***
— Иди ложись, чего стоишь. Нам надо скорее взлететь. Гамора ловко программировала параметры гибернационной капсулы. Когда-то давно она пользовалась такой, и в её идеальной памяти превосходно сохранился порядок действий. — Я тут присмотрю пока, ты не против? Они, знаешь, барахлят иногда. Звёздный Лорд мялся в дверном проёме крошечного отсека. По прежнему печален и неразговорчив, но хотя бы футболку раздобыл. Не то что бы ей был неприятен вид его торса, но... понять, почему она-другая выбрала именно этого антигероя, становилось ещё нереальней. — Гамора, извини... — Да прекратишь ты уже! — рявкнула захоберийка, настолько резко развернувшись, то Питер вскинул руки в защитном жесте. — У меня быстрей синяки сойдут, чем ты ныть перестанешь. — Я не об этом... Извини, что не сдержался и обнял тебя, — очень тихо проговорил он. — Я не хотел сделать тебе неприятно. — Мне не было неприятно, — покачала головой Гамора и с удивлением осознала, что не солгала. — Правда? — просиял Питер. — А можно я ещё... — Нет. Увидев, как его восторженное лицо мгновенно вытягивается, Гамора не смогла не улыбнуться. О ветры дальнего космоса, как он порой бывает нелеп! — Давай оставим это для особых случаев. — Насколько особых? Полный квантовый коллапс вселенной подойдёт? — О нет! — в тон ему ответила Гамора. — Мне жаль вселенной. Давай что-нибудь масштабом помельче. Квилл сделал вид, что записывает. — Взрыв сверхновой? Восстание роботов-убийц? Изобретение мгновенного телепорта? Или... О! Нашествие гигантских разумных пауков? Глядя, как он с видом чрезвычайного репортёра «строчит» пальцем по ладони, Гамора рассмеялась. Внутри стало как-то легко, словно она вскрыла давно наболевший нарыв, и всё лишнее и тревожащее выплеснулось наружу. — Давай для начала целыми доберёмся до Пиджена. В нашей ситуации это будет настоящее событие. — Ловлю на слове! Квилл шутливо погрозил пальцем и, высунув язык, стал усердно «записывать» по буквам. — До-брать-ся... до Пид-же-на... Гамора покачала головой, и из неё снова вылетел маленький смешок. Это был совершенно нелепый и бесполезный разговор. Но почему болтать с ним о чепухе оказалось внезапно так легко? Она не притворялась, не подыскивала слов. Это было так же просто, как дышать. Она всегда считала ниже своего достоинства тратить время на бессмысленные разговоры. И уже конечно ниже своего достоинства тратить время на любые разговоры с ним. Она безоговорочно считала Квилла невыносимым человеком. Но откуда она могла это знать, даже если не пыталась с ним общаться? Они ругались, спорили, тонули во взаимных обвинениях и разбитых об скалы реальности ожиданиях... Но просто разговаривали — в первый раз. — До старта пять минут! — раздался в динамиках непривычный, тонкий голосок Файлы. — Пора, — кивнула Гамора. — Иди. Она села в капсулу и перекинула ноги через бортик. Гелевый ложемент мягко пружинил, как хорошо накачанный водяной матрас. Автоматически запустились процессы, запикали приборы. По телу деловитыми змеями заскользили провода, прохладно покусывая вены. От них вверх заструилась расслабляющая волна дурмана. — Добрых снов, — пожелал Питер, закрывая над ней прозрачную крышку капсулы. Сквозь туман уплывающего вдаль сознания Гамора видела, как Квилл продолжает стоять над ней. Не сводя с неё глаз, он смотрел тем потерянным взглядом, каким осиротевший щенок смотрит на погибшую маму. Всё продолжая ждать, что случится чудо, она вернётся и снова ласково оближет его нос. Не в силах сопротивляться препаратам, Гамора опустила тяжелеющие веки.***
В холодном сне выражение лица Гаморы расслабилось, ожесточённые черты размягчились. Мягкие пряди рассыпались по гелевому подголовнику, обрамляя лицо, ставшее таким похожим на ту Гамору. Одновременно размывая насмешливое грубоватое выражение лица этой, кем она являлась на самом деле. Питер жадно вглядывался в её лицо, словно фотографируя на подкорку. Как на оптическую обманку с песочными часами и двумя лицами, где видишь только что-то одно. Гамора прошлая или Гамора будущая. Квилл крепко зажмурился и распахнул глаза вновь. Перед ним спала ледяным сном его любимая девушка, Гамора единственная и настоящая. Он нежно взял её за руку с загрубевшими от ежедневных тренировок мозолями. Во рту пересохло, шум в висках заглушил попискивания гиберкапсулы, которая утверждала, что пациент уже погружён в глубокий бессрочный сон без сновидений. Вновь взглянув на табло, Квилл глубоко вдохнул и решился на маленькое безумие. Распахнув крышку капсулы, он жадно приник к её уже прохладным губам и запечатлел на них долгий поцелуй. Печальный, мокрый, безответно холодный — Питеру на миг показалось, что он целуется с мёртвым телом. В этом ему почудилась злая ирония, ведь той Гаморы, к чьим губам он так желал припасть, уже не было на этом свете. Опустившись на колени, он прижался к её лбу своим. — Если бы ты знала, как я люблю тебя, — прерывисто зашептал он. — Я так сильно скучаю по твоим прикосновениям, по нашим поцелуям. Так давно мечтал это сделать, но наяву никогда б не посмел даже предложить. Раньше мне казалось, что я схожу с ума. Всё ждал, когда ты вспомнишь нас, считал тебя чуть ли не больной амнезией... Ты теперь другая. Но для меня — ты всё равно одна-единственная. В каждой из возможных вселенных я выбираю тебя. Поднявшись, Питер нежно прикоснулся к её бархатистой щеке, словно прощаясь навсегда. Он впитывал её взглядом, прятал на потом. Прошлое не вернуть, будущее неизвестно, настоящее лежало перед ним.***
Процесс консервации проходил постепенно, как и смерть. Первой отключалась моторика, затем зрение, слух и уже последним — сознание. Быстрее всего ухали в ледяной сон дети, а затем женщины. Киборги же погружались дольше всех, и чем больше был организм изменён, тем дольше кружился на волнах зыбкой яви перед окончательным погружением. Гамора ещё лишь начинала свой путь в бесконечный сон, когда услышала, как крышка открывается обратно. А затем почувствовала его влажные страстные губы на своих. Этот отчаянный, задыхающийся поцелуй утопающего. Быстро посолоневшие губы и горячее рваное дыхание, разбивающееся о волнорезы её скул и носа. Миорелаксанты, струящиеся по венам, не позволяли ей ни пошевелиться, ни даже дёрнуть веком. Всё, что она могла — это лежать и слушать его слова, отдающие резонансом в голове через жаркое прикосновение.