Марк не мог поверить, что человеческое тело способно выдерживать такое количество неприятных ощущений одновременно. Он думал, что хуже, чем в день, когда Донхёка арестовали, ему уже не будет. Но вот он сидел в машине и чувствовал только боль, тошноту, жар и жажду.
Сычен о чем-то тихо переговаривался с Ютой. Он оказался неплохим парнем, но с какой-то удивительной привязанностью к лучшей подруге. Ли мог бы даже подумать, что у них был роман, если бы не история с ориентацией Пак Джимин.
Ли вяло размышлял о деле. Мысли еле ворочались, все чаще и чаще возвращаясь к больнице. Было совершенно понятно, что список врачей и пациентов им не дали и не дадут из-за приказа сверху. Джэхён своей политикой копья и меча завел себе немало могущественных врагов и слишком мало могущественных друзей. Им оставалось только уповать на удачу с телефоном Пак Джимин или на то, что кто-то узнает преступника на портрете и донесет в полицию. Хоть это и было маловероятно. Становилось все очевиднее, что преступника нужно искать среди окружения Донхёка. С одной стороны, кажется, оно состояло всего из трех человек. С другой стороны, Донхёк был достаточно умен, чтобы не общаться со своим протеже при свидетелях. И, конечно, существовала вероятность, что Марк мог ошибиться везде, где только можно, и их команда искала совершенно не там.
Измученный Марк повернулся к окну. Они проносились мимо открытых баров, откуда вываливался выпивший и счастливый народ. Ли даже не смог вспомнить, какой сейчас день недели. Все перемешалось. Единственное, что никак не менялось, — желание Марка отрезать себя от семьи. Вытянуть из собственного тела все, что их объединяет, и выбросить. Желание росло с каждой минутой, подгоняемое тоскливым осознанием того, что это невозможно. Семья есть семья.
Перекрученный болью и сонливостью мозг выдал простейшее решение для этой задачи: пусть они перестанут быть семьей. Марку эта мысль понравилась, только он не знал, как ее воплотить. Что нужно сделать, чтобы отец перестал быть отцом, мать перестала быть матерью, а брат перестал быть братом?
Ли пообещал себе подумать об этом, как только ему станет лучше, и провалился в неглубокий сон.
Агент очнулся в кровати, взглянул на время — он проспал два часа. Самочувствие немного улучшилось: отступили тошнота и головокружение, на Марка напал внезапный голод.
Юта сидел на кухне, обложившись бумажками. Он улыбнулся, когда заметил Ли.
— Поспал?
— Немного. Чувствую себя получше.
— Голоден?
— Да. Очень.
Они вдвоем поужинали вчерашним бульоном, почти не разговаривая. Бульон приятной тяжестью оседал в желудке. Жить стало легче, и Марк принялся расспрашивать Юту о документах. Оказалось, что он продолжал возиться с шифрами хвасонских бандитов и искать клиента, который мог бы их объединить. Агенту хотелось сказать, чтобы он бросил это и пошел отдохнуть, но Марк слишком хорошо понимал желание делать хоть что-то. Он не стал отговаривать Юту, только молча кивнул и взглянул на шифр.
— Я проверил все возможные. Ничего не подходит.
— Может, он книжный, — Марку вдруг вспомнилось, что у них с Донхёком был свой собственный шифр. Они часто общались с его помощью. Это было стандартный ROT1, чтобы маленький Минхён мог легко писать и читать записки от брата.
— Тогда это все бесполезно, — Юта вздохнул и откинулся на спинку стула, потирая глаза. Он посидел так пару минут, а затем, как ни в чем не бывало, снова вернулся к шифровке. Ли усмехнулся.
Он прошел в комнату, которая служила Джэхёну кабинетом. За пару дней мужчина уже привык к этому дому, и даже пыль на книжных полках казалась ему родной. Марк уселся на диван, рассчитывая немного побыть в тишине, подумать о том, что им делать дальше, но сосредоточиться не получалось. Сознание его раздвоилось: одна часть продолжала работу, а вторая невыразимо страдала без всякой возможности от этого страдания отделаться.
Голос в голове молчал, но молчал как-то нехорошо. Казалось, что вот-вот раздастся язвительное: «А что ты хотел? Чтобы я тебя принял с распростертыми объятиями?»
Марк не рассчитывал, что Донхёк тут же простит его. Честно признаться, он вообще на какое-то прощение не надеялся. Но тогда при встрече ему казалось, что старший брат испытывает к нему гораздо больше теплых чувств. Гораздо
больше.
Мать говорила Марку никогда не вестись на слова и всегда отмечать лишь поступки. Что ж, агенту стоило задуматься об этом прежде, чем он решил, что Ли Донхёк безоговорочно обожает его. Все это были лишь слова. На деле оказалось, что Донхёка не очень-то волнует, что будет с Марком, поэтому он без всякого смущения поставил его под удар. В прямом смысле. Марк пострадал из-за его наводки.
Агент был уверен, что Донхёк навел его на Кан Дохёна намеренно. Вот только для чего? Ничего полезного эта встреча не дала. Кроме, пожалуй, информации о привычках Ли. Она могла бы пригодиться. Но в целом складывалось ощущение, будто Донхёку стало то ли скучно, то ли он очень хотел отвлечь Марка от чего-то. Вопросы сыпались один за другим, а ответов не было.
Сколько бы Ли не ломал голову, выходило, что в больницу он ездить больше не может. Донхёк не собирается помогать ему, даже если это угрожает жизни Марка. В груди неприятно потяжелело. У Донхёка получилось отказаться от семьи, а вот у Марка это никак не выходило. После каждой встречи, и было в этом что-то постыдное, вместе со страхом агент чувствовал особенный прилив чего-то горячего, обжигающего, как острый суп.
— Как вы себя чувствуете? — прошелестел голос Сычена. Дун присел рядом на диван. В руках у него была аптечка. — Нужно сменить повязки и обработать раны.
Марк заторможенно кивнул: он совсем забыл, что несколько часов назад валялся без сознания в больнице. Зашумели упаковки от бинтов и лекарств. Оставалось радоваться, что Кан Дохён никогда не был бейсболистом, иначе мозг Марка пришлось бы собирать по всему парку. Юта сказал, что Ли очень повезло — травмы выглядели серьезно, но в целом, большого урона не нанесли. И Марк подозревал, что чувствует себя, как говно, далеко не из-за прокушенного языка и нескольких глубоких царапин.
Сычен случайно надавил на один из синяков, и Марк зашипел от неожиданности.
— Простите, — неловко улыбнулся тот.
— Ничего.
— Вы выглядите расстроенным, — Сычен снова зашуршал лекарствами. — Почему-то мне кажется, что это не из-за нападения.
В сущности, Дун был прав. Марка не столько расстроило нападение, как то, что Донхёк подставил его, а наивный агент Ли легко попался на эту уловку, будто пятилетний ребенок. Довериться преступнику — надо же было додуматься до такого. Марк раздраженно вздохнул. Он не имел понятия, как объяснить то, что чувствует. Горький привкус разочарования пополам со злостью поселился во рту.
— Похоже, моему брату плевать на меня.
Сычен удивленно замер. Судя по округлившимся глазам, он и не рассчитывал, что с ним заговорят.
— Почему вы так решили?
— Потому что он обманул меня.
— В семьях постоянно лгут друг другу, — Сычен улыбнулся.
— А во многих семьях старший брат — серийный убийца? — едко отчеканил Марк. Дун ничего не ответил. Агент неловко поддел нитку, торчащую из маленькой подушки. — Простите, я должен злиться не на вас.
Сычен пожал плечами и немного помолчал.
— Джимин всю жизнь ненавидела свою семью, но и скучала по ним. Теперь я часто думаю, не пожалела ли она в итоге.
— О чем?
— О том, что потратила столько времени на ненависть.
— Они не любили ее, а она — их. Все логично.
— Нет, — Сычен помотал головой. — Дело не в этом. Просто знаете, эта ненависть она немного странная. Джимин говорила, что она будто неполнокровная. Вы можете люто ненавидеть свою семью, но когда кто-то из них умрет, вы почувствуете пустоту, пусть и на крохотное мгновение, вам станет больно.
Марку захотелось возразить, но в этих словах был смысл. Столько лет Марк пытался забыть свою семью, но так и не сумел. Воссоединиться и стать счастливыми они никогда не смогут, и даже пытаться не стоит. Столько всего произошло и не произошло между ними за последние десятилетия, что просто вычеркнуть их из жизни оказалось бы просто невозможно.
Марк застрял посередине между привязанностью и ненавистью, не в силах добраться хоть до какой-нибудь стороны. Головой он понимал, что прощение могло бы облегчить его состояние. Если бы он сумел простить свою семью, для него открылся бы новый путь. Но о прощении не могло быть и речи. Марк не был к нему готов.
Сычен окончил перевязку и начал убирать бинты в аптечку. Он выглядел уставшим. Марку неожиданно стало стыдно за то, что он не заметил этого раньше.
— Вам нужно немного отдохнуть, господин Дун.
— И вам бы не помешало, агент Ли, — Сычен улыбнулся. Марк неожиданно улыбнулся в ответ.
— А кто ваш брат, если не секрет? — спросил Дун, уже вставая с дивана.
Марк неловко дернул плечами. Скрывать уже не было смысла.
— Ли Донхёк. Кумихо.
Сычен побледнел. Лицо его, будто расплавленный воск, поползло вниз. На миг он стал похож на человека, который потерял память — такой силы растерянность отразилась во всей его позе. Аптечка медленно заскользила из его рук. Марк хотел было подхватить ее, но не успел. С громким бряцанием лекарства приземлились на пол.
— Что-то не так? — спросил Ли.
Сычен раскрыл рот, чтобы ответить, но не успел: Юта влетел в комнату — взлохмаченный, встревоженный. Взгляд его огромных глаз нервно перебегал от агента к Сычену, в руке он сжимал телефон.
— Мы едем в больницу. На Джэхёна напали, — гаркнул Накамото.
Марк замер и вдруг расхохотался.
Они неслись по ночному Сеулу, включив мигалку. Пробки почти рассосались, дороги были свободны, поэтому Юта гнал с такой скоростью, что сердце Марка замирало. Поражение за поражением настигало его с тех пор, как он вернулся. Агент не знал, что с этим делать. Он хотел поговорить с Накамото, но тот был слишком сосредоточен на дороге. Краски к его лицу так и не вернулись. Он сидел за рулем с горящим взглядом и бледными щеками — пугающий.
Марк понимал, что расследование на этом окончено. Сейчас для него самого и для остальных в команде не будет ничего важнее, чем найти того, кто напал на Джэхёна. Ни в одной полиции мира никому не сходило с рук нападение на офицера.
Переживания не давали Марку нормально мыслить. В висках поселилась боль, она смешивалась с болью от раны на затылке. Тело ныло. Тошнило. Ощущения были не из приятных. От быстрой езды начинало укачивать. Ли вздохнул. Поражение за поражением.
Марк увидел знакомую больницу и усмехнулся. Сам он лежал на третьем этаже, а Джэхён оказался на пятом. У него оказалась ВИП-палата, и Марк задумался о том, кто оплачивает его счета. Палата была огромной. Даже с толпой офицеров внутри она выглядела просторной. Джемин и Тэиль сидели у кровати — оба бледные и хмурые. Лукас с грозным видом нависал над двумя незнакомыми детективами, которые пытались брать показания у едва говорящего Джэхёна.
Инспектор цветом лица мог бы слиться с белоснежной простынью. Видимых повреждений у него не было, только расстегнутые верхние пуговицы больничной пижамы открывали вид на обтянутую бинтами грудь. И это пугало больше всего.
— Джэхён, — Накамото в два шага оказался рядом с другом. — Что произошло?
Марк растерянно застыл за его спиной. Внутри неприятно тянуло от беспокойства.
— Это был он. Ублюдок, которого мы ищем, — рявкнул Лукас.
— Наш серийник? — агенту показалось, что он ослышался. Тот самый трусливый убийца осмелился напасть на инспектора? Неужели Марк ошибся в профиле?
— Да, — хрипло отозвался Джэхён. — Я видел его нож. Он особенный.
— Боже, — выдохнул агент. Ему захотелось присесть куда-нибудь.
— Он напал на меня, когда я уходил от своего знакомого. Похоже, он следил за мной. Он подошел сзади и попытался ударить ножом, но я успел увернуться. Хотя несколько раз он меня все-таки достал.
Марк прикрыл глаза ладонями. Тошнота накатила с новой силой. Он вдруг почувствовал, как его тянет к земле. Тело качнулось.
Не стоило тебе трепаться, — голос в голове сочился ядом.
— Видишь, что ты наделал. Никто не сможет заменить тебе старшего брата.
Агент почувствовал, как горлу подступают слезы. Дышать стало сложно, и мужчина осел прямо на пол. В голове звенело от пустоты: не было ни единой мысли.
Марк открыл рот, чтобы извиниться, но так и не выдавил из себя ни слова. Рядом крутился Юта, Лукас что-то нервно спрашивал и кажется пытался приподнять агента. Но сил у Ли больше не осталось: ни эмоциональных, ни физических. Донхёк в очередной раз нашел способ, чтобы повредить его. Донхёк снова и снова делал все, чтобы сломать своего брата.
— Это моя вина, — агента усадили на небольшой диван. Мужчина прикрыл глаза. В голове продолжало шуметь.
— Нет, Марк, ты тут не причем, — Джэхён приподнялся. Подушки за его спиной смялись. — Ты ни в чем не виноват. Никто бы не смог предсказать подобное. Мы все думали, что он заляжет на дно.
— Хён прав, — голос Джемина звучал тускло. — Даже ты не мог бы знать, что он станет таким.
— Вы не понимаете, — Марк сжал кулаки и скрипнул зубами. Голос его слегка сорвался. — Я сказал Ли Донхёку, что даже из Джэхён-хёна старший брат вышел бы лучше. Донхёк разозлился.
В палате воцарилась тишина. Слышен был надрывный писк медицинских приборов, хриплое дыхание инспектора и, Марк мог поклясться, он слышал, как все присутствующие мысленно подбирают подходящие слова. Только в эту секунду он понял, что так и не признался парням, кто он на самом деле. Не говоря уж о незнакомых детективах, продолжавших обеспокоенно переглядываться. Ли встревоженно выдохнул, но никто так и не нарушил молчание.
— Мы все еще не можем утверждать, что это как-то связано с нападением на Джэхёна, — Юта очнулся первым. Голос его был мягким, но с ноткой нервозности. Он явно пытался найти плюсы там, где их нет.
Марк только со скепсисом взглянул на него.
— Ладно, — Юта поднял ладони. — Это очень подозрительно. Ты думаешь, что Ли Донхёк связался с субъектом после вашего разговора?
— Учитывая быстроту передачи сообщений, можно говорить о том, что наш субъект находится на территории больницы, — Марк кивнул. Было похоже на это.
— Но Ли Донхёк мог и позвонить ему? — спросил неловко один из детективов.
— За ним пристально следят. Он бы не стал так рисковать. Я уверен, что они в прямом контакте.
— Мы поняли, — Лукас в очередной раз дернул Марка наверх и, наконец, усадил его на небольшой диванчик. — Списка работников у нас нет, но теперь мы знаем, что они с Донхёком очень близки и что сегодня этот человек был в больнице.
— Не думаю, что они общаются открыто. Возможно, у них есть что-то типа, — Марк взмахнул рукой, пытаясь подобрать слово.
— Что-то типа шифра? — спросил Юта.
— Верно, шифр.
— Значит нам нужно найти место, где они могут обмениваться сообщениями?
Марк тяжело вздохнул. Донхёк мог свободно передвигаться по больнице, свои сообщения он мог оставлять где угодно.
— Окей, — начал Джэхён. — У нас есть пара возможных зацепок: преступник работает в больнице и он каким-то образом обменивается информацией с Донхёком.
— Можем исключить тех, кто работает в женском корпусе, — добавил Марк. — У них достаточно власти над женщинами для реализации своих фантазий, среди них вряд ли будет наш субъект. И тех, кто работает полную неделю и тех, у кого высокие должности. Вроде начальников корпусов и главного врача — им сложно пересечься с Донхёком и график у них ненормированный.
— Без нормального списка работников мы все равно ничего не сможем, — раздосадовано буркнул Лукас.
— Что еще у нас есть? — Джэхён обвел взглядом присутствующих и удивленно застыл, наткнувшись на двух детективов. — Вы хотели узнать у меня что-то еще?
Детективы неловко поднялись со своих мест и, попрощавшись, исчезли за дверью.
— Растреплют, — бросил Тэиль.
— Уже без разницы. Нас все равно отстранят от работы. Что мы можем использовать?
— Что с биллингом мобильного Пак Джимин? — Юта сел рядом с Марком. Лицо его слегка порозовело, голос перестал нервно скакать.
— Друг передал мне кое-какую информацию, — Джэхён кивнул Джемину, и тот тут же достал из своего рюкзака лист и передал его Юте. — Последний раз телефон Пак Джимин был активен в Намъянджу.
— Намъянджу? — Ли непонятно взглянул на Джэхёна. Марк вдруг осознал, что подзабыл географию родной страны.
— Да, это где-то в тридцати минутах от Сеула.
— Могла ли она оказаться там по собственной воле?
Юта сделал неопределенный жест рукой, означавший «сейчас узнаем», достал телефон, набрал сообщение, и уже через минуту ответил:
— Нет, она никогда не была там. И знакомых у нее там не было.
Джэхён слабо кивнул головой. Он уставал, ранение давало о себе знать. Марк и сам ощущал, что нездоровая усталость так и тянет его к полу. Время было глубоко заполночь. Странно, что их до сих пор не выгнали из палаты.
— Насколько точные у тебя координаты? — Тэиль откинулся на спинку стула, глаза у него покраснели и опухли от того, что он постоянно тер их ладонью.
— В пределах трех километров от вышки, рядом с которой телефон в последний раз принял вызов. Повезло, что на него так часто звонили.
Юта вдруг слабо улыбнулся. Марк непонятливо взглянул на него, но Накамото лишь мотнул головой, мол, да так, ничего важного. Ли был рад, что хоть кто-то из них может улыбаться.
— Тэиль-хён, Джемин, Юта, Лукас, завтра поезжайте туда, обыщите все углы, но найдите хоть что-нибудь. Марк. Я знаю, что прошу о многом, — начал инспектор, но не успел договорить. Ли вскочил с места да так резко, что голова у него тут же закружилась.
— Я не вернусь туда. Мне неважно, что ты скажешь. Я не вернусь в больницу.
Джэхён замолк. Он выглядел подавленно. От того мужчины, которого Марка встретил неделю назад, осталась будто всего лишь тень. Да и сам Марк чувствовал себя призраком прошлого.
— Хорошо. Мы справимся и так, — Чон слабо улыбнулся, и агента затопил стыд. Даже кончики ушей вспыхнули от жгучего чувства вины. Разве ему было так сложно сходить к Донхёку еще раз?
Марк тут же себя одернул. Нет. Он не сможет еще раз посмотреть ему в лицо. Не сможет разговаривать с ним, как ни в чем не бывало. Раны его, как физические, так и ментальные, оказались еще слишком свежи. Даже думать о Донхёке было больно.
Оставаться в больнице дольше становилось неприлично. Инспектор Чон почти засыпал и держался из последних сил, подавленный Джемин едва мог раскрыть рот, Тэиль только и мог кивать, кажется, уже с трудом переваривая информацию. Только Юта и Лукас оставались более-менее бодрыми. Марк чувствовал себя растоптанным, практически убитым.
Как только голова Ли коснулась подушки, он уснул. Сны ему не снились.
Ненавистное утро наступило слишком быстро. Марк проснулся, но открывать глаза не хотел. Вибрация телефона, в конце концов, заставила его приоткрыть один глаз и взглянуть на сообщение — Джонни.
Стыд уколол Марка. Он должен был написать своему боссу сразу после нападения, должен был рассказать, что случилось, но он этого не сделал. Джонни волновался. Вся их команда переживала за него. Марк подавил в себе острое желание пожаловаться на жизнь и заставить ребят прилететь к нему. Вместо этого он рассказал лишь то, что Джэхён попал в больницу, а начальство ставит им палки в колеса и со дня на день отберет у них дело.
Марк не особенно понимал, почему этого до сих пор не произошло, да и вникать в политические игры полиции он не хотел. Но складывалось ощущение, что Джэхён сумел как-то выиграть им немного времени для расследования. Правда, теперь на него полагаться не приходилось.
Вынужденно проснувшийся Марк отправился на кухню. Юта уже стоял у плиты с таким помятым видом, будто его переехал грузовик. На лице у него поселилась вселенская тоска, и агенту казалось, что и сам он выглядит примерно похожим образом.
Ли пробурчал приветствие и уселся за чистую половину стола, вторая половина была завалена бумагами. Юта поставил перед агентом тарелку с чем-то не слишком похожим на еду, но пахло это съедобно.
— Во сколько вы выезжаете? — спросил Марк, пережевывая нечто, по вкусу похожее на яичницу.
— Джемин заедет за мной через двадцать минут.
— Я поеду с вами.
— Нет, — Юта отрицательно мотнул головой. — Ты останешься здесь, отдохнешь, позже навестишь Джэхёна, вы посовещаетесь и решите, что нам делать со списком пациентов. В поле ты не нужен.
Ли понимал, что в этом предложении здравого смысла гораздо больше, чем его собственном, но слегка обиделся. Звучало так, будто он не в состоянии работать вне помещения, потому что ему навалял тощий санитар. Юте было легко говорить, он умудрился живым выбраться из передряги с десятком бандитов, а вот Марку было неловко от того, что он — обученный агент, но не сумел дать отпор заморышу.
Не то чтобы Марк завидовал, хотя от силы и ловкости Юты он бы не отказался. Накамото выглядел внушительно: выше и гораздо шире в плечах, чем агент. От него исходила аура человека, который знает о своей исключительности и не преминет ею воспользоваться, но на показ ее выставлять не спешит. Спокойствие и уверенность.
Поэтому Марк просто кивнул, соглашаясь с его доводами, гася кроху недовольства внутри. Они почти закончили завтракать, когда в дверях появился Сычен. Он был сонный и взлохмаченный, на лице остался отпечаток от подушки. Он пожелал Марку доброго утра и ни слова не сказал Юте. Температура в комнате как будто упала на несколько градусов. Накамото следил за Сыченом, будто надеясь столкнуться с ним взглядами, но Дун так явно его игнорировал, что агент почувствовал себя, словно при размолвке двух влюбленных. Становилось неловко. Марк хотел что-нибудь сказать, чтобы разрядить обстановку, но не успел. Телефон Накамото зазвонил, на экране появилось имя Джемина.
Юта вскочил со стула, бросил Марку:
— Отдохни и едь к Джэхёну, — последний раз взглянул на Сычена и выскочил из кухни. Как только пискнул дверной замок, атмосфера на кухне перестала быть такой гнетущей.
Дун налил себе кофе и сел за ту половину, которая ломилась от бумажек.
— Не будете завтракать? — спросил Марк, указывая на свою тарелку.
— Выглядит несъедобно, — фыркнул Дун.
— На вкус тоже, но хотя бы пахнет прилично, — улыбнулся агент и поймал ответную улыбку. — Что-то случилось?
— О чем вы? — переспросил Сычен. Марк прекрасно видел, что тот просто притворяется дурачком.
— Я о вас с детективом Накамото.
— Ничего особенного, просто не сошлись во мнениях.
— Когда взрослые люди не сходятся во мнениях, они обычно просто обсуждают это.
Сычен вздохнул, прекратил рассматривать бумаги и пристально взглянул на Марка.
— Агент Ли, вас это не касается, но знаете, думаю, вы должны знать кое-что: у меня была сестра, она пропала. Ее звали Дун Мейлин. Вы помните ее?
У Марка в горле застрял кусок яичницы. Перед глазами мгновенно появилась зеленая футболка и темные волосы. Как он мог не понять? У Сычена была редкая фамилия. Дун.
Дун Мейлин.
***
Минхён сидел на пластмассовом стуле, настолько неудобном, что у него начинали затекать ноги. Офицер, сидящий напротив него, активно молчал — рот его был закрыт, но все тело будто вибрировало от желания засыпать ребенка вопросами. Он ждал, пока в отдел приведут родителей братьев Ли, ждал и сгорал от нетерпения. Время шло. Они задержали Донхёка без предъявления обвинений, как сказал Минхёну офицер, а значит они должны отпустить его через 48 часов. Проблема была в том, что время шло, а допрашивать его без представителей, они не имели права — Донхёк был несовершеннолетним. Полиция уже вызвала двух психологов для опроса старшего Ли и Минхёна, теперь им оставалось дождаться родителей, которые должны были прибыть прямо из аэропорта.
Минхён краем уха услышал, как главного детектива какой-то мужчина с большим брюхом распекает за безалаберность, мальчик не совсем понимал, в чем дело, но чувствовал, что при нормальной работе этой задержки не должно было случится.
Ли продолжал сидеть на ужасном стуле, ощущая, как в стопу начинает покалывать сотней иголок, он старался сосредоточиться на этом, а не на бродящих в голове мыслях. Покалывания были просты и понятны, чувства же больше походили на сотни брусков разноцветного пластилина, которые скатали в один гигантский шар, и теперь совершенно бесполезно пытаться отделить один цвет от другого. В основном Минхёну было страшно и стыдно. Он несколько раз порывался сказать, что все выдумал, что ничего не видел, а потом снова вспоминал девушку в зеленой футболке и продолжал молчать.
Мать и отец появились через двадцать минут. Госпожа Ли влетела в участок, как фурия, и Минхёну тут же захотелось исчезнуть насовсем. Первое, что она сделала, когда увидела младшего сына, — ударила его по щеке.
Полицейские бросились оттаскивать ее, психолог бросился к Минхёну, господин Ли застыл.
— Что ты наделал? — крикнула женщина, вырываясь из рук офицеров. — Что натворил?
Главный детектив окликнул ее и попытался успокоить. Не получилось. Женщина лишь распалялась еще больше. Она отказалась слушать любые доводы против Донхёка и потребовала, чтобы его освободили.
Минхён плохо осознавал происходящее. В отделе было шумно: люди кричали, скрипела обувь, гудели огромные мониторы компьютеров, клацала клавиатура, что-то шептал психолог, визжали двери. Мальчик едва слышал собственный голос. Щека горела. Ему хотелось расплакаться от обиды и горечи, но он вдруг понял, что предательство матери задевает его не так сильно, как предательство брата. Только от мысли о Донхёке у него, наконец, побежали слезы.
— Госпожа и господин Ли, — начал детектив, когда мать Минхёна убавила звук. — Вы здесь в качестве законных представителей ваших сыновей. Вы должны присутствовать на допросах. Поэтому я прошу вас ознакомиться с материалами дела и подписать вот эти бумаги.
Детектив передал им какую-то папку, усадил рядом с Минхёном и дал по листку бумаги. Родители тут же погрузились в чтение. Лицо отца почти не менялось, а вот лицо матери от страницы к странице то краснело, то бледнело.
— Это какой-то абсурд, — наконец, сказала она. — И что, вы верите словам десятилетнего ребенка? Явно же, что он все выдумал.
Минхёна затошнило.
— Дамочка, — вдруг заговорил один из детективов. — Ваш старший сын сидит в соседней комнате не только потому, что ваш младший сын оказался лучше вас всех вместе взятых, но и потому что под его кроватью были найдены волосы одной из пропавших.
— Это ничего не доказывает, — женщина откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.
— Да ну? Посмотрим, что скажут присяжные.
Лицо матери изменилось: губы поджались, брови нахмурились. Минхён не понимал, о чем они говорят, но понимал, что присяжные — плохо для Донхёка. Главный детектив вздохнул, поставил перед Минхёном диктофон и обратился к чете Ли.
— Подпишите бумагу, мне нужно разрешение на допрос.
— А что, если я его не дам? — вскинулась мать.
Детектив уже открыл было рот, чтобы явно сказать, что-нибудь нелестное, как господин Ли пододвинул к себе бумаги и поставил подпись. Мать шокировано уставилась на него.
— Одной подписи будет достаточно?
— Да, — блекло улыбнулся детектив и протянул руку, чтобы забрать документы.
— Что ты делаешь? — госпожа Ли успела схватить бумаги, пока муж пытался передать их. Она потянула листы на себя, и те с мерзким звукам начали натягиваться. — Он же наш ребенок.
Мужчина разжал пальцы, и его жена неловко свалилась на пол, сминая документы в руках. Она выглядела жалко и растерянно. Внутри Минхёна поселилось легкое злорадство: его мать теперь тоже знала, каково на вкус предательство самого близкого человека.
— Прекрати, дура, — господин Ли выдернул бумаги из пальцев жены и передал детективу. На глазах у него появились слезы. — Мы же с тобой всегда знали, что с ним что-то не то. Всегда подозревали.
Главный детектив нажал кнопку записи.
— Начало допроса Ли Минхёна. Законные представители Ли Джуен и Ли Минджи. Социальный работник Ким Сэрон. Дата — двадцатое октября, время — восемь сорок вечера, — детектив достал из папки несколько фотографий девушек выложил их перед мальчиком. — Минхён, скажи, ты узнаешь кого-нибудь на этих фото?
Карточек было всего шесть. Девушки на них были похожи между собой: красивые, темноволосые. Минхён не знал никого, кроме последней. Она на фотографии была в той же самой зеленой футболке. Мальчик ткнул в нее пальцем.
— Вот ее я видел у хёна в комнате.
— У Ли Донхёка?
— Да.
— Для записи: свидетель Ли Минхён указывает на фото пропавшей без вести Дун Мейлин. При каких обстоятельствах ты ее видел?
Минхён рассказал все заново. А потом рассказал еще раз, и еще раз, и еще раз. Он рассказывал эту историю так часто, что она почти потеряла смысл. Стала ширмой, декорацией, а не объемным воспоминаньем.
Единственное, что не потеряло смысл, — имя Дун Мейлин.
***
Марк пришел в себя на диване. Голова раскалывалась. Сычен сидел рядом и продолжал возиться с шифрами. Вся кипа с кухонного стола переехала на стол в гостинной и теперь покрывала столешницу целиком.
Агент прокашлялся — в горле пересохло. Сычен вздрогнул от неожиданного звука.
— Как вы?
Марк невнятно прокаркал «окей» и сам испугался собственного голоса. Дун подал ему стакан воды, и агент жадно ее выпил.
— Спасибо.
— Чтобы вы знали, я не жду извинений или типа того. Я знаю, какую роль вы сыграли в деле. Я знаю, что вы тогда были всего лишь ребенком. И я понимаю, что семью не выбирают, — Сычен смущенно дернул плечами.
— Хотел бы я, чтобы это было не так, — Марк откинулся на подушку. Его тошнило от отвращения к самому себе.
— И какую семью вы бы выбрали, если бы могли? — Сычен забрался с ногами на диван, уместился в уголочке так, будто они с Марком старые знакомые. Они и были старыми знакомыми. Они были глубоко связаны, как если бы у одного из них на теле было начало шрама, а у другого — продолжение. Эта связь была гораздо крепче пресловутой красной нити.
— Даже не знаю, — задумался агент. — Может быть, я предпочел бы не рождаться вообще.
— Интересно. Вы не можете представить себе другую семью, потому что у вас уже есть одна, которая вас вполне устраивает?
— Нет. Я ничего не чувствую к своим родителям, а брат не вызывает у меня ничего, кроме ужаса. Я не считаю их семьей. Я не могу себе представить никого другого, потому что… я не знаю, просто не могу.
Сычен блекло ухмыльнулся.
— А я бы хотел родиться в семье, где у меня было бы много братьев и сестер, чтобы мы все могли быть опорой друг для друга.
— Звучит замечательно, — Марк улыбнулся, и они оба неловко замолкли.
Какое-то время они размышляли каждый о своем, а потом Дун вдруг сказал:
— Вам все равно повезло больше, чем мне. Несмотря на то, что ваш брат убийца, вы хотя бы можете поговорить с ним.
Это заявление вывело Ли из себя. Он хотел вскинуться, хотел закричать о том, что Сычен ничего не знает о его жизни с Донхёком, о том, что нет ничего хорошего в том, что его брат до сих пор жив, но вдруг понял, что это неправда. В осознании Донхёка живым и здоровым было какое-то извращенное чувство радости. Марк мог с ним поговорить. Марк мог к нему прикоснуться.
Он жив, ты можешь это исправить.
Агент мог это исправить, но станет ли он от этого счастливее? Станет ли его жизнь легче? Удивительно, что Марк никогда не раздумывал всерьез о смерти Донхёка. Что бы он почувствовал, если бы сейчас вдруг узнал о кончине брата? У агента по спине побежали мурашки.
— Да, но какой в этом смысл, если между нами нет никакой связи.
— Так не бывает, — улыбнулся Сычен. — Связь остается даже с мертвыми. Я, например, постоянно ощущаю свою связь с Мейлин. Джимин была очень на нее похожа. Наверное, поэтому я ей так и дорожил. У вас в жизни, думаю, тоже были хорошие моменты с братом. Они и формируют эту связь.
Хорошие моменты? Марк подумал о всех тех вечерах, что они провели вместе, о звездах, которые его брат наклеил на потолок, о их общем шифре, и ужаснулся: связь между ними должна быть нерушимой.
— Я не знаю, что я чувствую, — выдохнул Марк. — Стоит мне задуматься о нем, как в голове тут же все путается.
— Уверен, что однажды вы разберетесь, — Сычен грустно улыбнулся, хлопнул себя по бедрам и преувеличенно бодро спросил: — Голодны?
Марк себя голодным не чувствовал, но согласно кивнул. Ему захотелось поддержать Сычена хотя бы таким образом. Он поднялся с дивана и неожиданно почувствовал вибрацию под подушкой: звонил телефон. На дисплее светилось имя Юты, и Марк успел передумать сотни вещей, прежде чем ответить на звонок.
— Слушаю, хён.
— Собирайся, мы нашли Пак Джимин.
— Черт возьми, — голос у Марка вдруг сел.
— Она мертва, — Накамото на секунду замялся, — и, Марк, не говори об этом Сычену, хорошо?
— Окей.
— За тобой заедет Лукас. Бери все, что тебе нужно для твоих фокусов, агент.
Лукас появился через полчаса. Марк успел за это время принять душ и быстро перекусить. Дун чувствовал, что что-то изменилось, но допрашивать агента не стал, удовлетворился расплывчатым: «Кажется, парни что-то нашли».
