История одержимости

      Почему-то первым, на что обратил внимание Марк, когда вошел, было отсутствие ручки с обратной стороны двери. Словно в это теплое место можно было легко попасть, но нельзя было выйти. Поверхность была абсолютно ровная, если не считать окошка.        Дальше он нашел глазами красную линию, разделяющую белый пол комнаты, за линией он наткнулся на светлые мокасины, закатанные края форменных брюк с растянутыми коленями, крупные бедра, тонкую талию, широкую грудь, обтянутую белой футболкой, загорелую шею, и —         — Минхён, — знакомый мягкий голос остановил его прежде, чем Марк взглянул брату в лицо.        Мокасины сделали два шага вперед, оказавшись вплотную к красной полосе. Марк стоял у самой двери и подходить ближе не собирался. Он внутренне напрягся и даже не мог выдохнуть, легкие словно окаменели. Марк представил себя склонившей голову скульптурой, высеченной из цельного куска мрамора: его пальцы холодны, глаза недвижимы. Он продолжал молчать. В палате было тихо, только дыхание Донхёка тяжелыми вдохами врывалось в легкие. Звучало так, будто он вот-вот расплачется. Минхён никогда не видел, как брат плакал. Эта мысль вдруг уколола его, и от места укола по телу разлились волны слабости. Марк задрожал.        — Я так скучал по тебе, — гнусаво пролепетал Донхёк и шмыгнул носом, Марк испуганно поднял взгляд, ожидая наткнуться на покрасневшую кожу и капельки влаги на щеках, но лицо Донхёка было спокойно. Он мягко улыбался, темные глаза сияли, ни следа слез.       Марк даже не смог разозлиться. Слабость не покидала его. Казалось, он вдруг подхватил тропическую лихорадку. Во рту пересохло, ладони вспотели. Мужчина старательно пытался отбросить физиологические неудобства и сосредоточиться на лице перед собой.        С того момента, как они расстались, старший Ли почти не изменился, только волосы стали длиннее и сам он стал крупнее. Марк запросто мог бы поверить, что ему по-прежнему семнадцать, он студент старших классов с ветром в голове. Очаровательный подросток, который одной кривой улыбкой сражает наповал. Время не коснулось его, словно Ли Донхёк — насекомое, запертое в янтаре. Драгоценность, маленькое сокровище. Это было пугающее открытие.        — Ты так вырос, — Донхёк склонил голову набок, впившись глазами в бледное лицо брата. — Мама рассказывала, что ты уехал в США, но она никогда не рассказывал мне, как ты выглядишь. Я постоянно ее об этом спрашивал. Она только отмахивалась.       Марк сглотнул. Жар не спадал. Мужчина со скрипом заставил себя думать. Перед ним стоял нарцисс. Если бы он вел допрос для ФБР, как бы он поступил?        Есть несколько способов вывести нарцисса из себя: начать умалять его значимость — хорошо работает с нарциссами с невысоким интеллектом; или втереться к нему в доверие, заставить его похвастаться своими достижениями, когда он найдет в вас сторонника и соратника, — неплохо работает почти во всех случаях, но не сработает с Донхёком; дать нарциссу власть, дать ему возможность подняться в ваших глазах еще выше — нарциссы любят покровительствовать. Особенно, если они обременены комплексом старшего брата.        Донхёк быстро догадается, если Марк решит следовать последнему пути слишком топорно. Джонни говорил, что обхитрить умного нарцисса очень сложно и очень просто одновременно. Они всегда будут подозревать ложь и всегда будут верить, что их невозможно обмануть.        Позволь ему обойти пару уловок, — вдруг прозвучало в голове, — позволь ему понять, какой способ ты выбрал.        Марк испуганно уставился на Донхёка, но тот лишь молча наблюдал за братом.       — Зачем ты хотел знать, как я выгляжу?         — Хотел представить тебя. Я так скучал, мне хотелось с тобой поговорить. Я воображал тебя здесь, рядом, но будто без лица и без голоса. Большого и маленького. Мне становилось легче, — старший Ли широко улыбнулся.        Они немного помолчали.        — Доволен увиденным?        — Ты очень красивый. Черный тебе идет, — Марк вздрогнул. Голос Донхёка прозвучал растерянно, словно он был далеко отсюда. — Жаль, что я не видел, как ты взрослеешь. Хотел бы познакомиться с тобой, когда ты был подростком. Наверное, ты много ругался с родителями.        — Мы мало общались, — неохотно поделился агент.        — Перестал ходить с мамой в церковь?        — Сразу после того, как тебя арестовали. Мама много молилась, а я — нет.       — Я рад, что ты приехал, — перебил его Донхёк. Он легко улыбался и щурился. Пальцы у него нервно подергивались.        — Если ты поможешь мне с делом, то встречаться мы будем чаще, — агент надеялся, что он звучит равнодушно. Вышло топорно, криво. Шантаж — худшее, что можно было выбрать. — Я не смогу справиться сам.       «Не сработает», — тут же подумал Марк и еще раз проклял Джэхёна.        Лицо Донхёка изменилось: оно заострилось, на губах появилась странная улыбка, смысл которой мог разгадать только кто-то такой же сумасшедший. Он стал похож на охотничьего пса, учуявшего дичь. Казалось, вот-вот сорвется с места и набросится на Марка, разом перекусив ему шею. Агент Ли вдруг понял, что ему ужасно страшно. Пот мелкими бисеринками спускался по шее за ворот рубашки. Он видел Донхёка, и тот был из плоти и крови, как прочие люди, но нечто в его ауре давило на агента. Что-то особенное, какая-то чудаковатость с отрицательным индексом. Возможно, дело было во всех этих годах, проведенных в изоляции, но Донхёк будто одичал. Настоящий лис с безумным бегающим взглядом.       Ты можешь убить его, — ласково шепнул голос в голове. Марк облегченно кивнул. Его брат был простым смертным, а не эфемерным ночным кошмаром. Он умрет если его застрелить, задушить или ударить ножом. — Умрет.       — О каком деле речь?        — Ты уже обсуждал его с инспектором Чоном, — Марк сделал пару шагов вперед, и Донхёк жадно раскрыл глаза. — Три убийства в Мапо: зарезанные девушки, тела которых нашли у заброшенной стройки. Пару дней назад мы обнаружили другое тело, и еще одна женщина пропала. Ее тело до сих пор не найдено.        — И давно ее похитили?        — Около трех месяцев назад.       — Почему же ее еще не нашли? — удивленно воскликнул Донхёк, будто ему действительно есть дело до Пак Джимин.        — Ее не считали пропавшей. Полноценные поиски начались только вчера.       — О, у вас должны быть для этого веские основания. Но, как я и говорил инспектору и его помощнику, я не могу ничем тут помочь. Я ничего не знаю об этом деле.        — Но ты указал на тело. Та девушка — она погибла в результате несчастного случая. Откуда ты о ней узнал?        — Я ее нашел, — улыбнулся Донхёк. — Мне было любопытно, что будет с ней дальше, поэтому я ее утащил и спрятал. Иногда заглядывал к ней. Но раз уж я не мог помочь инспектору, то решил, что помогу хотя бы какому-нибудь бедолаге-детективу, для которого эта девушка — висяк.        — Благородно, — ухмыльнулся Марк. — И больше ничего?       Донхёк пожал плечами. Он, не моргая, рассматривал агента. Под этим взглядом становилось неуютно.        — Я не знаю, как мне справиться с этим делом, — Марк опустил глаза. Снова получилось слишком грубо. Донхёк не купится. — Мне нужна твоя помощь.       — Ты всегда был умным ребенком. Я удивлялся тому, какой ты потрясающий, Минхён. Нет ничего, что ты бы не сумел сделать сам. Ты столького добился, пока я был здесь. Поразительно. Я хотел бы послушать обо всем, что с тобой произошло за это время, — на последнем предложении голос его сорвался и подскочил. Марк вдруг подумал, что Донхёк тоже волнуется. Напряжение, исходившее от него, превратилось в липкую удушающую массу. Он глубоко вдохнул.       — И это все? Все, что ты можешь мне сказать, после того, что мы пережили? После всех этих лет? Ты не поможешь мне?       Донхёк нервно облизнул губы и поджал их. Грудь у него тяжело вздымалась. Он прожигал Марка обреченным взглядом. Агент обиженно кивнул, развернулся и на негнущихся ногах двинулся к двери. Сердце у него колотилось. Донхёк должен был дать ему хоть что-то. Их последняя зацепка могла исчезнуть прямо сейчас. Ли нажал на специальную кнопку, чтобы санитар открыл ему дверь. Донхёк продолжал молчать. Он не издавал ни шороха. Марк обернулся к брату, чтобы попрощаться, но слова так и застряли у него в горле. Лицо Донхёка вдруг обратилось в концентрированную скорбь, словно он никогда не переживал потери страшнее, чем переживает сейчас. Марку стало стыдно и страшно, он почувствовал жалость к этому сгорбленному мужчине с мальчишеским лицом и едва подавил порыв позвать его по имени, сказать, что еще обязательно вернется.        Ты вернешься, — прошелестел голос, — но не для утешения.       Конечно же. План сложился сам собой. Донхёк ему еще не доверяет. Марк заставит его поверить, заставит его вспомнить, что значит быть хорошим старшим братом.        Дверь скрипнула и приоткрылась. Марк вышел из светлой палаты в темный коридор. Пот на спине остыл, и рубашка противно прилипла к телу. Страх сменился тяжестью. Глубоко в душе Марк надеялся, что ему удастся решить проблему с Донхёком за одну встречу. Надеялся, что тот еще не растерял свою одержимость младшим братом, но, похоже, что долгая разлука немного остудила пыл чувств или сделала с ними что-то иное. Что-то странное. Вывернула их так, что Ли не смог подобрать описание произошедшему.       Санитар проводил агента к выходу, где ждали Квок Кёнмин и Чон Джэхён. Они о чем-то увлеченно спорили.       — Ну как прошло? — спросил инспектор так, словно он не был виноват в том, что его коллега едва не вывернулся органами наружу от ужаса, оказавшись в пасти лисицы. Марка переклинило. Он почувствовал такую вспышку ярости, что не смог держать себя в руках. Неожиданно для всех он замахнулся и ударил Джэхёна в лицо. Мужчина отшатнулся, хватаясь за нос. Он не издал ни стона, но Марк вполне был доволен глухим звуком удара.        — Прошло отлично, Джэхён-хён, — выплюнул он, пока инспектор тряс головой, пытаясь прийти в себя. Марк не разбил ему нос, но слегка содрал кожу. Костяшки неприятно защипало, Ли тряхнул ладонью и обратился к Квоку: — Я зайду еще раз через пару дней.       Квок вдруг широко улыбнулся, снова превратившись в того приятного мужчину, которого Марк встретил в первый день их знакомства.       — Интересный вы все-таки народ, — он весело взглянул на Джэхёна, а затем перевел взгляд обратно на Ли. — Конечно, заходите. Я удивлюсь, если на сегодняшнем групповом занятии Донхёк будет говорить о ком-то, кроме вас.        — Он посещает групповую терапию?        — Конечно. Но записи я выдам только с официальной бумагой, — доктор погрозил пальцем. — Мы уже обсудили это с инспектором Чоном.        — Жаль, — отозвался Марк и почувствовал, как лицо его против воли раздосадованно кривится. — Я бы хотел понять, какой он теперь.        После этого некрасивого скандала доктор Квок на каждый чих будет требовать предписание. Недальновидность Джэхёна вдруг показалась ему какой-то ущербной. Врач странно вздохнул, хлопнул Марка по плечу, скомкано попрощался и скрылся за дверями лечебницы. Во дворе больше не было пациентов. Посреди свежестриженного газона остались только Марк, Джэхён и тот странный вечно озирающийся санитар.        — Ну что, едем в участок? — спросил инспектор, проморгавшись. Переносица у него наливалась краснотой. Марк кивнул.        В машине они молчали. Джэхён ждал, пока Марк остынет, Марк ждал, пока они доберутся до какого-нибудь помещения, где он сможет умыть лицо, унять дрожь и рассказать об этой встрече всем сразу, чтобы не повторять историю сотню раз.       Тишина убаюкивала, но Ли изо всех сил старался держать глаза открытыми. Он думал о том, что увидел в палате: это была небольшая комната с кроватью в правом углу, крохотным оконцем под потолком и даже рабочим столом. Было заметно, что у Донхёка в больнице имеются привилегии. За ним хорошо ухаживали, руки и волосы мужчины были чистые, ногти ровно подстрижены. Он выглядел опрятно, пусть форма и была поношенной. На стенах не было никаких рисунков, но у левой стены комнаты стоял небольшой шкаф с книгами.        Голос Донхёка немного огрубел, взгляд стал тяжелее. У Марка по спине пробежали мурашки. Раньше, когда брат злился, все в нем будто набухало, ширило его от стены до стены, он становился похож на каменного идола, грозно возвышающегося над маленьким Минхёном. Теперь Донхёку даже не надо было злиться. С улыбкой на лице он продолжал выглядеть, как существо совершенно иного толка.        Но все же это существо никак не могло отделаться от своей привязанности. Он обманул брата, чтобы взглянуть на его лицо. До последнего стоял рядом, разглядывая, впитывая, пока не понял, что душевного воссоединения не будет. И это действительно расстроило Донхёка — осознание, что младший брат, может быть, и не скучал вовсе.        Жалость где-то внутри свернулась крепким узлом. Марк хотел задушить ее насовсем и навсегда. Донхёк был недостоин жалости. Каждый его жест, многократно усиленный восприятием агента Ли из-за испытанного страха, теперь подлежал подробному анализу. Все — от походки до едва уловимых изменений голоса в их скупом диалоге — казалось Марку важным. Он мысленно составлял отчет об увиденном, и увиденное теряло силу, как только обращалось в уродливые официозные предложения. Довлеющая аура? В мире бюрократии такого не бывает. Заключенный жив, здоров, имеет склонность к манипуляциям.        Марк выдохнул. Джэхён покосился на него, видимо, теряясь в догадках о поведении агента. Время близилось к обеду. На дорогах вдруг образовались пробки. Молчание в машине становилось тягостным, по крайней мере, для одного из них. Инспектор нервно ерзал на сидении. Он был в раздрае. За несколько дней, которые они проработали вместе, Марк его таким не видел. Ночью произошло что-то, что заставило Джэхёна торопиться. Он изменил себе, потерял уверенность. Зато теперь он гораздо больше был похож на человека, который притворится раненым и покалеченным, чтобы заманить жертву в удобное для себя место. И это тоже показалось Марку жалким, словно он наконец-то увидел, что значит пойти на все ради раскрытия дела.        С одной стороны, он мог это понять. С другой — он готов был возненавидеть Джэхёна, которого еще несколько часов назад превозносил до уровня Джонни. Все познается в сравнении. Марк задумался о том, мог бы он и сам так поступить? Мог бы он ради расследования заставить коллегу пережить нечто ужасное? От этой мысли агент пришел в раздражение и выпалил:       — Для чего нужна эта спешка? Ты поставил расследование под удар. Улики могут не принять из-за конфликта интересов. И это не говоря уж о том, что ты настроил против себя доктора Квока.        Джэхён вздохнул, будто с облегчением, несмотря на неприятные новости. Он прочистил горло.       — Вчера вечером мне позвонил знакомый из комиссариата. Он кое-что услышал, неофициально. Дело у нас в ближайшее время заберут. Суперинтендант Юн оказался не слишком рад тому, что расследование стало продвигаться. Он пошел сразу к главному комиссару с заявлением об выдуманном оскорблении. У нас есть неделя или две, пока отдел внутренних расследований разберется в ситуации. Меня могут отстранить. Я уверен, что Юн сделает все, чтобы это произошло, — голос инспектора стал ровным и мягким, будто он подавил нервозность одной только силой воли. — Поэтому я решил рискнуть. Либо все развалится, либо выгорит.        Марк недовольно поморщился. Политика в расследовании была одним из худших его кошмаров. Он невольно вспомнил напряжение, которое сочилось в разговоре суперинтенданта и инспектора, и признал, что уже тогда расследование оказалось в опасности. Намерения Юна были очевидны.        — Но чем ты ему так насолил? — Марк вопросительно взглянул на сосредоточенного Джэхёна. Тот вдруг ухмыльнулся, царапина на лице скривилась, приобретя какой-то фантасмагорический вид. Джэхён стал похож на обаятельного бандита.       — Не у тебя одного есть знаменитые родственники, — он немного помолчал, пытаясь не врезаться в машину впереди. — Мой отец — главный комиссар Чон. Суперинтендант — его правая рука. Он боится, что, если меня повысят, я могу рассказать всем о неприглядной стороне главного комиссара и его приспешников. Если я не раскрою это дело, меня понизят в должности. Если раскрою, у них не останется выбора. Все будут на моей стороне, когда я буду просить повышения.       Марк шокировано развернулся к нему всем телом: с ним рядом сидел сын главы корейской полиции.        — Так вот почему он говорил о слишком быстром продвижении.        — Он дал мне в подчинение неопытных детективов, как только я стал инспектором. Я и сам не понимал, что мне делать, и тем более не знал, как управлять этими людьми. Тэиль сильно помог. Он сам вызвался перевестись к нам в отдел. Суперинтендант Юн хотел, чтобы мы выдавали отвратительную статистику, а потом появилось это дело — такая отличная возможность опозорить нас на всю страну.        — Что твой отец об этом думает?       — Для меня не имеет никакого значения, что он думает и что он делает. Я не пользуюсь его помощью. Мы давно в ссоре, и мне нужно совсем немного времени, чтобы добраться до него.       — Что? — удивленный Марк слегка остыл.       — Я заставлю уйти в отставку его и всех его прихвостней, в том числе и Юна. Они крепко держатся за свои теплые места, они зажирели, стали неповоротливы, — Чон зло дернул головой. —  Поэтому, когда я уехал из дома, чтобы начать учебу, я предупредил отца, что мне не нужна его помощь. Я хотел, чтобы он даже имя мое забыл, забыл, как я выгляжу.        Марк весело ухмыльнулся. Чон Джэхён боролся на двух фронтах сразу и потерял контроль. В этом не было ничего удивительного. Сам Марк такое провернуть бы не сумел. В нем не было этой жилки интригана. Возможно, поэтому ему было тяжело представить, как нужно общаться с Донхёком.       — Что не так с твоим отцом? — спросил Ли, когда они уже подъезжали к участку. — Он так плох на своей должности?       — Он и инспектор Юн курировали дело твоего брата. Думаешь, справедливо, что вместо тюрьмы он оказался в больнице? Все это благодаря моему отцу, который не хотел опозориться. Десяток девушек исчез, а у полиции даже подозреваемого не было. Они хотели замять дело, которое не смогли закрыть по всем правилам. Просто повесили на него все исчезновения, а потом спихнули его в больницу, откуда без заключения врача о том, что пациент здоров, выйти невозможно. План был в том, что Донхёк никогда не получит это заключение. На решение врача невозможно подать апелляцию, в отличие от решения суда по УДО. — Джэхён язвительно улыбнулся. — План — полное дерьмо, но он сработал. А теперь комиссар только и делает, что закрывает на все глаза. На улицах новый серийник, а дело передают самой неопытной команде, которую только можно было собрать. И зачем? Чтобы просто выдавить меня. Пора это прекращать.       Марк ошарашенно вздохнул. Он не помнил, кто был обвинителем на деле Донхёка. Даже имени судьи не помнил, но новость, что в необычайно мягком приговоре виноват нынешний глава комиссариата, пригвоздила Марка к креслу. Он замер, обдумывая, насколько глубоко прогнила корейская полиция. Ли был согласен с тем, что это пора было прекращать. Но ему никак не давало покоя, что Донхёк даже не думал о попытках обжаловать приговор. Он просто смирился со своей участью. От мысли о причинах этого у агента начиналась паника.