Олежа

      Сложилось так, что мы друг у друга ничего не спрашиваем. Это как определённая мера доверия к близкому, признание его права на личное. Меня, например, не спрашивают, стану ли я врачом, а Тимофея - что было в армии. Больная тема Егора - личная жизнь, хотя мне, к слову, очевидна его симпатия к Асе. Ну а сама сестричка, хоть и говорит на любые темы, не позволяет о себе никаких суждений и остро реагирует на попытки залезть в голову. Само собой, мы говорим о важном и поддерживаем друг-друга, но у каждого есть право закрыть обсуждение и оставить личное при себе.       Олеже мы тоже вопросов не задавали, если видели сопротивление. Прошло некоторое время прежде чем он рассказал о проблемах семьи и тяготах одиночества, а так мы даже возраста его не знали. Не школьник и ладно.       Не знаю, почему Ася решила позвать Олежу в компанию. То, что изначально я воспринял как блажь сестры, оказалось настоящим подарком. Добрый, искренний парнишка стал глотком свежего воздуха для всех нас. Светлый, улыбчивый, вечно растрёпанный, он казался лёгким и радостным, но я видел, как сильно он переживал. Так важно ему было быть признанным. Быть с нами. Сбросить это напряжение я, к сожалению, не видел никакой возможности, но старался периодически дать понять Олеже, что всё в порядке.       Ещё когда мы знакомились, Олежа поинтересовался, отчего меня зовут по имени, без прозвища.       - На самом деле меня зовут Игорь, а Пётр - это кличка, - очень серьёзно ответил я. Парнишка тогда опешил, все засмеялись, но никому и в голову не пришло опровергнуть шутку. Спустя пару недель Ася рассказала, что Олежа очень деликатно спрашивал у неё моё настоящее имя. Отсмеявшись второй раз, она избавила бедолагу от мучений, признав, что я действительно Пётр.       Я просто не люблю прозвища, думаю, что это довольно инфантильная манера. Если мои дорогие друзья выбрали такой способ обращения, то остаётся только смириться, но принимать участие в этом я не собираюсь. Ася раньше дразнилась, что я строю из себя умного и сурового старшего брата, потом перестала и сейчас я рад, что друзья не стали мне ничего навязывать.       А Олежа был такой трогательный, что его сразу стали называть ласково. Ему подошло, прилипло.       Помимо живой и бурной фантазии, у него была ещё одна чудесная особенность - он идеально чувствовал наши тактильные границы. Егора можно было только приобнять, меня - обнять крепко, погладить по плечу или положить голову на колени. Большее было бы уже неловко. Асю он однажды поцеловал в плечо от избытка нежности и сам немного испугался своей вольности, но она абсолютно спокойно приняла этот знак внимания. Было видно, что ей комфортно. Ответного проявления ласки с нашей стороны не было и, может быть, зря, потому что Олежа бы легко понял этот язык выражения симпатии.       С Тимофеем они оказались очень похожи в этом плане. Я не знаю, какие у них были отношения, но думаю, что речь не идёт о сексе, это скорее потребность в тактильном контакте, в физическом подтверждении присутствия человека. Олежа не думал о социальных нормах, он просто пытался поделиться своим теплом и выразить эмоции. Возможно именно из-за своего долгого одиночества он просто не понимал, что принято в обществе а что нет. Это не все могут воспринять адекватно, такое поведение часто трактуется абсолютно некорректно, поэтому я считаю, что ему с нами повезло. В другой ситуации всё могло бы быть иначе.