*
Когда омеге говорят, что вернулся господин, Ясмин сначала не верит, а потом заволновался — не случилось ли чего. Он слышит торопливые шаги мужа, когда сам идёт к нему навстречу. — Зейнал? Что-то случилось? Ты рано вернулся. — У нас кто-то был… в доме? Ясмин опешил, и смотрит изумлённо: — Д-да. Брат ко мне приезжал. Его господин Гулам привёз, но сам он в дом не заходил, — быстро тараторит омега, испугавшись, что муж решит будто он принимал чужого альфу, — только Ясири. — Он… был здесь? Твой брат? — странным, ломаным голосом спрашивает альфа, и сердце его бьётся бешено под горлом. — Когда? — Да, был, мой господин. Полчаса назад где-то. Юноша растерян и не понимает поведения мужа, но подходит близко, протягивая руки для объятия, не замечая, как судорожно втягивает воздух мужчина. Ясмин охает, когда Зейнал притягивает его к себе, утыкаясь лицом ему в изгиб шеи. — Зейнал? Всё хорошо? — осторожно спрашивает юноша. — Хорошо. Очень хорошо! — хрипит альфа, вылизывая его ароматные железы, а после и вовсе подхватывает его под ягодицы и уносит в спальню. Ещё в городе, за десятки километров от дома, Зейнал почувствовал себя странно — зверь внутри него выл и царапал когтями, требуя чего-то. Он сам не осознавал что делает, когда отменил все встречи и переговоры, и на бешеной скорости понесся домой. Едва Зейнал переступил порог, аромат предтечного омеги сшибает, мутит сознание — он был здесь! Ясир был в его доме! А когда его супруг подошёл ближе, запах меченой розы лишает последних остатков разума. В тот вечер омега узнал, каким страстным может быть его муж. Он вылизывает и выцеловывает его всего, впивается клыками в загривок, наматывая светлые пряди на кулак. Берёт его так жадно, не насыщаясь раз за разом. Скручивает запястья над его головой и вбивается в нежное тело, хрипя и рыча от безумной страсти. Как в бреду шепчет слова, то нежные, то пошлые, и вдыхает, как одержимый, его аромат. Голос омеги охрип от стонов, кожа горит от укусов и царапин, меж бёдер стекает семя альфы, которое он собирает пальцами и, между короткими передышками, втирает в шейные железы омеги, шепча таким низким голосом: «Мой цветок…», что у юноши волосы на затылке дыбом встают. Уже глубокая ночь, когда Зейнал просто отрубился, после очередного его оргазма, а Ясмин не может и пальцем пошевелить. Слёзы выступают на глазах неконтролируемо, и это не слёзы от физической боли, что всё ещё присутствовала, а слёзы непонимания и обиды. Почему-то в этот момент омега, весь зацелованный и заласканный, чувствует себя просто использованным. Но бедный юноша тут же гонит от себя эти мысли — его муж любит его, а не использует. И если она такая и есть, эта любовь, то он её примет. Ясмин так и не уснул той ночью, лежа рядом с обнажённым мужем, бессмысленным взглядом смотря в потолок, а под утро поплёлся в ванную смывать с себя следы любви мужа.***
Хэсан зажигает свечи, и языки пламени отражаются в серых глазах, как в зеркале. Альфа смотрит на время, волнуется, но у него всё готово: вкусная еда, которую он приготовил собственными руками, цветы и вино. Он искоса смотрит на двери в спальню и сердце замирает, как у юнца, что впервые ждёт любимого. Альфа сам себе усмехается, потому что всё действительно в первый раз: впервые он ждёт у себя дома любимого омегу, впервые выбирает цветы, готовит еду и застилает постель, на которой будет любить его. От этого чувства всё внутри пылает, волнуется, скручивается узлом и так хорошо… Просто хорошо оттого, что всё именно так. Хэсан счастлив! В правом внутреннем кармане бархатный футляр, где лежит кольцо с розовым бриллиантом огранки «маркиза», а под ним бешено бьющееся сердце мужчины, в ожидании своего любимого. У него столько надежд: что любимому понравится еда, понравятся розовые тюльпаны и бордовое вино; что Иса согласится; что ночью будет любовь, а утром начало новой жизни… Вместе и навсегда. Время свидания давно подошло, но омеги всё нет. Хэсан не волнуется, пока. Он знает, при их работе всё возможно, любые непредвиденные ситуации, форс-мажоры и то, что Иса может опоздать, он тоже понимает. Но ночь вступает в свои права, а от омеги ни звонка, ни сообщения. Хэсан сам отправляет сообщение, которое, почему-то, не доходит. Потом пытается дозвониться, но абонент недоступен, а через час безуспешных звонков и сообщений, номер и вовсе заблокирован. Мужчина списывает всё на неожиданный отлёт шейха и занятость главы его охраны. Но почему Иса его не предупредил, он не понимает. Утро встречает его остывшей едой, растаявшими свечами и холодной постелью. Мужчина понимает, что что-то не так. Автомобиль уносит его ко дворцу шейха в Хаббасе. Охрана сообщает, что старшего господина нет во дворце, и Хэсан немного успокаивается. Но когда понимает, что шейха Саиди нет во дворце, а страну он не покидал, то тревога накрывает по-новой. На вопрос о местонахождении главы охраны, на него смотрят круглыми глазами, сообщая, что это конфиденциальная информация. Второй день не приносит никаких вестей и спокойствия не добавляет, так же как и третий, и все последующие дни. Он сам разрывается между своими обязанностями и поисками любимого омеги. Через неделю нервы не выдерживают, он снова таранит ворота дворца в Хаббасе, требуя главу охраны. И какого его удивление, когда к нему выходит Закир, смотря вопрошающим взглядом: — Чем обязан? Теперь Хэсан смотрит непонимающе и недоверчиво: — Где Иса? Я сказал, что хочу видеть главу охраны. — Теперь я глава безопасности шейха Саиди. Говори чего хотел. Глаза альфы наливаются кровью и дрожащие руки сжимаются в кулаки: — Где… Иса? — Его здесь нет. Он перевёлся. Я заменил его на посту главы безопасности. — Куда? Где он? Что с ним? — мужчина практически кричит в лицо Закиру, чуть за грудки того не хватает. — Спокойно, спокойно. Иначе прикажу выпроводить тебя, — пытается усмирить его альфа, — и я не знаю, где Иса. Это закрытая информация. О его местонахождении знает только господин Салман. Вот его и спроси, раз что-то важное. — Отведи меня к шейху, немедленно. Альфу проводят по роскошному беломраморному дворцу в кабинет шейха, где Салман смотрит непонимающим взглядом, на вошедшего главу охраны своего названного брата, но потом просто приходит в шок, когда слышит: — Я пришёл за своим омегой! — Кем? — Искандер Реза. Он мой омега, и я пришёл за ним! Салман понимает всё сразу: почему Иса попросил отставки и перевода, почему глаза показались заплаканными, а голос обречённым. И теперь, смотря на этого дрожащего от волнения альфу, «бегство» Иса считает безрассудным. Но то, что он — омега — это новость, повергшая в шок не только его, но и стоящего за ним Закира. Что должен сделать шейх, смотря на неподдельное волнение стоящего перед ним альфы, видя огонь в его глазах, чувствуя горечь феромонов, которые тот не контролирует?Он обещал Иса не сообщать никому о его переводе, но… На минуту, он поставил себя на место Хэсана, и даже этого хватило, чтобы кровь закипела в жилах и мир перевернулся. А если бы Анхар исчез? Если бы он потерял омегу? — Я перевёл его во дворец султана Саиди. Он в Оазисе. — Благодарю, — это всё, что смог прохрипеть мужчина, склоняясь почтительно, собираясь покинуть дворец. — Я сообщу о твоём приезде в Оазис. Тебя пропустят. Солнце склоняется к закату, когда чёрная Toyota достигает барханов Оазиса — дворца султана Саиди. Предупреждённая охрана пропускает его сразу, и мужчина устремляется на небольшую площадь перед служебным входом службы безопасности. Было бы другое время и другая причина, альфа оценил бы всю красоту великолепного дворца, что белой жемчужиной сияет в лучах закатного солнца: любовался бы его острыми шпилями и сизыми куполами, мраморными стенами и журчащими водопадами, пышными пальмами и гибкими лианами. Но Хэсан ничего не видит и не слышит, ничего не цепляет его взгляда, кроме идущего ему навстречу любимого. — Джэнэт? — голос альфы срывается, он дышит трудно и сердце бьётся так, что кажется, слышно всем вокруг. Омега не смотрит, и весь его вид будто говорит, как ему осточертело всё это. Руки в карманах, чтобы не показывать как они дрожат, глаза в сторону, чтобы не показывать как больно. — Мне казалось, недели более чем достаточно, чтобы ты всё понял, — спокойным голосом говорит омега. — Достаточно для чего? Понять, что ты меня бросаешь? Или что не любишь? Ни тому, ни другому я не поверю, — голос альфы снова гремит, он слишком долго ждал, искал, волновался и не может себя сдержать. — Потише альфа, — холодно осаждает его омега, — поиграли и хватит… — Поиграли?! Иса, ты мой омега! Что произошло? Я сделал что-то не так? Что бы это ни было, я всё исправлю, я сделаю как ты хочешь… — Оставь меня! Вот чего я хочу, — снова голос омеги холоднее льда, но когда видит почти детское непонимание в серых глазах, сердце, что и так уже в клочья, рассыпается на кровавые осколки. Несколько секунд тишины, что давят на омегу похлеще любого скандала. — Почему? — так тихо и надломлено, что Иса бледнеет вмиг, а закушенная губа выдаёт его волнение. Он молчит. Что он должен сказать? Хотя вроде репетировал на случай, если придётся объясняться, придумывал по-убедительней, а сейчас всё позабыл, и все отрепетированные слова кажутся пустой бессмыслицей, по сравнению с болью в серых глазах. — Не делай этого с нами, Иса. Прошу. Умоляю, уйдём со мной сейчас, любимый. Альфа делает осторожный шаг к омеге, не сводя с него сияющих мольбой глаз, когда видит тёмный силуэт чужого альфы за его спиной. Джибейд. Смотрит своими чёрными глазищами через тонкую ткань занавеси арочного проёма, словно готов наброситься в любую минуту. Ярость и ревность затапливают альфу, вмиг превращая кровь в огонь. — Что… он делает… рядом с тобой? — хрипит мужчина сквозь зубы, сверля чужого альфу взглядом, от которого тот должен был упасть замертво тут же. — Уходи, Хэсан, — Иса возвращает самообладание, чувствуя поддержку Джибейда за спиной. — Не нужно позориться и выставлять себя несчастным брошенным альфой и ревнивцем. Я всё сказал, — омега разворачивается чтобы уйти, но его запястье вмиг оказывается в плену рук альфы. Хэсан так близко, что голова кружится, а тело слабеет от силы феромонов альфы. Тихий стон срывается с пухлых губ омеги. — Уйдёшь сейчас… к нему, и это будет конец, понимаешь? Конец всему… Иса, — слабость заставляет обоих прижаться плечами друг к другу, и дышать судорожно горьким ароматом ревности и отчаяния, — Иса! Омега отталкивает его от себя, сам пошатывается от слабости, но смотрит в последний раз: — Прощай. В глазах альфы темнеет и мир рушится, когда он видит протянутую руку омеги, которую обхватывает другой альфа. Он не помнит, как добрался до машины, как выехал из Оазиса, ибо слёзы… злые, некрасивые слёзы боли застилали всё. И плевать, что смотрели, шептались, качали головами, плевать… Лучше выплакать, выскоблить, выцарапать всё из себя, из сердца, из памяти, а потом действительно станет всё равно, возможно смешно, но сейчас больно… Сейчас ему очень больно. — Зачем ты это сделал, Иса? — грубоватый голос друга раздаётся над ухом омеги, что рыдает, уткнувшись в его сильное плечо. — Ему будет лучше без меня, — сипит омега, пытаясь подавить рыдания. — Судя по тому, что я видел, это вряд ли, — похлопывает по плечу мужчины Джибейд, — К чему эта жертва, если и тебе и твоему альфе от этого плохо? — Это сейчас плохо, — затихает омега, утирая слёзы, — а потом всё забудется. У него будет другая жизнь, у меня… та, что и всегда. Так будет лучше. — Ты в этом глубоко ошибаешься. Ни один альфа не откажется от своего омеги, каким бы «бракованным» он не был, хоть без глаза. Так что, от судьбы не убежишь, даже в Оазисе Саиди. А пока, приступай к своим обязанностям, омега, — подчёркивает мужчина, с улыбкой смотря на друга. — С этого дня под твоим руководством система безопасности гарема и непосредственно султанши Лаллы Сальмы. Удачи тебе, Иса. — Спасибо, Джибейд. Спасибо, что помог и подыграл. — По-моему, я уже жалею. Не нужно было мне в это вмешиваться. Но… отдыхай, хватит на сегодня, — и мужчина провожает взглядом стройную фигуру омеги, удаляющуюся от него. Иса расправляет плечи и поднимает подбородок кверху, — он сильный, он справится, а о рыданиях в подушку по ночам ему знать необязательно.***
Музыка кажется знакомой, и альфа с любопытством идёт на её звуки. Он усмехается про себя — кажется, он протоптал дорожку к проёму на омежью сторону. Все мысли улетучиваются в миг, стоит мужчине посмотреть сквозь узорчатую решётку. Музыка струится по омежьей гостиной, но ещё громче звучат смех и улюлюканья омег на берберский манер. Они сидят на шёлковых подушках, хлопая в ладоши в такт музыке, двигаясь плавно и изящно. Всё их внимание приковано к танцовщику в чёрном шёлковом бедлех, расшитом золотыми нитями. Короткий жилет обтягивает грудь, длинная юбка с разрезами от бедра, открывает стройные ноги. Пояс обхватывает бёдра по самой кромке паха и ягодиц. Мягкое свечение ламп играет бликами на косых мышцах живота, округлой линии бёдер и невероятно тонкой талии. Золотые браслеты сверкают на запястьях, предплечье и щиколотках. Золото искрится в ушах, на пальчиках и тонкой шее. Но ярче всех драгоценностей сияют глаза танцовщика, что меж густо накрашенных чёрных ресниц кажутся бездонными золотыми озёрами. Ниджат смотрит и не понимает, кто перед ним, ибо порхающий, соблазнительный и горячий омега так не похож на нежного и робкого Ясира. Скользящие хлопки рук, пощелкивания пальцами друг о друга, удары запястьями о голову и бедра омеги столь энергичны и соблазнительны, что альфа буквально падает на тугие подушки от слабости ног. А омега не жалеет его: выгибается, рассыпает золотистые волосы в движении, выворачивает изящно запястья, крутит головой прикрыв глаза. Мягко трясёт плечами, а затем так томно смотрит из-под ресниц, что сердце альфы падает в ноги, а дыхание сбивается. Мужчина никого не видит, кроме танцующего омеги, ничего не чувствует, кроме густого аромата белого цветка. У Ясира предвестник течки, и его танец словно призыв к альфе, на который он откликается всем своим существом. Танец не затихает, хоть ритм становится более плавным и тягучим, а движения омеги столь свободны и раскованны, что Ниджат давится воздухом и дрожит от накатывающего возбуждения и страсти. А Ясир смеётся — громко, счастливо, откидывая голову, сотрясая плечи в радостном хохоте, что мужчина вздрагивает, и сердце снова падает в бездну. Смеющийся юноша тянет на себя улыбающегося Анхара, ставя рядом с собой, и показывает плавные движения бёдрами, а тот пытается повторить под всеобщий хохот омег. Получается слабо и Ясир становится позади юноши, обхватывая талию омеги, пытаясь руками направлять его бёдра в «восьмёрке», чем вызывает ещё больший смех, и сам Анхар сгибается в щекотке, увлекая Ясира за собой. Альфа невольно улыбается, смотря на омег, на их радость и веселье. И в этот момент Ясир смотрит на него, прямо в глаза, с нежной улыбкой затихающего смеха, мягко откидывая золотистые пряди за плечо. Острое пронизывающее чувство охватывает альфу — за этот взгляд он отдаст всё, душу продаст, в огонь шагнёт не раздумывая. Между ними появляется первое, робкое, но настоящее чувство — тихая радость, такая, какая может быть между родными и близкими людьми Он счастлив, здесь, в его доме!*
Всю неделю Ясир словно сходит с ума. Его разрывает от противоречивых чувств: одновременно спрятаться и находиться перед взглядом альфы круглые сутки. Днями он ходит, как потерянный, не подходит к постели даже близко, пока альфа не возвращается, а ночами, до зуда в теле хочет свернуться клубком на его груди, но терпит. В один из дней, Ниджат словно чувствует, и остаётся дома, работая в кабинете. Тихий стук в дверь, но мужчина знает, что за ней стоит Ясир. Он подходит медленно, глаз не поднимая, останавливаясь рядом с огромным рабочим столом альфы, нерешительно переступая с ноги на ногу. — Ты можешь сказать мне всё, о чём только захочешь, — тихо и осторожно шепчет Ниджат, смотря в сияющие каким-то нездоровым блеском глаза омеги. — Можно мне… сесть к Вам на колени? — Ясир чуть воздухом не давится от сказанных собственных слов, и отводит смущённо взгляд. Мужчина разворачивает широкое рабочее кресло молча и протягивает руки. Омега забирается на его бёдра несмело, зажато, неуверенно, но выдыхает облегчённо, едва его золотистая макушка касается плеча альфы. Ясир поджимает колени, ставя стопы на ногу альфы и обнимает самого себя, а мужчина обнимает его всего, прижимая осторожно, легко, без нажима. — Ясир, не бойся говорить мне все свои желания, какими бы безрассудными они тебе не казались. Всё будет так, как захочешь ты. Захочешь сесть ко мне на колени, буду сидеть весь день и обнимать тебя. Захочешь чтобы я согнулся в бараний рог — так и будет, только скажи, — а юноша благодарно жмётся и молчит, потому что впервые за последние дни сердце его спокойно. Ночью мужчина просыпается от тихого копошения около себя. Он смотрит из-под прикрытых век, как омега сидит посередине кровати, разглаживая постель руками, а затем укладывает подушки вокруг себя. Потом нежные руки тянутся к ногам мужчины, медленно сгибая его колени и притягивая ближе к себе. Ниджат чувствует, как ладони омеги оплетают его руки, вытягивая их над головой, так же медленно и тихо. И мужчина понимает — омега уложил его дугой. Ясир осторожно ложится в центр этой своеобразной дуги, сжимаясь в позу эмбриона, окружённый телом мужчины и подушками. Альфа всё понимает, и то, что он стал частью «гнезда» омеги, наполняет его сердце восторгом и нежностью. Он сжимается сильнее, заключая в теплоту объятия своего омегу, и смотрит всю ночь, как безмятежно спит его любимый. За два дня до самой течки Ниджат принимает решение переехать в дом в Хаббасе. Ясир чувствует подступающую температуру и желание… быть ближе, как можно ближе. Один раз он опомнился, когда стоял перед зеркалом в ванной с полотенцем на бёдрах и обнимал свой живот, мягко поглаживая кожу под пупком — место, где будет зачат ребёнок. А когда осознал, что делает, вздрагивает и убегает в испуге. Ниджат сам с ума сходит, и не отходит от омеги ни на шаг. Оберегает, окружает вниманием, метит своим запахом и сам бесконечно дышит омегой. Они снова прячутся от водителя за тёмной стеклянной перегородкой, и теперь открыто жмутся друг к другу. Ясир сидит на коленях мужа, бесстыдно уткнувшись в изгиб его шеи. Может показаться, что он уснул у мужа на руках, но он не спит, он в полной власти омеги, что приказывает затихнуть, подчиниться инстинктам, сохранить силы для зачатия потомства. Ниджат на руках заносит его в дом, унося в приготовленные для них комнаты. Вся прислуга в доме только беты и омеги, даже среди охраны нет альф. Температура поднимается к вечеру и омегу лихорадит. Ясир прячется в ванной, вставая под холодный душ, пытаясь хоть как-то охладиться. Ниджат ждёт. Он затих, сам находится под властью своего зверя, что скулит в ожидании, но он и шагу не сделает, пока омега сам не позовёт его. Каким-то необъяснимым образом, один из прислуги тихо заносит документы, объясняя, что их принёс курьер компании, ссылаясь на срочность. Мужчина помнит — действительно есть контракты, которые требовали его подписи, и он принимает их. Сквозь тихий шорох перелистываемой бумаги, мужчина слышит неторопливые шаги омеги и поднимает на него свой взгляд. Ясир весь мокрый: по обнажённому телу бегут капли холодной воды и кожа мурашится от стекающих капель. Длинные волосы прилипли к спине и груди, лихорадочный румянец горит на щеках, грудь вздымается от судорожного дыхания. Тонкое кружевное бельё стягивает бёдра омеги, а мокрый след от босых ступней тянется от самой ванной комнаты. Альфа медленно встаёт, зачарованно смотря на своего омегу, сглатывая вмиг скопившуюся во рту слюну. Чуть расфокусированный взгляд омеги падает вниз, на руки альфы, в которых он всё ещё держит документы. Мужчина видит, как меняется лицо омеги, как расширяются в испуге прекрасные глаза, как губы распахиваются выдыхая от подступающего страха, а после юноша не дышит, смотря на бумаги. Ниджат понимает, какую ошибку он сейчас допустил — омега, одержимый сейчас своими инстинктами, видит перед собой те самые документы, о которых мужчина не хотел бы вспоминать никогда. — Это не то, о чём ты подумал! Ясир, это не те бумаги! Нет! Это не документы о разводе! — альфа срывается с места, желая показать, что это действительно так, но Ясир отшатывается от него, как от огня. — Нет, Ясир, прошу… я просто покажу их тебе. Юноша вытягивает руки перед собой, останавливая альфу и пятится назад, пока не утыкается спиной в стену. Страх перед мужчиной… чужим мужчиной сковывает его. — Ясир, я твой альфа, твой муж, твой… — Нет, — голос дрожит, как и сам юноша, сильнее прижимаясь к стене, — не мой… — и мужчина понимает, что проиграл — омега не примет его, не признает! Он видит, как слёзы выступают на глазах любимого и отступает назад. Он прячет эти проклятые документы, которые сожжёт сейчас же, и застывает посередине комнаты, смотря горящими глазами на дрожащего омегу с надеждой. — Уходи, — безапелляционно бросают ему в лицо, и последние искорки надежды гаснут в сердце альфы. Он уходит. Мужчина делает два шага от двери, слышит щелчки закрывающегося дверного замка, а через несколько секунд скрежет двигаемой мебели — омега забаррикадировал дверь. Всю ночь мужчина провёл под дверью, прислушиваясь к шуму и шорохам. Ему казалось, что он слышит плачь и стоны боли. Аромат розы сгущается так, что окутывает всё вокруг. Ниджат дышит им, задыхается, и готов придушить себя собственными руками за то, что совершил непоправимую ошибку. К утру все шумы затихли, но прислонившись ухом к двери, он слышит тихий скулёж омеги. — Зухра, мне нужна твоя помощь, вернее Ясиру. Звонок домой от альфы обеспокоил женщину — Что случилось, сынок? — Сама всё увидишь. Я выслал машину, поторопись. Не прошло и получаса, как взволнованная женщина стоит перед закрытой дверью комнаты. На её голос юноша откликается, открывая для неё дверь. Ниджат так и остаётся стоять, не смея войти. Сердце альфы разрывается от бесконечного волнения за любимого, он чувствует его боль, его страх. Но мужчина не войдёт, пока не позовут. Даже его зверь с ним заодно, покорно опустит морду и затаившись ждёт. Ниджат понимает — любое подчинение будет сравнимо насилию, а это то, что он не сделает никогда. Но омега не зовёт — ни именем, ни сердцем. — Что случилось, сынок? Вы были так внимательны и нежны друг с другом, а теперь я не знаю, что и думать, — женщина выходит из комнаты заметно уставшая, и стоит перед альфой ожидая объяснения. — Я совершил непоправимую ошибку, — и мужчина рассказывает о документах и о вчерашнем случае. — Он решил, что я снова принёс бумаги о разводе, что показываю их, потому что не хочу быть его альфой. Я идиот, Зухра! — в отчаянии хрипит Ниджат, запуская пальцы в волосы. — О, Всевышний! Ну… ошибка, но поправимая. Дай мне свою рубашку, сынок. Мужчина без слов снимает одежду, немедленно отдавая ее женщине и смотрит так, будто жизнь свою отдаёт, и отдал бы ради Ясира. — Жди здесь, мой мальчик, — мягко гладит по голове Зухра, исчезая за дверью. Ниджат замирает, не шелохнётся, не дышит даже, и ждёт с великим волнением и надеждой. Но когда женщина возвращается с рубашкой в руках, и с ошеломлённым выражением лица, у мужчины сердце падает в бездну от страха. — Впервые такое вижу. Омега признал тебя, но сам Ясир сопротивляется. Для него ты — альфа, отказавшийся от него, — обречённо качает головой Зухра. — Боюсь, сынок, он не позволит тебе поставить временную метку. Ниджат вмиг бледнеет от услышанного. Отсутствие метки после течки супруга сравнимо позору альфы. Но даже с этим он готов смириться, лишь бы его омеге не было больно и плохо. Последующие два дня Зухра отпаивает течного омегу отварами и настойками, обкладывала примочками и грелками, облегчая боль и сбивая жар. Но каждый раз юноша горит по новой и скулит от бесконечной ноющей боли. Ни разу он не позвал альфу, ни разу не возжелал его, хоть чувствовал — альфа стоит за дверью, ждёт, окутывает феромонами, шепчет тихо его имя, но и шагу не ступит без его разрешения. — Я оставлю вас, мой мальчик, — тихо сообщает женщина на третий день пребывания в доме. — Ему уже лучше. Дальше он справится сам. Но ты не оставляй его, он чувствует тебя, чувствует твоего зверя, и быть может, он сможет принять тебя. На всё воля Всевышнего. Да не оставит он вас в своём благословении. — Аминь. — И я прошу тебя, Ниджати, — тихо продолжает омега: — Чтобы не произошло дальше: смирись и прими. Всему своё время. — Отдаю себя во власть Всевышнего. Да сбудется воля его, — покорно склонил голову мужчина. — Аминь. Береги себя, сынок. К вечеру двери комнаты распахивается, и на пороге появился Ясир — бледный, с впалыми щеками, закутанный в одеяло. Ниджат вскакивает со стула, смотря горящими глазами на юношу. — Я хочу есть, — коротко сообщает омега. — Тебе принесут… — Нет. Сюда никто не войдёт. Я приду на кухню. — Ты ещё слаб. Позволь отнести тебя на руках. — Нет. Не трогай. Со мной всё в порядке. Альфа снова покоряется, лишь следит неотрывно, стоит поодаль и дышит омегой. Мужчина не беспокоит своего омегу: не пытается усилить феромоны, не напрягает юношу ни своим присутствием, ни ароматом. Он смотрит, как ест его омега, хоть сам позабыл о сне и еде. Видит как поджимаются полные губки и хмурятся брови от слишком горячего глотка. Мужчина подходит тихо, так, чтобы юноша видел его. Медленно разливает горячий бульон в несколько пиал, дует на каждую поочерёдно, остужая, и так же медленно протягивает омеге. Ароматное тушёное мясо птицы разделывается пальцами альфы и разложено на тарелке. Белый мякиш пышной лепёшки окунается в сливочный соус и тоже протягивается омеге. Ясир ест медленно, принимая еду из его рук, и сам тонкими пальчиками разрывает хлеб и протягивает мужчине. Тот принимает еду осторожно, не касаясь пальцев омеги, и ест сразу же. Они кормят друг друга, пока не съедают молча всё до последней крошки. Ясир сидит, словно ждёт чего-то, хоть сам не знает чего. Он видит, как медленно тянется к нему рука мужчины, немного неуверенно, но всё же… Ниджату кажется, что момент, когда рука омеги потянулась навстречу, это то, ради чего он живёт. В тот миг весь мир альфы состоит из протянутой к нему ладони, и глаз, что смотрят настороженно, но всё же… Омега сидит на руках альфы немного напряжённо, но позволяет нести себя, закутанного в одеяло. У самой двери мужчина останавливается в нерешительности — разрешат ли ему войти? Он не слышит возмущения, когда перешагивает за порог. Его не отталкивают, когда он наклоняется над постелью, укладывая любимого в ворох одеял, что пахнут невыносимо хорошо, пахнут омегой. Ему разрешают присесть на пол рядом, и смотреть на него, дышать им. Ясир засыпает под нежным и горящим взглядом альфы и просыпается он точно так же. — Ты не спал, — не спрашивает, а утверждает омега. — Ты должен отдохнуть. Ниджат напрягается, когда юноша двигается на постели, словно освобождает место для него. Мужчина медленно двигается ближе, ложится осторожно, смотря на омегу, и выдыхает облегчённо, понимая, что его принимают. Он засыпает мгновенно, как и Ясир, а сутки спустя мужчина просыпается один. Юноша после душа, и немного посвежевший, находится на кухне, сидя с чашкой чёрного кофе. Он вздрогивает, когда видит вошедшего альфу, и молча протягивает чашку. Ниджат, помятый и уставший, с удовольствием выпивает сладкий кофе. — Я отнял у Вас много времени, — тихо говорит юноша, а мужчина отмечает, что он с ним снова на «вы». — Спасибо за заботу, но задерживать больше я не смею. У Вас много дел, господин. — Никакие дела не будут важнее, чем ты, Ясир. Помни это. Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь. — Мы можем остаться в этом доме ещё на несколько дней? Я… ещё не совсем хорошо воспринимаю чужие запахи. — Да. Столько, сколько захочешь, — повторяет мужчина. Всё же Ниджат решил выехать в офис, ненадолго. Возможно и Ясиру нужно отдохнуть от альфы, но уже в машине, альфу накрывает непонятное чувство тревоги. Он списывает это на напряжение от прошедшей течки и выезжает в город.***
Неприметная, чёрная машина стоит в конце улицы, и мужчина сидящий внутри, глаз не отрывает от кованых ворот дома. Когда из них выехал BMW хозяина дома, а в след за ним тонированные джипы охраны, мужчина напрягается, сжимая руль до побеления пальцев. Он ждёт еще полчаса, потом делает звонок в офис, уточняя, на месте ли господин Гулам, а когда получает утвердительный ответ, подъезжает к дому. Охрана пропускает его, хоть и предупреждает, что хозяина нет в доме, на что альфа обманывает их, утверждая, что Ниджат сам прислал его за важными документами. Ему доверяют, его пропускают… На это Зейнал и рассчитывал… Он тихо идёт по сияющему, роскошному залу на влекущий аромат. Течка только завершилась, и весь дом ещё окутан этим дивным запахом. Его зверь ведёт его, безошибочно приводя прямо к нему, на освещенную солнцем белоснежную кухню, где омега сидит со стаканом воды в руках. Едва нотки шафрана достигают его, всё ещё обострённых, рецепторов, стакан выскальзывает из рук Ясира, разбиваясь вдребезги о мраморный пол. Омега вскакивает со стула, быстро отходя на несколько шагов назад, смотря испуганными глазами на вошедшего альфу. — Не бойся… Я не трону тебя, — Ясир ему не верит. Зейнал сам себе не верит. — Уходите… — юноша ещё дальше отходит от него. — Ты так пахнешь сладко. Как же ты прекрасен, Ясир! — Замолчите немедленно и уходите, — омега дрожит под горящим взглядом альфы, но отступать уже некуда. — Я люблю тебя! — Нет! — Ясир затыкает уши ладонями и жмурит глаза от испуга. — Люблю! Люблю… люблю! — Зейнал кричит, гремя на весь дом, и стремительно подлетает к юноше, убирая его руки от ушей. — Посмотри на меня! — Пожалуйста, не делайте этого! Умоляю, пощадите моего брата, — слёзы текут из прекрасных глаз, смотрят на альфу с такой болью. — Я люблю тебя, Ясир. — Нет! Пожалуйста! — рыдания становятся сильнее, когда Зейнал обхватывает лицо юноши ладонями и шепчет, будто сердце своё разрывает собственными руками: — Мне суждено было встретить тебя слишком поздно, и моя ошибка привела нас к этому. Я это принял. Такова воля Всевышнего, — и юноша ошеломлённо смотрит глазами полными слёз на мужчину. — Пусть в этой жизни мы не будем вместе, но клянусь, во всех моих перерождениях, во всех Вселенных и мирах, я найду тебя! И никому не отдам — ни другу, ни брату, ни врагу, никому! О, как же ты прекрасен! Как сладостен твой аромат для меня! Как я мечтаю коснуться губ твоих! — и Зейнал медленно приближается к лицу омеги. Ясир не дышит, а в голове набатом лишь имя «Ниджат… Ниджат!». Входящий звонок мобильника разрывает тишину, и юноша вздрагивает. Зейнал застывает в сантиметре от губ. Он знает от кого звонок, что не умолкает тревожной трелью. Имя названного брата горит на дисплее ещё несколько секунд, а потом гаснет. В тот же миг трезвонит телефон Зейнала в кармане, и здесь даже гадать не нужно, кто звонит. Медленно альфа отстраняется от омеги и отходит, пятясь назад. От пережитого потрясения у юноши ноги подкашиваются и он садится прямо на холодный мрамор пола. Как сквозь толщу воды он слышит удаляющие шаги альфы, и дышать становится чуть легче. Ясир не знает сколько он пролежал обессиленный на полу, но быстрые шаги и сандаловый аромат он чувствует сразу. Ниджат подходит стремительно, садясь перед ним на колени. — Он что нибудь сделал тебе? Юноша отрицательно мотает головой. — Он… трогал тебя? — голос альфы напряжён и хрипит. — Нет. — Можно мне… взять тебя на руки? Ясир, в бессознательном тумане лихорадки, чувствует руки альфы, что поднимают его, слышит тихие шаги и перешёптывания, чувствует теплоту рук и мягкого одеяла. Он засыпает беспокойным, мучительным сном. Ему снился Ясмин… мёртвый Ясмин, лежащий на циновке покойника, обложенный кругом цветами белой розы. Сон переходит в лихорадку и бессвязный бред. Лабиринт страшного сна не заканчивался, и юноша всё блуждал по нему, каждый раз натыкаясь на тело брата, захлёбываясь слезами, пока свет не указал выход, и руки альфы вели к нему, обволакивая сладким ароматом. Он просыпается в объятиях мужа, щекой чувствуя обнажённую кожу его груди. Сильные руки прижимают крепко, большие ладони гладят по взмокшим волосам, чёрные глаза смотрят нежно и взволнованно. — Ясир, я уйду сейчас… Как только тебе станет лучше, я уйду. Не бойся, прошу. — Не уходи, останься. Мне будет лучше, если ты будешь рядом. Мужчине кажется, что лихорадочный бред ещё держит юношу, и он не понимает того, что говорит, но сердце забилось сильно и сладко. — Ниджат? — Что, моя дивная роза? — Скажи мне ещё раз, как говорил… той ночью. — Я люблю тебя, Ясир. — Я счастлив, что ты любишь меня, Ниджат, — и рука юноши медленно поднимается в лицу мужчины, разворачивая запястье. Здесь не нужно ничего объяснять — омега позволяет поставить метку, он хочет метку от альфы. Сердце мужчины бьётся как бешеное, разрывая грудную клетку, глаза сияют невероятным волнением и счастьем, когда он обхватывает тонкое запястье. — Тебе будет больно, — тихо шепчет альфа, сильнее прижимая к себе любимого. — Но тебе будет ещё больнее, если не сделаешь этого, — Ясир смотрит нежно, и решительно подносит запястье к губам альфы. Лёгкое разочарование проскальзывает во взгляде мужчины, но тут же исчезает — это не жалость, это забота о своём альфе. Боль пронзает сознание, заставляя жмуриться до белых пятен, и невольно застонать, дрожа от протекающей по позвоночнику горячей волны. Клыки смыкаются, протыкая нежную кожу. Лопнувшая железа, сладкой патокой растекается во рту. Альфа осторожно размыкает челюсти, тут же зализывая рану тщательно. Нежно целует ладонь, опуская размякшего юношу на подушку. — Спасибо, — шепчут губы, на которых сладость розы нектаром оседает. — Когда-то я сказал это, скажу ещё раз — мактуб! — юноша видит расширяющие зрачки альфы, и чувствует усилившуюся хватку пальцев. — Я буду для тебя верным и заботливым супругом, хозяином твоего дома, хранителем нашего семейного очага, уважающим и любящим каждого в нашем доме… На всё оставшееся для нас время. — Ясир!.. — Когда придёт время… и ты разведёшься со мной, я вернусь к родителям. — Я не буду и не хочу разводиться с тобой! Ты мой омега! Я люблю тебя… Люблю. — Мы уже разведены, Ниджат. Тебе остаётся лишь трижды произнести при свидетелях, что отказываешься от меня. — Нет! — Ты не имеешь права жениться на мне повторно, только если и ты и я… найдем других супругов, и разведёмся с ними. — Ясир… — мужчина стонет его имя, сжимая его всего, — я во всём виноват! Из-за меня всё это! Но терять тебя выше моих сил. Что мне делать? — Смириться. И принять волю Всевышнего. Пусть всё будет так, как и должно быть. Мужчина затихает. Ясир уже третий человек, который говорит ему о смирении, и Ниджат думает о бесполезности сопротивления року судьбы. Но какая-то сила поднимается внутри альфы, заставляя возроптать мысленно, пойти против. Чтобы не случилось — Ясира он не отдаст! Никому! — Это я виноват, — тихо шепчет омега. — Своими глупыми слезами и надеждами о свободе, заставил тебя принять решение, о котором жалеешь ты… и я. — Ты… жалеешь? — так же тихо и взволнованно спрашивает альфа. — Жалею, — признаётся омега. — Если бы я только знал, какая чудесная у тебя семья, какое доброе и любящее у тебя сердце… Всё было бы по-другому. — Ты бы смог меня… полюбить? — ещё тише спрашивает мужчина, весь замирая внутри. — Не нужно спрашивать, просто скажи. — Ты бы смог меня полюбить. — Да.***
Белокрылый самолёт уносит их прямо в затянутое сизыми облаками небо. На земле достаточно темно — сейчас раннее утро, но едва «железная птица» разрывает восьмисот тонное скопления конденсата, солнце сияет невыносимым золотым светом. Становится так ярко в салоне, что иллюминаторы автоматически закрываются солнцеотражающими стёклами, опуская небольшой сумрак. Их отлёт сродни бегству. Никто не знает об их отъезде, кроме дяди Алима и Зухры — ни братья, ни прислуга, ни на работе альфы. И, возможно, это самое правильное решение. Альфа смотрит двух своих омег, близких и любимых людей: своего родного брата и своего омегу. Они тихо переговариваются меж собой, сидя в соседних креслах, склонив головы друг к другу, видит их улыбки: радостную Анхара и чуть нервную Ясира — он впервые летит на самолёте. Глаза омеги смотрят на небо поверх облаков, находя эту картину завораживающей. А для альфа самое волшебное — это глаза омеги: сияющие, искрящиеся, увлечённые. И когда омежий взгляд вдруг смотрит на него мягко лаская, даря нежность и благодарность, сердце альфы сжимается от сладкого томления — вдруг возможно?.. Мактуб!