Несмотря на трудности

      Целую неделю Амелия со своей подругой и ещё одной тройкой с Гриффиндора ходила драить, казалось бы, всеми забытые классы. Откуда они вообще взялись? Хотя это же Хогвартс, и ожидать от него можно было многое абсолютно каждому. Лея была уверена, что даже профессор Дамблдор не в курсе всех секретов школы, в которой, между прочим, он уже много лет является директором.       В первый день, шагая чуть ли не под руку с Дафной, Люпин представляла, что же может их там ожидать. Она не сомневалась, что на ее долю выпадет огромное количество идиотских шуток, над которыми обычно смеются маленькие дети и, видимо, эти же самые гриффиндорцы, однако в итоге все получилось по-другому. Уизли молчали, максимум тихо переговариваясь между собой, а их друг Джордан словно и не знал о существовании слизеринок, которые каждый вечер находились с ним в одних и тех же местах, отбывая такое же наказание. Тем же лучше для Амелии.       Все изменилось в последний день их наказания. Лея ловила неприлично большое количество взглядов близнецов на себе, но старательно их игнорировала, надеясь закончить с работой поскорее. Домашняя работа по Зельеварению, между прочим, не ждёт, а вот профессор Снейп как раз таки ожидает, когда единственная студентка из его факультета, которую он недолюбливает, наконец облажается. Благо у Люпин с этим предметом дела складывались неплохо, поэтому оценки занижать было практически не за что. Но мужчина всегда найдет до чего можно докопаться.       В очередной раз почувствовав, как ее спину прожигает взгляд самых надоедливых глаз этой школы, Амелия откинула вонючую тряпку в сторону и моментально развернулась, нахмурившись.       – Сколько ещё вы собираетесь меня рассматривать?       – У нас есть для тебя интересное предложение, – ухмыльнулся Фред, положив щетку на пыльную парту.       – Интересное для кого, Уизли? Для вас? – скрестив руки на груди, Люпин раздраженно фыркнула.       – Для нас обязательно. Но, Люпин, подумай. Неужели ты не хочешь помочь нам сделать что-то действительно гениальное и стоящее?       – Ты преувеличиваешь значимость своих способностей, – скривившись, Лея подняла тряпку с пола и отвернулась, продолжив тереть несчастный шкаф.       – О чем это вы? – выгнув бровь, Дафна подала тихий голосок.       – Малыши Уизли считают, – саркастически усмехнулась Люпин, не сводя грозного взгляда с близнецов, улыбающихся так, словно выиграли у Леи самый дорогой приз, – что раз я отпугнула бедняжку первокурсника слизеринца, чтобы тот не был подопытным для их удивительных разработок, то я должна занять место этого ребенка.       Гринграсс нахмурилась и перевела на двоих гриффиндорцев невеселый взгляд, не сулящий ничего хорошего для этих двоих. Скрестив руки на груди, ее губы дернулись в кривой улыбке, но одни лишь глаза пускали в парней уничтожающие искорки. Сделав медленный вдох, прошедший сквозь зубы со свистом, она выгнула одну бровь и поинтересовалась:       – А Уизли не будут против быть моей грушей для битья? Давно хотела попрактиковаться в заклинаниях…       – Обязательно, – кивнул повеселевший, если Амелия не путает, Джордж, однако поставил небольшое условие: – Но только в том случае, если Люпин будет нам помогать.       – Вы всерьез думаете, что Лея согласится на это? По-вашему, она самоубийца? – Дафна не сдержала истерического смешка.       – Лея… – задумчиво протянул парень, впервые услышавший такую форму имени слизеринки. – Ну, мы же ей не смертельного зелья напиться предлагаем, в конце концов.       – Забудьте об этом, – Гринграсс фыркнула, крепче сжимая старую швабру, которую непонятно где для нее откопали, иначе объяснить такое ужасное качество дерева из-за возраста этой вещицы никто просто не мог. – Иначе вам двоим придется мастерить всякое дерьмо себе, чтобы в любой удобный момент вы смогли отрастить себе новые зубы после того, как я их буду вам выбивать.       Братья переглянулись, пытаясь не засмеяться, но, не сдержавшись, громко расхохотались, потешаясь над слизеринкой:       – У-у, какая грозная, – протянул Фред, кинув в Дафну свою пыльную щетку, от которой девушка мастерски увернулась. – Только я не уверен, что ты вообще сумеешь дотянуться своими ручонками до наших прекрасных лиц…       Уизли планировал сказать что-то еще, но грязная тряпка, прилетевшая прямо в его голову, решив приземлиться на, вероятнее всего, чистых волосах, заставила его замолчать. Глаз Фреда смешно дернулся, и Люпин тихо хихикнула, однако мигом вернула себе серьезный вид.       – Знаешь, Уизли, – прищурившись, Амелия окатила гриффиндорца холодным взглядом, который было тяжело удержать, глядя на парня с вонючей тряпкой вместо шляпы, – у Дафны всё-таки неплохо с заклинаниями. Смотри, чтобы эти зубы вообще можно было восстановить.       Хитро улыбнувшись, Фред начал открывать свой рот, чтобы съязвить как-то по-особенному, но внезапно распахнувшаяся деревянная дверь заставила отпрыгнуть учеников друг от друга, как от ошпаренных, и разбежаться по углам, словно тараканы. В помещение ворвалась профессор Макгонагалл и, окатив студентов строгим взглядом, который, казалось, на ее лице мог присутствовать круглосуточно, объявила:       – Через пятнадцать минут заканчиваете. На этом ваше наказание прекращается, – послышался расслабленный выдох Ли Джордана, который устал выслушивать этот нелепый диалог, хоть и по-началу он ему и нравился. – Впредь прошу поступать более разумно, а именно не гулять по школе в неположенное время. Закругляйтесь.       Услышанное несказанно обрадовало Лею, ведь теперь не придется терпеть на себе эти испытывающие взгляды двух рыжих близнецов, а также слышать что-то про их уникальные творения, упоминание которых начинает вызывать у девушки рвотный позыв. Да и парни обрадовались, ведь больше не придется торчать в пыльных классах, не использующихся со времен, вероятно, создания школы. Закинув предметы для уборки, заботливо выделенные Макгонагалл на время наказания, в ящик, Люпин отряхнула свои руки от скопившейся на ней пыли и, улыбнувшись, хлопнула в ладоши. Наблюдавшая за сразу же повеселевшими студентами, профессор прищурилась и, развернувшись, ушла прочь, оставляя после себя шлейф от мантии.       – Ну, приятно было иметь с вами дело, дорогие друзья, но, кажется, наши пути расходятся, чему я несказанно рада, – скривив губы в подобии улыбки, Лея, проявляя наигранную дружелюбность, поклонилась, но тут же нахмурилась. – Надеюсь, что больше ни одного слова от вас не услышу, Уизли.       – О, Мерлин! Это только будоражит, – коварно переглянувшись с братом, выдал Джордж, на что Амелия закатила глаза и поплелась на выход.       – Что встала? – уже у двери Люпин развернулась и, в очередной раз скрестив руки на груди, ожидающе уставилась на Дафну. Та, словно отойдя от какого-то сна, оживилась и кивнула, побежав за подругой.       – Пока-пока, малышка Лея, – хихикая, Джордж, акцентирующий до этого внимание на сокращенную форму ее имени, помахал Люпин рукой на прощание.       Амелия тихо фыркнула и, вновь закатив свои глаза, вышла из класса.              – Эх, вот бы сходить с кем-нибудь в кафе мадам Паддифут, – мечтательно произнесла Дафна, откидываясь на мягкую и еще не заправленную постель. – Но мне не с кем, а одна я буду смотреться там, как идиотка. Ну ничего, заскочим с тобой и Тео в Три метлы. Знала бы ты, как давно я не пила сливочное пиво…       – Я не пойду в Хогсмид, – спокойно ответила Лея, не отрываясь от учебника по Зельеварению.       Иногда Люпин думала, что в скором времени станет гением этого предмета, изучив всю программу вдоль и поперек, но, кажется, даже этого профессору Снейпу будет недостаточно, но зато какой-нибудь Гойл, у которого обычно зелья на вид, как вышедшая из организма тролля жидкость, получит отметку куда выше, чем ее. Несправедливость расцветала, но никому до этого не было никакого дела!       – Что?! – удивленно воскликнула Гринграсс, вскакивая с кровати, и даже подслушивающая их краем уха Пэнси отвлеклась от зеркальца, глядя в которое красила свои ресницы. – Ты же шутишь, верно? Лея, скажи что ты шутишь! – заметив отрицательный кивок, Дафна продолжила возмущаться: – Это ведь наш первый поход в Хогсмид, а ты решила променять его на изучение книжки, которую уже способна цитировать?       – Вот именно, Дафна, первый, а не последний. Схожу еще. Не стоит так переживать.       – О, Мерлин! Ты невыносима! – бросив на подругу осуждающий взгляд, Гринграсс выскочила из спальни, вероятно, намереваясь найти Нотта и все ему рассказать.       Сделав глубокий вдох и выдох, Люпин громко захлопнула учебник и перевела взгляд на Паркинсон, любопытно глазеющую на однокурсницу. Нахмурившись, девушка прошипела:       – Чего тебе?       Пэнси в ответ только хмыкнула и вернула всё своё внимание обратно к зеркалу, а Лея, не желая оставаться в этой спальне с Паркинсон хотя бы ещё на пару минут, отложила учебник в сторону и вышла из комнаты. В гостиной было непривычно людно: все толпились у разных углов комнаты, возбужденные от одной лишь мысли похода в Хогсмид. Особенно этому были рады третьекурсники, идущие туда впервые, словно в учебное время Хогсмид мог как-то отличаться. Да и что в этом особенного Амелия, конечно, не понимала, даже поймав на себе пронизывающий взгляд Дафны, стоящей у стены рядом с Теодором и Забини. Покачав головой, Лея покинула гостиную и зашагала по подземелью, намереваясь подняться наверх.              Оказавшись на третьем этаже, Амелия медленно вошла в кабинет Ремуса, предварительно постучав по двери. Мужчина, перебирающий листы пергамента, поднял свою голову и недоуменно покосился на приемную дочь. Ее увидеть он ожидал меньше всего, скорее потому, что девушка старалась избегать Ремуса как можно чаще. Лея до сих пор не привыкла видеть его в школе, в роли профессора, а не дома, весёлым Ремусом, который пропадает время от времени из-за своей особенности, оставляя ее одну.       – Здравствуй, Лея. Что-то случилось? – поинтересовался он, наблюдая, как Амелия проходит внутрь и плюхается на его стул.       – Соскучилась, – грустно улыбнулась девушка, стыдливо пряча свои глаза. – Ох, Мерлин! Рем, я такая глупая! Каждый раз избегаю тебя, смея забывать, сколько всего ты для меня сделал...       – Тише-тише, Лея, – поспешил успокоить ее Люпин. – Не волнуйся, меня это никак не задевает. Я понимаю тебя. Не каждый день твоим преподавателем бывает тот, с кем ты жила под одной крышей шесть лет.       – И все же, я поступила очень некрасиво, – надув губы, призналась в собственных ошибках Амелия.       Она очень любила Ремуса, считая его своей семьёй, хоть и кровного родства у них никогда не имелось. Он мог отказаться и не брать ответственность за нее, имея на то полное право, но все же пообещал ее матери последить за маленькой Амелией, несмотря на то, чьей дочерью она была. Мужчина дал ей крышу над головой, кормил, одевал, тратя на нее последние средства, помогал чем мог, и даже похвалил, когда она раскрыла его секрет. А Лея просто взяла и начала его избегать, когда у него появилась хорошая работа учителем Защиты от сил зла в Хогвартсе.       Ремус заварил девушке и себе вкусный чай с ягодами, и поставил чашки, из которых исходил ароматный пар, на стол, отодвигая пергамент в сторону. Они поговорили, казалось бы, обо всем: Ремус рассказал о том, как ему в Хогвартсе, а Лея поделилась всем, что происходило с ней за все это время.       – Ну и ну, – предварительно сделав огромный глоток чая, протянул профессор. – Но, на самом деле, я думаю, что эти Уизли неплохие ребята. Даже стало интересно, что они там изготавливают.       – Ничего особенного, – фыркнула Люпин, закатив глаза. – Единственное, что у них получилось – какая-то непонятная вещица, вызывающая рвоту, и другая, от которой кровь из носа чуть ли не фонтаном хлынет.       – Прямо фонтаном? – усмехнулся мужчина.       – Возможно я чуть-чуть преувеличила... – неловко хихикнула Лея.       Беседуя с Ремусом так долго, Амелия почувствовала, как внутри нее растекается приятное чувство тепла, которое она желала ощущать без конца. Девушка не понимала, как она вообще могла избегать его? Люпин – тот, кто придет к ней на помощь в любой момент, и даже сможет отдать свою жизнь за нее несмотря на все.       – И все же я не понимаю, почему профессор Снейп так меня не любит, – уткнувшись подбородком в колени, Амелия поерзала на стуле и обиженно пробубнила: – Я знаю Зельеварение лучше, чем все третьекурсники, и конкуренцию мне может составить разве что заучка Грейнджер с Гриффиндора.       – Грейнджер... – задумался Люпин, вероятно, вспоминая девушку на своих занятия. – Хорошая ученица. Ну, а что насчет Снейпа, так у меня есть небольшие догадки...       – Правда? – перебила мужчину Лея, внезапно оживившись после его слов. – Почему же?       – Это всего лишь догадки, Лея, так что не бери в голову.       Нахмурившись, Ремус просидел с таким выражением лица несколько секунд, ощущая на себе вопросительный взгляд Амелии, после чего встал и сказал:       – Я должен покормить каппу, иначе могу забыть. Подожди пару минут, – мужчина встал и поплелся к выходу в класс Защиты от сил зла.       Девушка послушно ждала Ремуса, успев допить уже остывший чай, и каково было ее удивление, когда вернулся Люпин не один, а вместе с Гарри Поттером. Скривившись, Лея бросила на Поттера хмурый взгляд, чувствуя укол ревности внутри.       – Присаживайся, Гарри, – Ремус любезно указал на стул гриффиндорцу, а сам взял с полки банку с чаем.       Поттер, приземлившийся на место, где до этого сидел Люпин, с подозрением покосился на Амелию, словно она последний человек, которого парень мог здесь увидеть. Тихо цокнув, Лея закатила глаза и отвернулась от гриффиндорца, не желая видеть его лица. Кажется, Поттеру было неловко здесь находиться.       – Видимо я здесь лишняя, – резко поднявшись с места, Лея задрала подбородок и, под удивлённые взгляды Ремуса и Гарри, направилась к выходу. – Ещё увидимся, Рим... папа, – неуверенно произнеся последнее слово, девушка выскочила наружу, захлопнув за собой дверь.       Стоило ей оказаться в коридоре, как перед ней встал профессор Снейп, держащий в руках дымящийся кубок. Покосившись на вещичку, девушка подняла глаза и встретилась с тяжёлым взглядом декана. Дернув уголком губ, пытаясь изобразить улыбку, она пробормотала что-то непонятное, похожее на «добрый день», и ринулась прочь.              – Мы купили тебе немного летучих шипучек, – улыбаясь, Теодор глядел куда-то вперед, плетясь за остальными студентами в Большой зал, так как всех учащихся уже ждал огромный пир в честь Хэллоуина, что, по мнению Люпин, было куда привлекательнее похода в Хогсмид, который девушка сможет посетить еще много раз.       – Спасибо за заботу, Тео, – усмехнулась и с подозрением глянула на друга из-под ресниц. – С чего бы это?       – Не можем побаловать любимую подружку? – его глаза блеснули, а идущая по правое плечо Гринграсс громко расхохоталась. – На самом деле Дафна без умолку говорила, что ты сумасшедшая, раз решила остаться в Хогвартсе, и что ей очень тебя жаль.       – Нашла за что жалеть, – пробубнила Лея под недовольное цоканье однокурсницы.       Подростки шагнули в Большой зал, и многие учащиеся не могли сдержать восхищенных охов, удивляясь такой невероятной красотой. В этом просторном помещении, как считала Амелия, всегда было уютно и мило, но сегодня зал был куда величественнее и дороже. Все выглядели довольно веселыми, исключением не стали и профессоры, наслаждаясь удивительными закусками и хорошего качества напитками. Лея давно так не наедалась, как сегодня, и даже Гринграсс, уплетавшая во время всего пути до Большого зала, купленные в Хогсмиде конфеты, запихивала сладости в свой живот до отказа. Закончился пир представлением привидений школы, но их выступление мало интересовало Лею, особенно когда Дафна заставляла ее слушать рассказ о том, как неудачно пообщалась с Забини.       – Блейз, конечно, такой идиот. Не представляю, как его терпит Тео, – обиженно шипела Гринграсс, после чего, надутая, откусила мягкую поджаристую булочку и скривилась. – О-ой, кажется это было лишним.       Наконец, все студенты начали покидать столы своих факультетов, чтобы разбросаться по гостиным и начать готовиться ко сну. Амелия схватила Дафну под локоть, и девушки, издавая усталые стоны, поплелись по этажу, желая поскорее спуститься в подземелье. Гринграсс шутила что-то про лишний вес, но так нагло накатившая на Амелию слабость не дала возможности даже выдавить из себя тихий смешок. Впрочем, подруга моментально забыла о том, что шутила, потому что сама неимоверно вымоталась. Видимо, не привыкла еще гулять по Хогсмиду.       Кинув Нотту короткое «пока», подруги побежали в спальню, мечтая скорее принять душ и свалиться в постель без задних мыслей. Хорошо было бы еще и проспать до обеда, но тут как получится. Только девушки оказались внутри своей комнаты, как в помещение ввалилась Пэнси с неприятным воплем:       – Старосты просят выйти в гостиную! Сказали, что это очень срочно, – Паркинсон бросила многозначительный взгляд на девушек, которые так удобно успели разлечься на своих таких манящих кроватях, и тут же ускакала обратно.       Недовольно бубня себе под нос, ругая и старост, и Пэнси, называя их тупыми идиотами, Гринграсс и Люпин еле поднялись с теплых мест и, недовольно переглянувшись, вышли из комнаты. В гостиной собралась огромная толпа растерянных учеников, шепчущихся и строящих догадки, в чем же, собственно, дело. Пятикурсник, староста Слизерина, приказал студентам его факультета подниматься обратно в Большой зал, игнорируя недовольные крики и ругань. Никто не был доволен после услышанного: ученики набили свои животы и хотят поскорее лечь спать, а не тащиться вновь наверх. Но ничего не поделаешь, и придется идти, если не хочешь получить твердой подушкой в лицо.       В Большом зале вновь собрались все учащиеся: тут были и гриффиндорцы, и пуффендуйцы, и когтевранцы. Теперь же к ребятам присоединились хмурые слизеринцы. Подростки только и делали, что шептались, интересуясь тем, что же произошло. Правду студентам остальных трех факультетов открыли гриффиндорцы:       – К нам в гостиную проник Сириус Блэк! – неприлично громко прошептал какой-то второкурсник, совершенно не боясь быть услышанным.       От этих слов внутри Амелии все похолодело. Ее глаза раскрылись от ужаса, а сердце забилось в таком темпе, что казалось оно вот-вот устанет и остановится навсегда. Хотелось, чтобы кто-то выкрикнул «это неправда!», «гнусная ложь», или высмеял гриффиндорцев за богатую фантазию, но бегающий шепот паники от человека к человеку не сулил ничего хорошего, намекая, что все верят этим страшным новостям.       Учащиеся стали делать догадки, как же столь опасный волшебник, сумевший сбежать из Азкабана, проник в школу. Вариантов было много: аппарирование, маскировка и прочая ерунда, но Лея понимала, что аппарировать в Хогвартс попросту невозможно, а маскировка – такой себе трюк против дементоров, окруживших всю территорию школы. И все эти мысли подтвердила возмущенная Грейнджер, объясняя гриффиндорцам, что все их предположения – полная чепуха.       – Свет выключается! – крикнул рыжий гриффиндорец, староста школы – Перси Уизли. – Всем по мешкам и никаких разговоров!       Когда свечи погасли, Лея откинулась назад и громко выдохнула. Сон не шел сколько бы она не лежала и не пыталась заснуть, однако у других, в отличие от нее, получалось это гораздо лучше, и с каждым разом девушка слышала вокруг больше сопящих учеников, чем несколькими минутами ранее. Все что она делала – ворочалась в разные стороны, пытаясь подобрать идеальную позу, надеясь, что все дело именно в ней. Но даже когда девушка ощущала комфорт, сон не шел, оставляя Люпин наедине с вихрем своих удушающих мыслей.       Амелия не могла сказать, через сколько именно, но спустя время, когда, вероятно, уже каждый ученик Хогвартса дремал, не стесняясь похрапывать на весь Большой зал, стали появляться учителя, ходящие туда сюда и проверяющие, все ли здесь в порядке. Каково было ее удивление, когда до ушей подростка донёсся знакомый голос профессора... Дамблдора? Виду Люпин не подала, продолжая прикидываться спящей, хотя единственным, чем она занималась все это время – лежала с закрытыми глазами и думала абсолютно обо всем. Но бо́льшую часть, конечно, ее мысли были о сбежавшем Блэке, который умудрился проникнуть в столь тщательно защищаемый Хогвартс.       Следующий голос принадлежал старосте школы – Перси Уизли. Тот иногда шастал по рядам школьников, выискивая тех, кто ещё не спал и имел наглость шептаться с другими учениками. Лея могла поклясться, как чувствовала на себе пару раз дыхание Уизли, который вглядывался в ее лицо. Но играть спящих – действительно то, что получалось в этой жизни у Амелии лучше всего.       – Нашли Блэка, профессор? – поинтересовался Перси, и кулаки Леи непроизвольно сжались. За те полторы секунды тишины, следующей после вопроса старосты, в голове Люпин пронеслось слово «нет» безмерное количество раз.       – Нет, – послужило ответом, и Люпин чуть было расслабленно не выдохнула с такой громкостью, что это могли бы услышать даже за пределами школы. – Здесь все хорошо?       – Ситуация под контролем, сэр.       – Это хорошо. Сейчас уже не имеет смысла будить, поднимать ребят. Я нашел временного стража для гриффиндорской гостиной. Завтра переведите их обратно.       Поняв, что все следующее уже бессмысленно, Амелия решила прекратить подслушивать и вернуться к своим мыслям. Кто знает, возможно после столь хороших новостей удастся провалиться в сладкий сон? Хоть и Люпин уже сомневалась в том, что это возможно.       Но скрипнула дверь, и знакомый голос заставил Лею вновь вернуть свое внимание к чужому разговору, и, даже, приоткрыть один глаз.       – Профессор, мы все обыскали. Блэка нигде нет. Абсолютно, – сказал профессор Снейп – декан ее факультета.       – Прекрасно, Северус, – Дамблдор, судя по голосу, был вполне доволен. – Я и не думал, что Блэк задержится здесь надолго.       – Имеются ли у Вас предположения, как Блэк мог проникнуть сюда? – спросил мужчина.       – У меня их довольно много, Северус. И одно не лучше другого.       На предположения директора Амелие, грубо говоря, было совершенно плевать. Одного знания того, что Сириус был давно не в Хогвартсе, хватило, чтобы расслабиться. И все, чего девушке хотелось в данный момент – чтобы разговаривающие покинули, наконец, Большой зал, и она попыталась заснуть. Меньше всего ей хотелось ходить завтра, словно Лея не видела сна больше недели, и почти что сходила с ума.       – Директор, – но мечтам Люпин не суждено было сбыться, и Снейп вновь заговорил, стоя где-то неподалеку от нее. – Помните ли Вы наш разговор в начале года?       – Помню, Северус, – помедлил с ответом профессор Дамблдор, и Амелие показалось, что в его голосе она услышала холодные нотки.       – Мне кажется совершенно невероятным то… что Блэк проник в школу без чьей либо помощи изнутри. Я, помнится, высказал Вам свои опасения по этому поводу, когда вы назначили…       Амелия нахмурилась. Назначили? О чем это он? Возможно Снейп имел в виду кого-то, кого назначили в Хогвартсе? Однако из новых лиц в школе были лишь первогодки и Ремус. Не намекал ли декан Слизерина на…       – Я не верю, что хоть одна живая душа в замке решится помогать Блэку, – строго отрезал Дамблдор, отчего было страшно подумать иначе, а не то, чтобы возразить вслух. Но Северус, кажется, обладал зельем бессмертия, иначе его порыв спорить объяснить было просто нельзя.       – Но его дочь…       Лея была готова поклясться, как ощутила на себе острый взгляд, наполненный гневом и презрения. Хотелось вскочить и швырнуть в декана каким-нибудь тяжёлым предметом.       – Достаточно, – прервал его директор, но было ясно, что профессор не собирался продолжать. Здесь были лишние уши в виде Перси Уизли, которые и без того поймали больше информации, чем требовалось. Но паренёк, вероятно, даже не понимал о чем шла речь. – Мне нужно переговорить с дементорами.       – А они не хотели помочь нам, сэр? – негромко поинтересовался староста школы.       – Разумеется, но они вряд ли перешагнут порог школы, пока я здесь директор, – холодно бросил Дамблдор перед тем, как покинуть Большой зал. Профессор Снейп исчез из помещения вместе с директором, а сконфуженный Перси, наконец, лег.       Амелия чуть приподнялась, с интересом бегая взглядом по залу, отмечая, как староста пытается найти удобное положение, и… как троица с Гриффиндора, в лице Гарри Поттера, Рона Уизли и Гермионы Грейнджер еле слышно перешептываются. Внутри все сжалось, когда Лея заметила, как Поттер перевел на испуганную нее свой взгляд. Девушка тут же упала на спальное место, сжимая свои веки, словно это поможет как-то стереть себя из памяти этого Гриффиндорца.              Прекрасное лицо женщины больше не назвать прекрасным. Сейчас оно напоминало скорее боль, полностью охватившую ее за несчастные полтора года. Ей было около тридцати, но злобный недуг овладел ее телом полностью. Женщина понимала, что с каждым днем смерть приближается к порогу ее дома с невероятной скоростью, и не знала, что с этим делать. На ее руках была восьмилетняя дочь, и только эта женщина была у бедного ребенка. Отец уже семь лет гнил в Азкабане за ужасное преступление, от нее отвернулись все родственники за то, что она решила выйти замуж за предателя крови. На кого же женщина могла оставить несчастное дитя, если все, с кем она была близка в прошлом, назовут это прекрасное создание отпрыском преступника и предательницы крови? Эти ублюдки выставят больную женщину за дверь, не забыв харкнуть ей под ноги и прошипеть, что все происходящее она заслужила целиком и полностью.       А она не заслужила. Женщина верила, что ее никогда не воспитывали правильно, и что ее муж – самый лучший человек на свете. Она знала, что он не преступник, что это неправда. Женщина не имела никаких доказательств, но разве ее любящее сердце обманешь? Эти глупцы ничего не понимали, называя ее мужа безжалостным убийцей и предателем собственных друзей.       И женщина всегда старалась рассказать своему ребенку, своей маленькой милой дочурке, что ее отец – не тот, кем его прозвали. Как же женщина страдала, когда дочь смотрела на нее с недоверием, считая слова родной матери полной чепухой. Но все же девочка интересовалась отцом, ведь он ее папа. И женщина с радостью рассказывала дочурке все: начиная от нелепого знакомства на первом курсе Хогвартса, заканчивая столь быстрой свадьбой в разгаре войны, когда повсюду были лишь Пожиратели Смерти, а их жизни висели на волоске.       Женщина понимала, что ей осталось совсем чуть-чуть. И дочь понимала, хоть и не желала верить в то, что единственный родной человек вскоре покинет не навсегда. Она не могла оставить восьмилетнего ребенка одного. Ее маленькое чудо не вынесет подобного.       У женщины оставалась последняя надежда.       Девочка придерживала ослабшую мать, тратя на это немало сил. Но наконец мама приказала остановиться. Они встали у какого-то небольшого потрепанного домика, на вид который был не лучше того, где проживала их маленькая семья. Отстранившись от дочери, женщина медленно поднялась на крыльцо, и словно пустив на это последнюю энергию в своем теле, постучала по хлипкой деревянной двери несколько раз. Распахнулась дверь мигом, и перед матерью и ее дочерью, которая успела подбежать к женщине, показался мужчина, впившийся в даму ошарашенным взглядом. Он, казалось, потерял дар речи.       – Маргарет? – единственное, что смог выдавить незнакомый, для маленькой девочки, мужчина.       – Здравствуй, Ремус.              Ремус Люпин, в прошлом друг Маргарет Блэк – жены Сириуса Блэка, долго решался, стоит ли впускать прибывших гостей к себе в дом, однако сжалился над больной женщиной и ее ничего не понимающей дочерью. Он, словно сам того не желая, помог усесться миссис Блэк в кресло, и ее ребенок плюхнулся на пол, устраиваясь недалеко от матери.       Мужчина был напряжён. Ремус не имел понятия, что эта женщина забыла в его доме, но смотреть на ту, с кем он учился в одной школе, отмечая, какой она неживой выглядела, было невыносимо. А Маргарет медлила, будто собираясь с мыслями. Она опасалась, что Люпин поступит с ней так, как она боялась. И тогда надежда помашет Блэк ручкой, оставив умирать, бросая бедную дочь в одиночестве, наедине с этим жестоким миром.       – Зачем ты пришла, Маргарет? – не способный терпеть эту безжалостную тишину, Ремус не выдержал.       – Я больна, Рем, – Блэк устало улыбнулась.       – Я это заметил.       – И я знаю, что у меня никаких шансов, – совершенно не боясь этого, говорила женщина. – Но моя дочь… – Маргарет перевела на ребенка теплый взгляд. – Моя несчастная Лея останется совсем одна.       – Что ты хочешь этим сказать? – Ремус тоже посмотрел на девочку. Амелия Блэк, дочь Сириуса Блэка и его жены Маргарет, помрачнела с неимоверной скоростью после начала этого диалога.       – Нет никого, с кем бы она могла остаться, Рем…       – Ты знаешь, что я не смогу, – прервал ее Люпин тут же, как понял, к чему миссис Блэк вела.       – Прошу, Рем, – женщина всхлипнула, а в уголках ее глаз стала скапливаться непрошенная соленая влага. – Ты ведь и сам понимаешь, что она не имеет ко всему, что происходило, никакого отношения. Лея была ещё совсем малышкой… – проигнорировав то, что Люпин делает шаг назад, она продолжила: – И даже если я верю в невиновность Сириуса… Это не значит, что моя дочь плохая, Рем! Ты сам это знаешь!       Ремус знал. Он осознавал, что этот ребенок ни в чем не виноват. Но Люпин так разочаровался в друге и его жене, что даже чтобы смотреть на последствие их любви ему не хватало сил. Амелия, мужчина уверен, даже не помнит внешность своего отца, но Ремус даже думать об этом не мог. Нет. Нет. Нет. Люпин ни в коем случае не возьмёт над этим ребенком опеку!       – Прошу, Рем! – словно обретя в себе силы, Маргарет вскочила с кресла, громко закашляв.       – Мэгги… – еле слышно произнес Ремус, и Блэк отшатнулась, охнув. Сколько лет ее так никто не называл… – Я… не могу, Маргарет! Это выше моих сил!       Амелия распахнула свои глаза и резко вскочила, принимая сидячее положение. Ее сердце отбивало ужасно быстрый ритм, а дыхание сбилось. Девушка чувствовала, как по ее лбу течет холодный пот. Сон. Это всего лишь сон, который не посещал ее так давно. Воспоминание, приходившие к ней ночами, стало для Леи кошмаром.       Люпин подняла взгляд и заметила, как кто-то ещё спал, а кто-то уже бодрствовал, общаясь с другими учениками. Значит было утро.       Здорово, конечно, что Амелии всё-таки удалось поспать, но лучше бы она не смыкала свои глаза всю ночь.