***
Звуки музыки и шумные разговоры, вперемежку с весёлым смехом, не покидают дом Хади вот уже второй месяц — подготовка к свадьбе близится к концу. Всё дорогое приданое упаковано в великолепные сундуки и шкатулки: шёлковые кафтаны и платки, вышитые золотом сандалии, жилеты из тончайшей кожи, атласные шаровары и огромное количество разной одежды и обуви, и всё только самое лучшее, самое дорогое. Омега Хади постарался, чтобы всё было на высшем уровне. Белоснежный свадебный кафтан, белые туфли, белые цветы и жених-омега… тоже белый. Ясмин так волновался, что бледность покрывала его красивое лицо даже ночью, когда омега дрожал и задыхался, думая о предстоящей свадьбе. Жених-альфа внимателен и тактичен, и в отличие от Ниджата, не пренебрегает встречами с будущим супругом. После помолвки он приглашает его в рестораны, сам приезжает к ним в дом с визитом, и даже вывозит на шикарном катере в море на морскую прогулку. Естественно, они не могли находиться одни рядом друг с другом, поэтому на все их встречи Ясмина сопровождает Ясир. Тот изначально побаивался Зейнала, и на встречах больше молчал и нервничал, но со временем он понимает, какой умный и внимательный этот альфа, а после проникается к будущему зятю симпатией. Ясир видит, как брат смотрит на него — с нежностью и обожанием, как затаив дыхание принимает его внимание и красивые подарки. И тут альфа делает кое-что немного странное — он дарит подарки и Ясиру, совсем маленькие, ничего незначащие: хрустальный флакончик с шафрановым маслом, крохотную резную шкатулку с сушёными цветками ароматной специи, серебряную цепочку на щиколотки в ажуре синих цветков шафрана. Он объясняет эти подарки вниманием к будущему родственнику, но сам альфа понимает — его зверь пытается сделать так, чтобы омега хоть немного пах его ароматом. — А это Вам… со всем почтением, — Зейнал протягивает обёрнутую тонкой шёлковой лентой коробочку Ясиру, и сердце альфы замирает, когда юноша смотрит ему прямо в глаза. Он специально упаковал подарок, чтобы омега открыл его когда будет один, зная, что природная застенчивость не позволит сделать ему этого при всех. — Благодарю, господин Ирфан. Не стоит делать мне подарки, но всё равно спасибо, — смущённо улыбается юноша, и смотрит на счастливого брата, что перебирает меж пальцев невероятно красивый золотой браслет с розовыми аметистами. Они сидят в самом дорогом ресторане Касабланки «NKOA», где сияющие три звёзды Мишлен говорят о его высоком статусе, а сам альфа выглядит, как модель с обложки. И Ясмин боится глубоко вздохнуть, чтобы не задохнуться от густого аромата шафрана, что обволакивал омег. Сегодня с Зейналом пришёл младший шейх Саиди, и альфа с улыбкой представил младшего. — Благодаря Сабиру я впервые увидел тебя на свадьбе, а ведь мог и не заметить, пропустить в огромной толпе гостей. — Не пропустил бы, Зейнал-саби. Такую красоту пропустить трудно! Твой жених очень красив, как и его брат. Вам с Ниджати-саби повезло, — широко улыбается Сабир, тепло смотря на всех. — Когда возвращается Ниджат? — тихо спрашивает Зейнал у старшего омеги, пытаясь заглянуть ему в глаза, но тот смущённо опускает взгляд. — З-завтра… Господин возвращается завтра, — Ясир чуть задыхается, когда говорит об этом, и по сердцу непонятное тепло разливается, заставляя смущённо улыбнуться. Зейнал прекрасно знает, когда возвращается Ниджат, сам будет встречать его в аэропорту, но всё равно спрашивает, сам себе делает больно, смотря на нежный румянец на щеках омеги. В последнее время он только и делает, что полосует своё сердце, вспоминая образ прекрасного омеги ночами, дрожа от эфемерного, остаточного аромата белой розы. И сейчас сидит перед ним, с замирающим сердцем, жадно вдыхая столь любимый аромат. Что он делает? Что он делает с собой? Идёт против воли Всевышнего, снова нарушая свои же клятвы и обещания. Но самое страшное — он бессовестно пользуется отсутствием друга, что месяц назад уехал в Мексику проследить за продвижением работ и выполнением условий контракта, и вернётся только к его свадьбе. Зейнал пытался, действительно пытался забыть, забыться в другом омеге, выбросить все мысли о нём и думать о Ясмине. Но напрасно… безнадёжно. Да что ж это за любовь такая, что от собственной боли так хорошо, что каждый раз, как больной ищешь повод новой встречи, ищешь глаза, что золото меж чёрных ресниц, губы, что сам грех во плоти, и замираешь от мысли, что всё это не твоё! — Ниджати вернётся к вашей свадьбе, — улыбается младший шейх. — Снова погуляем на весёлом торжестве, и теперь для Салмана найдём жениха! — звонко смеётся альфа, заставляя улыбнутся всех за столом. Зейнал чуть наклоняется в сторону Ясира и шепчет тихо, чтобы не было слышно другим: — Ясир, я просил Вас кое о чём, помните? У Вас получилось? Он придёт? — Да. Я сказал, что буду ждать его здесь. Он придёт, — согласно кивает юноша. Не проходит и десяти минут, как предмет их короткого разговора входит в зал, и тут же застывает как вкопанный, увидев Сабира. Тот тоже замирает, и встаёт медленно, смотря на Анхара. Омега вздёргивает голову и твёрдой походкой направляется к ним. Он неотразим в брючном костюме от Gucci, матового зелёного цвета с красной рубашкой, и цветастым шёлковым платком на шее. Золотые серьги сияют в мочках ушей, а браслеты обвивают тонкие запястья. Образ завершают лакированный чёрный клатч и туфли на высоком каблуке, что отстукивают методичный подиумный ритм по мрамору пола. А Сабиру кажется, что шпильки каблуков вонзаются в его сердце, и сознание душит чувство вины. — Анхар? — изумлённо шепчет альфа. — Здравствуй, Сабир, — спокойно садится омега, присоединяясь к остальным, и так же приветствуя их. Он мягко расцеловывает щёки улыбающегося зятя, что смотрит виновато, но он уверен, что так будет лучше. Неспешный разговор о разном, в основном о подготовке к свадьбе, о нарядах и цветовой гамме праздника, в течение которого Сабир не произносит ни слова, и сидит, весь сжавшись, сверкая глазами на Зейнала за такую подставу. — Сабир? На веранде ресторана я видел те фонари, которые Ясмин хотел поставить в день церемонии. Не покажешь Анхари их? Ему, как одному из организаторов, это важно. — Да, — после паузы отвечает младший шейх. — Идём, Анхари. Юноша тоже молчит, опустив взгляд. Тут хоть отпирайся, хоть нет, но по-видимому, время для разговора пришло. И сердиться на Зейнала и Ясира не за что, а может даже стоит их и поблагодарить. Они не виделись и не разговаривали все эти два месяца, так же, как и Ниджат не разговаривал с Анхаром. И если в первое время в сердце бедного юноши всё ещё была искра надежды, что Сабир опомнится, одумается, поймёт, что ошибался и приедет к его брату поговорить, то сейчас — глухо и пусто. Хоть минутами ранее сердце Анхара прострелило восторгом и болью, увидев глаза альфы, но эта мимолётная слабость потонула в нахлынувших воспоминаниях. — «Ты не мой омега!» — «Такого как ты, я не назову своим омегой!» — «Своего омегу я не стал бы водить по тусовкам и бойцовским клубам!» И всё снова встало на свои места, хотя теперь они даже не друзья — чужие, и былой дружбы Анхару не жаль. Значит так и надо было… Мактуб! — Анхар? — осторожно начинает альфа — Я… я не знал, что ты придёшь. — А что? Не пришёл бы? — насмешливо кидает в сторону шейха омега. — Успокойся, Сабир. Второй раз просить метить меня и признать своим омегой не буду. — Я хочу попросить прощения… — За что? Ты не обманывал меня, не давал ложных надежд, даже не бросал, — смеётся омега, но в глазах всё та же боль. — Я не защитил тебя. Ты мог пострадать от чужого альфы… — О-о, так шейх Хайма теперь для тебя чужой, значит? Помнится было наоборот, — Анхар дерзок и насмешлив, хотя сам понимает, что это лишь защитная реакция, чтобы больше не допустить повторения ошибок. — Я ему и руки не подал с того вечера. И вообще, многое изменилось с тех пор, — тихо заканчивает Сабир. — Оу, ты неожиданно понял, что любишь меня? — снова смеётся юноша. — Нет, — не подумав выпаливает альфа, и замирает, прикусив язык, а юноша резко затихает. Теперь оба молчат, не смотрят в глаза друг другу, и неловкость висит меж них, но снова Анхар смелее альфы. — Что ты хочешь, Сабири? — смотрит прямо в лицо омега. — Забыть всё! — говорит альфа, а у Анхара сердце разрывается вмиг — так ошибиться в своей первой любви, так горько разочароваться в любимом альфе, что пожелал не шанса, не времени, а забыть! — Так ведь ничего и не было. Не о чём помнить, Сабир. Разве что о веселье и небольшом приключении. — Ты прав, конечно. Но… всё же, что-то не даёт мне покоя и тревожит мою совесть, словно я виноват перед тобой в чём-то. Наверное, в том, что не оправдал твоих надежд, оказался не тем, кто нужен тебе. В общем, прости меня, Анхари, и давай забудем всё это, снова станем друзьями… Как раньше. Анхар стоит прямо, с гордо вздёрнутым подбородком, вполоборота к альфе, а столь желанный аромат гвоздики душит, щиплет глаза так, что влага выступает в уголках. Юноше сейчас бы снова разреветься, как и положено омегам, в надежде вызвать в сердце альфы сострадание, да только Анхару жалость не нужна, а ничего другого Сабир ему дать не может. — Нет, Сабир, вряд ли мы сможем быть друзьями как прежде, но приятельские отношения мы можем сохранить, если это тебе действительно нужно, и ты не говоришь это из-за угрызений совести. Так что, действительно… давай забудем всё, — и омега видит облегчение в глазах альфы, и робкую улыбку. И пусть в этот миг сердце юноши вновь кровоточит, а горло сжимается от боли подступающих слёз, он улыбается самой широкой и красивой своей улыбкой, которую снимет, только оказавшись в своей комнате… наедине с собой.*
— Я оставлю вас наедине, буквально на минуточку, — улыбается Ясмин, пожимая ладонь брата, и встаёт из-за стола, направляясь в сторону уборной. У Зейнала сердце падает и дыхание перехватывает — он впервые наедине с Ясиром, и этот момент навсегда застревает в его сознании, когда только их феромоны смешиваются в воздухе. Альфа впервые ощущает, как звучит букет их ароматов, и находит его самым сладким и изысканным, что есть на земле. Видимо омега тоже осознаёт это, поскольку удивлённо поднимает глаза, с улыбкой смотря на него. — Почему мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь, — Зейнал глаз не спускает с юноши, что скромно опустил взгляд. В этот момент, в сгущающихся сумерках вечера, зажигаются свечи и огни мерцающих ламп небольшой сцены. По вечерам здесь звучит живая музыка, и музыкант заиграл на гитаре нежную мелодию, а певец глубоким, мелодичным голосом поёт песню о любви, чей текст — признание влюблённого мужчины. Зейнал сходит с ума от невероятного момента, он не контролирует себя, с горящими глазами встаёт и подходит к юноше, протягивая руку, а изумлённый Ясир, как под дурманом, вкладывает свою ладонь в руку альфы. Они одни, вокруг них никого: ни души, ни мира, ни Вселенной… лишь сердце альфы, что сошло с ума от красоты и любви. А мелодия обволакивает, дурманит, и слова словно из самого сердца звучат. О, миг счастья, миг волнительного трепета, миг нежности, каким окутывает альфа омегу! Миг признания, пусть чужими устами, пусть песней, что не он сочинил, но самого искреннего. Омега притих покорно в его объятиях, послушно следует за альфой в танце. Юноша сам чувствует этот момент, хоть не понимает и не осознаёт того, что происходит между ними сейчас. Он смотрит в чёрные глаза Зейнала, в которых такая пронизывающая нежность, что сердце замирает — разве такое возможно? Возможно ли, чтобы чужой человек, незнакомый альфа, так смотрел… прямо в душу? Но омега позволяет это: сжигать себя огнём чёрных глаз, душить ароматом шафрана, пылать от жара ладоней на талии. — Ясир! — впервые альфа произносит его имя, смотря прямо в нежные глаза. — Одно твоё слово заставит меня перевернуть этот мир! — и юноша вздрагивает, словно очнулся от сна, резко убирая ладони с плеч альфы, а после вырывается из его объятия. Юноша бледнеет стремительно и удушливо краснеет, прикрывая ладонями пылающие щёки. Он возвращается к столику на ватных ногах, дыша судорожно и глубоко осознавая, что лёгкие полностью наполнены ароматом альфы. Зейнал идёт за ним медленно, видит как подрагивают плечи омеги. Он садится напротив него, снова зовёт по имени: — Ясир? Прошу, не бойся меня. Я не способен обидеть тебя, сделать тебе плохо. И не сделаю никогда, — но юноша молчит в ответ, лишь раз вскинул испуганный взгляд, и пальцы нервно скручивает меж собой. — Скажи мне что-нибудь, — взглядом умоляет альфа. — Больше никогда… не делайте так! — у юноши руки дрожат и взгляд увлажняется от волнения. Ясмин подходит неслышно, мягко касаясь плеча брата: — Надеюсь вы не скучали без меня? — улыбается омега двум любимым людям, а Ясир снова вздрагивает. — Такая красивая мелодия, я не знал, что здесь играют в живую. Взгляд омеги ласкает лицо альфы, и тихий вздох с нежных губ говорит о том, что и он проникся песней и этим моментом.*
Уже в машине Ясир осознаёт, что произошло в ресторане — он танцевал в объятиях чужого альфы, и не просто чужого, а будущего зятя, мужа своего родного брата. Стыд накрывает юношу и он дрожит, пряча взгляд от рядом сидящего Анхара, что сам молчалив и бледен. Ясир скрывается в комнате, прячась ото всех, боясь, что каждый в доме заметит его позор, и молит Всевышнего, чтобы образ и аромат альфы покинул его. Уже лёжа на большой и холодной постели, он вспоминает о подарке от Зейнала, и дрожащими руками развязывает ленту, открывая бархат коробочки. В глубине алого шёлка лежит брошь в виде розы, с бутоном из мелких речных жемчужинок, с золотыми стеблем и листиками. Но Ясир испуганно отбрасывает от себя украшение — роза обвита стеблем шафрана, чьи сапфировые цветы и золотые тычинки изящно обнимают белый цветок. Омега дышит судорожно, и глазами полными страха, смотрит на несомненно очень красивую брошь. Он понимает, что она выполнена на заказ: такую вещь просто так в ювелирном магазине не найдёшь. И что хотел сказать альфа этим подарком, догадаться не трудно — альфа желает обладать омегой! Перед глазами юноши бледное лицо альфы, и чёрные глаза в хищном разрезе, чёрные пряди волос над лбом и розовые губы, раскрытые в выдохе. И кажется, аромат шафрана снова плывёт в воздухе так, что дышать становится трудно. Ясир беспомощно откидывается на подушки, тянет ладонь на пустующую сторону, словно ищет там силы, поддержки… нежности, утыкается носом в подушку альфы, что всё ещё хранит аромат сандала — и сердце успокаивается, ритм пульса затихает, мысли о чужом альфе улетучиваются, как и призрачный аромат шафрана, и он засыпает безмятежным сном. Ясир спит, и не знает, как в другом крыле дома заливается слезами синеглазый омега, что видит сотый пропущенный звонок от Салмана, и ни одного от того, кого хочет слышать, видеть, чувствовать всем своим влюблённым сердцем. И его жестокие слова: — «Нет… Забыть… Как прежде, друзья…» вновь рвут душу на части, и ничего он поделать с собой не может. Ясир спит, и хорошо, что не знает, как в своём доме Зейнал дрожит от счастья, от разрывающего сердце счастья — он обнимал любимого, он смотрел в его нежные глаза и шептал ему своё признание. Руки помнят теплоту восхитительного тела, глаза помнят совершенную красоту лица, сознание плывёт от дивного аромата омеги, и ни одной мысли о том, что через неделю у него свадьба… с другим.***
— Добро пожаловать домой, мой мальчик! Дом был пустым без тебя, — мягкий голос Зухры обволакивает альфу, что в нетерпении переступает порог родного дома. — Здравствуй, Зухра! С благословения Всевышнего, я дома! — прижимает её пухлую ладонь ко лбу Ниджат, и сердце его бьётся сладким ритмом, когда глаза смотрят на прекрасного супруга. — Добро пожаловать домой, господин, — тихо шепчет Ясир, пряча глаза. — Хвала Всевышнему, Вы дома! — Здравствуй, Ясир, — голос альфы, глубокий и низкий, пускает мурашки по коже, а ставший уже родным аромат сандала заставляет вдыхать глубже. — Анхар? — впервые за столь долгое время, Ниджат заговорил с братом, что бледной, но горделивой тенью стоит рядом. — Добро пожаловать домой, брат, — юноша склоняет голову перед ним, но альфа мягко притягивает брата к груди, обнимая крепко. — Я скучал, Анхари. Очень. — И руки омеги цепляются за широкие плечи брата, обнимая в ответ. — Я тоже очень скучал, — широко улыбается юноша. — Мы потом поговорим, — тихо шепчет альфа, смотря в глаза брату. — Где дядя Алим? Он здоров? — Н-не совсем… — Зухра заметно волнуется. — Приболел немного, с сердцем стало плохо. Но, хвала Всевышнему, уже лучше. — Я поднимусь к нему, — альфа вновь кидает взгляд на своего супруга, что всё так же тих и не поднимает глаз. Ниджат скучал по своему омеге, тосковал и выл волком ночами, лишённый тепла и аромата любимого. Но тосковал ли по нему сам Ясир, альфа в этом не уверен. И то, что его встретили довольно прохладно, подтверждало его мысли. — Дядюшка, салам алейкум! Как Вы? — альфа видит обессиленного пожилого мужчину, что лежит на мягкой перине, окружённый подушками. В комнате душно от запаха лекарств, что в пугающе большом количестве стоят на низком столике перед кроватью. — Ассалам, мой мальчик! Добро пожаловать домой, — слабый, чуть скрипучий голос пожилого альфы заставляет сжиматься сердце от волнения. Таким беспомощно-болезненным Алим Гулам ещё не выглядел, и рука его, обтянутая тонкой бледной кожей, тянется к родному человеку. — Столько лекарств? Неужели такой сильный альфа, как мой дядя, сдался докторам и болезням? — улыбается Ниджат, присаживаясь рядом на постели. — Моё лучшее лекарство — это твой аромат, мой дорогой. Вот посмотрю на тебя, наполню лёгкие сандаловым запахом, и буду как новенький. Ты только посиди со мной, Ниджати, — обхватывает ладонь мужчины и слабо сжимает. — Посижу, — тихо говорит альфа, и смотрит глазами полными теплоты. — Я скучал, дядя. — Ну, понятное дело, что скучал, — скрипуче смеётся Алим. — Да вряд ли по мне. Не смущайся, сынок, это же естественно. — По всем вам, дядя. Скучал очень, — смущённо выдыхает Ниджат, опуская взгляд. — И он по тебе тосковал, Ниджати. Вон какой бледный и тихий. Ждал тебя очень. Бывало сделает сладкий кофе и стоит, не знает, что с ним делать — для тебя делал, мальчик мой. У альфы ямочки сияют на щеках от улыбки, и взгляд его, смущенно-счастливый, смотрит в пол. О, если бы это было правдой — что он ждал его, что тосковал. — Я хочу попросить тебя, Ниджати, кое о чем, — тихо шепчет Алим. — Конечно дядя, выполню, что скажете. — Не оставляй его больше одного. Нельзя так. Он твой супруг, твоя опора, твоё счастье. Негоже быть вам врозь. Замужний омега на то так и называется, потому что за мужем — куда муж, туда и супруг. А тем более, твой несравненный цветок краше некуда. Поэтому прошу, в следующие свои поездки возьми Ясира с собой. — Я сам об этом думал, дядя. И ты как всегда прав. Со следующего месяца у Анхари учёба. Я повезу их в Париж и в Милан, где будет показ работ выпускников академии Шомьер, и наш маленький омега будет там работать, — улыбается альфа. — Это хорошо, — слабо улыбается Алим — Но… потом отвези его на Санторини, — и старый альфа смотрит таким искрящимся лукавым взглядом, а Ниджат удивлённо поднимает взгляд. — Да! Конечно, обязательно повезу. Я сам так давно не был там, не видел дедушку и своих братьев. И Анхар будет рад. — Вот и славно. Всевышний да благословит замыслы твои, и всё сложится благополучно. — Аминь. Они ещё немного говорили о делах, о доме, о здоровье альфы, и Алим оживает на глазах, смеясь громко с сияющими глазами, сжимая крепко руку родного племянника. А стоящий за порогом синеглазый омега, плачет от счастья, слушая тихий разговор двух родных людей.*
Ясир стоит на террасе, что выходит в сад, прячась за синим бархатом штор. Он смотрит на братьев, что сидят у небольшого бассейна, в окружении пышной зелени и розовых цветов королевских пионов. Эти прекрасные цветы выращивают в память о покойном супруге дяди Алима, что благоухал как эти дивные цветы. Даже отсюда юноша ощущает цветочную сладость, а так хочется вдохнуть аромат сандала. Он смотрит на широкую спину мужа, что своей сильной рукой обнимает младшего, а Анхар затихает в рыданиях у него на плече. Ясир рад, он просто счастлив, что они помирились, поговорили, и что сейчас сидят рядышком в саду, но… Какая-то обида сидит в сердце омеги — Ниджат виделся со всеми, говорил со всеми, даже с прислугой, а с ним нет: не пришёл, не взглянул, слова ни сказал. Он вздыхает тихо и уходит в комнату. Все вещи альфы разложены по местам, в гардеробной полный порядок, горячая ванна наполнена, кровать разобрана, да только в мыслях омеги полный беспорядок, и в сердце холод. Взгляд омеги, скользящий по комнате бесцельно, натыкается на неубранное украшение, подаренное другим альфой. Ясир в испуге кидает его в прикроватную тумбу с твёрдым намерением вернуть его Зейналу, и убегает на кухню к Зухре, за приготовлением праздничного ужина. Вечер снова проходит шумно и весело — впервые за долгое время Анхар улыбается радостно и шутит, особенно над Ясиром, подмигивая и толкая локтем в бок. Ниджат ужинает с дядей в его комнате, так что и за ужином юноша не видит мужа. Обида переростает в лёгкое раздражение, и даже шутки Анхара злят порой. На омегу нашло странное упрямство — раз муж так старательно избегает его весь день, то и он будет делать также. До поздней ночи юноша пробыл на кухне, в омежьей гостиной, в саду, пока не погасли фонари, и только потом возвращается в спальню. Он надеялся, что муж уснул к этому времени, но Ниджат ждёт его в гостиной… с подарком в руках. — Ясир! — альфа вскакивает с кресла, едва завидел юношу, и застывает перед ним в нерешительности. — Господин, Вам нужно отдохнуть. Прошу Вас, ложитесь спать, — и проходит мимо, исчезая за дверью ванной, а мужчина так и стоит посреди комнаты, как истукан. Снова юноша сидит в ванной целый час. Уже за полночь, а его половина постели пуста, и альфа убеждается в своих горьких раздумьях — его не ждали, он не нужен. Неслышной тенью юноша ложится на край постели, поворачиваясь спиной к мужу, и затихает, кутаясь в тонкое покрывало. — Ясир, мой прекрасный супруг, моя дивная роза, я так тосковал по тебе, так хотел увидеть твой светлый лик, твою нежную улыбку, — шёпот альфы отдаёт хрипотцой, и в тишине ночи пускает мурашки по коже. — Так тосковали, что прекрасно выдержали не только весь месяц, но и этот день, мой господин, — тихий шёпот юноши раздаётся после нескольких секунд тишины. Ниджат чувствует укор в нежном голосе, обиду в замершей позе юноши, что всё так же лежит отвернувшись. Он медленно движется к нему, льнёт к столь желанному телу любимого, прижимает одной рукой охающего омегу к своей груди, а вторую руку подкладывает под голову юноши вместо подушки и сжимает нежно его всего. — Так тосковал по тебе, моя прекрасная, нежная роза, что не выдерживал ни этот месяц, умирая без тебя, ни этот день, моля небеса о наступлении ночи, чтобы быстрее заключить тебя в свои объятия, — альфа прижимается щекой к волосам, вдыхая аромат, и шепчет нежные слова. Он чувствует, как улыбается омега, что его слова для него приятны. — Я тосковал по тебе, как никто и никогда на этой земле. Вдали от тебя солнце не греет, луна не светит, мир лишён красоты. Больше не хочу расставаться с тобой, моя дивная роза, — а юноша улыбается ещё шире, и сердце трепещет от признаний мужа. — Я хочу попросить тебя, Ясир, — и омега замирает в руках мужчины. — О чём, мой господин? — Прошу поехать со мной в мою следующую поездку, сопровождать меня, как мой супруг. Ясир в недоумении — его муж просит! А ведь может просто сказать, и омега должен будет подчиниться, но он просит. — Конечно, господин. Я поеду с Вами, куда скажете, — тихо шепчет юноша, и неосознанно накрывает обнимающую его руку мужа. — Ясир? — Что, мой господин? — Ты помнишь, что я тебе сказал тогда… той ночью? — Помню… — Я хочу сказать это ещё раз. — Скажите… — Я люблю тебя, Ясир! И пусть тишина в ответ, пусть не обернулся даже к нему, но альфа чувствует, как сильно забилось сердце прекрасного юноши и аромат розы стал гуще, а руку, что обнимала его, сжали непроизвольно. И даже этого оказалось достаточно, чтобы Ниджат почувствовал себя самым счастливым мужчиной на земле. Ясир весь пылает смущённо от признания мужа и невольно трепещет в его объятиях. Руки мужчины дарят тепло, аромат обволакивает, а губы, что целуют его волосы, волнуют. Но взгляд юноши в темноте ночи падает на резной комод у стены, где в ящике отдела лежат подписанные документы, и сердце снова сжимается — что окажется сильнее: слова любви или подписанная бумага? И нет у юноши ответа, как нет и понимания, что ждёт его через девять месяцев.***
Вся Касабланка снова стоит на ушах. Снова праздник во всём Анфа… и траур у омег, что потеряли очередного завидного жениха. Они готовы рвать на себе волосы от досады — миллиардер Зейнал Ирфан женится и опять «жених года» омега из семьи Хади! Как же так? Где справедливость? Чтобы оба брата выходили замуж в один год, и за самые выгодные партии, которые только можно пожелать! Но ничего уже не поделаешь — свадьба уже гремит по всему городу. Дом Хади украшен и сияет, как дворец, а омега Хади ходит среди приглашённых гостей с высоко поднятой головой. — Ясири забирал из дома жених, с которым был один наследный шейх, а Ясмини будут забирать сразу два шейха! Такой чести не удостаивался ни один дом в Корнише, да что Корнише, во всей Касабланке! — а почтенные омеги поддакивают, кивая согласно и восторженно вскидывая руки. Свадебный кортеж из двенадцати абсолютно одинаковых белых Mercedes-Benz S, во главе с шикарным лимузином Mercedes-Maybach Pullman, катил по набережной и все, кто видели этот кортеж, завидовали тому счастливцу, которого увезут на такой красивой и дорогой машине. Все автомобили украшены в одной цветовой гамме розовых, белых и синих цветов, в тон цветочных ароматов женихов — франжипани и шафрана. Анхар лично выбирал и машины, и цветы, принимал участие в выборе места проведения церемонии, украшений для зала и даже в подборе блюд. Желанием жениха-альфы было, чтобы свадьба носила более европеизированный характер, и чтобы был традиционный цветочный алтарь, где они обменяются кольцами и подпишут официальный свадебный договор в присутствии приглашённых гостей. Ясмин не возражал, для него главным было, что любимый мужчина станет его мужем. Ясмин весь дрожит, когда его выводят под руки к жениху, усаживая перед ним, и счастливый омега не может сдержать улыбки, что мягко растягивает его губы. Он коротко вскидывает сияющие глаза на будущего мужа, и сердце его замирает, когда слышит, как его отец трижды даёт согласие на брак. Всё! Он теперь его супруг! А Зейнал его муж, с которым он проживёт долгую и счастливую жизнь — непременно счастливую, полную любви и нежности! Ясир стоит среди омег за спиной брата. Он знает, что Ниджат сейчас рядом с его отцом среди родственников семьи Хади. Странное чувство охватывает юношу — что если бы это была его свадьба? Сейчас, зная альфу, его доброту и благородство, зная о его чувствах — как бы всё сложилось для него, для них? Плакал бы он также на свадьбе, радовался бы обещанной свободе, смог бы принять альфу? И одно только существование этих сомнений говорит Ясиру, что возможно всё было бы по-другому. Он смотрит на брата, что смущённо опустил глаза на свои аккуратно сложенные на коленях ладони, и снова двоякое чувство захватывает юношу — он несомненно счастлив за него, но воспоминания о танце с Зейналом заставляют вздрогнуть, и именно в этот момент альфа смотрит на него. «Одно твоё слово, и я переверну этот мир» — он бы отказался от Ясмина, от свадьбы, от обещаний? И теперь юношу охватывает тревога — будет ли Ясмин счастлив с ним, с тем, кто говорит о своих чувствах одному, а женится на другом.*
Зейнал в полной прострации. Ибо что это, если вокруг чувствует только аромат розы, если видит только дивное лицо Ясира: перед ним сидит Ясир в белоснежном свадебном кафтане, усыпанном жемчужинами, сложив свои раскрашенные хной ладошки, и прячет счастливую улыбку и нежные глаза; Ясир улыбается ему нежно, смотрит невозможным взглядом, словно он, Зейнал, для него весь мир! Да только сознание проясняется, когда он чувствует как Салман похлопывает его по плечу, а Сабир обнимает его радостно, одновременно поздравляя его с тем, что он теперь муж. Словно в замедленной съемке, он видит как накрывают белокурую макушку омеги шёлковым платком, но это Ясмин, а не Ясир. Он видит, как так же медленно к нему подходит Ниджат, широко улыбаясь, обнимает его с искренними словами поздравлений, и это его друг пахнет меченой розой. А дальше сердце альфы сжимается и взрывается в миг, видя Ясира за спиной Ниджата. Он тоже поздравляет его, тихо шепча слова, пряча свой взгляд и пальчиками незаметно обхватывает руку мужа. — Мы с тобой не просто братья, — радостно говорит Ниджат, обнимая друга. — Мы с тобой женаты на родных братьях! Это двойное счастье, Зейнал! Это благословение Всевышнего, мой дорогой брат! Да не оставит нас это счастье! — Аминь! — рядом проносятся радостные голоса друзей и близких, а на женихе нет лица, и осознание глобальной ошибки, что он сейчас сделал, накрывает его медленно, но неотвратимо. Громкие переливы яркой ритмичной музыки, красивые благопожелания, шутки и смех сопровождают омегу, что укрытый платком до пят, садится в шикарную машину в окружении омег дома Ирфан, и никто не знает, что под шёлком платка сияет самая счастливая улыбка в мире.*
Окна шикарного отеля «Beach View Casablanca» в престижном районе Анфа Плес пестрят и переливаются фиолетовыми и розовыми огнями. Весь отель и частный пляж оцеплены охраной и находятся под неусыпным контролем. Все гости, чуть более трёхсот человек приглашённых, вежливо сопровождены обслуживающим персоналом на специально подготовленную площадку на пляже. Атлантический океан переливается синими волнами и белой пеной омывает песок. Церемония начинается с последними лучами солнца, мягко окрашивая океан в золотой цвет, а небо пестрит невероятными лиловыми и розовыми всполохами. У пышной цветочной арки, что словно сине-розовое облако висит над площадкой, стоит жених-альфа, а позади него два его названных брата — Ниджат и Салман. Гости сидят на изящных белоснежных стульях, выставленных в ровные полукруги. Проход к цветочному алтарю усыпан лепестками, и цветочные колонны с перетянутыми лентами стоят по всему периметру. Фонари усиливают свой свет с наступлением сумерек, высокие свечи мерцают золотыми бликами, когда на конце площадки появляется Ясир. Он одет в европейский брючный костюм из нежного бархата глубокого синего цвета, который буквально заставил его надеть Анхар. Узкие брюки, открывающие щиколотки, обтягивают стройные ноги омеги. Приталенный пиджак, застёгивающийся на одну пуговицу, плотно охватывает тонкую талию, а под ним невероятный ажур чёрного топа. Шею закрывает бриллиантовое колье — свадебный подарок мужа, на запястьях браслеты с бриллиантами, на пальчике обручальное кольцо с изумрудом. Волосы гладкими прямыми прядями мягко струятся золотистым сиянием, уложенные густой волной на одно плечо, а у виска сапфировый гребень крепит причёску. Ясир идёт медленным, отрепетированным шагом, сжимая в руках маленький белый букетик роз, легко улыбается папе, и встаёт на место со стороны жениха-омеги. За ним, так же торжественно-медленно идёт Анхар, что просто неотразим в аналогичном бархатном костюме, но вместо пиджака, на юноше жилет, открывающий изящные руки, а на одной из них сапфировый браслет — подарок от альфы, и он под пытками не сможет объяснить зачем надел его. Он тоже сжимает белый букетик, и взгляд его сосредоточен и серьёзен. Но когда он видит Иса, стоящего в конце дальнего ряда, улыбается мягко, и даже легко машет ему ладонью, на что получает такую же искреннюю улыбку. Едва он встаёт рядом с Ясиром, играет нежная мелодия, и под руку со своим отцом, выходит омега, весь в белом. Невероятное сочетание кружев шиффли и шантильи на тончайшей белой сетке, поверх шёлковой подкладки, струящееся по фигуре омеги, выполнено в виде традиционного кафтана. Белокурые волосы уложены в гладкую высокую причёску, закреплённую жемчужной диадемой. Жемчужины в ушах, на тонких запястьях и на мизинчике левой руки. Нежное лицо взволновано, но в карих глазах счастье льётся через край. Церемониймейстер торжественно и неспешно оглашает традиционные слова о создании новой семьи, о любви и взаимопонимании, о доверии и счастье. Все, затаив дыхание, смотрят на невероятно красивую пару, что представляют из себя Зейнал и Ясмин: как белые пряди омеги контрастируют с чёрными волосами альфы, как нежная улыбка юноши смотрится с чуть серьёзным и сосредоточенным взглядом мужчины — они действительно контрастны и сочетаемы одновременно. Оба без промедлений отвечают «Да», на вопрос о согласии заключения брака; у обоих чуть подрагивают от волнения пальцы, когда надевают обручальные кольца друг другу. Но когда Ясмин наклоняется над столиком для подписания договора, глаза альфы впиваются в Ясира, стоящего за спиной брата. Юноша застывает испуганно, не в силах отвести глаза от мужчины. Ясир никогда не забудет этот взгляд, в котором столько огня, нежности, ярости и отчаяния. Юноша пытается найти глазами мужа, но фигура Зейнала загораживает Ниджата, и дрожащий омега так и стоит, сгорая от взгляда альфы. Он хватает ладонь Анхара, ищя опоры. — Тебе плохо, Ясири? — Голова кружится. Переволновался… за брата. — Чего ж ты волнуешься? Смотри какой он счастливый! — улыбается юноша, кивая на жениха. Присутствующие гости взрываются аплодисментами и радостными криками, когда церемониймейстер объявляет Зейнала и Ясмина законными супругами, а Ясир, в суматохе поздравляющих людей, устремляется к мужу. Тот видит бледность и тревогу омеги и тихо заключает его в объятия, пряча от всех за цветочной аркой. — Что с тобой, моя дивная роза? — шепчет, наклонившись к нему альфа. — Ничего. Просто… постойте так… немного, — и вдыхает судорожно аромат мужа. А Ниджат готов стоять так хоть вечность, прижимая к себе любимого, и улыбается мягко, обхватывая лицо юноши своими большими ладонями. — Видимо со свадьбами у тебя связаны плохие воспоминания, вот и переволновался, — чуть насмешливо шепчет он, смотря в прекрасные глаза супруга. Но юноше не до смеха, и в сердце непонятный разброд чувств — тревога за брата и непонятное волнение перед Зейналом. И на протяжении всего вечера Ясир не отходит от мужа ни на шаг.*
Анхар сияет в хороводе веселящихся людей — он практически «звезда» вечера, после жениха-омеги конечно. Всё, что гости видели на пляже и в зале, дело рук этого юноши и его помощников. И, судя по довольным лицам гостей, он справился великолепно. Всё оформление и сценарий праздника в дальнейшем станет курсовой работой Анхара в академии Шомьер, и юноша надеялся на отличную оценку. Он с улыбкой обходит зал, здоровается и разговаривает со знакомыми, следит на процессом церемонии, и чувствует, как на за ним неотступно следят чёрные глаза альфы. — Анхар, — всё-таки подловил его Салман. — Постой, поговори со мной. — Салман, честно, мне совсем некогда, — пытается уйти омега. — Все два месяца некогда? Не беги от меня, прошу. — Хорошо. Что ты хочешь, Салман? — и юноша вздрагивает от осознания, что этот же вопрос задавал Сабиру. — Шанса!.. — без раздумий отвечает альфа. — А надежда у меня ещё есть, — и видя вопрошающий взгляд омеги, продолжает, — на тебе подаренный мной браслет, Анхари. — Он просто подходил к этому наряду… — И к твоим глазам, мой прекрасный! — Салман, хватит! — Никогда не хватит! Никогда не отступлю! Никогда не перестану любить! — Так давай, засылай сватов, бери меня в супруги! Меня — опозоренного, плохо воспитанного, дурного и непокорного омегу! Думаешь, твои родители будут в восторге от такого, как я?! — Не смей так говорить о себе! Ты самый прекрасный омега, что я встречал в своей жизни! И мои родители будут счастливы назвать тебя своим сыном. Юноша вздыхает устало — он не хочет говорить того, что слетает с его губ, но всё же: — Да что ж вы братья такие упёртые тугодумы — один не понимает, что нужен, а другой, что не нужен! Я сказал — оставь меня в покое, Салман! И хватит смотреть на меня такими влюблёнными глазами. Поверь, так будет лучше, — и омега разворачивается стремительно, оставляя альфу одного.*
Банкетный зал утопает в синих и розовых цветах, белых лентах, лиловых тканях драпировок. На входе в зал гостей встречают берберы в традиционных джеллаби и музыканты-барабанщики, под ритмичные звуки приводя в восторг гостей. Столы расставлены на европейский манер, и гостей рассаживали соответственно. Но прежде, все приглашённые подходили к специальному помосту с молодожёнами поздравлять их со свадьбой. Зейнал видит шумную компанию мужчин, что с сияющими глазами подходит к ним, и невольно у него самого расплывается широкая улыбка. — Дэвоныч! Аа, дорогой мой, как я рад! Мои поздравления… от всего сердца! — Семёныч! Чёрт, приятный сюрприз! Здравствуй, дорогой! Добро пожаловать! И спасибо за поздравления. Ясмин смотрит непонимающе, как его муж разговаривает на непонятном языке с полноватым, низкорослым альфой, но угадывает, что это скорее всего русский. Зейнал знакомит его с гостями, из которых «Семёныч» оказывается президентом крупнейшего российского концерна «Росспромгаз», Альберт Александрович генеральным директором, Павел Константинович главой «Северсталя», и ещё парочкой важных директоров. И всё такие весёлые, шумные, с красными щеками и широкими плечами. — Ах, красавец! — громко гогочет Семёныч, — Да мы с твоим муженьком, вот на этом вот пузе, всю Сибирь проползли, — и мужчина руками трясёт свой живот, — землю носом рыли. А сколько крепких сибирских омежек… — Семёныч? Я это своему супругу переводить не буду, — говорит серьёзным голосом Зейнал, а у самого глаза горят от радости, что видит давних друзей. Ясмин смотрит на смеющихся мужчин, понимая, что для мужа эти люди, наверное, многое значат, и хочет произвести на них хорошее впечатление. — О чём он говорит, мой дорогой муж? — тихо обращается омега к Зейналу, а альфа вздрагивает, когда слышит такое непривычное обращение. — Он сказал, что ты красивый, — улыбается он юноше. — Поверь, они все прекрасные люди и так любят своё дело, что не гнушаются даже порой собственноручно работать на вышках. Кроме Альберта, — ещё шире улыбается Зейнал, — ему бы в кабинетах сидеть, желательно в министерских. — Таак, Дэвоныч, принимай презент, так сказать от чистого сердца… — Андрей Семёнович, Вы чего? Все подарки складывают в специальном месте. — одёргивает старшего Альберт. — Цыц! Чтоб я… армянский коньяк, да на какой-то общий стол поставил?! Вмиг же вылакают! — Андрей Семёнович… — Спокойно, Альбертик, — останавливает молодого альфу мужчина. — Зейналик, этому коньяку столько же лет, сколько и тебе. Так что, мой дорогой, он будет крепчать и становиться ароматнее с годами. Счастья тебе, мой хороший! Как говорится — Горько! — и стоящие позади альфы поддакивают, и рявкают тоже самое так громко, что Ясмин невольно вздрагивает. — Андрей Семёнович, тут нет такой традиции, успокойтесь, — снова Альберт одёргивает старшего, пока тот вкладывает коробку с коньяком в руки жениха. — А жаль, — улыбается хитро Семёныч. — Дай обняться, Дэвоныч! — и заключает друга в крепкие объятия. — А вот на других омег, даже очень красивых, во время собственной свадьбы, смотреть не надо, — тихо шепчет он прямо в ухо Зейналу. — Вижу, что хороший у тебя супруг, смотри как любит — открыто, искренне. Береги его, — и отходит, всё так же улыбаясь, к столику, вместе с другими.*
Свадьба втекает в более традиционное русло, когда на площадку, под глухие ритмичные звуки барабанов, вплывают одалиски, в ярких переливающихся нарядах. Прекрасный Аше снова зажигает зал, и гости радостно встречают его, хлопая в ладоши под ритм музыки. Ясир сидит рядом с мужем, когда к ним присаживается запыхавшийся Анхар. — Вас ждёт сюрприз, мои дорогие! — заявляет он отдышавшись, и ладонью указывает на Аше. Тот, в свою очередь, легко кивает юноше, и не затихая в танце, падает на мрамор пола, где его сразу же накрывают большим куском ткани изумрудного цвета. Но ткань снимают практически сразу же, а вместо Аше появляется другой танцовщик — невероятно красивый и яркий омега с рыжими длинными волосами и густо накрашенными зелёными глазами. Его ярко-жёлтый наряд порхает в воздухе от каждого движения в танце. Обнажённые в разрезах шаровар бёдра, обольстительно сияют в свете прожекторов. И сам он зыркал своими зелёными глазами на мужчин-альф, двигаясь в танце живота, рассыпая рыжие волосы по плечам. Сначала Ясир не понимает, что его настораживает, но когда этот рыжеволосый омега порхает вокруг них, замечает, что Ниджат окидывает танцовщика своим взглядом, и, как ему кажется, весьма оценивающим. В сердце кольнуло непонятное и неприятное чувство, а какое — он сам не может понять. Ниджат больше не поднимает глаз на рыжеволосого, а увлечённо беседует с соседом по столику, но когда альфа поднимает бокал с напитком, Ясир снова замечает как его муж смотрит на танцующего омегу, уже более заинтересованно. Юноше кажется, что ему не хватает воздуха, и пальцы неконтролируемо сжимаются в кулак — если Ниджат в третий раз посмотрит на порхающего жёлтой бабочкой танцовщика, то тот лишится своих рыжих патл. А осознание собственного чувства накрывает штормовой волной — он ревнует! Собственного мужа ревнует к этому… зеленоглазому чучелу! Аромат розы начинает отдавать горечью так, что даже Анхар это чувствует. — Ясири? Что с тобой сегодня? — Не знаю, Анхари, сам себя не пойму. Мне и плохо, и хорошо. И всё воспринимается как-то слишком остро — и запахи, и цвета, и звуки. Анхар затихает и смотрит внимательно, потом шепчет совсем тихо: — Когда у тебя течка, мой хороший? — Ч-через три месяца… должна быть, — еле выдавливает из себя юноша. — А мой брат не мог её ускорить? — так же шепчет омега. — Возможно, — смущённо краснеет Ясир, а Анхар начинает медленно расплываться в широкой улыбке: — Вот и славно! Значит и племяннички появятся у меня ускоренно! Ясир краснеет моментально, утыкаясь паникующим взглядом в скатерть, и как-то странно кивает головой, словно соглашаясь и признавая наличие проблемы. Но не успел он обдумать всю ситуацию, как звуки и погасший свет в зале, отвлекают его от раздумий. Снова европейская свадебная традиция — первый танец молодожёнов. Но когда звучат первые аккорды гитары, сердце юноши ёкает и сам он вздрагивает, вспоминая мелодию — это песня под которую он танцевал с Зейналом тем вечером в ресторане. — Анхари? Разве на репетициях не была другая песня? — взволнованно спрашивает он у юноши. — Да, песню должен был исполнять Амр Диаб. Но неожиданно, среди ночи, звонит Зейнал-саби и настойчиво просит найти этого исполнителя, как его, минутку, — и Анхар бегло смотрит в небольшую программку, — Ёркинхужа Умаров, вот. Я тоже удивился, никому неизвестный музыкант, а тут на такой шикарной свадьбе? Но Зейнал был непреклонен и я поменял сценарий. Не знаю, может что-то связанно у него с этой песней, — Анхар замолкает, заворожённо смотря на танцующую пару под нежный голос и, пробирающие до глубины души, переливы гитары. Ясир снова задыхается, и сердце бешено стучит под горлом — альфа танцует с его братом под ту же песню, что и с ним. И омега понимает, что этим хочет сказать альфа — что хочет танцевать с Ясиром, что эта свадьба должна была быть их свадьбой, что своим супругом хочет видеть Ясира! Слёзы неконтролируемо текут по бледным щекам, а руки ищут мужа. Ниджат сам всё чувствует, обхватывает его руку, а когда видит слёзы, прижимает к себе в темноте зала. — Не плачь, Ясир. Твой брат будет счастлив с Зейналом. Тебя растрогал их танец? Ясир кивает судорожно, не может и слова сказать от слёз, и жмётся… жмётся к груди мужа, пальцами сжимает полы его пиджака. Большие ладони накрывают его руки, тянут к губам, он целует их, опаляет дыханием. — Ясир, моя дивная роза, не плачь, — шепчет он в темноте, чуть касаясь его волос, кончиками пальцев проводя по лицу. — Ниджат… — заливаясь слезами шепчет в ответ юноша, — я очень хочу, чтобы Ясмини был счастлив. Очень хочу! — Будет, вот увидишь, — утешает тот любимого, и пытается не думать о том, что Ясир плачет вовсе не из-за этого, а из-за того, что сам несчастлив в браке. А дивная песня всё льётся по сумраку зала, когда сияющие в свете софитов Ясмин и Зейнал танцуют рука в руке, глаза в глаза. — Ты запомнил её?! Ты запомнил как мне понравилась эта песня, Зейнал! Спасибо, мой дорогой. Ты ведь тоже запомнил этот момент… тем вечером, правда? — тихо шепчет белокурый омега, чьи карие глаза сияют ярче звёзд. — Запомнил. Навсегда! И никогда не забуду! — так же шепчет проникновенно альфа, смотря в счастливые глаза супруга. Он помнит, и никогда не забудет нежных глаз, что смотрели заворожённо. Не забудет аромата, которым его обволакивали, теплоты рук, что лежали на его плечах… не забудет Ясира… никогда.*
Иса идёт чуть шатаясь, на ходу медленно приглаживая волосы, лицо, касаясь губ и скул, по которым так нежно проходили губы альфы. Он идёт, чуть заторможенно осматриваясь вокруг, и сам не верит, что только что произошло. Его буквально на руках занесли в тесную тёмную подсобку между кухней и проходом в зал, и обнимали крепко, и целовали сладко, и прижимались сильно, так, что было слышно, как бьётся сердце альфы. — «Джэнэт!.. Мой Джэнет, любимый мой!» — до сих пор звучит в ушах, а тело помнит жар ладоней, что оглаживали страстно. Хэсан зацеловал его до головокружения, до вспыхнувших звёзд под веками, и не отпустил, пока не вырвал у него обещание провести с ним ночь любви, а то, что он сам, одной рукой может вырубить альфу и спокойно покинуть подсобку, напрочь забыл. Иса стоял не шелохнувшись, тихо постанывая от удовольствия, когда Хэсан метил его своим запахом. И сейчас, медленно возвращаясь во двор отеля, омега осознаёт, что только что произошло — он позволил себя пометить, он меченый омега! И это означало только одно — он признал своего альфу! Иса замер поражённый своими мыслями — он, глава безопасности наследного шейха, добившийся таких высот в своей профессии, один из лучших в своём деле, обладающий авторитетом и уважением коллег — и он меченный омега. — Иса-а? — знакомый бархатный голос раздаётся за спиной, и Анхар подходит близко, чтобы точно удостовериться, — Ты… пахнешь? Хэсаном? — и глаза юноши округляются шокировано, — Ты омега? Хэсан твой альфа? Иса пытается отшутиться: — Это конфиденциальная информация, дорогуша, — но в глазах у самого такая растерянность, что он сдаётся, — Да. — «Да» — ты омега? Или «Да» — твой альфа Хэсан? — ещё шокированнее спрашивает юноша. — Да, — и больше Иса ничего не добавляет. — Я знал!.. Я чувствовал, что ты омега! Но что противный Хэсан твой альфа, это, конечно, сюрприз, — улыбается юноша, но потом смотрит серьёзно и шепчет тихо, — Я никому не скажу, Иса. — Хорошо. Так будет правильно, — а у самого брови изламываются от прострелившей сердце боли. — Ты не будешь его омегой, так? — осторожно спрашивает Анхар. — А ты не будешь омегой господина Салмана, так? — утверждает старший. И снова глухое, безжизненное «Да» проносится между ними. Несколько минут они молчат, не смотрят друг на друга, понимая, что оба правы и неправы одновременно. — Иса? А может всё-таки… — Нет, Анхари, не может. Я и так слишком многое позволил себе: забыл кто я, кем являюсь! Позволил чувствам впервые в жизни так охватить себя. И вот… Кто я теперь — меченый омега. — Но ведь это же неправильно, Иса. Я же вижу, что ты любишь… — Это я неправильный! А то, что я сделаю… Так будет лучше. Анхар вздрагивает, когда слышит те же слова, что говорил минутами ранее одному альфе: — Для кого, Иса? — грустно спрашивает юноша, хоть и знает ответ. — Для него. И возможно для меня. — невесело ухмыляется мужчина. — Странные из нас омеги, Анхари. Бежим от собственной судьбы сломя голову. Она нас всё догоняет, лбом бьёт о жизнь, а мы слёзки утираем и бежим дальше. Ты ведь тоже не просто так отказываешь шейху. — Я недостоин его, — быстро отвечает юноша. — У нас одинаковая формулировка проблемы, дорогуша, — шире улыбается мужчина, и снова оба замолкают на несколько долгих секунд. — А ты чего вышел-то? — после паузы спрашивает Иса юношу. — Сабир приготовил подарок для Зейнала, то есть молодожёнов, — и видя вопрошающий взгляд Иса, продолжает, — Какого-то знаменитого певца, я не знаю какого, — разводит руками омега. — Моё дело проследить и проводить незаметно, и в назначенное время выпустить на сцену. — Ну, встречай. Кажись, приехал знаменитость, — кивает на шикарный микроавтобус мужчина, и обняв его на прощание, уходит в сияющие огни зала.*
Едва Анхар видит идущего впереди Гая Чамбера, его глазки округляются, понимая, кто идёт за ним в окружении гримёров, костюмеров и охранников. И действительно, позади твёрдым шагом идёт Энрике Иглесиас. Но Анхар тут же берёт себя в руки, и спокойным уверенным голосом приветствует гостей, приглашая их через чёрный ход в гримёрные. Зал затихает, когда на ярко освещённую площадку выходит младший шейх, забирая микрофон у ведущего: — Дамы и господа, минуточку внимания! — с широкой улыбкой обращается Сабир к гостям. — Для моего дорогого друга и брата, человека, перед которым я преклоняюсь, на которого хочу равняться, и которого люблю всем сердцем — для Зейнал-саби, — и юноша затихает, смотря на своего названого брата, глазами полными обожания и радости. — И, конечно, для его прекрасного супруга, мой подарок! Пусть эта ночь, станет для вас незабываемой, восхитительной и полной любви! Зейнал странно смотрит на младшего, глазами полными недоверия. Ведущий объявляет торжественным голосом: «Ladies and gentlemen, please welcome — Enrique Iglesias», а дальше начинается полное сумасшествие — на сцене диджей зажигает трек, басы гремят, цветомузыка поджигает зал, а горячий испанский альфа, своим знаменитым на весь мир голосом, поёт песню «Tonight», что имеет другое, более скандальное название «I'm Fucking You». Правда певец, зная в какой стране находится, щадит уши гостей праздника, и поёт приличное «I'm loving you», но почти каждый сидящий в зале знает, что на самом деле имеет в виду певец, когда вытягивает энергичное: «Please excuse I don't mean to be rude. But tonight I'm loving you». Лицо Ниджата вытягивается в недоумении от происходящего, а у Салмана пар из ушей идёт от подступающей ярости. Щёки Ясира пылают алым цветом, и он глаз не может поднять на своего, застывшего рядом с Зейналом, брата. Рукалицо Анхара, стоящего на краю площадки с музыкантами, даёт знать, что он обо всём этом думает. Но вот Зейнал удивляет всех своей искренней, радостной реакцией. Он притоптывает и кивает головой в такт музыке, а затем и вовсе разходится, вовсю подпевая певцу, а Энрике лукаво подмигивает молодожёнам на припеве. Зал неистовствует, поддерживая певца в песне, а молодёжь так и вовсе высыпает на площадку перед сценой и отплясывает по полной. Самым шумным был столик, за которым сидят русские гости. Возможно оттого, что у них принесённый с собой «особый чай», который они аккуратно разливали в чашки меж собой, и на все предложения услужливого официанта о напитках, его отсылали куда по-дальше: «Ээ, нет дорогой. Ты не понимаешь. Это специальный чай на винограде, для русской, так сказать, души. Поэтому, иди ты со своим шербетом… во-он к тому столику».*
— Анхари? — голос альфы раздаётся близко за спиной, и юноша замирает, почувствовав дыхание на шее и аромат гвоздики, — Нравится мой подарок? Юноша оборачивается, смотря серьёзным взглядом, но когда видит по-детски радостное лицо Сабира, сердце его замирает. Всё-таки он любит его, пусть не может любить как альфу, но как брата, родного человека, с которым с детства знаком, он может. И юноша тоже улыбается ему мягко: — Ты неисправим, Сабир. Но да, мне нравится. Классный подарок. — Дай пять! — распахнутая ладонь шейха тянется к юноше, и он тут же получает звучную пятюню в ответ. — Вообще-то, я думал, что ты подаришь Зейнал-саби мотоцикл, — говорит Анхар, смотря на певца, что затягивал очередную зажигательную песню. — Как ты догадался? — удивляется альфа, а следом за ним округляет глаза и юноша. — Серьёзно? — оба смотрят друг на друга несколько секунд, а потом сгибаются от смеха, цепляясь друг за друга. И казалось, не было между ними тех неприятных событий и разговоров, что принесли им столько горечи и разочарований, а только чувство настоящей, глубокой дружбы, что может быть между родными людьми. Впервые за эти месяцы Анхар выдохнул свободно и вдохнул чистый воздух.*
— Я же говорил, брат? Посмотри на них, — кивает Ниджат на двух смеющихся младших, приобнимая за плечо Салмана, — сущие дети! Поигрались и бросили. А то, что мой брат сам себе напридумывал, вылетит из его головы мигом. — Анхар не подпускает меня к себе. Сердце его закрыто для меня. — Но глаза и уши открыты. Думаю, мне не нужно говорить, как показать свои чувства омеге, которого выбрало твоё сердце. Моё благословение с тобой, мой друг. Да не оставит тебя благословение Всевышнего в намерениях твоих, и надежды твои станут явью. — Аминь! Благодарю тебя, мой брат. А я вижу, твой супруг не отходит от тебя ни на шаг. Значит ли это, что между вами всё налаживается? — Не знаю, Салман, но боюсь сглазить. Ясир не отталкивает меня и не боится, я счастлив уже только от этого. Но мой супруг для меня та ещё загадка, и верно разгадывать мне её до конца моих дней, — глаза альфы выхватывают стройную фигуру супруга, что удаляется с братом в помещение для жениха — скоро церемония передачи жениха своему мужу. — Идём, Салман. Зейналу нужно подготовиться к церемонии.*
Ясмин снова дрожит от волнения, сжимает пальчиками великолепную ткань кафтана, пока его украшают драгоценностями. Скоро Зейнал заберёт его и омега окончательно станет Ясмин Ирфан. Они теперь супруги, по людским и божьим законам, а потом станут единым целым… на брачном ложе. И от этой мысли сердце падает в бездну, а бедный юноша задыхается, бледнея и краснея. Ясир стоит рядом, теперь он будет сопровождать его паланкин, как когда-то Ясмин шёл рядом с ним. Пышно украшенные носилки, усыпанные сияющими стразами, поднимают четверо сильных, мускулистых бет, и выносят под оглушающие звуки в ослепляющие огни зала, где радостная толпа встречает его, осыпая монетами и сладостями. Но омега ничего не видит и не слышит — только чёрные глаза мужа, только его бледное лицо и чёрные пряди волос. Как же красив его муж! Как силён этот альфа! И нет в мире ничего, что приводит омегу в такой трепет, так заставляет биться его сердце. — Ясмин, будь счастлив, мой дорогой брат! — и юноша видит стекающие слёзы по щекам брата. — Ясири, не плачь! Я уже счастлив! — и быстро наклоняется, коротко целуя прямо в губы, а плачущий юноша мажет запястьем по тыльной стороне ладони брата, мягко помечая его своим ароматом. Дальше Ясмина забирают омеги Ирфан, передавая его мужу, а Зейнал подносит ладонь юноши к губам. Вмиг зрачки альфы расширяются и кровь загорается огнём, когда чувствует меченую розу, и он припадает пылким поцелуем к ладони, волнуя всё нутро омеги. Дальше для мужчины всё проходит как во сне: веселье, шум, огни, улыбки, объятия братьев и родных — он ничего не чувствует и не понимает, кроме аромата, что не эфемерной, а реальной сладостью остался на губах. Свадебный автомобиль катит их по набережной, медленно заворачивая в Анфа, увозя молодых в их новый дом, где они проведут свою первую брачную ночь и встретят первый рассвет. А альфа не выпускает руки омеги, целует нежно, ластясь щекой и прижимая трепещущее тело к себе. Уже находясь в доме: новом, шикарном, трёхэтажном, отделанном мрамором особняке, Зейнал немного приходит в себя. Он понимает, что проведёт ночь с тем, кого не любит, что взял в супруги не того, кто был нужен ему. И самое страшное — он произнесёт молитву о благословении Всевышнего, прося сделать их благодатными друг для друга, даровать им потомство, а мужчина этого не хочет. Рука альфы позорно тянется к блистеру с подавителями, которые не только заблокируют ароматы омеги, но и сделают семя альфы пустым. Ясмин ждёт его с нежным волнением, с бьющимся сердцем и влажными, от неизвестной тревоги, глазами. Зейнал сидит перед ним на коленях, глаз не поднимает, когда обхватывает его колени, опуская ноги омеги в серебряный тазик, и окропляет тёплой водой из кувшина. Он мягко проводит по рыжеватым завиткам рисунка из хны на носочках омеги, целует острые коленки, всё также обмывая водой ноги. — Зейнал… муж мой, мой любимый! Только Всевышний знает, какое счастье меня переполняет рядом с тобой, — голос омеги чуть дрожит, как и руки, когда он ладонями обхватывает лицо мужчины. — Посмотри на меня, Зейнал. Мужчина смотрит на прекрасного омегу — Ясмин действительно красив: белые локоны распущенных волос струятся по спине, чуть бледное лицо, на котором карие глазки сияют волнующей негой, что охватила его сейчас, розовые пухлые губы раскрытые в выдохе. Так почему же альфа видит перед собой сейчас другое лицо?! И вроде похожи — те же глаза и губы, но не его, те же волосы, но не золото, то же лицо, но не он… не он, не он! О, Всевышний… пощади! Не дай окончательно утонуть во грехе! Дай силы противостоять соблазну представлять рядом с собой другого! Отведи от слабости назвать супруга чужим именем! Помоги, Всевышний, не думать о губах любимого, целуя нелюбимого. Да видимо, сегодня небеса оставили мужчину, отвернулись от него, не в силах смотреть на грехопадение супружеской измены в первую же брачную ночь. Пальцы зарываются в густой шёлк волос, дыхание жаром опаляет скулы, а после губы припадают поцелуем к жаждущим, тянущимся в нежном порыве губам. Снова аромат розы мутит разум, рвёт сердце, разнося в крови страсть, а альфа сильнее целует омегу, чтобы заглушить рвущиеся из груди стоны — «Ясир!.. Ясир… Ясир!». Шёлковая рубашка стянута с дрожащего юного тела, что тут же накрывается сильным, крепким телом альфы. Губы, что жарче огня, покрывают поцелуями грудь и плечи. Руки блуждают по нежной коже. Прекрасный омега дрожит в руках мужчины — ему страшно, но больше хорошо и сладко. Одна лишь мысль, что его первый поцелуй, его невинность принадлежат любимому мужчине, возносит юношу к невероятному удовольствию. Страх и робость перед альфой исчезают — это его муж, которому он теперь принадлежит и телом, и душой. Ясмин доверяется любимому и раскрывается перед ним, послушно перекатывается на живот, поджимая колени, как шепчут ему губы мужчины. Боль пронзает всё тело, заставляя вскрикнуть в тишину комнаты, пальцами сжимая шёлк простыни. Зейнал накрывает его своим телом, упираясь руками на постель. — Терпи… — голос альфы хрипит над ухом омеги, но губами выцеловывает шею и плечи юноши. Каждое движение доставляло неимоверную боль так, что слёзы катились по бледным щекам, а звуки всхлипов проносились по комнате наряду с утробными хрипами альфы. Зейнал не щадит своего молодого супруга, хоть ему противно от самого себя, но своего он добьется — чтобы омега больше не возжелал его, не захотел такой любви от него. — Зейнал… — срывающийся голос омеги заставил остановиться и ужаснуться тому, что он сделал. Он медленно выходит из него, взмокшим от страсти лбом упираясь меж лопаток омеги. — Прости… — но, что значит это «прости»? Что поступил так с тобой? Что полюбил меня… такого? Что я не люблю тебя? — Прости! Альфа не ждёт ответа, не ждёт прощения, но смотрит ошеломлённо, когда Ясмин обхватывает его ладонь и подносит к губам. Зейнал чувствует на руке влагу слёз и сухость губ, что целуют его ладонь. — Ты мой господин и мой повелитель. Мой альфа, мой муж и я люблю тебя. Ты не должен просить прощения за свою любовь. Зейнал откидывается спиной на постель, чувствуя, как к его боку прижимается омега, но самое большее, что он может сделать, это приобнять его, легко целуя в волосы. А юноша сам его обнимает, оплетая руками и ногами, успокаиваясь в плаче. Светлые локоны спутались, и красивое лицо всё ещё перекошено от пронизывающей боли меж ног. Но даже так — столкнувшись с грубостью вместо ласки в первую ночь, он счастлив… бесконечно счастлив засыпать рядом с ним. Утром юноша проснулся один в постели. Зейнал не было в доме.