех сил пытается не ухмыляться по этому поводу. Проходит секунда, другая. Чанбин всё ждёт, что Минхо с фырканьем по поводу излишних нежностей вот-вот начнёт выдираться, но, видно, тому совсем херово. Глубоко вздохнув, Минхо растекается в их руках, прячет лицо между лацканом и шеей Чанбина, и невооружённым взглядом даже по затылку видно, как того кроет. Сочувствующе морщась, Хёнджин гладит его по спине и одними губами спрашивает, что им делать дальше. «Дай ему время взять себя в руки», — неслышно проговаривает Чанбин, и Хёнджин понятливо кивает. — Вы останетесь у нас сегодня, Минхо-хён? — тихо спрашивает он спустя, наверное, минуту или целых пять, когда Минхо начинает дышать спокойнее и расслабленнее. — Пожалуйста? И если в первую секунду Минхо, кажется, все ещё хочет ему отказать, то вот это жалобное «пожалуйста» с заломленными бровями — а Минхо вскидывает голову и смотрит как раз в лицо Хёнджину, словно проверяя, насколько тот серьёзен, — делает своё дело, секретное оружие срабатывает, и он согласно кивает. — Тогда я пойду разберусь с флэшкой, — Хёнджин отлипает от них и несколько смущённо улыбается. — И поедем, ладно? Минхо ещё раз вздыхает и отодвигается. Не пытается ни полапать за жопу, ни пошутить по этому поводу, ни поплеваться — совсем худо; однако ещё несколько секунд — и он натягивает на лицо маску уверенного в себе человека и расправляет плечи. — Ладно, — говорит он. — Но это не всё так просто. И не всё так быстро. — Если ты попытаешься меня наебать и остаться здесь, — предусмотрительно предупреждает Чанбин, — я перекину тебя через плечо и дотащу до парковки прямо так, и мне будет насрать на реакцию подчинённых. Возмущённое сопение со стороны Минхо; Хёнджин мелко хихикает, прикрыв рот рукой: — Я почти хочу это увидеть, — делится он. — Не все же мне одному так страдать. Минхо шипит на него — как кот, в буквальном смысле, Хёнджин снова хихикает и замирает ненадолго. — А крысы шипят?.. — после паузы спрашивает он, своим вопросом снова вводя что Чанбина, что Минхо в состояние какого-то ступора. — А, плевать. Он заливисто лает на Минхо, а потом сам же громко смеется, провоцируя снова их обоих на улыбку. Чанбин так любит его в этот момент, его встревоженные глаза, как бы Хёнджин ни старался казаться весёлым, его проверяющие взгляды — «Правильно ли я делаю?» — в сторону Чанбина, его пальцы, нервно постукивающие по бедру. Хёнджин красивый; но Хёнджин — это далеко не только внешность, каким бы завораживающим он ни был, Хёнджин — светлая душа, душа нараспашку, воспринимающая мир вокруг прекрасным и удивительным, и Чанбин чувствует себя обязанным сделать все, чтобы так оставалось и дальше. Да, он прекрасно помнит, спасибо, что Хёнджин повидал некоторое дерьмо, но из-за этого только больше восхищается им — как тот может оставаться таким беззащитным после всего пережитого? Как он может продолжать доверять? Вопрос риторический; у Чанбина уже есть ответ, потому что он спрашивал. Хёнджин сказал: «Это всё из-за того, что ты рядом. Я чувствую себя в безопасности», но Чанбин все равно не понимает. Почему, например, Хёнджин не боится Минхо? Чувствует в нем родственную душу, у которой не нашлось такой защиты в своё время? Ведь, если задуматься, Минхо ожесточился именно тогда, когда им пришлось выгрызать своё место в этом мире, когда он начал заниматься боевыми искусствами «чтобы больше ни один мудак не сумел мне навредить», по его собственным словам, а потом, когда Чанбин ворвался в шоу-биз, записался на курсы телохранителей, чтобы быть рядом? Почему Минхо так доверяет Хёнджину — зеркальный вопрос. Чувствует ли в нем ту же преданность, что испытывает сам? — Чанбин-а, если ты мне сейчас не ответишь, я подсыплю отраву тебе в кофе, — говорит Минхо, и на этой замечательной ноте Чанбин возвращается из раздумий в реальный мир. — Договорились, — отзывается он, — теперь тебе придётся дегустировать каждую кружку — мою и Джинни — вот чисто на всякий случай — перед тем, как кто-то из нас начнёт пить. О чем ты спрашивал? — Мои дети, — вздыхает Минхо. — Я мог оставить их на сутки, но больше… Могу ли я их привезти? Пока мы не разберёмся с этим дерьмом? Я и так почти не бываю дома, им одиноко. — У тебя есть дети?! — от шока Хёнджин даже сбивается с неформально-вежливого на приятельский тон. — Почему ты хочешь отдать детей нам? Переглядываясь с Минхо, Чанбин только-только осознает, как со стороны звучит эта просьба — он-то за последние годы уже привык, а вот Хёнджин слышит об этом впервые, — и сжимает зубы, пытаясь не ржать. Не получается, когда Минхо закатывает глаза, прямо как на той фотографии, что он рассылает последнее время вместо стикера. — Коты, — в результате соизволяет ответить тот, кажется, осознав, что Чанбин сможет заговорить точно не в ближайшие пару минут. — У меня три кота и автокормушка. Позор для нормального хозяина. Хочешь посмотреть на их фотографии? — Хочу! — восторженно кивает Хёнджин, и Чанбин, откашливаясь, наконец обретает дар речи. — Не сейчас, вечером, — отрезает он. — Минхо, убери телефон, я обещаю, что отдам тебе Джинни на весь вечер на растерзание, сейчас давай закончим хотя бы с Хвитэком. Может получиться его развести на признание, что он не по своей воле это делает? Или, не знаю, не только по своей? — А доказательства? Одних только его слов недостаточно для обвинения. — Попытаться поймать Ликса на Хвитэка как на живца? Минхо задумывается. — Блядь, это ж с полицией надо опять договариваться… — тянет он. — Сажать его так, чтобы Ликс мог добраться, и так, чтобы всё зафиксировать и не дать его убить на самом деле… — Но в целом это реально? — спрашивает Чанбин. Минхо, хмурясь, кивает. — Ну что ж, тогда это уже похоже на хоть какой-то план. *** Минхо уговаривает его — их — устроить ещё одну встречу Хвитэка и Хёнджина, потому что ему, видите ли, недостаточно доказательств. — Не доказательств, — злится тот из-за того, что Чанбин сходу не понимает его идею. — Причин для немедленного задержания. А если спровоцировать его на агрессию, то даже не придётся заранее договариваться с полицией, его в любом случае задержат, а там я уже договорюсь с интендантом о присутствии своих ребят. — То есть ты хочешь, чтобы он навредил Хёнджину? — наконец соображает Чанбин. — И ты думаешь, что я на это соглашусь?! — Не навредил, — поправляет Минхо. — Попытался. Мы его вовремя остановим. Устроим встречу на наших условиях, в соседней комнате посадим охрану, которая сразу же его скрутит… — Иди ты нахуй с такими идеями, — даже не дослушав, морщится Чанбин. Ему откровенно не хочется подставлять Хёнджина под удар, и он даже не пытается этого скрыть. Самому пойти — запросто, да и Минхо послать, наверное, тоже — тот без проблем выдержит, — что угодно но не рисковать Джинни. Да, фактически риск невелик, однако цена этого риска слишком высока. Если Хвитэк окажется неадекватом, Хёнджин может и погибнуть. Один удар в сердце или перерезанное горло — и даже самая подготовленная группа не успеет прибежать из соседней комнаты, чтобы его спасти. — Чанбин, — зовёт его Хёнджин, замирает перед ним и кладёт руку на плечо. — Я справлюсь, правда. Я буду осторожен. Закрыв глаза, Чанбин сглатывает и кивает. Как бы он ни хотел засунуть его в коробочку, обложить ватой и закрыть крышечкой, чтобы никто не трогал — это не вариант. Совершенно не вариант. — Я в тебя верю, — говорит он и поворачивается к Минхо и указывает в его сторону пальцем: — А тебе я сверну шею, если хоть что-то пойдёт не так, как бы я тебя ни любил, понял? Это угроза на самой границе серьёзности: звучит, конечно, зло, но оба они понимают, что Чанбин не имеет этого в виду в буквальном смысле. Всего лишь перестанет доверять, но это в любом случае ударит по ним обоим. Минхо кивает.