***
Минхён все равно вернулся в комнату брата. Лицо девушки в зеленой футболке постоянно снилось ему. Измученное и разбитое, грязное, заплаканное. Она умоляла помочь ей. Скулила от боли и страха. Маленький Минхён не мог этого выносить. Он просыпался посреди очередного кошмара, дрожащий от бессилия, страха и стыда. Его постоянно тошнило. Мальчику казалось, что он самое мерзкое существо во всей галактике. На звезды на потолке смотреть он больше не мог. Они были такого ярко-зеленого цвета, что оставались под веками, даже если прикрыть глаза. Этот зеленый преследовал Минхёна повсюду. Младший Ли почти перестал понимать, что происходит. Он как кукла болтался в руках брата, который умывал его и собирал в школу. На уроках Минхён не мог ни о чем думать. Все его существо состояло лишь из единственного вопроса: «Что теперь делать?». Он много фантазировал о том, как должен поступить, но почти в каждой из этих фантазий в конце он оставался в одиночестве. Минхён не мог представить себе жизнь без брата. Он так хотел вернуться в ту ночь, когда случайно вышел из комнаты. Но что бы он сделал тогда? Минхён не знал. Все сводилось к тому, что Минхёну было нужно либо жить со знанием, что его брат — монстр и убийца, либо рассказать кому-то о том, что он видел. Выбор был сложным. Минхён жил в абстрактном желании мирного прошлого. Было бы лучше, если бы он ни о чем не знал? У мальчика не было ответов на вопросы, которые постоянно всплывали в голове. Он был слишком юн, слишком зависим и когда-то он обожал Донхёка всем сердцем. Но теперь он состоял только из сомнений и противоречий. Изолированный в собственных мыслях и чувствах, беспощадно скучающий по любимому и любящему идеальному брату и жизни без сложных вопросов. В тот вечер, когда Донхёк отправился к друзьям, Минхён решил поискать ответы в загадочной коробке. Он знал, что брат, возможно, снова разозлится. Знал, что может пострадать от этого, но больше не мог не понимать, что происходит. Он надеялся отыскать хоть какое-то подобие решения среди этих скетчей и волос. Они гладкими ручейками продолжали струиться по плотным страницам, прикрытые рисунками лица Минхёна. Совершенно обычные волосы. Мягкие, приятные на ощупь. Мальчик снова долистал до последней страницы, где зеленел кусочек ткани. Слезы навернулись на глаза при воспоминании о той девушке. Ей было больно, Минхёну тоже было больно, но их ощущения были совершенно разными. Ли попытался представить себя на ее месте, детское воображение живо откликнулось картинкой Минхёна, привязанного к стулу и смотрящего на своего будущего убийцу. Мальчик вздрогнул от ужаса и попытался отделаться от этой фантазии, но, растравленная неделями эмоционального напряжения, она стала лишь ярче. Минхён почувствовал веревку, давящую на запястья, жгущую мягкую кожу, почувствовал, как горят выкрученные плечи, как ноют ссадины на лице и как страшно знать, что тебя не собираются отпускать. Некто, кто выше и сильнее тебя собирается сделать что-то очень нехорошее. Собирается причинить еще больше боли, и ты ничего не можешь поделать. Минхён вытер слезы, убрал альбом в коробку и задвинул ее под кровать. На домашнем телефоне была наклейка с номерами служб спасения. Мальчик долго смотрел на нее, прежде чем набрать 119. С каждым гудком Минхён все решительнее порывался сбросить звонок. Он хотел попросить совета у кого-нибудь. Хотел, чтобы Донхёк — прошлый Донхёк, милый и добрый брат — подсказал ему, что делать. Но вместо этого мальчик услышал мягкий женский голос: — Служба спасения. Представьтесь, пожалуйста. Мальчик замялся, пытаясь вспомнить свое имя. — Ли Минхён. — Какой у тебя адрес, Минхён-а? — Мальчик с трудом совладал с собой и назвал улицу и дом. Женщина быстро записала его ответ. — Что у тебя случилось? Что у него произошло? И правда, что? Как объяснить другому человеку то, что для Минхёна совершенно очевидно? Как рассказать, что он пережил с той ночи, когда брат попытался задушить его? — Мой брат — убийца, — выпалил он, заикаясь. — Я видел связанную девушку у него в комнате. Оператор недолго помолчала, а потом с улыбкой в голосе спросила: — Она сейчас с твоим братом, малыш? Минхён вдруг разозлился. В этом не было ничего смешного. Он был достаточно взрослым, чтобы знать, что так развеселило эту женщину, но он не понимал, как она вообще может предположить нечто подобное. Его Донхёк был не таким. — Нет, это было, наверное, две недели назад. У нее рот был заклеен скотчем. Она плакала. — Она была одета? — Да, на ней были джинсы, зеленая футболка и ногти были красные. Он привязал ее к стулу. На лице у нее была кровь и грязь. И она была без обуви. И ноги у нее были грязные тоже. — Почему ты решил, что твой брат убил ее? — голос у женщины звучал уже не так весело, но Минхён продолжал злиться. — Потому что утром ее уже не было. Остался только кусочек ее футболки в альбоме, где мой брат хранит много разных волос. — Волос? — Да, — крикнул Минхён, из глаз у него покатились слезы. Он вдруг решил, что женщина на том конце провода не верит ему, смеется над ним, потому что он звучит, как идиот. — Он приклеивает локоны к страницам. Там много локонов. Где-то пять или шесть. — Хорошо, малыш. Я вышлю к тебе патрульных, — после недолгого молчания ответила оператор. — Твой брат дома? — Нет, — шмыгая носом ответил Минхён. — Как скоро он вернется? — Я не знаю. Он у друзей. — Сколько ему лет? — в голос женщины снова закралась улыбка. — Семнадцать. — А тебе сколько? — Десять. — Хорошо. Полиция через пару минут будет у тебя, — успокаивающим тоном произнесла она. — Спасибо, — Минхён положил трубку и принялся ждать. Как оператор и обещала, полиция скоро появилась у порога их дома. Мальчик открыл дверь двум патрульным: один был постарше, другой – помладше. Старший выглядел угрожающе, а вот его напарник казался дружелюбным парнем. Минхён сразу решил, что общаться будет только с ним. Он рассказал им всю историю с самого начала. При первых словах двое полицейских тоже переглядывались и улыбались, но затем их лица становились мрачнее и мрачнее. Старший из них неожиданно спросил: — Часто смотришь телек, парень? — У нас его нет, — Минхён сконфуженно обернулся, будто в поисках незамеченного им телевизора. — Только в комнате родителей, но у меня нет от нее ключа. Молодой полицейский глянул на своего напарника и тихо проговорил: — Та пропавшая — она же была в зеленой футболке и джинсах, верно? Мужчина молча кивнул и осмотрел прихожую. Стянул ботинки и заглянул прямо в глаза Минхёну. — Покажи, где ты ее видел. Мальчик провел офицеров в комнату брата. Он поставил стул, включил лампу, расставил все, как было тогда. Младший полицейский быстро записывал за ним и иногда поглядывал на напарника, будто пытаясь по лицу понять, о чем тот думает. Минхён не обращал на них внимания, он погрузился в воспоминания о той ночи, и вот ему уже казалось, что за окном темно, часы отсчитывают секунды до роковой встречи. — Что насчет локонов? — старший офицер выключил лампу и поставил стул ровно так, как он стоял. Минхён отчего-то проникся к нему уважением. Мальчик вытянул коробку с альбомом из-под кровати и показал содержимое страниц. Офицеры медленно листали одну за другой и лица у них смурнели. — Этого ничего не доказывает, — тяжело вздохнул старший офицер. — Может, он просто извращенец, который собирает локоны своих подружек. Минхён хотел было возмутиться, но другой офицер опередил его: — Но хён, их же примерно столько же, сколько девушек, пропавших в Мапо. Ты же сам видел ориентировки. — Ничего не доказывает. Полномочий у нас нет. Тебе стоило вызвать нас, когда ты видел девушку. Прямо сейчас мы не можем ничего сделать, — мужчина захлопнул альбом и передал его Минхёну. — Забирай. Ошарашенный мальчик неловко застыл, пока полицейский не исчез из комнаты. Его напарник, казалось, тоже был удивлен. — Хён! — крикнул тот и бросился его догонять, но тут же вернулся, достал из кармана пластиковый пакетик и пинцет. Он взял альбом из рук Минхёна, с улыбкой приговаривая: — Мы об этом никому не расскажем. Офицер открыл предпоследнюю страницу, вытянул пару волосков из локона, запечатал их и убрал. — Ну вот и все. Проверим и узнаем, что к чему, — молодой человек хлопнул себя по карману. — Ты молодец. Минхён слабо улыбнулся, вертя альбом в руках. Он проводил офицеров до двери и скомкано с ними попрощался. Он был прав. Стоило разговаривать только с тем, кто был моложе. Мальчик едва успел убрать альбом на место, когда вдруг пискнул замок и в прихожей раздался добродушный голос Донхёка: — Минхён-а, зачем к нам приезжала полиция? Сердце у мальчика истошно забилось. Он знает. Он знает. Он убьет Минхёна. На трясущихся ногах младший Ли вышел к Донхёку. Тот выглядел совершенно нормально. Казалось, он ничего не подозревает, юноша улыбался, щеки у него были розовые, глаза блестели. Донхёк сбросил тяжелый портфель на пол, и мальчик вздрогнул от громкого звука. — Они хотели поговорить с родителями, но я сказал, что их нет дома, — Минхён нервно сглотнул. Ложь сорвалась с языка раньше, чем он успел ее обдумать. — А зачем они хотели поговорить с мамой и папой? — Донхёк снял обувь и подошел ближе. Новость эта совершенно его не взволновала. Он растрепал темные волосы брата и улыбнулся. Минхён пожал плечами и дернул головой, чтобы избежать прикосновения. Он потупился, а затем, не говоря ни слова, вернулся в свою комнату. Мальчик запер дверь и забрался в угол. Так он просидел до самого вечера, пока Донхёк не позвал его ужинать. Следующим утром Минхён проснулся раньше обычного. Он лежал и прислушивался к тишине, ожидая, когда Донхёк уйдет на пробежку. Со звоном будильника в квартире все ожило: чайник, ванная, рисоварка, шорох одежды и мягкие шаги. Скоро пискнул кодовый замок, и опустилась тишина. Минхён еле удержал себя в постели следующие пять минут. Брат не вернулся, поэтому мальчик резво бросился к нему в комнату. Тусклый свет лампы едва пробирался под кровать. Минхён начал шарить под ней рукой, и чем дольше он ощущал пустоту, тем сильнее колотилось его сердце. От отчаяния он заполз под постель. Коробок там больше не было. Только вычищенный до скрипа ковер. Минхён замер, чувствуя, как в горле застрял комок. Он попытался успокоиться, подышать, как учил его Донхёк, но не сумел. Мальчик не выдержал и заплакал, свернувшись калачиком в этом темном и узком пространстве. Он оплакивал свое бессилие. Не стоит плакать, Минхён-и, ничего еще не окончено, голос Донхёка прозвучал совсем близко, будто брат лежал рядом. Мальчик обернулся. За спиной было пусто.TAKE IT ALL AWAY
23 августа 2023 г. в 19:53
Примечания:
в выходные еще одной главы не будет, простите :(
Донхёк тогда спросил что-то особенное, но что именно?
Марк сидел за столом в отделе и вполуха слушал вялотекущий спор между Джэхёном и Лукасом. Он даже не особенно понимал, о чем идёт речь, но неосознанно прислушивался к низким звукам крепкой полицейской брани. Новость о том, что Юту вызовут в Сеул для работы, заставила Марка вспомнить о ночи в его доме.
Тогда он вдруг столкнулся с действительно сильным приступом. В бреду он вдруг вспомнил Донхёка, стоящего у раковины в перчатках и с влажным то ли от воды, то ли от пота затылком. Тогда Донхёк у него что-то спросил, и Марк никак не мог вспомнить, что именно. Это был важный вопрос. Или совершенно бесполезный? Сколько бы агент Ли не пытался, у него не получалось вспомнить. Все попытки заканчивались неожиданной смесью образов юного Донхёка и взрослого Донхёка в робе заключенного. Они оба будоражили.
Стоило честно признаться, что после посещения больницы Марк чувствовал себя не так плохо, как мог бы. Сказалось то, что они с братом почти не общались и пробыли вместе едва ли пять минут, но того внутреннего разрушения, к которому Марк готовился и которого он ожидал, не произошло. Агент Ли все ещё твёрдо стоял на ногах, насколько мог. Пусть, казалось, и испытывал непрекращающуюся тахикардию.
— Выглядишь хреново, — голос Тэиля раздался над ухом. Мужчина поставил перед Марком стаканчик кофе и присел рядом.
— Спасибо, стараюсь, — усмехнулся Марк. Он отхлебнул горячий напиток, тепло разлилось по горлу. Джэхён неожиданно резко замотал головой, явно не соглашаясь с Лукасом. — О чем они спорят?
Тэиль пожал плечами.
— Понятия не имею, — мужчина хлебнул из своего стаканчика. — Как прошло в больнице?
Марк тоже пожал плечами и после глотка ответил:
— Джэхён устроил сцену главному врачу.
Мун удивленно уставился на Марка, а затем медленно перевел взгляд на своего начальника. Он немного помолчал, будто пытаясь осознать шокирующий факт.
— Быть не может. Джэхён никогда не теряет самообладания. По крайней мере, при мне такого точно не случалось.
— Судя по всему, теряет, когда дело касается его глобальных целей.
— Ты о главном комиссаре? — улыбнулся Тэиль, откидываясь на спинку стула. Марк кивнул. — Джэхён сразу нас предупредил, что мы теперь вместе, пока не сумеем выдавить его отца из кресла.
— И никого это не удивило?
Тэиль молча пожал плечами, что означало: конечно, удивило, но у Джэхёна была удивительная сила обаяния, красота и та особенная харизма прирожденного лидера, что сопротивляться ему было ужасно сложно.
— Под его крылом мы чувствовали себя уникальными. Единственными в своем роде, — детектив Мун помолчал еще немного. Его теплый взгляд вяло соскользнул с Джэхёна и уперся в окно. — Я несколько раз видел главного комиссара вживую. Знаешь, они страшно похожи — наш инспектор и его отец.
Марк усмехнулся. Что-то такое он и подозревал. Как бы Джэхён не желал освободить корейское правосудие от своего отца, было совершенно понятно, что такая нелюбовь не могла родиться только из-за его должности. Эта ярость появилась на свет не в стенах департамента, не за столом в отделе, она возникла за обеденным столом в просторном доме с мягкими коврами. Она родилась из близости и схожести настолько сильной, что для Джэхёна эта схожесть оказалась тяжкой ношей.
Он попытался отказаться от семьи, но от общего прошлого, от общей крови отказаться невозможно. Марк вдруг задумался о словах Юты: «Свою семью мы носим с собой. Она у нас в венах, она у нас в привычках».
Агент Ли прекрасно понимал, что значит семья. Он читал сотни исследований о влиянии родителей на формирование ребенка. Он прекрасно знал, что первая школа для преступника — это не самый ласковый отчий дом или полное его отсутствие. Ему, можно сказать, повезло: мать и отец его любили, хоть приемный Донхёк и был им ближе. Даже после того, как его заперли в психушке, мать тянулась к нему больше, чем к родному сыну. Возможно, из-за того, что вместе они провели гораздо больше времени, чем с Марком. Донхёк был для них идеальным сыном, пусть и не по крови.
В то время, когда у них появился Марк, отец и мать были уже в возрасте, у них у обоих была серьезная работа, покидать которую ради воспитания ребенка они не захотели. Марк понимал и это.
Иногда он мог признаться сам себе, что мысли о такой несправедливости делали ему больно. Даже после суда он почти не общался с родителями. Они так и не смогли простить своему родному сыну, что он упек их приемного за решетку. Взрослый Марк на это пожал бы плечами, но юный Минхён тяжело переживал раскол. Хотя по прошествии лет он понял, что невозможно расколоть то, что никогда не было целым.
Родители любили его как-то исподволь. Умело скрывали, но Марк знал, что его любили. Его одежда всегда была чистой и выглаженной, ручки и тетради не заканчивались, подарки на дни рождения почти всегда оказывались именно тем, что было нужно. Все было… неплохо. Вполне приемлемо. Но Минхён скучал по единственному человеку, который свою любовь не скрывал. Марк громко вздохнул. В груди поселилась обычная тяжесть, которая всегда посещала его при воспоминании о родителях. Клубок из стыда, ревности, злости и тоски. Ли попытался очистить голову и вынырнуть из не самых приятных мыслей, но некстати вдруг всплыла сцена ареста Донхёка, и под сердцем стало еще тяжелее.
Неловкий стук в дверь вырвал Марка из мутных глубин собственной головы. Все замолкли и обернулись. В кабинет заглянул молодой офицер. В руках у него была небольшая коробка, похожая на коробку из-под обуви. Агент вздрогнул, а затем пригляделся. На бежевом картоне была какая-то наклейка с датами, но разобрать их было невозможно из-за огромных ладоней офицера.
— Офицер Чон Сончан. Прибыл доставить посылку из Сеульской психиатрической больницы для преступников, — нервно отсалютовал юноша. — Приказано передать агенту Марку Ли лично в руки.
Марк невольно улыбнулся. Он подошел забрать коробку и ему показалось, что в офицере не меньше двух метров.
— Кто попросил ее передать, офицер Чон? — Джэхён подошел поближе и сложил руки на груди.
— Главный врач Квок Кёнмин.
Марк открыл коробку. Внутри оказалась стопка дисков с наклейками сверху: «Групповой сеанс психиатра Чон Соджуна и психиатра-стажера Лим Джиёна от 04.02.2020», «Групповой сеанс психиатра Чона Соджуна и психиатра-стажера Лим Джиёна от 01.27.2020» и еще пара совсем свежих сеансов.
— Он больше ничего не просил передать? — Марк взглянул офицеру в глаза и почувствовал небольшой дискомфорт в шее.
— Сказал, что это последние записи групповых сеансов Ли Донхёка. Для более ранних записей нужно специальное разрешение, потому что они уже в архивах.
Марк довольно улыбнулся и бросил победный взгляд в сторону Джэхёна.
— Похоже, его впечатлил твой хук, — инспектор Чон усмехнулся в ответ и потер переносицу. Он перевел взгляд на Чон Сончана и мягким голосом сказал: — Можете быть свободны, офицер. Спасибо.
Совсем растерявшийся молодой человек еще раз неловко отсалютовал и вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.
Марк не слишком аккуратно опустил коробку на стол. Где-то на этих дисках мог находиться ключ к Ли Донхёку или ключ к их преступнику. Но диски одним своим видом вызывали у агента волнительный трепет. Казалось, что после личной встречи Марк должен куда проще воспринимать все, что связано с Донхёком, но трепет все усиливался. Молодого человека начало тошнить.
— Ну что, время для кино? — спросил Джэхён, заглядывая в коробку.
— Ага, — нервно буркнул Марк, тяжело сглатывая. Им предстояло столкнуться с Ли Донхёком в естественной среде обитания.
Марка не покидало ощущение, что он снова заглядывает в дверную щель, за которой привязанная к стулу девушка пытается вырваться на свободу. На мониторе его рабочего компьютера разворачивалась то ли трагедия, то ли комедия: семеро пациентов сидели в большой белой комнате и наперебой признавались в безумстве старому утомленному врачу и его молодому улыбчивому стажеру.
— Послушайте, доктор, то, что мне нравятся мертвые женщины совершенно не значит, что я хочу убить любую женщину, — громкоголосый рассмеялся собственным словам. Они уже три минуты обсуждали деструктивные желания, возникшие за последнюю неделю, и этот странный парень все продолжал говорить о том, как хороши мертвые женщины в постели и как он по ним скучает. — Страшненькие могут чувствовать себя в безопасности. Но знаете, нам всем тут определенно не хватает ласки. Разве любовь не лечит?
Марк поморщился, когда пациент рассмеялся в очередной раз. Голос у него был резкий, внешность — кажется, непримечательная. Агент заметил, что Донхёк, в отличие от остальных пациентов, умудрялся ухаживать за собой, поддерживать себя в форме. Он сидел среди нездорово тощих и преждевременно состарившихся мужчин так, словно он единственный оказался тут по ошибке. Что ж, в какой-то степени это была правда. Только Марк подозревал, что и в тюрьме Донхёк бы выглядел не хуже. Лицо его притягивало взгляд, и от этого агент чувствовал смятение.
— Я вообще много чего люблю. Машины, например, обожаю. Помнится доктор Лим рассказывал, что у него японская тачка.
— Верно, — стажер кивнул. — Я купил ее по совету семьи. Отличная машина.
— Так вот я люблю японские тачки. Реально люблю. Они выглядят круто. Не подумайте. Корейские я тоже люблю. Но японские — обожаю. Хотя я патриот, вы знаете, и я всегда выберу корейскую женщину. Иностранки, конечно, хороши, но они не такие вкусные. Порченные.
— Мы поняли вас, господин О, — со спокойной улыбкой проговорил доктор Чон. — Господин Ли, а вы что об этом думаете?
— О тачках или волшебной силе любви? — Донхёк встрепенулся и непонятливо взглянул на психиатра.
— О чем угодно. Можем и о любви, — улыбнулся доктор. — Бывали ли вы влюблены?
Марк, кажется, даже дышать перестал. Он присел поближе, стараясь не скрипеть стулом. Записанный голос Донхёка звучал немного механически, но все еще красиво, он казался таким знакомым, но очень другим.
Агент ловил каждое изменение в выражении чужого лица. Он вглядывался пристально, насколько это возможно при таком отвратительном качестве съемки. Черты расплывались, распадались на разноцветные пиксели. Но у Марка было преимущество — он прекрасно знал человека по ту сторону экрана. Непрошенными гостями в голове вдруг появились воспоминания о том, как Донхёк хмурится, как закидывает ногу на ногу, как прикусывает губу, когда волнуется. Марк знал язык его тела, модуляции его голоса. Марк знал его.
— Любовь… Я даже не знаю, доктор. Я хотел бы найти любовь, но нет никого и ничего, что я мог бы полюбить больше, чем свою семью. У меня особенные чувства к ним. Ну, вы понимаете. Они нас ранят, но мы не можем от них отказаться, — Донхёк неловко усмехнулся и пожал плечами.
Простое движение. У Марка в голове тут же всплыли сотни точно таких же усмешек и пожиманий. Десятки Донхёков одновременно смущенно растягивали губы и поднимали округлые плечи вверх. Десятки Минхёнов смотрели на них с обожанием. Марк отпрянул от монитора.
— Вы часто говорите о семье. Видимо, и правда дорожите ими, — тихо вклинился стажер, поглядывая в сторону доктора. Психиатр мягко кивнул, давая разрешение на вопрос. — Похоже, что и они вас любят.
Довольный Донхёк откинулся на спинку стула.
— Ага. Вы знаете, я приемный ребенок, но воспитали меня как родного. Между мной и братом не делали никаких различий. И я очень благодарен за это. Отец и мать меня любят.
— А ваш брат?
Марк вздрогнул одновременно с оцифрованным Донхёком. Вопрос был слишком прямой, слишком резкий.
— Он меня тоже любит, просто по-своему. В детстве он меня просто обожал, — Донхёк усмехнулся, — а такое в один момент не проходит. У нас с ним приличная разница в возрасте и ни единой общей капли крови, но мы всегда были на одной волне. У нас даже был свой шифр. Минхён выдумал его после прочтения «Острова сокровищ». Я хорошо помню это, потому что он всегда находил что-то интересное, а потом месяцами просто сходил с ума. Он заставил меня наклеить звезды над его кроватью после того, как я подарил ему энциклопедию о космосе.
Агенту Ли было неловко слушать это. Донхёк говорил о нем с такой теплотой в голосе, что Марк чувствовал странное смущение. Он украдкой покосился на сидящего рядом Джэхёна, тот немного улыбался. Из-за этого Марку стало совсем не по себе. Человек, убивший черт знает сколько женщин, говорил о нем так нежно, что агент Ли вдруг ощутил себя ребенком, чей родитель хвастается достижениями чада перед другими родителями. К неловкости примешивалось еще и нечто, чему Марк пока не мог дать название: какое-то тонкое, хрупкое переживание, непривычная для него чувствительность. Это пугало. Марку захотелось выключить видео, но Донхёк все продолжал и продолжал говорить о нем, а агент не мог прекратить эту персональную пытку.
— Есть что-то, что вы хотели бы услышать от своего брата, если бы он пришел навестить вас? — вдруг спросил врач. Хоть Марк и не понимал, как разговор о деструктивных желаниях вдруг вылился в разговор о нем, ему было любопытно послушать.
Донхёк немного помолчал, запрокинув голову, затем вытянул торчащую нитку из штанины и медленно проговорил:
— Не знаю... Я хотел бы просто его увидеть. Это все, что мне нужно. Я знаю, что он никогда не приедет сюда. Но я мечтаю об этом. Хочу посмотреть, каким он стал, узнать, как он живет, есть ли у него друзья. Хочу, чтобы он вернулся ко мне. Может быть, даже не моим братом. Просто был кем-то, но рядом со мной, — голос у него надломился, и под конец речи мужчина почти перешел на шепот. — Я ужасно по нему скучаю. Совсем не виню его в том, что он сделал, потому что слишком люблю. Мне странно думать, что все эти годы мы прожили отдельно друг от друга. В общем, если бы Минхён вдруг появился тут, то я хотел бы знать, что он тоже скучал по мне.
Марк вдруг неожиданно почувствовал, что в горле застрял ком. Он резко поднялся с кресла, и не слушая продолжающийся уже с другим пациентом сеанс, выскочил в коридор, едва не вынеся плечом дверь.
— Марк! — крикнул ему вслед Джэхён, но агент не остановился.
Он закрылся в кабинке туалета и уткнулся лицом в ладони. Он хотел побыть наедине с собой, хотел разобраться в собственных ощущениях. Все внутри него сжималось и ширилось от противоречивых чувств. Марк никак не мог понять, чего на самом деле желает. Он запутался окончательно и бесповоротно.
В этой истории был хотя бы один плюс: Марк понял, что по-прежнему уязвим. Его броня, медленно рассыпающаяся с приезда в Корею, окончательно пришла в негодность. Он должен был нарастить новую, самую крепкую из существующих. Сменить имя и страну оказалось недостаточно — нужно было придумать нечто особенное. Семья, Донхёк сидели в Марке гораздо глубже, чем он предполагал. Отказаться от них непросто, и теперь агент Ли сомневался в том, что это выполнимо. Только смерть могла бы разорвать эту связь.
Дверь туалета скрипнула. Вошедший направился прямиком к кабинке, которую облюбовал Марк.
— Эй, Плакса Миртл, давай поговорим, — тихий голос Джэхёна раздался одновременно с деликатным стуком.
Марк против собственной воли весело фыркнул, поднялся, пригладил брюки, обтер рукавом лицо и вышел к инспектору.
— Я не плакал.
— Ага, ладно, — Джэхён улыбнулся. — Эта его речь. Я тебя не виню, даже меня проняло. Идем, нужно обсудить.
Они вышли из туалета, и Чон направился к автомату с кофе. Марк без особого энтузиазма побрел за ним. Разговаривать он не хотел, но и до конца расследования прятаться от Джэхёна не мог. Им стоило поскорее растопить образовавшийся лед, если они хотят эффективно работать. Поэтому агент решил сделать шаг навстречу инспектору и его глобальной цели: простить за то, что произошло утром.
— Так вы были очень близки? — Чон опустил несколько монет в монетоприемник.
— Ага. Родители постоянно были в разъездах. В основном Донхёк меня воспитывал.
— Думаю, мы можем использовать вашу близость. Ты ведь собираешься вернуться к нему?
Марк молча кивнул. Он думал об этом после их встречи. Запись стала лишь подтверждением правильности его плана. Ли мог бы дать брату то, чего он так хочет. Еще вчера он отрицал мысль об этой тактике как об одной из самых ненадежных, но сегодня, казалось, в ней стало больше смысла. Время поджимало, новых убийств не предвиделось, а если нет убийств, то нет и улик. Они были у входа в тупик. Стоило немного рискнуть и они окажутся либо глубоко внутри, либо выберутся из этого пограничного состояния.
— Но я не хочу давать ему надежду на семейное воссоединение.
— Так не получится, — Джэхён размешал сахар в картонном стаканчике. — Одно твое появление дало ему надежду. Думаю, он счастлив даже от вашего короткого диалога, а когда ты вернешься к нему, он точно поверит в то, что вы еще можете восстановить отношения.
— И что же мне делать?
Джэхён отхлебнул кофе, поморщился и с совершенно серьезным лицом сказал:
— Перестань быть таким гуманным с убийцей. Дай ему эту надежду.
Они вернулись в кабинет и Марк уселся за рабочий компьютер. Им нужно было просмотреть оставшиеся диски. Тэиля и Лукаса уже не было, зато объявился измотанный Джемин. Он бросил свой блокнот для записи на стол и залпом выпил почти бутылку воды.
— Я не думал, что достать список работников больницы незаконно так сложно, — бросил он в ответ на вопросительные взгляды Джэхёна и Марка и исчез в комнате отдыха.
Агент включил следующую запись. День клонился к вечеру.
Когда они закончили с дисками, время перевалило за девять часов. Джэхён неловко задремал в кресле, видимо, ночные и утренние переживания измучили его. Марк досмотрел последнюю запись и какое-то время просто смотрел на стоп-кадр с застывшим лицом Донхёка.
В голове снова всплыла сцена из кухни. Что же он тогда спросил у маленького Минхёна? Марку казалось, что этот вопрос был критически важен. В воспоминаниях было совершенно пусто. От бессилия агент откинулся на спинку стула и провел ладонями по лицу. Он устал. День выдался шокирующий, и уже сам факт того, что Марк продолжает работать даже после встречи с братом, поражал. Ли думал, что если этот день настанет, он все оставшееся время будет рыдать или блевать. Но вареная голова продолжала выжимать из разбитого тела соки.
Донхёк на мониторе с любопытством посматривал на пациента, сидящего рядом и увлеченно рассказывающего о правилах хранения кимчи в глиняных бочках. Агент зачем-то заскринил экран, но картинку так никуда и не сохранил.
Им следовало поехать домой и отдохнуть, чтобы завтра Марк мог понять, как он должен общаться с Донхёком, что ему говорить и как себя вести рядом, чтобы не спугнуть. Ему предстояла тончайшая игра, и Ли не имел понятия, как ее провернуть, потому что превращался в слона в посудной лавке, стоило лишь задуматься о Донхёке. И конечно же, они не могли вернуться на следующий день: заключенный Ли должен немного промариноваться, прямо как кимчи в бочке.
Следующим утром Марк сидел за рабочим компьютером и готовил отчет для ФБР. Ночью он успел поговорить с Джонни и выслушать сначала оскорбления, потом причитания, потом утешения, потом десяток вопросов о поведении Донхёка. Что было удивительно, Марк теперь едва мог вспомнить их встречу в деталях. Она осталась внутри смазанной истерикой, а не последовательностью действий, как любая другая встреча. Марк мог бы попытаться рассказать, что именно он чувствовал, и даже попытался, — перед сном он решил начать вести дневник эмоций, чтобы разобраться в себе — но ничего не вышло. Он записал лишь страх, любопытство, страх … и после этого оставил запись, потому что копаться в собственных ощущениях было тоже страшно. Он мог бы обнаружить в них что-то неприглядное и окончательно разочароваться в себе.
К обеду отчет был окончен, пусть сосредоточиться и было сложно из-за ругающегося по телефону Джэхёна и храпящего рядом Лукаса. Строго говоря, инспектор не ругался, но завуалировано угрожал. Угрозы не работали. Все в Сеульской полиции знали, что Чон Джэхён теперь не в милости у верхушки, и отказывались сотрудничать. Это было лишь еще одно из неудобств, сопровождающих это дело на каждом повороте. Марк бросил последний взгляд на свой отчет и отправил его Джонни. Пусть в Куантико сами разбираются, что с этим всем делать.
За соседней дверью раздавались телефонные звонки и гомон дежурящих офицеров. Они примерно раз в час приносили записанную информацию, и Джемин, брошенный на ее просмотр, тяжело вздыхал. Он не успевал прочитать одну бумажку, как ему тут же приносили три других. Дело это было совершенно бесполезное и изматывающее. Марк бы вовсе свернул эту затею, но загвоздка крылась в имидже: если кто-то узнает, что полиция игнорировала потенциальных свидетелей, отделу будет несдобровать.
Джэхён минимизировал кадровую напряженность, но все равно оказалось, что в поле могут работать лишь четыре человека в Сеуле и одинокий Юта где-то в Хвасоне. Для такого большого дела этого было недостаточно.
— Что там с Ютой? — спросил Марк, так удачно вспомнив о нем.
— Должен был приехать еще вчера, — голос Джэхёна был спокоен. Прежняя уверенность вернулась к нему, несмотря на обстоятельства. — Но почему-то перенес приезд на завтра.
— У него там дела поинтереснее, — хриплым смехом вдруг отозвался Лукас. Он разлепил глаза и принялся разминать руками затекшие ноги. На голове у него был настоящий кавардак, одежда помялась, на лице остался след от подушки.
С выходки Лукаса на собрании прошло больше двух суток, детектив Вон оттаял и, казалось, даже забыл о нервотрепке, которую устроил Марк. Он стал прежним Лукасом — дружелюбным и смешливым.
— Что за дела? — нахмурился инспектор.
— Дун Сычен — лучший друг Пак Джимин, — Лукас зевнул. — Кажется, они с детективом Накамото близко подружились.
— Не самое подходящее время, — Джэхён нахмурился еще больше.
Марк не совсем понимал, о чем идет речь, но с Дун Сыченом поболтать он бы не отказался. Хотя времени на это не было. Завтра он должен был во второй раз отправиться к Донхёку. Сердце заходилось при одной мысли об этом. Ему стоило хорошенько подумать, о чем он собирается говорить и какие темы стоит исключить совсем.
Признайся ему, что ты скучал, — вдруг раздалось в голове, и Ли вздрогнул.
Он не мог вот так в этом признаться. Донхёк тут же поймет, что ему лгут.
Будет ли это ложью?
Марк тряхнул головой и напечатал: «Список запрещенных тем/слов/ выражений — я скучал …». Некоторые вещи не стоит говорить старшему брату, если он серийный убийца, настолько хитрый, что преступления его остались загадкой. Марк подозревал, что эту тайну Донхёк унесет с собой в могилу.
О чем еще с ним не стоило говорить? Ли не хотел бы делиться собственными чувствами, потому что это поставит его в уязвимое положение, но без подобного риска он не сумеет построить нечто похожее на участие. Он должен был открыть кусочек того, что переживал из-за Донхёка. Должен был позволить ему забраться внутрь, но не слишком глубоко.
Ха, — неожиданно весело взвизгнул голос, и Марк понял, как глупо звучат эти рассуждения. Он вернулся к списку запрещенных тем и выражений, подумал еще немного и добавил туда «прощение» и «любовь».
Так или иначе их разговор должен расположить Донхёка, должен заставить его хотеть поделиться информацией. Если Марку не удастся соблазнить его идей воссоединения, то дело будет провалено.
— О чем думаешь? — вдруг спросил Джэхён, вставая из-за рабочего стола.
— О том, что будет, если Донхёк не доверится мне.
Чон повел плечами, а затем кивнул головой в сторону выхода.
— Идем пообедаем.
Они вышли из участка и добрались до уличной забегаловки, потерянной где-то в крохотных переулках. От нее доносился удушающий запах жареной свинины, приправы для рамена и запах бобов — это только то, что сумел различить агент своим не самым острым обонянием. У Марка во рту скопилась слюна от одного только звука шкворчания масла.
— Джэхён-хён, — медленно начал Ли, не отрывая взгляда от парочки пенсионеров, которые сидели прямо на улице за низким столиком со встроенным грилем и с удовольствием уплетали кусочки мяса, завернутые в зеленые листья салата. — Может, мы тоже мяса поедим?
Инспектор Чон ухмыльнулся и указал на свободный столик.
— Подожди здесь, сейчас приду, — он скрылся внутри здания. Сквозь мутное стекло Марк видел, как Джэхён подходит к стойке и делает заказ.
Прошло всего около недели, как агент прилетел в Корею, и с тех пор он еще ни разу не питался в таких домашних забегаловках. В детстве он их очень любил.
Пенсионеры рядом о чем-то перешептывались и улыбались друг другу. Они казались милой супружеской парой, но Марк не заметил у них колец. Возможно, были они старыми друзьями, а, возможно, одинокими родственниками. Может быть, это было их первое свидание, а может быть, они просто не любили носить кольца. Обычные старики с простой и понятной жизнью. Марк почувствовал укол зависти. Хоть он уже смирился с тем, что до преклонного возраста не доживет, внутри теплилась надежда, что однажды он сумеет найти и свой островок спокойствия, прямо как у этих двоих. На узкой улице почти не было прохожих, солнце лило меж рваных облаков, замечательно пахло — что еще нужно было для счастья?
На короткое мгновение Марк почувствовал это ощущение, когда все внутри будто приподнимается и тянется куда-то вверх, на губы наползает улыбка. Ему захотелось остаться в этой секунде навсегда.
Джэхён вернулся с сырым мясом, щипцами и ножницами. Он разжег огонь в гриле, стал распаковывать свою добычу и, неловко улыбаясь, проговорил:
— Это в качестве извинений за вчерашнее.
Марк фыркнул. Они немного помолчали, слушая треск углей.
— Так что ты думаешь делать на следующей встрече? У тебя есть план? — Джэхён начал выкладывать куски на разогретую решетку.
— Пока только в размытом представлении, — Марк пожал плечами. — В Америке я всегда вел допрос вместе с Джонни. Он бы точно знал, что делать.
— В нашей ситуации все гораздо сложнее.
— Я что-нибудь придумаю, — Ли усмехнулся. Инспектор явно преуменьшал катастрофичность обстоятельств. «Гораздо сложнее»? Они были в полной заднице.
Джэхён начал нарезать мясо на маленькие кусочки. Мясной сок шипел, попадая на угли.
— Я думаю, что тебе не стоит слишком усердствовать, — загадочно протянул Чон. Марк удивленно уставился на него.
— О чем ты?
Джэхён оторвал взгляд от гриля и положил щипцы рядом. Он посмотрел прямо на Марка, будто готовился сказать что-то, что ему очень не понравится.
— Ты поймешь, что делать, когда увидишь его. Так всегда бывает у близких людей.
— Мы не виделись пятнадцать лет.
— Ну и что? — Джэхён пожал плечами и улыбнулся. — Я мог не видеть своего отца годами, пока учился, но я всегда находил правильные слова, чтобы вывести его из себя, когда мы встречались.
— Моя цель будет посложнее, — Марк тихо рассмеялся.
— Мы в шатком положении, Марк, — Джэхён взялся за щипцы и принялся переворачивать куски. — Я бы даже сказал, что мы уже проиграли. Нам перекрыли кислород. Если бы не мои знакомые, то мы бы и не узнали, что нож в хвасонском деле совпадает с ножом в наших делах. Юта сказал, что его шеф отказался подписывать официальный запрос в клиники, потому что не хочет встревать во все это. Наша единственная надежда — твой брат, а это уже о чем-то да говорит.
— Может быть, у парней получится найти машину, — невнятно ответил Марк, а потом понял, что ляпнул глупость. Даже если они и найдут машину преступника, то что дальше? Им придется отсмотреть сотни часов с мест преступлений и ближайших улиц, чтобы найти ее на камерах. У них не было на это времени. Джэхён с ироничной ухмылкой глянул на него исподлобья, продолжая возиться с мясом.
— В общем, думаю, тебе не стоит усердствовать и потому, что завтра может оказаться последним днем нашей официальной совместной работы.
Марк потупил взгляд. Ему было неприятно от мысли, что Джэхён в него не верит, и было как-то гадко осознавать, что уверенный и целеустремленный инспектор Чон вдруг сдался из-за давления. Он выглядел и говорил, как человек, который сделает все ради поимки преступника. Неужели он оказался недостаточно стойким, чтобы продолжать расследование? Марк разозлился, будто подросток, который впервые осознал, что его родители имеют отвратительные слабости. Но, как только он взглянул на Джэхёна, злость тут же отступила: тот казался не разбитым, а воодушевленным.
— Официальной, но, — весело продолжил инспектор, откладывая щипцы, — дело мы не бросаем. Борьба с бюрократией отнимает много времени и внимания, а у нас нет ни того, ни другого. Поэтому мы будем продолжать работать неофициально. Будем продолжать, даже если ты уедешь. Я просто хотел попросить, чтобы ты консультировал нас в случае чего-то такого. Думаю, мы с парнями найдем способ, чтобы следить за расследованием, когда его передадут другой команде. Будет трудно, но я знаю, что если дело возьмет Юн, то преступник так и останется на свободе. Мы не можем этого допустить, верно? Мы должны уничтожить всех крыс.
— Я, — Марк ненадолго завис, в груди поселилось тупое облегчение. — Конечно, я буду помогать.
Джэхён улыбнулся. Они еще немного помолчали, глядя, как мясо подпрыгивает на раскаленной решетке.
— Мне нравится, когда оно хрустит, — инспектор Чон кивнул подбородком на гриль.
— Мне тоже. Иногда Донхёк с утра готовил яичницу с беконом. Он всегда жарил бекон так, чтобы тот хрустел.
Джэхён на это молча кивнул. Солнце золотило его русые волосы. На лице поселилось умиротворение, будто что-то мучавшее его, наконец, отступило. Возможно, он просто смирился с потерей дела и отринул лихорадочные попытки сохранить контроль.
Первые кусочки были готовы, и Джэхён начал раскладывать их по тарелкам. Завороженный этим действием агент подумал, что ему стоит довериться Джэхёну в этот раз. Он не будет ничего продумывать, он будет говорить с Донхёком от души, как и должны разговаривать брат с братом.
— Ты прочитал то письмо? — неожиданно спросил инспектор. Марк даже не сразу сообразил, о чем идет речь.
— Еще нет.
Джэхён ничего не ответил. Он закончил с порцией и стал выкладывать свежие куски мяса.