История одержимости

Минхён влюбленно смотрел на зеленые неоновые звезды, беспорядочно расклеенные над головой, и на аккуратные руки, крепко прижимающие светила к потолку. Под кожей знакомо пузырился восторг, который каждый раз просыпался в самом центре груди и горячим металлом медленно растекался по телу. Когда в поле зрения Минхёна оказывался его старший брат или вещь, отдаленно напоминающая о нем, то есть младший член семейства, Ли находился в страшном приступе всепоглощающего обожания почти всегда. Мальчик широко улыбнулся, глядя, как Донхёк приклеивает последнюю звезду. Они были разбросаны по импровизированному небу в абсолютном хаосе, среди которого все-таки можно было заметить одно настоящее созвездие. Большая Медведица спокойно и со строгим достоинством сияла с потолка над минхёновой кроватью, чтобы даже перед сном он помнил о брате, чья щека была украшена родинками, раскиданными по мягкой медовой коже, абсолютной копией небесной близняшки. Донхёк улыбнулся брату в ответ и жестом указал на постель. Минхён запрыгнул в кровать и натянул одеяло до самого подбородка. Юноша присел на пол, упираясь локтями в мягкий матрас. — Ну, как тебе? — Потрясающе, — восторженно протянул мальчик. Донхёк рассмеялся, глядя на сияющего брата. Провел большим пальцем по мокрым стрелам ресниц и взъерошил чужие волосы. — Почитать тебе сказку? Младший Ли затряс головой, как болванчик. Темные вихры торчали в разные стороны, смешно подскакивая с каждым движением головы. Он вцепился крохотными пальцами в одеяло и радостно смотрел на лицо старшего брата, подсвечиваемое зелеными звездами. Донхёк рассказывал сказки каждый вечер, начиная с того момента, когда крохотный Минхён только научился распознавать речь. Пусть мальчик и был уже достаточно взрослым, но отказаться от традиции не мог. Хёк забрался на кровать и сдвинул брата к самой стене. — Ну, хорошо. Тогда слушай, — мягко сказал он. Минхён неловко вытянулся рядом, укладывая голову на грудь брата и прислушиваясь к гулкому сердцебиению и знакомой хрипотце голоса. — Жила-была хитрая лисица. И однажды она познакомилась с бедным мужчиной. — Опять история про Кумихо? — вскинулся ребёнок. — Они страшные. Я не хочу хён. Расскажи что-нибудь другое. — Не такие уж они и страшные, Минхён. В них есть своя красота. Они опасные, но очаровательные. Как и все хищники. В них есть внутренняя сила. — Нет, страшные, — упорствовал мальчик. — Лисы обманывают и убивают людей ради мяса. В них нет ничего хорошего. Они любят только себя. Так нельзя. Хёк немного грустно улыбнулся, и Минхён почувствовал, что что-то не так. Что его улыбка далека от эталона улыбок, предназначенных младшим братьям и даримых перед сном под мягким зеленоватым светом искусственных звезд. Она опасная, она очаровательная. Ты много не понимаешь, — говорит она, — но однажды я заставлю тебя понять. Это обещание тяжело расшифровать, но Минхён умен не по годам и любит брата не по сердцу. Его взгляд цепляет мельчайшие детали меняющегося лица. О, десятилетний Минхён точно знает, что это за улыбка, но пока не может подобрать слова, чтобы описать ее. Все, что ему остается, — это бояться, успокаивая мурашки, расползающиеся под кожей, и ждать. — Ну хорошо. Тогда другая история. Кролик на Луне подойдёт? Малыш кивает, ложится на прежнее место, довольный своей победой в споре, и закрывает глаза.