Кафедра. Вечер. Декабрь.
От лица Насти.
–...Каналис оптикус. Клиус. Тубер... Тубергиум фер... –Тубергиум фарингиум, – перебивает на полуслове преподаватель, ручкой указывая на глоточный бугорок, возвышение в нижней базилярной части. Эти вскрытые расколотые черепа и кости всегда вызывали отвращение. Хоть и обычная модель, сделанная из древесных отходов или гипса, но всё равно... Пугающе. Кажется, что реально его раздробили и кинули в руки любителям держать у себя это в качестве трофея. Что скелеты в лаборанской, что модель человеческого черепа для меня вещь прикольная, но жуткая. –Инцизура мандализ, спина тронхляриз, спина назализ... – наглядно видно, как я люблю латынь и прекрасно произношу медицинские обозначения на этом языке, следя за движением, так называемой, указки, запинаясь, и чуть ли в голосину не ору от своей несообразности. В аудитории, кроме меня и Сергеевича никого. Эхо вторит моему шепоту, отчего с одной стороны неудобно, а с другой смешно. Уже вечер, за окном идёт снег, переливаясь в последних лучах прячущегося за горизонт солнца. Потирая ладони о медицинский белый халат, тяжело вздыхаю. –Ладно, хватит на сегодня, – поняв, что уже я совсем не могу вспомнить что такое ион и что к нему крепится, анатомист потирает шею, прикусив щеку изнутри. Осознаю, что не особо-таки хочу уходить и остаюсь, оглядывая помещение и каждый раз замечая новые вещи в этом лекционном зале. Противлюсь назвать это «лекционным залом», честно говоря. Думаю, здесь больше клуб психотиков, нежели зал для проведения занятий в формате лекций. Хаус на рабочем столе равен хаусу в голове, Максим Сергеевич, если не знали. Творческий беспорядок? Может быть. Кажется, что я здесь лишняя, ненужная. Стены давят, ощущаю полный дискомфорт. Но не ухожу. Чего-то жду, выжидаю. –Какие-то вопросы? –изогнул бровь мужчина, ногой болтая и стуча по столу. Вообще, никаких. Посидеть не могу тихо, что ли? Пожимаю плечами, сомкнув губы в тонкую полоску. Максим Сергеевич, встав с места, направился к шкафу с вещами. Шарит по карманам серого пальто, потом достаёт кулек „Темная ночь“. Конфеты, завёрнутые в ярко-синюю обёртку, которую украшают маленькие жёлтые звёздочки, были выложены на стол. Так ещё демонстративно. Как бы предлагая. –Бери. Чего стесняешься? –Спасибо, я не ем, – отказываюсь я от такого презента. На протяжении всех школьных лет смеялись над мной. Я была куда крупнее и здоровее. Всё поменялось в тот момент, когда в столовой сначала называли ускоглазой, а потом ухахатывались с моей полноты, постоянно на спор щипая за задницу, сбивая всех с ног, бежали. Вроде бы, это прошло. Осадок остался. Вскоре, поступила, но так же не могу есть в общественных местах. Уже нет огромных складок на животе, появилась расстояние между бёдер... А отношение к себе такое же отвратительное. –Что значит не хочу? – я не на допросе, алло. –М... Не хочу просто. –как-то неуверенно сказала я. Преподаватель просто закинул пару конфет в мой халат, игнорируя все, что я говорила. Пытаюсь как-то обратно вложить в руку ему их. Без толку. –Какие планы на эти каникулы? – садясь снова за стол, спросил тот. Однако, странно звучит от простого преподавателя, с которым я учу предмет. Ни один из нашей четвёртой группы не интересовался, как я проведу время на выходных. Никто, кроме Кати и мамы, не задумывался о моём состоянии в последнее время. Даже от Лёши долго не получала письма. В каком-то смысле, мне нужно, чтобы хоть кто-то поддерживал со мной общение. –Я к маме на недельку. Единственное, что из города уезжаю. Мается с этим всем совсем не хотелось бы. Он кивает, сложив руки в замок. Меня же всю мурашит и передёргивает от серьёзного взгляда темно-карих глаз. Как ни крути, влекут, завораживают. Обращаю внимание на сведённые к переносице брови и длинные густые ресницы, лёгкий прищур и приподнятый правый уголок губ. –А, а Вы? Тарасенко призадумался, втыкая в одну точку. На устах застыла слабая полуухмылка. –Я, как обычно. Тигра ночью будет концерты устраивать, а я его – тихо ненавидеть. –Кот? –Да. Часы, стрелка которых отбила пол восьмого, стулья, перевёрнутые и оставленные на ученических столах, методичные материалы, разбросанные по всей кафедре. На улице темно, месяц выглядывает из-за туч. Спокойно. –Насть, – обращается ко мне он, – Думаю, пора идти. Домой бы хотел, устал сильно. Вместе выходим из аудитории, спускаемся по лестнице. Накидываю на себя мамину дублёнку с чёрным мехом, завязывая красочный, из разряда «бабушкины сказки», платок на голове, коротко прощаюсь. Снег хрустит под подошвой сапог и слышу вдогонку фразу: «See you again my soul»*. Скорее всего, мне послышалось.