И все вроде правильно, но куда идти?
С этими мыслями, нежности целыми числами?
Если все демоны, бесы и ангелы смотрят кино
С нашими ссорами, ранами, прощальными письмами... они
Мечтают вслух, читая нам истории, где всё хорошо.
«Всё хорошо», Вельвет.
Покалывание началось с кончиков пальцев, и затем пламенем охватило всё тело. Всё зудело и болело, как будто кожу глодали тысячи голодных термитов. Мускулы оттаивали рывками, конечности казались замёрзшими на морозе канатами, которые теперь протестующе хрустели и не желали оттаивать. — С возвращением в мир живых! — Ммффф... Я убью тебя, говнюк! — страшно прохрипела Гамора, распахивая глаза. Перед ней стоял Адам Уорлок, с чьего лица ошарашенно выцветала радость от встречи. Пробуждение Квилла было несколько иным. Открыв глаза, он узрел перед собой безупречно зачёсанного суверена, клацающего по экрану управления заморозкой. «Со всех сторон обложили, суки!», панически подумал Питер и, засучив ногами, с диким воем вывалился с ложемента на пол. — Великая Империя Суверенов приветствует вас, — невозмутимо проговорил мужчина, протягивая Квиллу руку. — Чё за херь? — невнятно пробормотал он, с трудом поднимаясь на ватных ногах. Когда суверена сменил Уорлок, Питер был почти готов броситься тому на шею. — Адам! Ты здесь, — Квилл потёр ладонями лицо и застонал. — Сколько я тут провалялся, лет десять? — Два часа пятнадцать минут. — Что?! Ооо, и стоило ради этого... Да у меня теперь башка будет трещать дольше, чем я тут пролежал. Квилл заключил боевого мага в крепкие объятия. — Как я рад видеть тебя, чувак! Ты просто не представляешь. Адам сдавил его ещё крепче, со всей дурной силищей. — Я тоже рад, чувак. Мне нравится спасать твоё тщедушное тело. Это так весело! Ослепительно улыбаясь, Уорлок поманил его за собой. — Пойдём, нужно освободить корабль для ремонта. — Какого ремонта? — удивлённо переспросил Питер, но его вопрос остался без ответа. В отсек, оставляя липкую дорожку слюней, восторженно ворвался Блерп. — Мой мальчик! — громогласно взревел Адам, подхватывая любимца на руки. — Ты в порядке? Тебя не обижали? Я так соскучился! Тиская к себе мохнатое тельце и лепетая на том особом сюсюкающем языке заядлого кошатника, грозный боевой маг выглядел невероятно комично. Квилл с трудом спрятал смешок в кулак, но Адам, ничего не замечая, продолжал ворковать с любимцем. — А чем это ты тут перепачкался, а? Блерп внезапно передумал общаться с «папочкой» и запросился назад, но уже было поздно. — Кто тут лучше всех? Кто хороший мальчик? Невзирая на попытки Блерпа отбиться всеми четырьмя, Адам запечатлел крепкий поцелуй на мохнатой мордочке, и только затем отпустил животное. В коридоре показался Ракета, вытирающий полотенцем остатки геля с шерсти. Он как раз успел на демонстрацию проявлений нежности. Глядя на улепётывающего подальше Блерпа, енот брезгливо поморщился и попятился. — Давай просто ограничимся тем, что я рад тебя видеть, окей? Лицо Уорлока озарила улыбка. — Давно не виделись, кэп! Идёмте скорей, мне не терпится вас всех показать! — Кому? — настороженно спросил Ракета. — Маме! Мы будем бить врага вместе. Тогда она наконец поймёт, что вы классные. — Это вряд ли, — едва слышно усмехнулся Квилл, припоминая их прошлую встречу с Верховной Жрицей и её позорные последствия. Енот заржал как конь и согнулся пополам. — Это что получается, тебе надавали под зад, и ты теперь пришёл на разборку с мамочкой? Прежде чем лицо Уорлока окончательно вытянулось, к Ракете подошёл Дракс и отвесил мохнатому подзатыльник. — Он хотел сказать, что это большая честь для нас. Веди. Слегка приотстав, Квилл прошипел еноту: — Пасть на замок и веди себя прилично, понял? Нам нужна их помощь, не вздумай всё испоганить. — И никаких карбулярных батарей, — глубокомысленно изрёк Дракс. — Анулаксных! — воскликнул Ракета. — Они называются анулаксные батареи! — Отлично, что ты помнишь, как они называются. Будешь знать, от чего лапки загребущие подальше держать, — отрезал Звёздный Лорд. В следующий миг он крепко зажмурился. Казалось, на сетчатке поселился танцующий пожар. Трап «Боуи» обрывался в необъятных размеров золотой ангар. Стены, пол, потолки — всё блистало слепящим золотом. Вдаль, насколько хватало зрения, убегали стройные ряды шарообразных голубовато-золотых омникрафтов, оборудованных тяжёлыми, опять же золотыми, орудиями. — Нифига се... — ахнул Квилл, моргая слезящимися глазами. — Интересно, а золото здесь всё настоящее? — пробормотал Ракета, судорожно суча лапками. — Даже и не думай, хорёк! — угрожающе прошипела Гамора, украдкой показывая ему кулак. От Питера она почему-то резко отвернулась, но сейчас выяснять причины у него не было времени. Суверены уже ждали их, чинным полукругом выстроенные вокруг корабля. Верховная Жрица сделала шаг вперёд и торжественно произнесла: — Добро пожаловать на борт великой армады Империи Суверенов! Затем она небрежно сняла голову и сунула её под мышку. Квилл недоверчиво сморгнул. На Аише был надет причудливый костюм, плод запретной любви боевого скафандра и восточного одеяния. С изысканной золотой вязью и опять золотыми же бронепластинами, защищающими самые важные места. Вероятно, в данном случае это было лицо, которое шлем с толстыми стенками повторял в мельчайших подробностях. Квилл подивился, как Аиша вообще может что-то видеть в этом саркофаге, но наверняка у суверенов было и здесь припасено какое-нибудь ноу-хау. Квилл натянул на лицо самое доброжелательное выражение. — Это большая честь для меня, Верховная Жрица. Благодарим вас за спасение. — Полно, — с лёгкой улыбкой ответила Аиша. — Мы сражаемся против общего врага. Который посмел посягнуть на самое святое, попрал законы нашего общества и посмел поставить под угрозу само будущее великой Империи Суверенов... С каждым словом голос Аиши становился всё громче, в нём искрами вспыхивали фанатичные нотки. Внезапно из корабля выбежало самое святое будущее великой Империи Суверенов, со смехом гнавшееся за убегавшим Блерпом. — Мой мальчик! Верховная Жрица сломала речь и совсем не по-королевски подбежала к сыну. — Ты в порядке? С тобой хорошо обращались? Квилл почувствовал, как его распирает нарастающей волной ржача. Услышав сдавленное хрюканье, он обернулся и узрел Ракету, лапами обхватившего пасть в тех же самых тщетных попытках впихнуть обратно невпихуемое. — Ну мама! Аиша принялась суетливо оправлять плащ на плечах сына и отряхивать мифические пылинки. — Я так соскучилась! Ах! Это что на тебе за пятно, кровь? Звёздный Лорд не смог больше сопротивляться стихии. С оглушительным фырком он закрыл руками рот, изо всех сил пытаясь замаскировать конское ржание под невинный кашель. — Мама, я могущественный боевой маг! — Конечно, ты у меня самый лучший! — с придыханием воскликнула Аиша, и Квилл, изображая кашель, подавился уже по-настоящему. С побагровевшим лицом и брызнувшими из глаз слезами он сгибался пополам, ожидая кульминации этого представления. Рядом корчился уже вообще на коленях обессиленный Ракета, икающий вперемешку со смехом. В зале повисла гробовая тишина, вся делегация суверенов смотрела на них с брезгливым изумлением. Наконец, Аиша тоже обратила внимание на источник кошмарных звуков. — Что здесь происходит?! — Дымом надышались, — не моргнув и глазом, сказал Дракс, старательно охаживая обоих гуинпленов по спинам. — На борту имеется медик, — холодно бросила Верховная Жрица, возвращаясь к своей делегации. — Только вам, имбецилам, он не поможет, — убийственным тоном процедила Гамора, проходя мимо всё ещё всхрюкивающего Квилла. Она догнала Аишу и, поравнявшись с ней, сказала: — Жрица! На борту корабля Мортии в заложниках находится моя сестра. И я бы очень хотела, чтобы она не пострадала во время штурма. — Сестра? — с интересом проговорила Аиша, оборачиваясь. — Уж не та ли воровка, которая пыталась выкрасть батареи? — Да. — С которой вы, помнится, не желали иметь ничего общего и собирались сдать в тюрьму за вознаграждение? — Да. — А теперь её держит в плену другая ваша сестра? — Да. Гамора скрипнула зубами, внешне оставаясь такой же бесстрастной. Пока. — Как запутаны отношения несовершенных созданий, — с зоологическим интересом проронила Верховная Жрица. В следующий миг она зычно крикнула: — Адмирал! Готовьте первый корпус к вылету! — Есть, — отсалютовал ей золотой мужчина с идеальным зачёсом, и размашистым шагом отправился передавать приказы дальше. — К вылету куда? — спросила Гамора. — Мои люди запеленговали врага в точке перехвата. У нас есть координаты выхода, и мы готовимся к бою. — Погодите минутку! — встрял Питер. — Но наш корабль — ещё груда хлама! — Ваш корабль будет отремонтирован. По просьбе моего сына, — бросила Аиша, даже не удостоив его взглядом. — Но мы не можем ждать окончания столь длительного процесса. Если пожелаете присоединиться к бою, транспорт вам выдадут. Довольно слов! В голосе Верховной Жрицы зазвенела сталь. — Враг посмел бросить нам вызов и опорочил честь суверенов. Это ересь высшего порядка! Само его дальнейшее существование — уже оскорбление для Империи, — ледяным тоном отчеканила Аиша. — Мы должны контратаковать немедленно! — А как же план? — поразился Питер. — Планы — удел несовершенных существ. Суверены — вершина сверхгалактической эволюции! Наш обновлённый модернизированный флот лучший во вселенной. Он не знает поражений. Верховная Жрица торжественно развернулась, и за ней гуськом потянулась вся золочёная делегация. — Вот именно, что пока не знает, — вздохнул Квилл, сковыривая подсохшую ранку на лбу. А он ещё удивлялся, откуда в Уорлоке столько упрямого, недалёкого пафоса. Генетика — страшная сила.***
Гамора затворила за собой золотую, как и всё здесь, дверь. Суверены, потроша их корабль, предоставили экипажу «Боуи» временные комнаты. «Надеюсь, они не превратят корабль в золотое яйцо, иначе Ракета сменяет на выпивку всю обшивку и микросхемы», рассеянно подумала она и немедленно осадила — ей-то какое дело до этой болтливой шавки! И до всей их звезданутой команды. Особенно до Квилла. Потирая ноющую шею, она опустилась на кровать. Псих! Конченный, беспросветный, безнадёжный псих! За двадцать четыре часа он успел и придушить её, и поцеловать. Причём убить его ей хотелось только за второе. Безумец! Неужели любовь к не-ей так свела его с ума? Нормальный человек уже бы давно остановился, сдался, принял поражение. Любой, но не он. Не Квилл, заставивший разбитый корабль совершить невозможное, и спасший их в последний момент. Не Квилл, готовый ценой своей жизни остановить одержимого экспансией бога. И не Квилл, голыми руками и танцем поборовший тирана с камнем Бесконечности. Она достаточно узнала о нём от экипажа, чтобы понять — этот человек не из тех, кто сдаётся. Гамора снова вспомнила этот украденный поцелуй. Солёный, жадный, безумный. С таким отчаянием умирающий в пустыне припадает к живительной влаге, а попавший в аварию космонавт — к дыхательной маске. На секунду её куснула и снова уползла в нору зависть к той Гаморе. За что та была одарена этой несгораемой любовью? Гамора повернулась на бок, и из куртки с лёгким шелестом что-то выпало. Гамора помедлила и взяла в руки бумажный пухлый конверт. Её каюта на «Боуи» здорово пострадала, и она забрала конверт с собой, чтобы он на всякий случай не сгинул в ремонте. Чужая вещь, вернуть надо. Ей-то зачем? От удара об под конверт открылся, и из него дразняще появился бумажный язычок уголка. Убедившись, что в дверь никто не ломится, Гамора выудила сложенный пополам листок странной, непривычного оттенка бумаги. Исписанный от руки, он ей вначале показался нечитаемым. Затем она стала различать отдельные закорючки, такие же торопливые и безалаберные, как их хозяин. «Наверное, это дурацкая затея, но я всё равно пишу в стол, так что пофиг. Видел в каком-то фильме, что от этого легчает, бла-бла-бла. Хрень. Наверное, так я рехнусь ещё быстрее, но какая уже разница. Ты всё равно этого никогда не прочтёшь. Гамора, если бы ты знала, как я по тебе скучаю! Я оставил свою прошлую жизнь, потому что в ней всё было пропитано тобой. Каждая звезда мне напоминала о твоей улыбке, каждая туманность твердила о том, что эту красоту теперь я никогда не разделю с тобой, твоя пустая каюта кричала мне о том, что ты никогда больше не вернёшься застелить постель. Даже глядя на Ракету я вспоминал тебя. Как ты ему давала леща, когда он зарывался и начинал лепить какой-то одному ему известный хардкор из нужных запчастей. Я сбежал на Землю, но почему же я всё равно вижу твой призрак повсюду... Пытаюсь жить нормальной жизнью землянина. Но фишка в том, что я не знаю, как она выглядит. Без тебя моя жизнь априори ненормальна, неважно, хоть на Земле, хоть в космосе.» Гамора отложила листок бумаги и взяла следующий. Точно такой же. Не загадочные чертежи, не карты сокровищ. Просто куча написанных в пустоту писем. «Знаешь, иногда мне кажется, что я живу только во сне. А в перерывах между сном — отрывочно существую в ожидании. Потому что лишь в снах я могу попасть в правильную реальность. Снова обнять тебя. Рассмешить тебя и любоваться твоей улыбкой. Смотреть, как ветер развевает твои тяжёлые багряные локоны и снова нырять в них ладонями. Танцевать с тобой при свете звёзд. Во сне я снова могу прикоснуться к твоей бархатной коже. А когда я просыпаюсь — тебя нет. Но мои руки, моё тело вопят о том, что ты ещё здесь... Потом я не могу уснуть по полночи. Хотя на самом деле я больше всего хотел бы вовсе не просыпаться.» Гамора медленно отложила письмо. Предназначенное ей и одновременно не ей, оно заставило её сердце сбиться с ритма. Она почти видела, как между знаков проступает чернильно-чёрная тоска, которой были буквально пропитаны эти строчки. «Неужели они все такие?» «Я так жалею, что не умею рисовать! Я бы мог тогда ласкать твои черты лица карандашами, или чем там художники рисуют. А так у меня осталась лишь жалкая горстка голографий, и то по большей части случайных... Я ведь не романтик. Не герой романа. Во мне вообще нет ничего достойного или особенного. Я вор, мошенник, преступник. Ума не приложу, почему же ты меня выбрала. Наверное, это была осечка судьбы. То исключение, та статистически невероятная случайность, которую упоминают в сносках мелким шрифтом. Потому что во всех остальных вселенных ты меня, вероятно, видеть не желаешь. Да и права, наверное. Я никогда не был тебя достоин. Оно и к лучшему, что я улетел на Землю. Проживи ту счастливую жизнь без меня, которую ты заслуживаешь.» — Невероятная случайность, — прошептала Гамора, проведя пальцами по сморщенной бумаге. Ниже этой строчки текст пестрел кратерами высохших капель, превращая и без того нестройные ряды в сливающийся причудливый орнамент. Он никогда не говорил ей о подобном... Просто пёр, без сомнений и разбора дороги. Скрывая глубоко внутри те же мятущиеся сомнения. «Я была твоей осечкой судьбы, или наоборот?». Гамора и представить не могла, что кто-то в здравом рассудке и трезвой памяти может взглянуть на неё с каким-то иным чувством, отличным от ненависти. Она была выкормышем безумного титана, его острым клинком и жестоким возмездием. Такие, как она, не вызывают никаких чувств у окружающих, кроме страха. И она не испытывала иллюзий на свой счёт, придерживаясь идеологии отца, который считал слабостью любые чувства. Может быть, именно поэтому она и зашнуровала своё сердце наглухо? Первой сказала любви «нет», чтобы не получить отказа? Ведь то, чего не имеешь, потерять невозможно. Читая эти письма, Гамора вдруг почувствовала себя воровкой, которая присваивает себе любовь, которая ей не предназначалась. Которой она была просто недостойна. Но, выходит, ошибалась? Ведь полюбил же кто-то эту колючую, ехидную, заскорузлую от жестокости воительницу... Она считала такое невозможным. Но эти письма кричали об обратном. Гамора вытянула наугад ещё один бумажный прямоугольник. «Я всегда любил музыку и заразил ею тебя. Но теперь слушать её превратилось в пытку. В каждом тексте и в каждой ноте я вижу тебя. Сейчас я просто одержим «Do You Realize??». Не могу перестать слушать её снова и снова. Лежу часами и вспоминаю нас... Пытаюсь убедить себя в том, что солнце на самом деле не зашло за горизонт, что это лишь иллюзия. Но фишка в том, что моё-то солнце уже зашло за горизонт. И мне давно пора отбросить все иллюзии, но я просто не могу! Снова и снова вспоминаю, как мы парили с тобой в космосе там, у Забвения. Кажется, это было миллион лет назад. Я, не задумываясь ни секунды, отдал тебе свою дыхательную маску. Не размышляя, отдал за тебя жизнь... А теперь, каким-то чудом, ты снова здесь! И у тебя самое прекрасное лицо во всей Галактике. Но ты этого не понимаешь.» — Довольно, — выдохнула Гамора внезапно охрипшим голосом. Она чувствовала себя словно наэлектризованной. Как будто впитала эту горечь с шатких рукописных строк, отравилась его болью. Вопреки уверенности Питера, эти строки всё же нашли своего адресата. Она залезла на такую личную территорию что, узнай Квилл о том, что она брала письма, он... что? Никогда не простит? Перестанет разговаривать? Ей-то какое дело до этого! Наоборот, радоваться должна, что наконец отстанет. Тем не менее, Гамора поспешно начала засовывать листки обратно в конверт. Последний застрял и порвался, а когда она попыталась вынуть и переложить по-другому, листок выскочил, а вслед за ним — и все остальные. Бумажные прямоугольнички выпорхнули кособокими птичками, рассыпались по полу и покрывалу. Гамора поспешила собрать письма, поражаясь их количеству. Из разномастной бумаги, примятые, исписанные всклинь, многие испещрены когда-то влажными расплывчатыми кратерами... Зачем это было нужно? Изо дня в день потрошить себя заживо, сочась болью на бумагу. Это странный способ исцеления или изощрённый вид самоистязания? Гамора сумела запихнуть письма в конверт, но теперь они лежали как придётся. Если Квилл запоминал их порядок, то теперь мог заметить, что в письмах покопались. Решив, что незачем тянуть с возвратом, она кошкой выскользнула за дверь. Момент идеальный, на «Боуи» ремонт и никого из команды нет. Прошагав мимо вежливо старающихся не таращиться суверенов, Гамора вошла в ангар. В нём царило необычайное золотое оживление. В её сторону даже никто и не глянул. Проскользнув на корабль, наёмница прислушалась. В моторном отсеке раздавалось клацанье и жужжание. Но на жилом этаже было тихо. Гамора прокралась в каюту Квилла, привстала на носочки и забросила пакет с письмами в коробку на шкафу. Так же спешно она собиралась и уйти, но взгляд её упал на плеер, лежащий на тумбочке. Она подошла и медленно провела пальцами по кнопкам. «Как там называлась эта песня?». Гаморе внезапно захотелось послушать её самой. Пролистав на плеере сотню наименований, она нашла искомую, но... ничего не произошло. Гамора потрясла плеером, приложила к уху, увеличила громкость. Тишина. По-прежнему тишина. Дверь в каюту отворилась, и вошёл Квилл. Улыбнулся. — Привет. Музыку хотела послушать, да? — Что? Ничего подобного, — возразила Гамора, уже успевшая положить плеер обратно. Звёздный Лорд заулыбался ещё шире. — Я в прошлый раз забыл его отключить от динамика. А ты врубила на всю громкость. Я сижу такой в рубке и — вау! Гамора молчала. Сделав осторожный шаг, будто боясь спугнуть редкую птицу, Квилл сделал шаг и задумчиво взял плеер в руки. — Знаешь, мне иногда кажется, что музыка — это лучшее, что было придумано на Терре. Если хочешь, можем послушать вместе. — С чего ты взял, что я хочу? — возразила Гамора, но Питер уже нажал на кнопку. Комнату наполнил гитарный проигрыш. Квилл начал слегка покачивать головой в такт мелодии. ♫ Можешь ли ты представить себе, что у тебя самое красивое лицо? ♫ Гамора и безо всяких слов могла бы прочитать это в его напряжённых, и одновременно будто светящихся глазах. ♫ Можешь ли ты представить себе, как мы парим в открытом космосе? ♫ Голоэкран в комнате был поставлен в режим ожидания, и на нём каскадами вспыхивали и погасали галактики, бросая дрожащие цветные отсветы на их лица. Гамора с лёгкостью могла это представить себе. Но вот то, что он мог выйти ради неё без скафандра в открытый космос, она себе представить не могла. — Я знаю, что ты видела эти голографии в тумбочке, — тихо проговорил Питер. Гамора открыла рот, чтобы возразить, но он продолжил: — Ты сделала себе такую же причёску... Гамора молчала. — Знаешь, ты не должна быть ею, — сказал Квилл в её карие распахнутые глаза. — Ты классная такая, какая есть. ♫ Можешь ли ты представить себе, что от счастья можно плакать? ♫ — Да просто. Захотела в себе что-то изменить, и всё, — отстранённо произнесла Гамора, видя как он быстро-быстро моргает блеснувшими глазами. Захоберийка привычно качнула головой, давая волосам сползти на щёку, но Питер нежно взял прядь и заправил её за ухо. — Не надо. Ты всё так же прекрасна. Но если захочешь, сможешь убрать шрам в любой клинике Ксандара за полчаса. — Учту на будущее, — кивнула Гамора, но волосы поправлять обратно не стала. ♫ Можешь ли ты представить себе, что все, кого ты знаешь, когда-нибудь умрут? ♫ — Я тут подумала, — медленно сказала Гамора. — На случай, если мы не переживём сегодняшний день. ♫ Но вместо того, чтобы заранее начинать прощаться, просто скажи им ♫ — Может быть, ты прав. ♫ Что ты понимаешь, что жизнь коротка ♫ — В чём прав? — едва слышно переспросил Питер. — В том, что нам стоит попробовать узнать друг друга получше, — сказала Гамора, поднимая голову и увязая в его распахнутых зелёных озёрах. На лице Квилла расцвела какая-то шальная, неверящая улыбка. — Это... сойдёт за особый случай? — прерывисто спросил он. — Мы ведь добрались, хоть и не совсем до Пиджена... — Вполне, — с улыбкой ответила Гамора и подалась к нему. Руки Питера бережно обняли её, словно боясь, что она растает, как утренний туман. Выдохнув в его шею, Гамора поразилась, как уютно голове лежится на его плече. ♫ Тяжело сделать так, чтобы хорошее длилось вечно Но ты сознаёшь, что на самом деле солнце не садится за горизонт Это всего лишь иллюзия, созданная вращением нашей Земли ♫