История одержимости

      Марк резко проснулся. Яркий свет ударил прямо в лицо. Боль вспыхнула за левым глазом и расползлась по виску. В голове застучало, а по затылку побежали мурашки.       «Ну здравствуй», — думает Марк, приветствуя очередную пытку мигренью.       В квартире пахнет вспотевшей горячей кожей, мокрой тканью и старым кофе. Он уснул на диване прямо в одежде. Мужчина с тяжёлым вздохом поднялся, снял армейские ботинки и поморщился от затхлого запаха пота. Когда он последний раз переодевался?       Два шага в сторону кухни, две таблетки аспирина и два стакана воды, почти целиком оказавшиеся на чёрной рубашке из-за двух трясущихся рук, и Марк может функционировать если не на полную мощность, то хотя бы в пределах, установленных социальными нормами. То есть сходить в душ, сменить пропахшие потом рубашку и брюки на чистую футболку и спортивные штаны, приготовить кофе, принять френалон и попытаться съесть хотя бы половину тоста с черничным джемом.       В дневном свете его квартирка выглядела убого: полупустая, со странными пятном на стене и кухонным островком странного цвета. Старая студия, больше похожая на чулан под лестницей, давно служит только как ночлежка, чтобы люди на улице перестали принимать Марка за бомжа. Иногда он не бывает дома неделями, ночуя в офисе или в убогих мотелях, которые для их команды снимает ФБР. И даже эти мотели лучше, чем его квартира с дохлой кофемашиной. В этом месте пахнет одиночеством и болезнью.       Марк поморщился и вернулся на диван, пытаясь найти в складках смятого одеяла свой телефон. Разбитые часы на стене показывали шесть, и Марк надеялся, что это один из двух случаев, когда они показывают правильное время.       Мобильный оказался на полу. Марк медленно сполз к нему, бессмысленным взглядом утыкаясь в экран и также бессмысленно набирая номер своего начальника Джонни.       — Дружище, какого черта? Тебе чего не спится?       — Прости. Подумал, может, у нас есть какое-нибудь дело.       — Марк, это официальный выходной, — раздалось после тяжелого вздоха, — и если бы у меня что-то было, я бы обязательно тебе позвонил.       — Правда?       — Конечно. Ты же знаешь, — Джонни умолк на пару секунд. Зашуршала ткань. Похоже, босс выбирался из-под спеленавшего его одеяла. — Что-то случилось? Снова кошмар?       — Нет. Просто воспоминание.       — Знаком я с твоим воспоминаниями. Если еще не забыл, то ты чуть не задушил меня во время такой ностальгической ночевки.       — Я не забыл, — Марк умолк. Был день рождения Донхёка (ноль шестое, ноль шестое), и мать прислала Марку укоризненное сообщение. Она любила своего приемного сына даже после всего случившегося. Родного же это сообщение выбило из колеи. Пара бессонных ночей и неожиданный стресс вылились в приступ лунатизма, от которого пострадал Джонни, спящий с Марком в одном номере мотеля. — Прости.       — Ты уже извинился за тот раз. И если ты не заметил, то тебя до сих пор не уволили. Хотя я прекрасно знаю, что твой завтрак состоит из стакана воды и горсти таблеток. — Джонни замолчал, будто что-то обдумывая. — Ни о чем не волнуйся. Я всегда буду рядом, чтобы дать тебе работу или выпнуть с нее.       — Хорошо, спасибо, босс. Я не подведу, — облегченно рассмеялся мужчина.       — Да знаю я. А теперь дай мне досмотреть мой прекрасный сон, Марк Ли.       — И что тебе снилось? — с придыханием спросил мужчина, чувствуя, что где-то рядом прячется повод для подколок.       — Пенсия! — рявкнул Джонни и сбросил звонок.       Марк засмеялся еще громче. Джонни едва было за тридцать, но он с таким упорством мечтал о пенсии, что никто из команды не удивился бы, явись он однажды в Бюро поседевшим за одну ночь.       Спать больше не хотелось. Самочувствие подозрительно быстро улучшалось. Обычно кошмары-воспоминания надолго выводили агента из строя. Привести в себя его могли только интересные дела. Но еще никогда ему не снился тот день, когда Донхёк приклеил звезды на потолок его спальни, улыбнулся так, будто собирается сломать жизнь всей семьи, рассказал ему сказку, а затем — о боже, неужели — действительно сломал их жизни.       Предстоял долгий выходной, и агент не имел ни малейшего понятия о том, как можно его провести. Все знания о возможных развлечениях остались далеко в Корее. И дело было не в пространстве, отделяющем Вашингтон от Сеула, а во времени, отделяющем Марка Ли от Ли Минхёна. Поэтому мужчина поднялся с пола и отправился в крохотную ванную, чтобы запустить стиральную машинку, занимающую почти все пространство, — стоило постирать хотя бы то, в чем он уснул.       Вот только грязной одежды набралось на четыре захода, и Марк в очередной раз попытался вспомнить, когда он последний раз был дома. Казалось, что бесконечно тянущаяся вереница дел не выпускала его из Куантико месяцами, подбрасывая новое дело в день закрытия предыдущего. Вся команда работала на пределе сил. Ранняя весна всегда была временем особенной активности преступников, но в этом году они превзошли самих себя. Поведенческий отдел мотался по штатам с энтузиазмом заядлого путешественника, узнавшего, что у него рак. В солнечных лучах сегодняшнего утра этот трип казался не более чем кошмаром его больного воображения, в котором царили преступники.       Черное отдельно, светлое отдельно, цветное отдельно, — прозвучало в голове хорошо знакомым бархатным голосом. Марк вздрогнул, застыв с рубашкой в руках. В барабане валялись белая майка, черные джинсы, черные брюки и серые носки.       — Да когда ты уже оставишь меня в покое, — прошипел Марк, с яростью засовывая в барабан черную рубашку и синюю футболку.       Риторический вопрос Минхён-а не требует ответа, потому что задающий вопрос этот ответ уже знает, — рассмеялся голос.       Марк застонал, утыкаясь лбом в холодную пластмассу. Точно. Теперь он вспомнил, почему так загонял себя на работе. Стоило лишь ненадолго отвлечься, как голос возвращался. Раз за разом. Снова и снова. Прорывался в стройный распорядок дня, налаженную схему жизни. Портил вечера, уничтожал утро, смывал в унитаз каждый день.       Но сегодня — это было слишком. Не прошло и часа с момента его пробуждения, а голос уже вел с ним спокойный задушевный диалог. Похоже, придется попросить старых друзей достать пару упаковок чего-нибудь пожестче, иначе на работе заметят, как он ругается сам с собой, и тогда его точно попрут в бессрочный отпуск. Угроза увольнения и без того висела над Марком дамокловым мечом с момента поступления в Куантико. По-хорошему — Марка вообще не стоило принимать на работу.       Мужчина загрузил оставшиеся вещи в машинку, насыпал старый, свалявшийся комьями порошок, слегка отдающий плесенью, и запустил ее. Грохот и гудение наполнили квартиру. Так гораздо лучше, чем сидеть в тишине.       Мужчина набрал ведро теплой воды, щедро насыпал туда остатки порошка и принялся драить полы, ползая на коленях, постоянно откидывая мешающиеся пряди со лба. Потратив почти полтора часа на бездумное протирание старого паркета, Марк переоделся в спортивную одежду и вышел на пробежку. Физические действия приносили успокоение постоянно работающему мозгу.       Марк вернулся домой около восьми утра. Он заскочил в магазин на первом этаже дома, купил упаковку яиц, перекинулся со стариком, стоящим за прилавком, парой слов о правильном распределении времени и поднялся в квартиру. Насыпав миску хлопьев и залив их молоком, мужчина отправился в ванную. Марк уселся перед машинкой, успокоенный ее тарахтением и гипнотическими движениями. Голова отключилась. Звон ложки о керамическую тарелку, гул оборотов барабана, гудение мотора в пластмассовом корпусе. Марк помнил, как эти звуки разносились в их просторном доме тем самым утром, когда он проснулся со слабостью во всем теле, ужасными синяками на предплечьях и бесконечным головокружением. Он сидел перед стиральной машинкой, опустошенно вслушиваясь в ее дребезжание и упираясь невидящим взглядом в стекло барабана. Хён принес ему тарелку хлопьев и опустился рядом. Минхёна ничего не волновало. Он чувствовал себя так, будто во сне его переехал танк. Донхёк обеспокоенно вглядывался в бледное лицо, пытаясь разговорить брата. Но Марк помнил, что то утро ощущалось как разрушенный мир, декорированный цветами и шумами.       — Минхён-и, дай проверю температуру, — сказал тогда старший брат и коснулся губами его лба. — Все в порядке. Но давай посидим сегодня дома.       — Хорошо, — слабо откликнулся мальчик, переводя взгляд с крутящихся вещей на аккуратное лицо хёна. Стена за его спиной оказалась непривычно белой. Такой белой, что у Минхёна заболели глаза. — Хён, а куда делось зеркало?       — Зеркало? — Донхёк обернулся, проследив за взглядом брата. Он закатал длинный рукав своей кофты. Сильное предплечье оказалось охвачено бинтами. — Я случайно разбил его утром и порезался, представляешь?       — Ты должен быть осторожен, — Минхён опустил лицо и тронул кончиком носа раны в нежной имитации поцелуя.       — Буду, — брат поймал взгляд Минхёна, положил теплую ладонь ему на щеку, и мальчик почувствовал, как кровь хлынула к тому месту, где хён касался его. — Ты очень бледный. Может, тебе приснилось что-то плохое?       — Нет. Я хорошо спал.       — Окей. Пойду приготовлю что-нибудь на обед. Долго не сиди здесь — кафель холодный. Если станет хуже — зови.       Он поднялся и, пряча глаза, вышел из ванной. Минхён проследил за медленно закрывающейся дверью, отрезающей прошлое от настоящего, и вернул взгляд к стеклу барабана. Марк отражался на его гладкой поверхности бледным пятном детского лица с чернеющими от синяков руками. В тот день стекло стиральной машинки оказалось единственной мало-мальски зеркальной поверхностью в доме, доказывающей, что события прошлой ночи, возвращающиеся к нему обрывками кошмара, были правдой.       Машинка задорно пиликнула, оповещая, что вещи постираны и пора бы их достать. Марк неуклюже встал, отнес тарелку на кухню и вернулся за одеждой.       Тебе же говорили, — со слабым вздохом откликнулся голос, когда Марк достал светло-голубую майку, а не белую, какой она была до стирки: синяя футболка вылиняла и окрасила всю одежду в голубой цвет. Мужчина чертыхнулся. Он отбросил майку в сторону и не мигая, уставился на мокрые вещи. Главное, что черная одежда не пострадала, а остальное не имеет значения.       Черное тебе очень идет.       Марк судорожно вдохнул. Резкими движениями он выгреб все вещи из барабана и скинул их на пол. Почти все вещи были черными. Он выбросит их. Все до единой. Каждую черную вещь в своем гардеробе он выбросит.       Незапланированный поход по магазинам закончился тремя парами свободных светло-голубых джинсов, десяткой белых футболок, тройкой темно-серых брюк и безумной кучей разноцветных носков с психоделическими принтами. Марк не знал, что за помутнение нашло на него в тот момент, когда он решил, что покупка носков с ананасами будет хорошей идеей, но относился к произошедшему по-философски спокойно — что произошло, то произошло. Носки с ананасами, значит, носки с ананасами. Чуть менее спокойно Марк воспринимал потраченное время. Спонтанный шопинг занял почти весь день, и домой мужчина возвращался, прикрываясь рукой от закатного солнца, бьющего прямо в лицо.       Марк загрузил новые вещи для стирки. Едва набравшись сил, чтобы сменить постельное белье, под равномерное гудение машинки, Марк откопал из-под груды бумаг свой ноутбук и надолго завис, выбирая подходящий фильм. Гугл выдал внушительный список романтических комедий, среди которых не нашлось ни одной, которая смогла бы зацепить Марка.       Неожиданное сообщение отвлекло его.       Джонни: Не открывай письмо. Я еду.        На верхней панели, сразу под сообщением агента Со, сияло уведомление электронной почты. Хангыль в теме письма врезался глубоко в глаза. Марк чувствовал, как ожоги от него остаются прямо на мозге. Он не мог сосредоточиться на том, что написано, теряясь в знакомых буквах. Он выключил экран и отложил телефон, беспокойно хватая ртом воздух. Очередного приступа гипервентиляции не хватало. Марк попытался успокоиться и сконцентрироваться на дыхании, но воздух с боем пробивался в легкие и легко выскальзывал оттуда все чаще и чаще. Голова закружилась. Картинка поплыла перед взглядом. Хрип за хрипом вырывались из горла. Мужчина хватался за шею, шарил руками по столу, пытаясь найти хоть какой-нибудь пакет, чтобы восстановить дыхание, но непослушные пальцы крючились, дергались, дрожали, жили отдельно от хозяина.       Дыши со мной, Минхён-а. Вдох-Выдох. Вдох-выдох. Вдох. Выдох, — растекся в голове знакомый бархат. Марк вздрогнул, неосознанно следуя за голосом, подстраиваясь под ритм. — Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Я никогда тебя не оставлю, ты же знаешь, — мурлыкнул Донхёк.       Выдох.       — Да, в этом-то и проблема, — вслух ответил агент.       Окончательно успокоившись, Марк снова потянулся к телефону. Конечно же, он открыл письмо. Отправителем значился инспектор Специального следственного отдела полиции Сеула Чон Джэхён. Ли знал, что подобные отделы формируются в Корее для расследования сложных и резонансных преступлений. Одна такая следственная группа занималась делом его брата. Возможно, этот самый Чон Джэхён даже работал в полиции патрульным, когда о деле Донхёка впервые заговорили. Возможно, даже как-то поучаствовал в этом деле. А теперь дослужился до инспектора. Но дальше Марк читать не стал. Мурашки бежали по спине при одной мысли об этом письме. Что бы не требовалось этому Джэхёну, мужчина не собирался возвращаться в Корею. Он покинул родину, чтобы начать жизнь с чистого листа, избежать шепота за спиной, проклятий в глаза, тычков пальцами. Таков был план, и Марк этот план выполнял успешно. Минхён вряд ли бы смог пережить все произошедшее, а агент Ли — смог. И не хотел терять то, что заработал собственным упорством.       И страхом, — добавил вкрадчивый голос, — если бы ты не боялся меня так сильно, то ничего из этого всего не стало бы твоим.       — Конечно, нарциссичный ублюдок. Ты думаешь, что это все твоя заслуга. Еще бы, — буркнул Марк, наливая себе воду и вытряхивая несколько таблеток френалона на ладонь.       — С кем разговариваешь? — раздалось со спины.       Марк вздрогнул, выронил стакан из рук, и тот с надрывным звоном рассыпался осколками по паркету.       — Вот дерьмо, — зашипел мужчина, закидывая таблетки в рот и опускаясь, чтобы собрать то, что раньше было стаканом. — Зачем ты приехал? Объяснил бы все завтра на работе.       Джонни вздохнул и внимательно посмотрел на своего друга. Его красивое лицо вмиг стало выглядеть обреченным, словно он гонец, принесший плохие новости. Марку это лицо не нравилось. Он часто видел его, когда им с Джонни приходилось рассказывать родственникам жертв о том, что произошло с их любимыми. От такого лица тянуло могильным холодом, страхом, неопределенностью, бесполезностью.       — Я просил их не трогать тебя.       — Я знаю, — улыбнулся Марк. Он и правда знал: босс не позволил бы случиться тому, что могло бы наверняка навредить члену команды. А плохие воспоминания наносили стопроцентный урон. — Я не стал читать письмо. Чего они хотели?       — Хотели твоей консультации. Я им отказал. Сказал, что у нас и так дел полно, — Джонни пожевал нижнюю губу и как-то растерянно взглянул на воду у ног Марка.       — Почему они хотели именно моей консультации?       — Инспектор Чон читал статью о «Летнем убийце».       Агент Ли прекрасно помнил дело, сделавшее ему имя. Технически все началось ещё в университете. Марк снимал комнату в частном общежитии, где по вечерам около телевизора собиралась разношерстная компания из мексиканских стариков, заколотых тюремными татуировками, русских наркоманов и американских неформалов. Марк не знал, к какой группе себя относить, поэтому выделил индивидуальную компанию корейских сумасшедших и строго следовал заповедям этого микросоциума. Во-первых, был корейцем, во-вторых, сходил с ума. Время, проведенное в этом общежитии, он вспоминал с нехарактерной для себя теплотой, будто все года, окрашенные разноцветными огнями Чикаго, имели какую-то важность. Но это было не так. Кафедра криминалистики Иллинойского университета была лишь шагом на пути к Академии. Марк не помнил имен своих сокурсников, уже не помнил имен своих преподавателей, но в мозгу отчего-то прочно отпечатались отсветы чикагских уличных фонарей, желтых, как цветы подсолнуха, и языковой хаос, творившийся на первом этаже этого общежития.       Когда Марк освобождался от домашних заданий, он спускался к странноватой толпе молодых бездельников и пенсионеров, чтобы посмотреть вместе с ними новости. Парню казалось, что он куда лучше разберется с девиантной психологией, глядя на ее непосредственных представителей, а не сидя за учебниками в своей крохотной комнате с тонкими стенами. Эти люди могли даже молча сказать так много, что Марку оставалось лишь успевать обрабатывать информацию: значения тату, симптомы ломки, виды прихода, способ употребления наркотиков, их цвет, знаки движений, эмблемы, походка, прически, манера сидеть и держать себя с остальными, — для всего этого не нужны были слова — не разевай рот, и тогда точно поймешь, что справа от тебя вор, слева парень, пустивший по вене двадцать минут назад, а спереди — неонацист, слишком трусливый, чтобы нарываться на разборки с мексиканским сидельцем и рослым корейцем. Для Марка общежитие стало школой жизни. И только сейчас он осознавал, как много получил от этих незнакомых людей. Даже больше, чем от собственной семьи, которая не дала Минхёну ничего, кроме тревожных ночей, галлюцинаций и острого желания вылезти из собственной кожи, оказаться другим человеком в другом месте и в другом времени.       Эти люди дали ему большой старт в один из совместных вечеров, когда Марк вернулся с подработки и решил передохнуть перед телевизором. Ведущая новостей с трагическим лицом рассказывала об ужасном происшествии, случившимся с девушкой на озере Мичиган. Бедная будущая ученица выпускного класса отдыхала с подругами, а затем пропала. Ее тело нашли через два дня недалеко от места исчезновения. На фотографии задорно улыбалась рыжая девчонка с каре, яркими веснушками и розовым купальником. Диктор выразила соболезнования семье убитой и с улыбкой перешла к следующей новости об открытии детского аквапарка в центре.       Чешский доходяга, явно недавно принявший что-то крепче, чем простая травка, беспокойно завозился в соседнем кресле, а потом вдруг хриплым голосом выдал:       — Она умерла в прошлом году.       Марк не собирался обращать внимание на бубнеж парня, ловящего приход, но какая-то странная трезвая уверенность в его тоне заставила мужчину переспросить:       — Что значит «умерла в прошлом году»?       Наркоман поднял на него взгляд голубых водянистых глаз, подернутых дымкой бессознательности, и уверенно повторил:       — Я видел, что она умерла в прошлом году. На этом же озере. По телеку про это говорили.       Марк повернулся к экрану: новости подходили к концу. Ведущая широко улыбалась, прощаясь. Молодой человек скептически поморщился, бросил на нее последний взгляд и поспешил подняться в комнату.       Ли не любил возвращаться в темную комнату, поэтому, уходя, оставлял свет включенным. Так он мог быть уверен, что по теням этого крохотного пространства не прячутся монстры с обворожительными улыбками, как эта дикторша из телевизора. Ноутбук на столе призывно гудел. Страницы текстового редактора были заполнены черными буквами, похожими на маленьких жуков, — Марк писал эссе для поступления в Академию. Он вдруг понял, что слова того парня засели у него в голове, как крючок в морде рыбы.       — Просто проверю, — сказал он сам себе.       Конечно, Марк не собирался просматривать все выпуски новостей за прошлое лето. Ли был уверен, что кто-то должен был написать о погибшей девушке. Однако найти информацию оказалось не так-то просто. Подводные течения Мичигана убивали сотни людей каждый год: дети, взрослые, мужчины, женщины — кто угодно мог оказаться на дне. И отчего-то журналисты так и жаждали омрачить и без того трагическую новость, называя Мичиган убийцей, а несчастный случай — убийством. Марк потратил три часа, читая заметки об утонувших, рухнувших со скалы, поскользнувшихся на гальке, попавших под машину в окрестностях, упавших вместе с самолетом людях. Ни один из них не был убит в прямом смысле этого слова. Марк уже подумывал об идиотском плане с просмотром всех вечерних выпусков новостей, когда ему, наконец, попалось что-то стоящее.       Это было объявление, выложенное восьмого июля прошлого года. В окрестностях озера Мичиган пропала пятнадцатилетняя Грейс Чемберс. Марк удивленно выдохнул, глядя на фото девочки. Было понятно, почему тот парень их перепутал: с фотографии смотрела улыбчивая рыжая девушка в розовом купальнике и с яркими веснушками. Ли ввел имя Грейс отдельно в поисковике и убедился, что наркоман говорил именно о ней. Девушку нашли недалеко от места пропажи два дня спустя.       «Связаны ли они? Есть ли другие?» — спросил себя в тот момент Марк и, уже занеся пальцы над клавиатурой, решительно захлопнул ноутбук. Он не мог браться за поиск возможных жертв без должной подготовки. Его тянуло начать расследование на ровном месте. Но без знаний и доступа к информации Марк просто раздразнит свое любопытство и останется ни с чем. Он будет нестабилен. Нужно было подождать всего семнадцать недель, прежде чем Ли официально получит свой значок агента и будет иметь право копаться в этих делах.       Тогда Марк не знал, что придется ждать чуть дольше. Он добрался до этого дела лишь в конце первого года работы в ФБР. Джонни долго хвалил его за внимательность: сложно изобличить убийцу, убивающего лишь раз в год, да еще и на озере, где полно смертей. Марк так и не признался, что это не его заслуга, а заслуга чешского наркомана из частного общежития в Чикаго, которому просто очень нравилась ведущая вечерних новостей.       Но это дело действительно сделало ему имя. После поимки убийцы новый директор объявился в их отделе и долго разглагольствовал на тему верности службе. Потом под жидкие аплодисменты вручил Марку грамоту и ушел на очередное совещание по развалу ФБР. Единственной приятной вещью в тот день стал кусок пиццы с грибами, который Ли успел урвать прямо из-под носа их аналитика Энди.       Агент пару раз моргнул и встревоженно выдохнул. В груди нарастало странное давление.       — Они уверены, что у них серийник? Может быть, дела не связаны.       Со подошел к Марку, тревожно заглядывая ему в глаза, словно пытаясь угадать, что сделает его друг, если сказать ему правду: ударит его, выбросится в окно или перережет себе вены осколком стакана. Джонни тяжело вздохнул и начал:       — Как ты знаешь, с последнего появления серийного убийцы в Корее прошло пятнадцать лет. С тех пор на полуострове была тишь да гладь. Но где-то полгода назад стали пропадать девушки. Студентки. Спортсменки. Красивые. Стали пропадать в районе Мапо. Полиция нашла лишь три тела, но они подозревают, что жертв гораздо больше.       Ли кивнул, делая вид, что действительно понимает, что происходит. В голове шумело и истерично билось осознание, что прошлое наконец-то его догнало. Между ушами жужжало от напряжения. Тоненький писк паники грозил перерасти в абсолютный ужас.       — Дружище, они хорошие полицейские. Они проверили все возможные варианты, прежде чем, — Со неожиданно замолчал, вздыхая и упираясь взглядом в пол. — Прежде чем обратиться к нему.       Марк шумно выдохнул и заглянул Джонни прямо в глаза.       — Ли Донхёк рассказал им про серийного убийцу? Это — нелепо. Он просто хотел внимания. Хотел, чтобы полицейские приходили к нему на поклон. Он что-то потребовал у них?       — Попросил увеличить время прогулок, — Джонни покачал головой. — Взамен рассказал, где найти одно из тел.       — И они нашли?       — Да.       Джонни закусил нижнюю губу. Он не хотел говорить. Снова то обреченное лицо. Марк растерянно взглянул на босса, ожидая ответа и уже предчувствуя, что услышит совсем не то, что хочет.       — Чье это было тело? — Марк тряхнул головой. — Нет. Не так. Чья это была жертва?       — Судя по времени убийства, Ли Донхёка, но связать это тело с ним не удалось. Экспертиза показала, что девушка умерла в результате несчастного случая.       Марк присел на диван. Мысли судорожно метались по опустевшей голове. Пятнадцать лет тела жертв никто не мог найти. Никто не мог выпытать их местонахождения. Ли Донхёк имел полное право однажды подать на пересмотр дела, основанного на косвенных доказательствах. Но теперь он вдруг решил привлечь к себе внимание. Нехорошее внимание. Почему?       Все просто. Я соскучился.       — Он соскучился, — сокрушенно выдохнул Марк и забрался под одеяло.       Джонни подошел и опустился рядом, вылавливая руку друга и крепко сжимая ее.       — В любом случае, те парни просто хотели, чтобы ты еще раз взглянул на дело. Надеялись, что ты сможешь уловить что-то своим рентгеновским зрением и что им больше не придется обращаться к Ли Донхёку.       — Вряд ли я могу им помочь. Ты же знаешь, когда дело касается него, мой мозг просто отключается.       — Да я так им и сказал, — хохотнул Джонни. — Что ты можешь разделаться с любым серийным убийцей, кроме того парня, что уже почти пятнадцать лет сидит в психушке, убеждая всех, что он сумасшедший.       — Ага. Надеюсь, они справятся и без него, и без меня, — Марк слабо улыбнулся.       — Думаю, справятся. Этот Чон Джэхён показался мне сообразительным. Очень молод, а уже инспектор.       — Ты тоже очень молод и уже большая шишка.       — Да, прямо как и ты, — скользко улыбнулся Джонни, — какие мы молодцы.       Агент Со поднялся во весь свой немаленький рост и весело зыркнул на всклокоченного Марка.       — Ты только глянь на себя: выглядишь так, будто пару недель лакал водицу счастья с каждым встреченным в Вашингтоне бомжом.       — Значит, не так уж и много выпил. Обычно я не суюсь к бомжам.       Джонни фыркнул и засобирался на выход. Марк вдруг остро почувствовал, что не может сейчас остаться совсем один. Голос Ли Донхёка стал звучать в его голове все чаще и чаще, хотя Марк не слышал его имени уже давно. Что-то менялось. Медленно, незаметно, но упорно, словно тектонические плиты их разрушенных отношений неожиданно пришли в движение. Для чего? Почему сейчас? В эту минуту Марк не хотел оставаться один на один с братом, запертым в тысячах километров от него, потому что боялся понять причину этого фатального движения.       — Может, ты останешься, и мы вместе посмотрим «Гарри Поттера»? — без особой надежды спросил он. Джонни грустно улыбнулся, взлохматил волосы Марка и кивнул, сбрасывая пиджак.       Оставить Джонни на ночь не получилось.       — Я не собираюсь страдать от голода и кошмаров вместе с тобой. Увидимся завтра на работе, — сказал он и исчез быстрее, чем Марк смог его остановить.       Ночь принесла с собой облегчение, почувствовать которое мужчина не ожидал. Предчувствие будущей занятости отдавалось в груди радостным бурлением и успокаивало расшатавшиеся за день нервы. Поразительно, насколько влиятельным может быть наше прошлое, думал Марк.       Прошлое делает нас теми, кто мы есть. Ты знаешь это лучше всех, Минхён-а.       — Отвали, — вслух ответил мужчина. Этот голос делал его слабым, но избавиться от него Марк не мог. Впервые он услышал, как в голове разносятся бархатные нотки, принадлежащие Ли Донхёку, после его ареста, когда их семья была на грани распада. Когда Минхёну нужна была поддержка, которую он получить не мог. Подсознание скопировало образ старшего брата, мягко убеждающего судью в собственной неадекватности, и говорило его голосом вещи, которые Минхён слышать совсем не хотел. Ударь. Убей. Сделай побольнее. Соври. Спрячь. Не слушай. Навести меня.       Да. Прошлое.       Первый вопрос, с которого Марк всегда начинает расследование, — это «кто первая жертва?». Они с командой всегда ищут ответы у прошлого, чтобы изменить будущее. Спасти людей, еще не попавшихся на глаза преступнику; людей, которые еще не вышли из дома, которые еще, возможно, даже не проснулись; людей, которые еще не родились; людей, которые оставили ключи от машины дома и пошли пешком; людей, которые были слишком беспечны, помогая незнакомцам, и многих других людей. Все они живы благодаря болтливому прошлому. А Марк просто хороший слушатель.       Возможно, и с собственной жизнью стоило поступить так же. Препарировать ее как место преступления. Отделить прошлое от будущего. Найти первую жертву. Она всегда самая грязная. Охотнее всех остальных болтает с Марком. Но главное — она действительно должна быть первой. Самой-самой первой. Убийцы на сексуальной почве почти всегда начинают с изнасилований. Самой первой жертвой будет не та жертва, что погибла, а та, над которой надругались. Она может рассказать много. А может не рассказать ничего. Тогда Марк будет слушать других жертв, пока их вереница не станет дорогой из желтого кирпича.       Марк выдохнул. Он не был первой жертвой Ли Донхёка, но был последней. Последние жертвы говорят гораздо меньше, а иногда не говорят вовсе, потому что убийцы учатся. И это большая проблема. Чем дольше это будет тянуться, тем сложнее будет поймать убийцу. Полгода — это большой срок, решает Марк и пишет инспектору Чону письмо.       Марк столкнулся с Энди в лифте. Тот виртуозно удерживал в руках пять стаканчиков кофе в подставке, умудряясь что-то активно печатать на телефоне. Толпа неловко расступилась перед агентом, чтобы он мог протиснуться к другу.       — Привет! Это мне? — поздоровался мужчина, протягивая руку к ближайшему стаканчику.       — Нет, твой следующий, — буркнул Пак, не отрываясь от экрана.       Марк послушно вытащил следующий стаканчик и сделал глоток. Кофе обжег горло теплом, растекаясь по нервам. Можно было начинать жить.       Ночь без сновидений стала подарком, посланным с небес перед новым рабочим днем. А вот пустая банка ароматного напитка явно была в юрисдикции дьявола. Еле растолкавший себя агент с трудом добрался до офиса, зевая так широко, что за ушами трещало. Он немного взбодрился, завуалировано угрожая старому таксисту, который почему-то решил, что Ли нелегальный иммигрант, и половину дороги недовольно бурчал что-то про недобитков во Вьетнаме. В конце концов, Марк не выдержал и показал ему удостоверение агента, а потом оставшуюся половину дороги, распоясавшись, весело щебетал о том, какие санкции применяются к не самым дальновидным людям, оскорбляющим представителей власти в их же присутствии. Марк напрямую ничего не утверждал и по большей части фантазировал, но кислое выражение лица таксиста отметил как лучшее зрелище, увиденное за сегодняшний день. Но через десять минут оно сместилось на вторую позицию, уступив первое место сгорбленному нескладному силуэту Энди с пятью стаканами кофе.       — Что у тебя там такое интересное? — спросил Марк, заинтересованно вытягивая шею, пытаясь заглянуть в чужой телефон.       — Новое дело. Ты разве не видел? — растерянно спросил Энди, поднимая взгляд.       — Нет. Мне ничего не присылали. Может, Джонни просто забыл.       Лифт остановился, издав неприятное «дзынь», и открыл двери. Толпа хлынула наружу, растекаясь черно-белыми ручейками по кабинетам. Офис выглядел как обычно: много бежевого, много людей, много бумаг, много шума. Почему-то Марк ожидал увидеть что-то другое: паникующих агентов, потерянных стажеров, мрак и ужас. Но, похоже, мир действительно не рухнул от того, что поведенческий отдел денек отдохнул от убийц и насильников. Приятное открытие. Отпуск перестал казаться ненужной опцией для тех, у кого нет совести.       Марк и Энди прошли на свою половину этажа, ловко маневрируя между потоками служащих. Дверь в переговорную была призывно открыта — брифинг уже начался. Вся команда сидела за овальным столом, внимательно слушая босса, объясняющего обстоятельства нового дела. За его спиной маячили фотографии с желтыми полицейскими лентами на фоне и пластиковыми меткам для улик — их было до грустного мало.       — О, а вот и опоздавшие, — отвлекся Джонни. — Привет, Энди, благослови тебя господь за кофе. Марк, сон начинает входить у тебя в привычку. Будь осторожнее, так и до нормального питания недалеко.       — И кто же так плохо влияет на нашего красавчика? — хохотнула Алиша. У нее в руках, как всегда, был телефон с непрерывно всплывающими сообщениями. Казалось, что она круглосуточно была на связи со всеми каналами и газетами страны. Марк поражался тому, как она умудряется находить баланс между работой и жизнью.       — Я уверен, что это — платоническое безделье, а не то, чего бы нам всем так хотелось, — ухмыльнулся Томас. Он был стройным мужчиной в смешных очках и специализировался на сексуализированных преступлениях. Филип — бывший спецназовец и мускулы всей команды — согласно фыркнул и потянулся забрать кофе.       — Безделье звучит привлекательнее, чем отношения, — ответил Марк, падая в любимое кресло.       Энди, улыбаясь, присел рядом и достал из сумки ноутбук, залепленный наклейками с логотипами рок-групп и героями аниме. Марк вытянул из-под руки Филипа папку с новым делом и заглянул внутрь. Страницы пестрели отчетами и фотографиями жертв. Агент Ли шокировано присвистнул.       — Мужчины? — спросил он, обращаясь к боссу. Жертвами серийников чаще становятся женщины, поэтому такая необычная виктимология привлекала много внимания к преступнику. Много внимания — много проблем.       — Да. Мы как раз к этому подошли, когда вы, недотепы, заявились. Найдено четыре жертвы. Все — мужчины от двадцати пяти до сорока лет. Белые. Полиция Висконсина не нашла важных улик на местах преступлений, поэтому они очень просят нас о помощи. Подозреваемых ноль, следов ноль. Единственное, что намекает хоть на какой-то мотив, — это двусмысленные позы, в которых оставили жертв. СМИ рвут и мечут, обвиняя полицейских в недостаточном усердии при расследовании дела. Короче говоря, в повальной гомофобии. Что точно не очень радует нынешнего мэра Мэдисона, который планировал избираться на следующий срок. Дело сильно осложняется политикой, так что будем осторожнее. Жертв находили в подворотнях, поэтому субъекта прозвали «Монстр из подворотни». Не очень оригинально, но тем не менее, Алиша, как только приедем, займись исключением этой клички из всех публикаций, — женщина кивнула. — Времени мало — период остывания становится все короче, что нетипично на такой ранней стадии карьеры, поэтому вылетаем через десять минут. Разбор деталей продолжим в самолете, — заскрипели стулья, команда начала собираться. Джонни выключил проектор и обратился к Марку: — Дружище, задержись.       — Хорошо, — растерянно ответил мужчина, неловко опускаясь обратно в кресло.       Переговорная опустела. Джонни тяжело вздохнул и застыл, нервно теребя пульт.       — Начальству звонили из Национального агентства полиции Кореи, — агент Ли шумно хмыкнул. Он знал, что его телодвижения не окажутся незамеченными, но не думал, что обсуждение будет проходить в таких высоких кругах. — Меня вызвали на не самую приятную беседу. Думаю, инспектору Чон Джэхёну тоже досталось за самодеятельность. Но мы же, кажется, вчера все обсудили и решили, что ты не будешь помогать в поисках преступника. А утром я узнаю, что ты связался с корейской полицией и даже попросил материалы дела.       Марк бросил виноватый взгляд на босса. Он сильно накосячил — это правда. Но у Марка было рациональное объяснение своей наглости. Он придумывал его почти час, после того, как Чон прислал ему файл.       — Я не хочу, чтобы они обращались к нему за помощью, Джонни. Ли Донхёк — нарцисс с комплексом старшего брата. Он любит быть спасителем. И если он, в конце концов, действительно поможет полиции поймать преступника, то это еще больше раздует его эго. Газеты будут писать про него. Неважно, что именно они будут писать. Главное, что его имя снова будет у всех на слуху. Он будет счастлив. Слабенькое наказание для человека, заслужившего электрический стул, а не комфортабельную комнатку в психушке.       — Я знаю, что тебя это расстраивает, Марк, — зачастил Джонни, переходя на корейский, — но все это неважно. Он сидит в самой охраняемой больнице республики. Он ничего не сможет сделать.       — Ты веришь в это? Так много времени прошло с тех пор, когда я видел его в последний раз, но я до сих пор мучаюсь от ночных кошмаров с его участием. Я постоянно слышу его голос в своей голове. Неважно, где и как он заперт. У него остались рычаги давления. Если ты помнишь, то тела десятка предполагаемых жертв все еще не найдены. Он воспользуется этим однажды. Но пока у него есть еще один вариант — полиция, которая скоро вернется к нему для светской беседы о втором серийном убийце в Корее за последние пятнадцать лет. И будь уверен, что он использует все свои преимущества, чтобы о нем заговорили, чтобы им восхищались, чтобы ему писали письма и слали фотографии. Ты знаешь таких преступников лучше всех, Джонни. Так скажи мне, что Ли Донхёк обезврежен, что он больше не опасен. Ты можешь?       Агент Со опустил глаза. На его лице снова поселилось то обреченное выражение, которое Марк так ненавидел.       — Я не могу так сказать. Они никогда не перестают быть опасными. Но проблема не в этом. Я не оставил бы тебя для личного разговора просто за то, что ты запросил материалы дела в обход протоколов Бюро. Я прекрасно понимаю твои чувства и знаю, что ты хотел как лучше. Хотел помочь. Знаю твою историю и знаю тебя. Но начальство не знает. И оно решило, что раз уж ты хочешь помочь, то нужно позволить тебе это сделать.       Марк понял, что сейчас произойдет, быстрее, чем Джонни это произнес. Ли вскочил со стула, с глухим звуком опрокинув его. Он попятился назад, запинаясь о торчавшие ножки, и с возрастающим ужасом повторял:       — Нет-нет-нет. Нет.       Да.       Джонни поднял взгляд. В его глазах читалась тоска командира, отправляющего своих лучших воинов на встречу со смертью. Он сжал губы в тонкую полоску и нахмурился, чтобы скрыть собственное беспокойство. Но Марк видел в каждой морщинке его лица, что решение, принятое сверху, обжалованию не подлежит. И Джонни может бесконечно волноваться за свою команду. Но даже его сил сейчас недостаточно, чтобы уберечь Марка от участи, выбранной машиной Бюро.       — Я ничего не могу с этим поделать. Твой вылет в Корею назначен на вечер. Энди вышлет билет. Собери необходимые вещи и отправляйся в аэропорт. Мне жаль, Марк.