***
Через некоторое время Лю Цингэ почувствовал, как Шэнь Цзю начинает оседать в его объятиях, всхлипы превращаются в тихое сопение. Теперь, когда он остался наедине со своими мыслями, мрачность пещеры начала доходить до него, заставляя Лю Цингэ осознать, насколько ужасным было их жилище. Течка должна была стать прекрасным временем для омеги. Это был период, когда они должны были быть окружены комфортом, чтобы удовлетворялись все их потребности, и всем их существом поклонялся их любящий альфа. Прятаться в холодной пещере это было далеко от романтической обстановки, которую он представлял для их первого раза. Его шисюн заслуживал гораздо большего. Выросшие в поместье Лю братья и сестры Лю любили слушать эпические рассказы о героях и приключениях. В то время как его сестру привлекали более… физические аспекты историй, Лю Цингэ был очарован рассказами о рыцарстве и чести, о праведных воинах, спасших чистую красоту, о настоящей любви, побеждающей все. Как влюбленные находили в себе силы пережить пять, десять, даже шестнадцать лет разлуки. Никто не знал, что под свирепым лицом непобедимого бога войны скрывалось сердце безнадежного романтика. Всю свою жизнь Лю Цингэ мечтал героически спасти своего любимого человека и окружить его любовью и заботой. Шэнь Цзю издал тихий писк во сне, и Лю Цингэ понял, что обнимает его слишком сильно и выжимает из него немного воздуха. Он ослабил хватку на омеге и погладил его по волосам в извинении. Стали закрадываться сомнения. Неужели они действительно собираются оставаться здесь? Лю Цингэ на самом деле не планировал, что он будет делать, если Шэнь Цзю откажется вернуться в секту. Этот небольшой поход был неожиданным событием, и у него не было необходимых припасов для длительного пребывания в глуши. Что же им было делать? Шэнь Цзю явно не хотел быть рядом кем-либо, особенно с незнакомцами, а ближайшие города были далеко не маленькими. Он не думал, что Шэнь Цзю захочет, чтобы его проносили через публику, когда он был в течке. Беспокойство усилилось, когда он обдумывал выбор, стоявший перед ним. После демонстрации, которую он только что наблюдал, Лю Цингэ еще больше усомнился в заявлениях Шэнь Цзю, что он сможет переждать течку. Первоначально он планировал дождаться, пока Шэнь Цзю уснет, а затем вернуть его в цивилизацию — не в секту и не в таком состоянии, не тогда, когда он будет напуган до потери сознания. Судя по прошлым действиям их боевых братьев и сестер, у Лю Цингэ не было хорошего мнения о том, что они действуют «в интересах Шэнь-шисюна». Нет, он отвезет их в один из дальних городков, где никто не знает, кто они такие. А потом… он выполнит свой долг альфы и послужит своему омеге-шисюну, чтобы тот пережил течку. Лю Цингэ знал, что нарушать свое обещание подло, особенно после того, как его шисюн умолял его не делать этого, но был ли у него другой выход? Что, если Шэнь Цзю окажется неправ? Он не был готов рисковать жизнью Шэнь Цзю. Но. После стольких месяцев знакомства с Шэнь Цзю он понял, что доверие его шисюна к другим было тоньше паучьего шелка, и Лю Цингэ был одним из немногих, к кому оно было привязано. Если Лю Цингэ нарушит это обещание, ему больше никогда не будут доверять. Ни один из вариантов не был хорошим. На некоторое время он сосредоточился на том, чтобы поглаживать волосы Шэнь Цзю, любуясь их глянцевым блеском. Холодный нос Шэнь Цзю прижался к горлу Лю Цингэ, его теплое, быстрое дыхание щекотало шею. Что мне делать, шисюн? Я просто хочу помочь тебе. Лю Цингэ всегда ненавидел двусмысленность. Для него все должно быть просто, прямолинейно, предпочтительно способным быть решенным на острие клинка. Эмоции, игры разума, сложные моральные решения - все это было в сфере Лорда пика Цинцзин. Лю Цингэ закрыл глаза и глубоко вдохнул через нос. Три дня. Это была средняя продолжительность большинства течек, исходя из общих знаний. Он прождет это время до того, как предпримет какие-либо решительные действия. Хотя он горячо надеялся, что все уладится само собой. Шэнь Цзю немного застонал во сне, поэтому Лю Цингэ ощупал ладонью его лоб. Он был неестественно теплым и становилось еще теплее, а это означало, что жар становился все ближе. Когда омега проснется в следующий раз, он, вероятно, будет уже не в себе. Лю Цингэ продолжал смотреть на дождь, готовясь к долгой ночи. *** Несколько часов спустя запах белого чая Шэнь Цзю наполнил своим ароматом всю пещеру. Нежные белые пионы цветут в фильтрованном лесом свете, сладкие капельки росы стекают по мягко раскрытым лепесткам… Лю Цингэ понял, что у него слюнки потекли от желания. Он быстро вытер след слюни с уголка рта. При этом движении Шэнь Цзю зашевелился в его руках. Когда он повернулся к Лю Цингэ, в его остекленевших глазах не было узнавания. — Э… Шисюн? — Альфа… — промурлыкал Шэнь Цзю хриплым голосом, столь непохожим на его собственный. Он уткнулся носом в шею Лю Цингэ, вдыхая его запах, как будто это было все, чего он когда-либо хотел. — Нет, не альфа. Просто Лю Цингэ, — поправил его Лю Цингэ. Всегда было странно, когда Шэнь Цзю так называл его. — Цингэ, — Шэнь Цзю попробовал его имя, почти лаская его своим голосом. — Цингэ, Цингэ Гэ, Цингэ Гэ... — Ты не можешь называть меня гэгэ, ты старше меня, — сглотнул Лю Цингэ. Он ничего не мог с собой поделать, услышав, как его шисюн называет его этим титулом и его живот пронзил сильный жар. Шэнь Цзю был невозмутим его ответом, и его руки начали исследовать грудь Лю Цингэ, поглаживая и проводя пальцами к вырезу его мантии. — Я не думаю, что это хорошая идея, — Лю Цингэ быстро схватил эти руки, прежде чем они успели спуститься дальше, и начал стаскивать Шэнь Цзю со своих колен. К его удивлению, запах усилился — жидкость просочилась сквозь одежду Шэнь Цзю и оставила пятно на его бедрах. Это было так сладко, что его разум отключился на несколько долгих мгновений. Он чувствовал, что снова возбуждается. Лю Цингэ вскочил на ноги и направился в самый дальний угол пещеры. К несчастью для него, Шэнь Цзю поднялся на ноги и медленно пошел к нему, покачивая бедрами более плавно, чем Лю Цинге когда-либо видел. — Альфа… Хочу тебя… хочу твой узел. — Отойди! Не подходи ближе! — Лю Цингэ прижался к стене пещеры, когда Шэнь Цзю подошел ближе. Он мог видеть, как расширились и потемнели зрачки омеги, наполненные ничем, кроме желания, эти искусанные красные губы слегка приоткрылись, когда он тихонько задышал, его запах кружился вокруг как дымка. В отчаянии Лю Цингэ схватил выброшенную тарелку и держал ее перед промежностью, как щит. Он знал, что жара изменит поведение омеги, но он не знал, что это сделает его шисюн таким напористым! — Шисюн! Помнишь, что ты мне сказал? Ты не хочешь этого. Шэнь Цзю упал на колени прямо перед ним, глядя вверх с тем же голодным, обожающим выражением лица. С знойным мурлыканьем Шэнь Цзю наклонился вперед и прижался щекой к его бедру. Его другая рука поднялась, чтобы массировать мышцы бедра Лю Цингэ. — Б-Бесстыдник! — Лю Цингэ задохнулся. Казалось, он не мог двигаться. Лю Цингэ не переживет ни одной ночи жары Шэнь Цзю, если он будет продолжать в том же духе! Раздался хруст, когда тарелка, которую сжимал Лю Цингэ, треснула под его хваткой. — Альфа… — Шэнь Цзю скользнул вперед, чтобы прикоснуться губами к твердости через его одежды, и Лю Цингэ почти перестал дышать от теплого влажного давления. Это посылало сбивающие с толку сигналы его голове и члену: с одной стороны, было странно видеть, как его колючий шисюн смотрит на него так нежно. С другой стороны, Шэнь Цзю на коленях было таким милым зрелищем… Но не так, как сейчас. — П-прекрати, — запинаясь, пробормотал Лю Цингэ и попытался вытащить ногу, но омега схватился слишком сильно. — Нет... никаких прикосновений! — Лю Цингэ попытался снова, но омега проигнорировал его и продолжил. — Я сказал остановись! Его резкий тон заставил омегу вздрогнуть. Плечи Шэнь Цзю ссутулились, чтобы он стал казаться меньше, он выглядел таким потерянным и раненым, что это заставило Лю Цингэ задуматься. — Прости, альфа. — О, черт, я не хотел кричать — я не злился на тебя. Не плачь, о нет, — Лю Цингэ протянул руку в извинении, но не ожидал, что омега приложит щеку к ладони и посмотрит на него грустными, умоляющими глазами. Затем омега повернулся лицом к ладони и высунул розовый язык, лизнув длинную полоску над пульсирующей точкой. Лю Цингэ задохнулся, когда один из его пальцев был захвачен этими мягкими, лихорадочно-красными губами и вобран до костяшки. Шэнь Цзю с силой пососал его. Мир Лю Цингэ сузился до ощущения этого теплого языка, поглаживающего и извивающегося на его пальце. Следующее что он помнил, это то, что Шэнь Цзю качнулся вперед, чтобы схватить его за бедра, и он потерял равновесие. Лю Цингэ рухнул на землю с удивленным «уф», но прежде чем он успел среагировать, Шэнь Цзю забрался прямо к нему на колени, продолжая сосать его пальцы. Лю Цинге вскрикнул, наполовину от возбуждения, наполовину от удивления, пытаясь оттолкнуть его, но Шэнь Цзю изо всех сил старался обхватить ногами талию Лю Цингэ. Это превратилось в потасовку, поскольку они оба боролись за превосходство. В конце концов, Лю Цинге удалось посадить Шэнь Цзю к себе на колени, но лицом в сторону от себя. Одной рукой он обхватил омегу за талию, чтобы тот оставался на месте, а другой рукой поймал оба запястья Шэнь Цзю, чтобы они не причинили больше вреда. Шэнь Цзю ворчал на заточение и продолжал пытаться высвободиться, но Лю Цингэ крепко держал его. В конце концов омега с разочарованным фырканьем сдался, неудовлетворенный. Лю Цингэ молился, чтобы на данный момент этого было достаточно. К счастью, через некоторое время Шэнь Цзю, казалось, был доволен тем, что его так крепко обнимали, и даже тихо мурлыкал, впитывая тепло Лю Цингэ. Он успокаивающе потер большим пальцем запястья Шэнь Цзю, и мурлыканье стало громче. — Альфа, альфа, Цингэ, Цингэ, Сяо Цзю хочет альфу… — пропел Шэнь Цзю. Он откинул голову назад, чтобы отдохнуть на плече Лю Цингэ, прижавшись носом к обонятельной железе альфы, и замурлыкал. Во рту у Лю Цингэ пересохло, когда его глаза остановились на элегантной белой шее, обнажённой для него, достаточно близко, чтобы укусить и так восхитительно пахнущей. Мягкие губы, покусывающие его ухо, вернули Лю Цингэ обратно в настоящее, и он отдернул голову от соблазнительного рта. Шэнь Цзю фыркнул, начиная казаться разочарованным из-за постоянных отказов. Успокойся. Помни, шисюн не стал бы делать ничего подобного, если бы был в здравом уме. Это ничего не значит для него. С тем, как жара повлияла на Шэнь Цзю, прямо сейчас он бросится на любого альфу. Лю Цингэ уставился в стену, желая прогнать свой стояк самыми неприятными вещами, которые только мог себе представить. Кишки монстра. Стопки пыльных книг. Старый хозяин дворца в своей внутренней мантии, Лю Минъянь ест торт и рыгает. — Альфа… — Шэнь Цзю нетерпеливо зашевелился у него на коленях. — Нет-нет, не слушай, — Лю Цингэ пытался не обращать внимания на то, как шикарные изгибы задницы его шисюна прижимались к его члену. Смазка пропитала обе их мантии, и Лю Цингэ мог чувствовать ее на своей коже, пьянящий запах вызывал желание лизнуть его, чтобы узнать, какой он на вкус… — Альфа, пожалуйста… — заскулил Шэнь Цзю, пытаясь привлечь его внимание. — Прекрати двигаться, — коротко сказал он. Шэнь Цзю снова погрузился в молчание, и Лю Цингэ подумал, что он дуется. По крайней мере, он не доставлял хлопот… Его мысли резко остановились, когда тихое всхлипывание нарушило тишину. — Шисюн? Шэнь Цзю смотрел на свои скованные запястья, но всхлипывание продолжалось. — В чем дело? — Вуууу альфа ненавидит Сяо Цзю! — взвыл омега. Лю Цингэ действительно не был к этому готов. — Нет, я… я не ненавижу тебя. Шэнь Цзю поднял голову, и теперь его глаза блестели от слез, а его губы дрожали. — Сяо Цзю хочет альфууууу… — Ты издеваешься надо мной что ли? — Лю Цингэ безмолвно смотрел, как Шэнь Цзю разыгрывал целую театральную постановку рыданий и причитаний. Он знал, что это было так же фальшиво, как плач Шэнь Цзю во время их спаррингов, но Лю Цингэ не мог не быть немного впечатлен тем, что его шисюн сохранил достаточно своих умственных способностей во время течки, чтобы запомнить трюк. — Альфа не хочет Сяо Цзю! Вуууу… — Нет, это не так. Я не хочу причинять тебе боль, — он пытался урезонить Шэнь Цзю, хотя попытка использовать логику против омеги в течке было заранее проигрышной битвой. Лю Цингэ был слишком занят, пытаясь утешить омегу, и не заметил, как чья-то рука мастерски скользнула по его внешней мантии прямо во внутреннюю, прижавшись к его груди, прежде чем скользнуть вниз, вниз, мимо его талии, где она безошибочно обернулась вокруг его затвердевшей длины и погладила его. — Эй! Прекрати это! — Лю Цингэ дернулся и оттолкнул руку. Шэнь Цзю заскулил из-за того, что его хитрая тактика была сорвана, и начал ерзать на коленях Лю Цингэ, прижимаясь к тому месту, на которое Лю Цингэ не мог позволить себе оказывать давление прямо сейчас. Лю Цингэ отреагировал, не подумав, и грубо столкнул Шэнь Цзю с колен. Он вздрогнул, когда Шэнь Цзю со вскриком приземлился на задницу. Я же не толкнул его слишком сильно, не так ли? После ошеломленного молчания Шэнь Цзю повернулась к нему с шокированным видом. Искусственные слезы теперь выглядели как настоящие. — Альфа… сошел с ума? — Нет, нет, я не сержусь на тебя, — Лю Цингэ быстро обнял его. — Видишь? Я совсем не злюсь. Теперь ты в порядке… — Сяо Цзю сожалеет, — Шэнь Цзю практически сник, изображая образ трагической красоты. Его плечи начали трястись, и он издал еще более душераздирающих воплей. — Нет, нет, я не злюсь, клянусь, — Лю Цингэ отчаянно начал гладить волосы Шэнь Цзю. — Ну, ну, пожалуйста, перестань плакать… Несмотря на его попытки, Шэнь Цзю завыл еще сильнее, оставив Лю Цингэ в полной растерянности. Он начал паниковать, ломая голову над планами. Еда. Это было хорошим отвлечением, верно? Надеюсь, еда отвлечет его от излишней активности. Он лихорадочно рылся в своем цянькуне что-нибудь, что омега мог бы пожевать. После лекции Му Цинфана об уходе за омегами Лю Цингэ начал носить с собой небольшой запас молочных леденцов в качестве экстренной закуски для своего шисюн. — Ты… ты голоден, шисюн? Вот, съешь это. Он бросил молочную конфету в рот Шэнь Цзю так быстро, как только мог. Шэнь Цзю весело зачирикал от удовольствия, пережевывая и глотая сладкое. — Ммм… Альфа-ммф! — Он издал приглушенный крик, когда Лю Цингэ засунул ему в рот еще одну конфету. Лю Цингэ продолжал кормить Шэнь Цзю конфетами, полагая, что его рот не может сделать ничего грешного, если он занят едой. Похоже, это сработало, потому что Шэнь Цзю жадно ел все, что ему давали. Только после десятой конфеты Лю Цингэ осознал недостаток своего плана. Такими темпами Шэнь Цзю уничтожит всю заначку! Пока он колебался, Шэнь Цзю подскочил и прижался губами к его губам в грязном поцелуе. Прицел был неудачным, так что попал только на половину его рта, но сладость конфеты смешалась с ароматом Шень Цзю, таким соблазнительным, что ему захотелось поглотить ее языком. Омега замурлыкал, становясь вялым и податливым в его руках. Несмотря на то, что все его инстинкты призывали углубить поцелуй и повалить омегу на землю, Лю Цингэ отвернулся, чтобы разорвать контакт. Он дал обещание и собирался сдержать его, даже если это включало защиту Шэнь Цзю от самого себя. Должен был быть компромисс, который удовлетворил бы его шисюна, одновременно уважая его границы. Что-то снова скользнуло по его мантии, и Лю Цингэ инстинктивно отреагировал; его рука метнулась между ними и крепко схватила руку Шэнь Цзю, вытащив ее из-под мантии, прежде чем она нашла то, что искала. — Нет, — он нахмурился, глядя на надувшегося омегу. Лю Цингэ использовал трюк из своих спаррингов; он ловко перевернул Шэнь Цзю на землю так, что тот лежал на животе, а затем сцепил его руки за спиной. Шэнь Цзю извивался и напрягался, пытаясь вырваться из захвата, но в этом положении у него не было рычага воздействия. — Шэнь Цинцю! Перестань двигаться, — он попытался переложить напрягающиеся запястья Шэнь Цзю в одну руку, чтобы другой прижать к земле брыкающиеся бедра Шэнь Цзю. Но посреди борьбы Шэнь Цзю удалось освободить одну руку, и Лю Цингэ потерял равновесие. Он повалился вперед и едва удержался от того, чтобы полностью лечь на Шэнь Цзю, но не успел предотвратить сладкий запах тепла от пахучей железы Шэнь Цзю, ударивший ему прямо в лицо. Прикосновение теплой, липкой сладкой кожи к его губам было тем, что наконец привело Лю Цингэ в чувство. С усилием он оттолкнулся от Шэнь Цзю и крепко схватил его за запястья. Шэнь Цзю взвизгнул от возмущения, когда его утащили и насильно завернули в одеяло. Тяжело дыша, Лю Цингэ прижал ладони к глазам, чтобы попытаться проветрить голову, задаваясь вопросом, будут ли следующие три дня такими же. Трудно было поверить, что эта похотливая шалунья была тем же человеком, что и его элегантный шисюн. — Альфа! Пока он был отвлечен, Шэнь Цзю выбрался из кокона одеяла, в его запахе теперь был горький привкус разочарования. У Лю Цингэ было всего мгновение, чтобы осознать это, прежде чем весь вес Шэнь Цзю ударил его в грудь, а затем Лю Цингэ внезапно уставился в потолок пещеры. Шэнь Цзю навис над ним и начал пытаться сорвать с него одежду. Подстегиваемый потребностью, Шэнь Цзю стал более агрессивным, и он издавал рычание, которое звучало полудиким. — Альфа, альфа… — повторял Шэнь Цзю, забираясь сверху, чтобы оседлать его. Лю Цингэ задохнулся, когда Шэнь Цзю начал тереться бедрами о его промежность. Это ощущение заставило разум Лю Цингэ затуманиться от удовольствия; его длина упиралась в промокшую от смазки одежду Шэнь Цзю, которая теперь казалась тонкой, как бумага, он восхитительно терся о сладкую расщелину его задницы, его головка упиралась в край входа омеги, который дразняще, соблазнительно трепетал… Используя всю свою силу воли, чтобы подавить первичную потребность альфы внутри себя, Лю Цингэ издал рык чистого разочарования. Он снова схватил обе блуждающие руки Шэнь Цзю и перевернул их набок, так что он оказался позади Шэнь Цзю, их руки переплелись под ребрами Шэнь Цзю. Шэнь Цзю разочарованно зарычал; он оказался в ловушке из своих собственных скрещенных рук, не в силах прижаться к Лю Цингэ или потереться о землю. Лю Цингэ крепко держал и закрыл глаза, повторяя себе под нос мантры для меча и изо всех сил стараясь не обращать внимания на то, как ужасно он себя чувствовал, поскольку биение Шэнь Цзю становилось все более отчаянным, а его рыдания — более страдальческими. — Тсс, все в порядке, шисюн, перестань драться со мной, просто отдохни, отдохни… Ему хотелось поднять руку и погладить Шэнь Цзю по волосам, чтобы успокоить его, но он знал, что не может рисковать, отпуская Шэнь Цзю даже на одну секунду. Со связанными руками он мог сделать только одно. Пожалуйста, не ненавидь меня за то, что я такой прямолинейный, шисюн. Он сделал глубокий вдох, затем неуверенно наклонился, зарылся носом в волосы омеги и прижался губами к затылку Шэнь Цзю, успокаивающе касаясь чувствительного участка кожи вокруг его железы. Шэнь Цзю взвизгнул, сбитый с толку внезапными ласками на его шее, что резко контрастировало с неподвижной хваткой, сжимающей его руки. Все в порядке, все в порядке, успокойся, шисюн. Вот и все, расслабься, я буду держать тебя в безопасности. Лю Цингэ повторял свою мантру, и постепенно Шэнь Цзю начал успокаиваться под его действиями. Вскоре тишину пещеры нарушал только мягкий гул омежьего мурлыканья. Когда показалось, что Шэнь Цзю наконец заснул, Лю Цингэ отстранился и судорожно вздохнул. Он весь вспотел, а одежда невыносимо теснила его. Предстояла долгая ночь.***
Задача заботы о Шэнь Цзю полностью легла на Лю Цингэ, что оказалось более сложной обязанностью, чем он первоначально думал. Он должен был следить за Шэнь Цзю каждое мгновение дня, потому что омега не ел, не спал, не ухаживал за собой или каким-либо иным образом заботился о себе. Единственным, что двигало им, был инстинкт спаривания с ближайшим альфой, которым оказался Лю Цингэ. Большинство альф сочло бы мечтой видеть омегу, бросающуюся к ним на колени в любой момент дня, но для Лю Цингэ это было настоящим испытанием самоконтроля. Лю Цингэ всегда гордился своей самодисциплиной, но он никогда не сталкивался с чем-то подобным. Несмотря на то, что он дал обещание, Лю Цингэ все еще был горячим альфой, а это означало, что он не мог не заметить каждую заманчивую деталь в омеге. Запах Шэнь Цзю постоянно держал его на грани, пока сдерживаемое напряжение, накапливающееся в его яйцах, не стало почти болезненным. Лю Цингэ даже не смел спать или даже медитировать, опасаясь, что Шэнь Цзю попытается трахнуть себя его, теперь постоянно полутвердым членом. И в то время как Лю Цингэ мог функционировать практически без сна, Шэнь Цзю в нынешнем состоянии не мог. Даже самые простые задачи усложнялись из-за того, что Шэнь Цзю постоянно заигрывал: омега продолжал тереться о него, пытался снять с себя одежду, пытался снять одежду с Лю Цингэ, даже пытался декламировать похотливые стихи, которые только заставил уши Лю Цингэ гореть, когда он задавался вопросом, где его шисюн выучил такие скандальные стихи. Это звучало как забавный сценарий из весеннего сна, но на самом деле это было не так. Если Лю Цингэ сидел больше десяти секунд, Шэнь Цзю забирался к нему на колени, а если он пытался игнорировать его, Шэнь Цзю пытался расстегнуть его одежду. Если он попытается оттолкнуть Шэнь Цзю, тогда начнется игра, которую трудно выиграть, и цель Шэнь Цзю, казалось, состояла в том, чтобы имитировать борьбу, используя безумие, чтобы растерзать Лю Цингэ. Он обнаружил, что одним из полуэффективных способов отбиться от приставаний Шэнь Цзю было отвлечь его конфетами. Но даже это было временной мерой, потому что Шэнь Цзю быстро уничтожал конфеты. Но Лю Цингэ не ожидал, что эта экспедиция продлится так долго, или что он не сможет охотиться, поэтому единственными пайками, которые у него были, были закуски и конфеты. И то, и другое почти закончилось. И даже Лю Цингэ знал, что он не сможет выжить только на этом, ему нужна настоящая еда. Съедать столько конфет было бы вредно для здоровья. Он даже не мог выйти из пещеры, чтобы поохотиться за едой, потому что Шэнь Цзю попытается преследовать его. В последний раз, когда Лю Цингэ пытался уйти, Шэнь Цзю попытался сорвать с него одежду, и в завязавшейся драке они оба чуть не упали со скалы. Оставить омегу одного тоже не вариант. Картина повторялась еще много раз в течение дня: Шэнь Цзю пытался соблазнить Лю Цингэ все более смелыми и бесстыдными способами, Лю Цингэ мягко давал ему отпор, Шэнь Цзю дулся, притворялся, что плачет, начинал плакать по-настоящему, что заставляло Лю Цингэ попытаться утешить его, что, в свою очередь, снова возбуждало Шэнь Цзю. А затем цикл повторялся. Лю Цингэ никогда не чувствовал себя настолько не в своей тарелке. Всякий раз, когда они спарринговали, Лю Цингэ был бесспорным победителем. Но теперь он был напуган постоянными попытками соблазнения от Шэнь Цзю, и омега, казалось, становился все более коварным и отчаянным с каждым отказом. Было несколько случаев, когда Лю Цингэ почти терял контроль. Когда Шэнь Цзю понял, что приставания к Лю Цингэ, похоже, не сработали, он решил заставить Лю Цингэ потерять контроль, устроив шоу: Шэнь Цзю начал позволять своей мантии соблазнительно соскальзывать с плеч или плотно оборачиваться вокруг себя, чтобы хвастаться тонкостью своей талии и бедрами. Еще смелее омега лукаво мурлыкал, растянувшись, раздвинув ноги, и просовывая руку под свою промокшую одежду, мурлыканье, которое переходило в тихие, разочарованные стоны, когда он пытался облегчить боль между ног, все время глядя на Лю Цингэ с расширенными от желания зрачками. Румянец на лице Шэнь Цзю был настолько красным, что казалось, будто он горит, выражение его лица колебалось между желанием и агонией. Он выглядел так, словно испытывал постоянную боль. В такие моменты нетерпеливый, рациональный голос в сознании Лю Цингэ выходил на первый план: шисюн слишком далеко зашел в своей течке, было бы лучше просто трахнуть его. Это то, чего он хочет. Лучше, чтобы это был Лю Цингэ, чем какой-то неприятный человек, который мог причинить ему боль. Шэнь Цзю ненавидел бы его за нарушение своего слова, но, по крайней мере, он был бы жив, и Лю Цингэ был готов принять любое подходящее наказание. Он думал только о благе Шэнь Цзю. Как это может быть неправильно? Каждый раз, когда мысли Лю Цингэ блуждали по этому пути, он заставлял себя вспомнить тот дождливый день в лесу: его собственные руки прижимали его перепуганного шисюна, когда он боролся и плакал, умоляя мертвеца не причинять ему вреда. Как глаза его шисюна стали пустыми, безжизненными, как у куклы. Это было тяжелым напоминанием о том, что нужно сдержать свое обещание. Время тянулось. Так прошли три дня в пещере, хотя для Лю Цингэ это было больше похоже на три месяца. На третий день Лю Цингэ не заметил ничего необычного, за исключением того, что попытки соблазнения Шэнь Цзю стали более нерешительными. Но вскоре после этого он увидел Шэнь Цзю, спящего в своем маленьком импровизированном гнездышке из одеял, и предположил, что омега наконец-то устал и ему давно пора вздремнуть. Но Шэнь Цзю проспал весь день. Он ни на что не реагировал, и к вечеру Лю Цингэ начал испытывать первые приступы беспокойства. — Шисюн? Ты в порядке? — крикнул Лю Цингэ, подходя к гнезду и осторожно переворачивая омегу на спину. Он был потрясен тем, как ужасно выглядел Шэнь Цзю: его лицо и губы были нездорово бледными, а синяки резко выделялись под усталыми глазами. Он мурлыкал, но тонким, тонким тоном раненого омеги, пытающегося успокоиться. Лю Цингэ прижал руку ко лбу Шэнь Цзю. Его худшие опасения подтвердились — Шэнь Цзю заболел. Его шисюн горел от лихорадки, он неудержимо дрожал даже после того, как Лю Цингэ завернул его во все одеяла и плащи. — Ты меня слышишь, шисюн? Просыпайся, давай, открой глаза, — когда Лю Цингэ вытер пот с лихорадочного лица прохладным полотенцем, Шэнь Цзю протестующе заскулил и попытался вывернуться. — Цингэ… — Раздался хриплый шепот. Уставшие глаза Шэнь Цзю распахнулись, и он улыбнулся, увидев обеспокоенно склонившегося над ним Лю Цингэ. С облегчением Лю Цингэ провел рукой по мокрым от пота пряди лба омеги. — Ты напугал меня какое-то время. Как ты себя чувствуешь? — Цингэ, жарко, слишком жарко… — Шэнь Цзю закашлялся. — Тсс, я знаю. Побереги свой голос, я принесу тебе воды, — Лю Цингэ принес бурдюк с водой и помог ему сесть, чтобы он мог пить. Шэнь Цзю успел сделать несколько глотков воды, прежде чем процесс питья показался слишком трудным, и он со вздохом опустился обратно в свое гнездо. Увидев, что его шисюн лежит там больным, он почувствовал себя бесполезным, и Лю Цингэ ничего не мог с этим поделать, но он должен был что-то сделать . Он начал перекладывать одеяла и взбивать импровизированные подушки, чтобы устроить его шисюна более удобно. — Так лучше? — Мм… спасибо, альфа, — радостно пробормотал Шэнь Цзю. Он, казалось, ничуть не беспокоился о своем нынешнем затруднительном положении, все, что его заботило в тот момент, это суета альфы. Альфа, который в настоящее время достаточно беспокоился за них двоих. Лю Цингэ нахмурился, увидев, что омега все еще дрожит. — В чем дело? Шэнь Цзю медленно моргнул. — К-кушать... — Хорошо, я… принесу тебе еды. Просто отдохни сейчас, — Лю Цингэ солгал. Тогда он дрожал не только от холода. — Да, альфа, — Шэнь Цзю снова улыбнулся и закрыл глаза, принимая ответ без вопросов. Он действительно был слишком доверчив, настолько уверен, что его альфа обо всем позаботится. Лю Цингэ остался рядом с ним, успокаивающе гладя его по волосам, как он делал это с Минъянь, когда она болела. Когда он убедился, что Шэнь Цзю заснул, он выдохнул, о чем забыл, задерживая дыхание. Это было плохо. Шэнь Цзю нуждался в настоящей еде и лекарствах, а сейчас у них не было ни того, ни другого. Тот же вихрь неуверенности в себе вернулся к жизни. Неужели Лю Цингэ все-таки сделал неправильный выбор? Шэнь Цзю сказал, что с ним все будет в порядке, но что, если он ошибся? Что, если он сейчас умирал от иньской болезни? Если его шисюн умер из-за его ошибок, как он мог жить с самим собой? Возможно, Лю Цингэ придется нарушить свое слово, если это означает спасение жизни Шэнь Цзю. В конце концов, что такое обещание данное полубредящему омеге? Шэнь Цзю не мог ясно мыслить, когда заставил Лю Цингэ дать обещание, кто-то с логическим мышлением должен был принимать решения за него, кто-то вроде… Нет. Остановись. Лю Цингэ закрыл глаза прежде, чем накрутил себя еще сильнее. Он сделал глубокий вдох, чтобы сосредоточиться. Он всегда служил с честью и самоотверженностью. Это был идеал, которым альфы в клане Лю жили всю свою жизнь. Они называли это «служением», потому что так оно и было; они считали своим долгом присматривать за омегой в самое уязвимое время, всегда относясь к ним с величайшим уважением. Сделать что-либо, что могло бы предать это почти священное доверие, было немыслимо. Даже когда многие из его альфа-ровесников отпускали грубые шутки об обслуживании нуждающихся омег, Лю Цингэ никогда не отступал от своих убеждений, даже если избиение некоторых бесчестных альф не изменило их пути. Часть «честь» всегда больше привлекала Лю Цингэ, но он всегда стремился следовать «самоотверженной» части, хотя в то время он не полностью понимал ее. Теперь, он чувствовал, что он сделал это. Нужно было всегда ставить потребности омеги на первое место. Он дал обещание охранять своего шисюна, и он будет охранять его. Если Шэнь Цзю так сильно верил, что выживет, то Лю Цингэ должен был довериться ему. Он огляделся: на сырую, промерзшую пещеру, на их истощающиеся припасы, на своего больного шисюна, который, насколько он знал, мог умереть. Шэнь Цзю выглядел еще хуже, на его лице и губах почти не было цвета, а его веки дрожали, когда он завис на грани потери сознания. — Пожалуйста, прости меня, шисюн. Я проделал ужасную работу по уходу за тобой, — Лю Цингэ наклонился и поцеловал Шэнь Цзю в мокрый от пота висок. — Нам нужна помощь.***
Когда Лю Цингэ появился на пороге Теплого Красного Павильона с лихорадочным Шэнь Цзю, цзецзе подняли шум. Они были готовы выбить из него все дерьмо, думая, что он какой-то негодяй, похитивший и причинивший вред их А-Цзю. Любой был бы в шоке, потому что они вдвоем в своих грязных и рваных одеждах представляли собой ужасную картину: почти одичавший от беспокойства альфа баюкает едва сознающую себя омегу, от которой пахло течкой и болезнью. — Пожалуйста, помогите ему, он действительно болен, — умолял Лю Цингэ. — Я… я не знаю, как обращаться с омегами, пожалуйста, помогите мне. Как только цзецзе были проинформированы о ситуации, они поспешили увести их двоих в отдельную комнату, прежде чем горожане или Лорды могли это увидеть. Шэнь Цзю застонал, когда Лю Цингэ опустил его на низкую кушетку. Его усталые глаза приоткрылись, но как только они остановились на Лю Цингэ, он расслабился и улыбнулся. — Цинге. Альфа... — Эй, шисюн, — Лю Цингэ присел, чтобы быть на уровне глаз. — Теперь все будет хорошо. Шэнь Цзю только хмыкнул, не заботясь о том, что происходит вокруг него. Его рука поднялась и обхватила лицо Лю Цингэ. — Цингэ… — мечтательно повторил Шэнь Цзю, пальцами выводя бесцельные узоры на его щеке. Лю Цингэ накрыл руку своей, и, не в силах сдержаться, повернул лицо, чтобы слегка прижаться губами к месту пульса. — Что случилось? Что ты сделал с А-Цзю? — Вошла мадам Чэн, каждая черточка ее лица выражала тревогу. Лю Цингэ поспешил объяснить, и хотя тревога заставляла его спотыкаться в пересказе, госпожа Чэн, казалось, понимала серьезность ситуации. — Иньская болезнь? — встревоженно воскликнула мадам Чэн. Она наклонилась, чтобы ощупать лоб Шэнь Цзю, и ее опытные глаза осмотрели его бледное лицо в поисках чего-то. Затем тревога на ее лице исчезла. — Это не иньская болезнь, А-Цзю просто простудился. Лю Цингэ моргнул. — ...Простуда? — Да, ему потребуется немного больше времени, чтобы прийти в себя, но при надлежащем питании и уходе он поправится через несколько дней — быстро объяснила Мадам Чэн. Чжэньчжу бросила один взгляд на их заляпанную грязью рваную одежду и бросилась к Лю Цингэ. — Что случилось с вами двумя? Ты позволил ему попасть под дождь? Хотя она была чуть выше его груди, Лю Цингэ все же застенчиво ответил: — Мы не так долго были под дождем. Нам удалось разбить лагерь на несколько дней в пещере… — Ты заставил А-Цзю остаться в пещере?! — Момо ахнула, как и несколько других. — Эм… — Лю Цингэ понял, что это действительно звучало плохо, когда они так говорили. — Когда он в последний раз что-нибудь ел? — спросила Мадам Чэн. Лю Цингэ колебался, не зная, стоит ли раскрывать всю историю. Он рассказал о событиях, но опустил часть о просьбе Шэнь Цзю. Лицо Мадам Чэн помрачнело, когда она услышала эту историю. — Ты хочешь сказать, что привел А-Цзю в холодную сырую пещеру в мокрой одежде, расстроил его, накормил только конфетами и не давал спать всю ночь? Неудивительно, что А-Цзю заболел! Чжэньчжу фыркнула. — Молодец, альфа. — Я подвел шисюна, он больше не должен страдать из-за моих ошибок, — признал Лю Цингэ. — Что мы будем делать? Как мы ему поможем? Нужно ли мне- — Мы поможем ему. Потому что мы уже помогали омегам с подобными болезнями раньше, — сердито посмотрела Чжэньчжу, уперев руки в бока. — Извините, что прерываю вас, Бессмертный Мастер Лю, иногда узел не является ответом на все вопросы, — Она бросила на него взгляд крайней неприязни. — Не то, чтобы альфа знал или заботился об этом. — Чжэньчжу, — укоризненно сказала госпожа Чэн. Затем она повернулась к Лю Цингэ и более вежливо сказала: — Спасибо, что вернули нам А-Цзю, Бессмертный мастер Лю. Мы возьмем его. — Я пообещал ему, что останусь. Что я позабочусь о нем и обеспечу его безопасность, — запротестовал Лю Цингэ, но его прервал издевательский смех Чжэньчжу. — Это из-за тебя А-Цзю стал такой! Если это ваша идея «заботиться о нем», то мы бы предпочли, чтобы вы этого не делали, — Чжэньчжу указала на дверь. — Уходите. Лю Цингэ собирался возразить, но заметил, что все омеги-цзецзе в комнате смотрят на него с таким же гневом в глазах. И действительно, он не винил их за то, что они так себя чувствовали. Указание на все его ошибки было ударом по его гордости, но еще хуже было то, что Шэнь Цзю пришлось заплатить цену за его промахи. Возможно, цзецзе были правы. Возможно, Шэнь Цзю действительно было лучше без Лю Цингэ. Возможно, Лю Цингэ был высокомерным, полагая, что знает достаточно, чтобы помочь глубоко травмированному омеге. Он старался изо всех сил, но этого было недостаточно. Потому что Чжэньчжу была права; это была его вина, что Шэнь Цзю заболел. Возможно, лучшее, что мог сделать Лю Цингэ, — это оставить его на попечение людей, которые заботились о нем и которым он доверял. Шисюн не нуждается во мне, с тяжелым сердцем понял Лю Цингэ. — Ты должен идти, — многозначительно сказала Чжэньчжу. Лю Цингэ посмотрел на усталое лицо Шэнь Цзю. Медленно, он в последний раз сжал эти длинные пальцы музыканта и опустил руку на кровать. В тот момент, когда Лю Цингэ отпустил его руку, глаза Шэнь Цзю распахнулись. С неожиданной скоростью он вылез из постели и схватился за переднюю часть мантии Лю Цингэ. — Альфа! — Давай, отпусти меня, шисюн. Не суетись сейчас, — Лю Цингэ попытался отстранить его, но Шэнь Цзю отказался отпустить его, ворча на попытки мадам Чэн уговорить его уйти. С некоторым трудом Лю Цингэ наконец удалось оторвать от себя руки Шэнь Цзю, и омега вскрикнул от испуга. — Все в порядке. Здесь ты будешь в большей безопасности, чем где бы то ни было, — мягко, но твердо сказал Лю Цингэ, отталкивая его. Широко раскрытые глаза Шэнь Цзю были полны непонимания и боли из-за отказа. — Альфа? Цингэ? Его голос был таким жалобным, что у него защемило сердце. Лю Цингэ тяжело сглотнул и, как ему показалось, ободряюще кивнул. — Не волнуйся, я вернусь за тобой, когда твоя течка спадет, — Лю Цингэ подвел его к мадам Чэн, которая ободряюще обвила его рукой. — Давай, А-Цзю, давай приведем тебя в порядок. С этими словами Лю Цингэ повернулся, чтобы уйти, и именно тогда Шэнь Цзю понял, что происходит. — Нет нет! Альфа, пожалуйста! Не уходи! — Шэнь Цзю боролся с мадам Чэн, но лихорадка настолько ослабила его, что он мог только слабо напрячься в ее хватке. Его безумные крики перешли в вопль, когда Лю Цингэ вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Даже через тяжелую дверь он мог слышать, как омега зовет его, издавая такие жалостные вопли, что Лю Цингэ понадобилось все, чтобы не обернуться и не поспешить к нему. — Альфа, альфа! Пожалуйста вернись! Каждый шаг, который он делал к выходу, ощущался как гвоздь в сердце, но он заставлял себя продолжать. Это был правильный поступок, не так ли? Наконец Лю Цингэ встал перед главной дверью. И он колебался. — Цинге!