Один путь на двоих

Дни в больнице шли очень медленно. В день поступления на мою ногу наложили гипс, так как оказывается, она была сломана. Затем, мне пришлось немного подождать распределения таких же новых пациентов, и меня заселили в одиночную палату на пятом этаже. Сначала казалось, что там высоковато, но со временем я привыкла. Моё пребывание в больнице началось с того, что я пыталась развлечь себя рисованием и короткими передачками, которые крутили по местному телевидению. Видно, государство не хотело упадка технологической сферы, поэтому телевизионную связь пытались наладить, пусть даже недолго, но крутили старые передачи, фильмы и мультики, то, что уцелело на носителях. Сначала этого было достаточно, ведь большинство времени у меня уходило на сон. Больше двенадцати часов в сутки я спала. Врачи сказали, что здоровый и долгий сон очень важен для выздоровления, поэтому такое количество было нормальным для меня. Но, чем здоровее я становилась, тем меньше спать мне хотелось. Мало того, нога под гипсом начинала часто очень сильно зудеть, аж до такой степени, что хотелось вгрызться в неё и ликвидировать препятствие, мешающее почесать конечность. Так я стала больше скучать. В палату врачи заходили всё реже, поэтому даже парой слов обмолвиться в день было не с кем, только с медсестрой, которая приносила еду в кровать, так как я всё ещё была лишена мобильности. Но та была сварливой старой бабкой, и я вообще удивляюсь, как с таким характером её до сих пор не сочли заражённой – такие же повадки, манера поведения и агрессия. В остальное же время я просто сидела и смотрела в окно и иногда меня забирал. на тренировки по восстановлению подвижности и устойчивости ноги. Ещё давно я попросила подвинуть мою кровать поближе к окну, чтобы рассматривать прохожих. Конечно, меня предупредили об опасности, ведь никто не исключал появление преступных группировок, особенно на фоне такой масштабной катастрофы. В любой момент в стекло мог прилететь снаряд, а дальше – поминай, как знаешь. Да что там, и поминать-то никто не будет. Я была слишком убедительна, и свои "предупреждения" врачам пришлось засунуть куда подальше. Но, видно ненадолго, ведь твердили мне о безопасности каждый день. По улицам туда-сюда сновали пешеходы. Неизвестно, что случилось в лагере за этот большой промежуток времени, что я лежу. Может быть всем просто будут давать новые поручения на следующий месяц, может неделю, может быть уже началась гражданская война. А может быть всё также мирно, я не знаю. Врачам запрещено рассказывать о новостных сводках пациентам, поэтому и у них ничего не выпытаешь, даже если очень сильно постараешься. В этой больнице все медики (по крайней мере те, которые мне попадались) были упрямыми и жёсткими, хоть и большинство из них оказались довольно приятными собеседниками, и такая оценка не потому что сейчас мне сойдёт любой для беседы, лишь бы не умереть от нехватки общения и одиночества, а потому что людьми они были действительно хорошими, с высокими нравственными принципами. Но мне их выдержке можно было бы только позавидовать. Сам лагерь я видела только с высоты моей больничной палаты, и то, только совсем небольшой кусочек – главная улица, по которой, видимо, меня везли сюда солдаты. Поэтому о том, какие здесь правила, кто где проживает, как зарабатывает себе на еду и что вообще есть, ведь я была уверена, что больничная еда пусть и не намного, но всё же отличается от обычной, которую выдают рабочим лагеря, – приходится только догадываться. А так как с воображением я всегда была на ты, я могла также и зарисовать всё то, что мне представлялось, когда я видела снующих по улице прохожих. Чаще всего это было что-то вроде грязной работы, такая как выращивание разных овощных и садовых культур для пропитания, содержание домашнего скота в пределах лагеря, ведь все фермы потерпели жестокое разрушение. Скорее всего, где-то бродят зомби-фермеры с половиной мозгов. «О, нужно и это зарисовать, интересная идея». Возможно я ещё имела не совсем правильное представление о заражённых и о том, насколько они на самом деле опасны. Может быть большинство людей в этом лагере встретились с ними, если не лицом к лицу, то хотя бы на расстоянии они оценили их опасность. Да и досталось им, вероятно, очень сильно, если они были где-то поблизости. Внезапно, в моей голове всплыл образ родителей и брата. Как они сейчас?.. Я хотела быть уверенной в том, что они живы, ведь они сильные, смелые и умные люди – должны были найти грамотный выход из ситуации. Но сомнения в моей голове всё росли, мысли всё накручивались и я не могла воспринимать действительность, здраво и трезво оценивая информацию. Что же, если они всё же уже мертвы?.. Об этом думать совсем не хотелось. Но в голову то и дело лезли выдуманные сценарии самых разных вариантов смерти моих самых близких мне людей. От самых глупых и простых, до самых страшных, жестоких и мучительных. Как бы ни хотелось, от данных мыслей было слишком тяжело избавиться. Они мучали меня в виде кошмаров, в виде галлюцинаций, нападали во время еды, рисования, и каждый раз, чем дальше заходили мои мысли, тем больше я уходила в себя и абстрагировалась от окружающего мира. А потом я начинала задыхаться. Благо сейчас я вовремя остановила себя и смогла полностью успокоиться. В дверь постучали. — Входите, – скорее всего это была та самая медсестра, что принесла мне очередную порцию невкусного, но нужного для сохранения жизненных сил обеда. Но в комнату вошла другая медсестра. Та самая, которая приняла меня в первый день пребывания в больнице, помогла заселиться в эту палату, а ещё делала мне массаж конечности, чтобы она быстрее восстановилась, когда гипс уже был снят. За девушкой в палату зашли ещё два парня, и это вызвало у меня опасения. Они были в гражданской одежде, и этот факт немного сбил меня с толку, но потом один из парней показался мне смутно знакомым. — Вера, сейчас я должна ещё раз проверить твою ногу, а затем передать тебя военным, – с этими словами она подошла ближе к моей койке и стала производить какие-то манипуляции с ногой, пока я во все глаза таращилась на парней. — Необязательно так пялиться, – произнёс как раз тот из них, что казался мне знакомым. Он прошёл чуть вглубь моей палаты и взглянул мне в лицо. Я узнала его лишь по карим глазам с зелёными вкраплениями, которые смотрели на меня тогда в военном внедорожнике. В тот момент я не видела его вторую половину лица, но зато сейчас у меня была возможность рассмотреть его как следует. И в тот же миг ко мне пришли осознание – это тот самый человек, который спас меня в толпе возле станции Тушинская. Именно он тогда выхватил меня из толпы и помог пробиться сквозь жёсткий поток людей. Я не стала озвучивать свои мысли и догадки, скорее всего он даже не помнил меня, ведь таких, как я, случайных прохожих, на улице встретишь кучу, пока идёшь куда-то. Тем более в такое время разные люди попадаются, но запоминаются скорее те, кто ведут себя бестактно и безнравственно. — Ну уж прости, больше не буду, если ты не будешь, – поворчала я, но скорее от того, что почувствовала небольшую боль в ноге и начала переживать. Медсестра немного размяла мою ногу, как делала это каждый раз на курсах реабилитации. Костя отвернул голову к окну, когда парень рядом с ним начал заинтересованно рассматривать меня. Такого я уже совсем не выдержала и тоже отвернулась к окну, чтобы скрыть своё негодование и… смущение. — Всё, готово. Тебя уже выписали, так что сейчас я передаю тебя в руки молодых людей, – на этих словах неизвестный мне парень странно ухмыльнулся, а Костя бросил на него недоумевающий взгляд. – Твоя задача теперь следовать за ними и слушать тоже их. Медсестра помогла мне подняться, ещё раз спросила, всё ли хорошо с моим самочувствием и уверенно ли я стою на ногах. С этим, конечно, был порядок. Только трудность вся заключалась в том, что на улице стояла весьма холодная погода. С момента реабилитации прошло около шести или семи месяцев, а когда меня привезли сюда был всего-лишь август. Так что никакой зимней одежды у меня не было. — Так, – медсестра подскочила к шкафу в моей палате и нарыла оттуда тёплых вещей, – Это тебе, надевай. Иначе попадёшь к нам снова уже по другой причине. На мою кровать лёг тёплый синий свитер с оленями, чёрные широкие штаны, также чёрная куртка, похожая больше на спортивную, а на пол легли простые чёрные полусапоги на тяжёлой подошве. Около минуты я кидала взгляд бедного ягнёнка то на одежду, то на присутствующих в моей палате, пока медсестра не спохватилась, и начала, размахивая руками, прогонять парней за дверь, чтобы я могла нормально переодеться. Вскоре все действия по освобождению меня из белой тюрьмы были сделаны, и, только выйдя из больницы в сопровождении двух военнослужащих, я задала им вопрос: — Что вам от меня нужно? — Видишь ли, мы привезли тебя в этот лагерь, но ты не числишься ни в одних документах, поэтому мы не знаем, где ты живёшь и кто твои родители. Так что на данный момент, ты должна отвести нас к своим родителям домой, чтобы мы смогли решить эту проблему с переносом твоих данных в нашу базу, – чётко ответил Костя на поставленный вопрос. И тут я поняла, что влипла.