*
Роскошный Bentley медленным ходом катит по главной набережной Абу-Даби Корнише. Вечерний город зажигает огни: уже сияют, подсвеченные прожекторами подъезды к самому дорогому отелю мира Emirates Palace, ярче звёзд горят огни башни Etihad. Вокруг кипит богатая жизнь богатых людей. Для Анхара вся эта шикарная, вычурная, выставленная напоказ жизнь немного неприятна, но он умеет держать лицо и гордо поднятую голову. Рядом с водителем сидит Иса, это тоже вселяет уверенность и чувство безопасности. Огни яхт-клуба Яс Айленд манят плавными линиями дорогих яхт, что выстроились в линию у гавани. Суммарная стоимость представленных видов водного транспорта, превышает годовой бюджет немаленькой европейской страны. Но одна белоснежная двухъярусная яхта Princess X80, цена которой ни много ни мало чуть более четырёх миллионов евро, влекла громкой музыкой, смехом и общим весельем на борту. Сабир протягивает руку, помогая подняться омеге на борт, что грациозными шагами проходится по трапу. — Ждём только тебя, Анхари, — шепчет вкрадчиво альфа, целуя руку омеги волнующе. — Ты так и не сказал, куда мы едем, — так же шепчет юноша, прижимаясь чуть ближе. — Скоро узнаешь, маленький омега. Пусть это будет моим сюрпризом, — он смотрит за спину юноши: — С тобой снова твой цербер? — кивает на телохранителя. — У него приказ Салмана — не оставлять меня нигде и ни с кем. — Вечно он тащит тебя обратно в отель в разгар веселья. Но я это исправлю, — широко улыбается альфа. — Сегодня благословенная ночь, Анхари! Мы не будем спать до утра! До острова не больше восемнадцати километров, но этот путь они проплывают помпезно, словно пересекают Персидский залив. Анхар замечает, что они не одни совершают ночной променад по искусственному каналу «Марина Яс». Позади них, как и впереди, плывут частные яхты, но такого бурного веселья, как у них на Princess нет ни у кого. Он стоит с бокалом ледяного шампанского на верхнем ярусе, смотря на огни плывущего мимо города, на танцующих и пьющих альф и омег, что кажутся прозрачными тенями из-за сизоватой дымки и неоновой подсветки прожекторов. Спиной он чувствует альфу, пожирающего его глазами, и омега оборачивается, в полной уверенности, что это Сабир. Но позади него стоит незнакомый альфа, нагло шаря своими глазами по его телу. Анхар испуганно оглядывается по сторонам, и видит младшего шейха среди танцующих на нижнем ярусе, обнимающего сразу двух омег. — Спокойно, дорогуша. Я здесь. Ни одна собака к тебе не подойдёт, — ровный тон голоса телохранителя вселяет уверенность, но юноша всё равно сжимается испуганно. Едва вся шумная компания спускается с причаленной яхты, Сабир снова оказывается рядом, широко улыбаясь. — Ты оставил меня одного! — тихо шипит омега — На меня пялился чужой альфа! — кивает головой в сторону смуглого мужчины Анхар. — Какой же он чужой? — усмехается шейх — Эй, Джасс! Подойди, познакомлю тебя с самым красивым омегой Марокко. — Что ты делаешь, прекрати! Я не хочу знакомиться… — альфа, пахнущий густым запахом граната, подходит сразу же, и у Анхара расширяются глаза, понимая, что у незнакомца предвестник гона. Он вновь смотрит на Иса, что ни на шаг не отходит от него. Тот лишь медленно моргает глазами, показывая — всё хорошо. — Анхари, это мой друг — Джасиб ибн Хайма, младший шейх Рас-эль-Хайма. Джасс, это Анхар Гулам… — Я знаю, кто он, — басит альфа. — Ты брат Ниджата Гулама, так? — Анхар лишь кивает, не удостаивая ни словом, гордо вскидывая подбородок. — Он твой омега? — прямо спрашивает Джасиб друга. — Мы с ним друзья, с детства, — обнимает за плечи омегу Сабир, и у юноши внутри что-то ёкает обидное, словно им пренебрегли, но он и вида не показывает. — Идёмте, нас ждёт бой века. — Бой? Сабири, куда ты меня ведёшь? — Увидишь, Анхари. — улыбается альфа, и впервые улыбка друга не нравится омеге. Огромный шатёр, натянутый на территории Яс, пестреет красными буквами знакомой аббревиатуры Ultimate Fighting Championship (Абсолютный бойцовский чемпионат) — UFS. Громкая музыка из шатра разносится ветром по всему побережью, прожекторы подсвечивают главный вход к бойцовскому клубу, куда устремляются все прибывшие. Для VIP-персон отдельный вход в именные ложи. Вокруг столько шумихи, смеха, разговоров, рёва спорткаров один круче другого. Омеги вокруг ведут себя свободно, словно пришли не на бой альф, а на вечеринку. — Ты привёл меня… на бой по смешанным единоборствам? — Анхар снова напуган и недоволен, но отступать поздно — Если об этом узнает мой брат, мне головы не сносить. — Не узнает если не скажешь. — Сабир уже тянет его ко входу, всё так же держа за плечи — А этот, — кивает он на телохранителя, — отчитывается только перед Салманом, так что не волнуйся. — Это ещё хуже, — бурчит омега, но послушно идёт с шейхом, попадая в сумрак шатра. Они поднимаются на специальные места, и юноша замечает такие же отдельные ложи, где сидят сплошь альфы, о достатке которых говорит весь их внешний облик. С некоторыми были и омеги, но нетрудно догадаться о том, кем были эти молодые юноши и девушки — элитными представителями службы эскорта, и Анхар ощутимо ёжится от того, в какой противной, двусмысленной ситуации он оказался. Этот альфа — шейх Хайма, узнал его, значит, возможно, узнают и другие — брат Ниджата Гулама присутствовал на альфих боях — стыд и позор! Он уже здесь, уже сидит рядом с другими альфами, один из которых в преддверии гона, и ему остаётся только держать спину прямо и высоко поднять голову, а Сабир своё ещё получит от него. Восьмиугольный ринг пуст, а легендарный американский конферансье БиЭн Баффер, голос которого знает весь мир, объявляет свою коронную фразу — «It's time!» (Время пришло). Музыка громыхает, и толпа взбудоражено приветствует бойцов. Уровень феромонов в воздухе зашкаливает, ароматы альф смешиваются в дикий коктейль, кружащий голову и вызывающий приступы тошноты. Но больше всего становится плохо от концентрации гранатового аромата, что приводит омегу в состояние панического ужаса, ибо чувствует неприкрытое желание и агрессию со стороны его обладателя. Анхар оглядывается, ищет глазами Иса, и видит его у входа в ложу. Телохранитель реагирует молниеносно, приближаясь и останавливаясь рядом. — Мы можем уйти, Анхар. Ни один паршивый альфа меня не остановит. — Н-нет, посидим чуть-чуть. Сабир рядом, он не даст меня в обиду. Просто постой рядом, прошу. — Я буду здесь, дорогуша, — привычно насмешливо улыбается мужчина. Конферансье разрывает зал своим эмоциональным представлением, заставляя всю толпу кричать воодушевлённо, и новая волна выплеснутых феромонов заставляет скривиться от боли омегу. Сам шейх, что стоит у прозрачного ограждения, выкрикивает вместе со зрителями, но вернувшись в кресло, чувствует подавленное состояние омеги. — Тебе плохо, Анхари? — заботливо интересуется альфа. — Голова болит… и кружится немного. Душно очень. Секундой позже, шейх протягивает омеге серебряную коробочку, на дне которой лежали три белые таблетки. — Выпей, станет легче, — отдаёт одну из них альфа. — Что это? — интересуется юноша, но берёт без каких либо сомнений, это ведь Сабир ему даёт, не чужой. — Подавители. Уверяю, станет гораздо легче. Даже ещё попросишь, — улыбается знакомой ухмылкой альфа. Таблетка растворяется на языке моментально, и через пару минут, мир вокруг становится чётче, звуки глуше, ароматы невосприимчивыми. Ещё через несколько минут, зал уже кажется не агрессивной толпой, а весёлой компанией, и аромат граната не таким тошнотворным, а терпимым. Не проходит и десяти минут, мир вокруг юноши преображается кардинально — теперь он вместе с другими зрителями бурно следит за боем двух огромных накачанных потных альф, что в просветлевшем сознании омеги сразу угадываются, как супер знаменитые бойцы Фергюсон и Оливейра. Анхар кричит, когда видит, как бразилец выкручивает плечо американцу, но тот упорно не сдаётся, чуть ли не перевешивается через пластиковые перила, когда окровавленный Фергюсон душит скользкого от пота Оливейру. — Давай, давай… мочи его! — омега не узнаёт собственного голоса, не чувствует собственного аромата. Даже столь желанный для него аромат гвоздики, доносится до него слабым отголоском. — Тебе хорошо, детка? — глубокий, грубоватый голос Джасиба, звучит над правым ухом и его огромная ладонь ложится на талию юноши. — Хорошо, но я с Сабиром — запомни это! — отрезает омега, сбрасывая руку мужчины с себя. — Да только он не с тобой, — громко смеётся мужчина. — Джасс, отойди от него, — резко говорит Сабир. — Иди ко мне, Анхари, — и разводит руки для омеги. Юноша прыгает ему в объятия, прижимаясь к груди, и победно зыркает глазами на Джасиба. — Мы можем уйти, Сабири? Просто побыть вдвоем? Я устал от всех этих вечеринок и людей вокруг. — Конечно, мой хороший. Обещаю — этот рассвет мы встретим вдвоём, — вкрадчиво шепчет альфа, заставляя щёки омеги покрыться розовым румянцем. — Но у нас ещё одно незаконченное дело! Поверь, оно тебе понравится, — шире улыбается альфа, смотря, как обиженно дует губы омега. — А пока… скажи, ты хотел бы поздравить победителя? — кивает в сторону ринга альфа. Анхар тоже смотрит, наблюдая, как рефери поднимает руку американца в победном взмахе, и зал вновь взрывается криками и аплодисментами. — Хочу! — дерзко отвечает юноша, и его не пугает то, что придётся проходить сквозь толпу альф и поойти к самому взбудораженному из них — альфе, что в жестоком поединке победил другого. Они проходят по достаточно узкому и тёмному проходу, к раздевалкам бойцов. Вокруг суета и возня — ринг готовят к новому поединку. Чем ближе к комнате бойца, тем явственнее запах древесной смолы — горький и густой — так пахнет победитель. Он стоит среди своих друзей-одноклубников, с переброшенным через плечо поясом чемпиона. Рядом находятся тренер и врач, и последний пытается наложить стягивающий пластырь на окровавленное ухо, но Фергюсон отмахивается — ему сейчас всё нипочём. — Тони! — шейх окликает американца — Мои поздравления, мой дорогой брат! — Шейх Саиди, — альфа улыбается немного страшно, его лицо после тяжёлого боя, всё ещё перекошено. — Благодарю, Ваше Высочество, — и пожимает протянутую руку. — Оставь церемонии, Тони. Лучше посмотри, кто пришёл со мной поздравить тебя, — и Сабир выставляет вперёд юношу, по-хозяйски притягивая за талию. — Знакомься, это Анхар Гулам, младший брат Ниджат-саби. — О, моё почтение омега Гулам, — склоняет голову альфа, даже в разгар буйства собственных феромонов и гуляющей в крови эйфории победы, он не забывает, кто перед ним. — Анхари, думаю тебе не нужно перечислять все регалии нашего чемпиона, скажу просто — это Тони, мой друг. — Мои поздравления, мистер Фергюсон. Бой был великолепен, — ярко улыбается омега, получая в ответ немного окровавленную улыбку чемпиона. Их окружают достаточно плотным кольцом, многие из присутствующих знакомы с шейхом, и поэтому стремятся поздороваться и пообщаться с ним лично. Иса не отходит ни на сантиметр, порой вытянутой ладонью указывая не подходить близко. В кармане вибрирует телефон, и Иса понимает — очередное сообщение от Хэсана. Он сердцем чувствует, если не откроет его, и не появится знака «прочитано», Хэсан будет волноваться, но в данной ситуации по-другому он не может. Иса смотрит на омегу, что чувствует и ведёт себя достаточно свободно, смутно понимая, что что-то не так. — Ты принял какие-то таблетки? — догадывается телохранитель, шепча своё предположение омеге на ухо. — Сабир дал мне подавители. Всё хорошо, не волнуйся, — беззаботно щебечет юноша, всё так же держа за руку шейха. — Фото с победителем! — выкрикивает кто-то из толпы, и все радостно подхватывают идею. — Никаких фотоснимков. Запрещено, — строго отрезает Иса, пытаясь оттянуть омегу от остальных. — Отстань, противный бета! Я такое ни за что не пропущу! — Анхар?! У меня приказ шейха! — Пусть твой шейх идёт куда по-дальше… И ты вместе с ним! Вспышки одновременно нескольких фотоаппаратов и гаджетов освещают небольшое помещение короткими вспышками, и на всех экранах запечатлены лица ярко улыбающихся альф и одного смелого омеги, что точно снова получит веником по спине от почтенной Зухры. Но сейчас Анхара это не волнует, его вообще ничего не волнует — ему хорошо и комфортно рядом с Сабиром, жаль только он не может ощутить его аромат. Анхара утягивают дальше, из шумной толпы празднующих альф. Сабир всё также обнимает его за талию, и омега не сопротивляется — ему нравится, когда вот так, на всеобщее обозрение, чтобы все знали — это его альфа, а он его омега! — Сабир… — тихо шепчет юноша на ухо альфы, и улыбается сладко, томно сверкая синими глазами. — Анхари? Прокатишься со мной? — так же тихо шепчет он в ответ — Хочу отвезти тебя прямо к рассвету. Ты увидишь, как он красив там, в пустыне. — Хочу! Хочу встретить с тобой рассвет, Сабири! — горячо шепчет омега, и чувствует, как сильнее сжимает его талию альфа, и улыбка его совсем рядом с губами юноши. — Нам нужно избавиться от твоего цербера. Он только и делает, что мешает. А мы будем веселиться сегодня ночью без остановки, и без тормозов. — Я отошлю его в отель. — Он подчиняется только Салману. Сделаем так, — еще тише шепчет шейх, утягивая омегу в проём между проходами — Сейчас ты пойдёшь в уборную и вылезешь через окно. Я заберу тебя, и мы уедем встречать рассвет, Анхари! — Да! Уедем… — До встречи на свободе, малыш! — широко улыбается альфа, исчезая в темноте прохода, и омеге кажется, что вот оно — настоящее, вечное, прекрасное — любовь! Он проделал всё быстро и точно — Иса стоит за дверью туалета с его телефоном, который он вручил со словами — «Вдруг в унитаз оброню», а омега половиной туловища свисает из окна на улицу, и его задницу толкают другие омеги, с весёлыми окриками «Давай, давай детка! Беги! Твой принц ждёт тебя!», и когда он вываливается полностью, падая на великолепный газон, ещё и вдогонку получает громкие свистки и пожелания повеселиться от души. Анхар не знает, откуда здесь появился спорткар Сабира, и не спрашивает, почему за ними едут ещё пять машин, а рядом маячит Lamborghini Huracan Джасиба. Здесь и сейчас с ним рядом Сабир, и они в коконе кожаного салона Bugatti Veyron — остальное всё не важно. Позади остался горящий огнями Абу-Даби, впереди чёрная прямая стрела автострады и очертания барханов в пустыне.*
Иса стоит десять минут, этого более чем достаточно и он решительно открывает дверь уборной, вызывая писк и оханье омег. Анхара здесь нет, одного взгляда на открытое окно достаточно, чтобы понять — его облапошили, как младенца в аттракционе. Но за этот цирк он будет отвечать перед шейхом. Хотя это волнует его сейчас меньше всего. Анхар один, среди взбудораженных альф и омег лёгкого поведения, а куда его везёт младший шейх, не трудно догадаться. Навигация слежения на дисплее показывает местонахождение омеги — пригород Сир-Бани в сорока километрах от Абу-Даби, и он движется всё дальше. Датчик в браслете из белого золота на запястье юноши был давно — с момента, как они вышли из самолёта, и это было для его же безопасности. Водитель, что привёз их к пристани, уже ждёт Иса, и серый Bentley несётся в темноту арабской ночи в поисках одного прекрасного омеги. Датчик показывает, что объект недвижим, это радует телохранителя. Но через три минуты они на месте, а омеги, как и шейха, нет. Здесь вообще никого нет — пустая дорога, а вокруг чёрные пески, что в свете фар кажутся серыми. Браслет находится на обочине, выброшенный из машины понятно чьей рукой. — Чёртов Сабир! — в сердцах шипит Иса, ему придётся сделать то, чего он не хочет. На том конце провода отвечают сразу же: — Закир, мне нужно узнать местоположение младшего шейха, — секунды молчания в ответ. — «Это закрытая информация, Иса. Доступ к нему только с разрешения султана Саиди». — Чёрт! — мозг мужчины обдумывает десятки вариантов, но если они будут просто колесить дороги пригородов, то попросту потеряют время, а Анхар ещё под воздействием каких-то таблеток — Он увёз омегу находящегося под моей защитой. Я теряю время! — «Соединяю с Его Высочеством…» Два коротких гудка и глубокий голос старшего шейха раздаётся в трубке: — «Иса? Что с Анхаром?» — Господин Салман, мне нужны координаты местоположения господина Сабира. Он увёз его.*
На месте, куда они подъехали, стоят с десяток машин, и кажется, здесь идёт вечеринка посреди пустыни — гремит битами музыка и огни фар прорезают темноту ночи. Альфы и омеги шумно переговариваются меж собой, громко смеясь, и Анхар видит несколько парочек, что обнимаются открыто, на виду у всех. Он отмечает, как легко одеты омеги — в короткие шортики, открытые майки и рубашки, завязанные на бёдрах. Их длинные волосы развеваются на ветру, что лёгким и прохладным потоком идёт с пустыни. Альфы хоть и одеты на европейский манер в джинсы и футболки, но у некоторых традиционные шапочки гафур и платки в традиционную красную клетку с шерстяным жгутом вокруг головы. Кажется, все ждали только их, приветственно посвистывая и вскидывая руки, когда чёрный Bugatti шейха Саиди, медленно заезжает на импровизированную стоянку. Остальные машины, что ехали с ними всё это время, паркуются на обочине. Анхар настолько расслаблен, что ему всё равно, что происходит вокруг — все эти альфы вокруг не пугают его, только злит, что он не может ощутить аромат Сабира, и он жмётся к плечу шейха, утыкаясь ему в шею. — Хочу твой запах, Сабир. Я не чувствую его, — хнычет омега. — Не чувствуешь, но будешь пахнуть мной. — Сабир запускает пальцы под ожерелья на шее Анхара, проводит по нежной коже, наклоняется снова, потираясь щекой к щеке, переплетает пальцы с ним. — Анхар… ты пахнешь, так вкусно. Съел бы тебя! — альфа улыбается прижимаясь лбом к омеге, а юноша выдыхает судорожно. — Сабир… пожалуйста, уедем отсюда — с этой трассы, из этого города. Вернёмся в Касабланку… и ты поговоришь с братом. — О чём? — улыбаясь смотрит альфа. — Как о чём?! О нас с тобой! Уедем, прошу… Шейх смотрит странно, но всё ещё улыбается, а Анхар замирает, не дыша. — Детка… мне кажется ты немного не так всё понимаешь, — осторожно начинает Сабир. — Ты пометил меня, Сабир. Что тут понимать? — Нуу, запах ещё ничего не означает… — Как не означает?! — Анхар повышает голос на альфу — Я твой омега! — Йоу, детка, спокойнее… Мой омега? Анхар, ты мой друг с которым классно и весело проводить время. И мы это и делаем — веселимся. Анхар смотрит с долей обиды, непонимающе, но с надеждой, что они просто не понимают друг друга. — Я приехал сюда ради тебя, Сабири. Потому, что хотел быть рядом с тобой… до конца своих дней… — Стой, стой Анхари… ты сейчас, кажется, немного перегибаешь, малыш — я звал тебя повеселиться… на вечеринку, ты помнишь? — теперь альфе не до смеха, и поднятые на уровень его груди руки, говорят о том, что ему всё это не нравится. — А вовсе не замуж. Прости, Анхари, но по-моему ты что-то путаешь в наших отношениях. Ты не мой омега. Анхар смотрит большими глазами, непонимающе, словно ребёнок, которому сказали, что чудес не бывает. Медленно он осознаёт то, что ему сказал Сабир «Ты не мой омега», и синие глаза начинают блестеть от выступившей влаги. — Всё это время… ты водил меня на вечеринки… трогал меня, выставляя перед всеми… метил запахом — и я не твой омега?! — голос чуть дрожит, но сил хватает на то, чтобы снова поднять голову высоко и не заплакать. — Если бы я признал тебя своим омегой, то не стал бы водить по всяким тусовкам и бойцовским клубам, а заставил бы сидеть дома, с моей временной меткой на запястье. Ты мой друг, Анхар! Друг, с которым мне невероятно хорошо проводить время. Мы же это и делали! Что сейчас изменилось? — Я признал тебя своим альфой! — открыто говорит юноша, смотря в глаза мужчины. Сабир затихает. В глубине души, он восхищён этим омегой — его смелостью и решительностью. Ни один омега, из тех кого он знает, не обладает таким ярким характером, таким благородством души и открытым сердцем. Но это Анхар — друг, брат, как говорится «свой в доску», и думать о нём, как о своём омеге он не может. — Анхар… — Не нужно, Сабири. Я всё понял. Прости, — и омега отворачивается, смотря через лобовое стекло на веселящуюся толпу, а сам мысленно приказывает себе «Не плакать! Не плакать… не сметь плакать при нём!». — Позвони, пожалуйста, Иса. Пусть заберёт меня. — Я сделаю один заезд и сам отвезу тебя. Это займёт полчаса, не больше… — Тогда я пойду пешком, — бурчит омега, открывая дверцу машины. Ночь окутывает юношу пронизывающей прохладой, заставляя ёжиться, и темнота вокруг, как чёрная смола — густая, душная. Нужно отойти как можно дальше, потому что слёзы потекут прямо сейчас по лицу юноши, а показывать их он никому не будет. — Анхар, не дури!.. — доносится вслед голос молодого альфы, но он не идёт вслед за ним, потому что сам знает — ему нечего сказать, нечем утешить, а после вовсе садится обратно в машину. Визг шин об асфальт дороги и дым из-под колёс — сразу шесть машин срываются с места по взмаху тонких ручек стройной девушки-омеги в короткой юбочке и с платком вокруг талии. Её длинные волосы поднимаются вверх от потоков горячего воздуха дрифтующих спорткаров. Вокруг все кричат, свистят, музыка гремит, все веселятся, но Анхар всё дальше уходит в темноту ночи, ничего этого не замечая. Он даёт волю слезам, ибо его разрывает от горечи разочарования. Сейчас он поплачет, пожалеет себя, а дальше снова вздёрнет голову повыше и пойдёт гордым шагом по жизни. Он Анхар Гулам, брат Ниджата Гулама — альфы благороднее и сильнее которого нет на земле, и он будет достоин своего брата. Но сейчас ему больно, очень больно и противно, от того, что позволил всему этому случиться. Он сам во всём виноват, и слёзы прожигающие его синюю рубашку тому доказательство. Сам всё придумал, додумал, намечтал, нафантазировал… Действие таблетки по-видимому заканчилось, потому что аромат альфы стал пробиваться в лёгкие, вызывая ещё больший поток слёз. Он даже слёзы не может утереть, ибо меченные запястья душат ароматом сильнее. Позади всё тише шум и голоса, огни фар всё дальше, а омега бездумно идёт вперёд, отстукивая каблучками босоножек по асфальту. Рёв машины за спиной и свет фар, заставляют вздрогнуть юношу и радостно вскинуть глаза — Сабир вернулся за ним! Но когда он видит притормозившую прямо перед ним Lamborghini, он испуганно застывает. Джасиб выходит медленно, с ухмылкой на смуглом лице, когда дверца спорткара, словно крылья птицы, поднимаются вверх. Концентрация аромата граната бьёт в лицо, вызывая приступы тошноты. У омеги мгновенно расширяются зрачки и волоски встают дыбом на затылке от понимания — у альфы вот-вот начнётся гон. Анхар срывается с места, в попытке добежать обратно до стоянки, но его волосы вмиг оказываются в кулаке альфы, а другая рука обхватывает за талию. Джасиб буквально волочит по асфальту сопротивляющегося омегу, крепко держа за волосы и поперёк груди. Юноша кричит, зовёт на помощь, руками пытается дотянуться до лица альфы. Он до крови ломает ногти на пальцах, цепляясь за обшивку, когда Джасиб заталкивает его в машину. Уже в салоне альфа применяет небольшой удушающий приём, заставляя безвольно обмякнуть омегу, и распластаться на кожаном сидении. — Я же говорил, — хищно улыбается ему в лицо альфа. — Сабир не твой альфа, хоть ты и воняешь им сейчас. Но ничего, я всё исправлю — будешь пахнуть только мной! — и одним рывком разрывает золотые цепи на шее омеги, обнажая кожу и железы — И метку мою поставлю. Будешь только моим, сладкий! Сознание возвращается к юноше, когда он чувствует боль в предплечье — Джасиб делает ему укол мутноватым раствором, достаточно болючим. — Это мой секрет. Он позволит тебе расслабиться и не чувствовать боли. Я сильный, сладкий мой, тебе будет хорошо, вот увидишь, сам будешь ещё просить, — довольно улыбается альфа. — Отпусти… — еле шепчет юноша — Мой брат… — Что твой брат? — откровенно смеётся Джасиб — Я могу и сватов прислать после. Будешь моим третьим супругом, — в голос хохочет альфа и давит на газ сильнее.*
Скорость давит на грудь, вжимая в кресло. Машина послушно подчиняется его воле, его рукам, мчится впереди остальных. Но совесть давит сильнее, сжимая сердце. Мысли мешают сосредоточиться, хоть Сабир их упорно гонит от себя. Когда он успел стать чем-то большим, чем просто друг для Анхара? Как получилось, что омега признал в нём своего альфу и лелеял ложные надежды? Ведь всё же было как и всегда — их переписки, объятия, разговоры. Где закончилась их дружба и началась… любовь? Это слово Сабир даже не знает, оно ему незнакомо, ибо то, что было у него с омегами это далеко не чувства. Но Анхар… он больше, чем друг, но и не любимый. Машина с визгом тормозит посередине трассы и его, словно турбины объезжают другие участники гонки. — Чёрт, чёрт… — альфа стучит по рулю кулаками и зло откидывается на сидение — сегодня не его день, не его гонка, и даже денег не жалко — жалко то, что он только что потерял друга, потерял Анхара, ибо как раньше уже не будет. Он разворачивает машину стремительно, набирая скорость, возвращаясь к месту старта, но звонок брата заставляет альфу вздрогнуть. Рука чуть дрожит, когда он проводит по дисплею, прикреплённому к панели управления. — Где Анхар? — голос Салмана тяжелее стали, даже через тысячи километров Сабир чувствует прожигающий взгляд брата. — Если с него хоть волос упадёт, придушу тебя собственными руками, Сабир. — С ним всё в порядке. Он со мной, — таким же мрачным голосом отвечает младший. — Дай мне его! — Он… на стоянке. — Ты оставил его одного? — телефон разрывает от крика старшего шейха. — Спокойно! Я уже подъезжаю. — А я уже вылетаю! И молись, чтобы к моему прилёту с ним было всё в порядке. Тебе нет веры! Хоть раз в жизни прояви серьёзность! Ты альфа или безответственный ребёнок? Если я не услышу сегодня вечером его голос — тебе конец, Сабир! Разговор окончен, дисплей погас, а сердце альфы загорается огнём гнева. Он выскакивает с перекошенным лицом, с желанием всучить телефон Анхару, чтобы он успокоил своего взбесившегося альфу, и слегка притормаживает от осознания мысли, что назвал Салмана его альфой. Омеги нет, но есть бета — белее мела, с глазами полыхающими диким огнём, сжатыми в тонкую полоску бледными губами. — Где Анхар? — Должен был стоять тут, — резко отвечает альфа. Сабир чувствует, что Иса еле сдерживается, чтобы не взять его за грудки и швырнуть об землю, а сам мужчина лихорадочно обдумывает — омеги на дороге не было, значит его кто-то увёз. — Кто покинул гонки последним? — Пять машин на трассе и… Джасиб! — у альфы в ужасе округляются глаза. — Что, Джасиб? Что не так? — еле сдерживаясь хрипит Иса. — У него предвестник гона. Чёрт! Возможно Анхар спровоцировал неосознанно его начало! — В машину, быстро! — и Иса устремляется на переднее сидение, снимая пистолет с предохранителя, а Сабир вжимает газ в пол. В кармане вибрирует телефон входящим звонком, и Иса, не смотря номер, принимает его. — Ты не просмотрел сообщение, — голос Хэсана простреливает в сердце таким сладким томлением, что Иса охает от неожиданности, но отвечает резче, чем хотелось бы: — Немного не до этого было. Ты не вовремя. — Очень даже вовремя. Посмотри сообщение. Я вылетаю за омегой. Приказ господина Гулам. — «Чёрт!» — Иса чертыхается про себя, сбрасывая звонок и заглядывает в сообщения. Скринфото одной страницы в популярной соцсети и несколько ссылок на другие страницы, и на всех фото Тони Фергюсона рядом с Анхаром и группой других альф. Иса уверен, что брат омеги рвёт и мечет, а когда узнает о том, что сейчас происходит, накажет сурово. Самому мужчине хочется придушить Сабира, что остекленевшим взглядом смотрит на дорогу. — Вижу! Это машина Джаса! — Не снижай скорости! — Иса высовывается из окна машины на полном ходу, стреляя по колёсам. — Ближе! Давай ближе! Lamborghini заносит в пески, но обезумевший от гона альфа несётся прямо на барханы. Он застревает не проезжая и пятидесяти метров, поднимая фонтаны песка из-под колёс, увязая окончательно. Осколки стекла осыпают бессознательного юношу, когда Иса, ударом рукояти пистолета, выбивает окно со стороны пассажирского места. — Вытаскивай его! — кричит Иса, а сам одним махом перепрыгивает капот машины. Джасиб с рычанием выпрыгивает из машины, разблокировав двери, но омега-телохранитель голыми руками обхватывает его голову, надавливая большими пальцами на глазницы, вмиг ослепляя и дезориентируя. Сабир уже вытащил Анхара из машины, с разорванной рубашкой и окровавленной шеей из-за порванных золотых цепей. Он прижимает его к себе, а сам во все глаза смотрит, как Иса скручивает рычащего и вопящего альфу, у которого от осознания, что у него отнимают омегу, слюна пенится и клыки угрожающе клацают. Сколько же силы в этом телохранителе, что запросто поднимает над землёй огромного альфу, швыряя на пески, придавливая коленом и пережимает сонную артерию, заставляя вмиг обмякнуть, а после скручивает руки жгутом. Иса понимает, что это ненадолго, и заталкивает альфу обратно в застрявшую машину. — Иса?! С ним что-то не так! Анхар, он весь горит! Сабира буквально выворачивает от запаха омеги, он затыкает нос рукавом. — В машину, быстро! — Я задохнусь там! — Тогда я тебя задушу сам! В машину! Уже в пути Иса делает звонок в клинику и отсылает сообщение шейху. Он прижимает к себе горячего омегу, что действительно испускает отвратительный аромат так, что Сабир несётся на бешеной скорости с опущенным стеклом. Пригород они минуют в считанные минуты, и на въезде в город их уже ждёт машина скорой помощи частной клиники. — Держись, мой хороший, — шепчет Иса юноше. — Иса!.. — омега задыхается, но цепляется за него. С него пот стекает ручьём и рубашка на груди разорвана. — Молчи и дыши. Скоро всё закончится. — мужчина кутает его в свой пиджак, что тоже пострадал во время борьбы с бешеным альфой. Раны на шее юноши он уже обработал дезинфицирующими гранулами мультитула. — Не уходи… — слёзы и сопли стекают по лицу омеги. — Не уйду. Я буду рядом, дорогуша. — улыбается мужчина, хоть у самого сердце заходится от тревоги, что было бы, если он не успел.*
Через два часа Салман, впереди своей охраны, врывается в роскошную палату частной клиники, и его взгляд не сулит ничего хорошего. От гнетущей ауры его внутреннего зверя все сжимаются и пытаются спрятаться, а сам альфа, как танк, проходит через ряды врачей прямо к любимому. — Анхар! — он протягивает руки к бледному и дрожащему в огне температуры, юноше. — Нет! Не подходи! Не трогай меня, не смотри… я не хочу! — Анхар пытается натянуть больничную простынь на голову — Иса, уведи его! — Господин, будет лучше, если Вы уйдёте, — мягко пытается выставить шейха мужчина. — Я и шага не ступлю, пока не узнаю, что с Анхаром. Где Сабир? Что он с ним сделал? — кричит альфа. — Анхар под воздействием феромонов чужого альфы, которые ввели ему внутренне… против его воли. Всё остальное я расскажу, когда выйдете отсюда. Альфа бледнеет вмиг и смотрит на юношу с болью, тревогой и нежностю. — Анхар… — Я сказал, уходи. Не хочу видеть… ни тебя, ни твоего брата. Иса! — Я здесь. Всё уже хорошо. — Идём, Иса… доложишь обо всём. Где Сабир? — снова рычит альфа. — Он уехал. — Ч-что? — Того альфу, что похитил Анхара… это его друг — младший шейх Рас-эль-Хайма. Мы оставили его в пустыне связанным… — Иса рассказывает обо всём, а у самого ноги подкашиваются, потому что он чувствует… чувствует альфу — Хэсан стоит за порогом, глаз с него не спуская. Сердце омеги трепещет, бьётся в груди, разгоняя кровь, заставляя щёки заалеть румянцем — да что ж он слабый такой перед ним! Иса рад и взбешён одновременно. Хэсан приветствует их лёгким кивком, вставая рядом, и у него непроизвольно глаза округляются, когда слышит полный отчёт из уст Иса о местах пребывания, о контактах Анхара Гулама за последние четыре дня. Он понимает, что когда доложит о поведении омеги господину Гуламу, а он обязан это доложить, то Анхара ждёт наказание. Его омега прекрасен. Иса — его омега, хоть тот он может говорить всё, что угодно. Альфа слушает его, и откровенно любуется им — его мягкими чертами дивного лица, прямой осанкой и разворотом широких плеч, длинными тёмными прядями, чуть пропыленными песком. Любуется изящными пальцами, которые он запускает в волосы, проводя по ним. Альфа знает какими они могут быть нежными и сильными, и он готов расцеловать каждый пальчик… И не только. — О том, что случилось никто не должен узнать! — итожит весь разговор шейх. — Господин? При всём уважении… я буду вынужден сообщить господ… — Я сказал — об этом никто не должен узнать! — Салман не даёт договорить Хэсану, гремя на всё отделение. — Особенно Ниджат! Я сам поговорю с братом, — добавляет он чуть тише. — Вечером вылетаем. Завтра церемония сватовства Зейнала, я должен быть рядом с ним в этот день. А с шейхом Хайма я разберусь сам! — скрипит зубами альфа, смотря в пустоту и сжимая кулаки в нахлынувшей ярости. Он бросает взгляд на бледного и плачущего юношу, своего любимого, и сердце разрывается от любви и боли — он виноват в том, что случилось! Собственноручно отдал его Сабиру, не уследил, не сберёг! И вымаливать прощение должен он! Шейх покидает территорию клиники, оставляя двух телохранителей у дверей люксовой палаты. — Как ты? — тихо спрашивает альфа своего омегу, подойдя близко со спины. Иса молчит некоторое время, но потом разворачивается к нему боком и кладёт голову на плечо альфы, заставляя его сердце биться от счастья. — Я так испугался, — шепчет тихо омега, а руки альфы обнимают нежно — Боялся, что не успею… не спасу. — Всё хорошо, ты справился. Он в безопасности. Ты не пострадал? — Нет, — сильнее жмётся мужчина, и оба молчат, уткнувшись друг в друга. Оба понимают, что ни с кем и никогда не испытывали такого чувства покоя и счастья, как сейчас, в объятиях друг друга, что это и есть самое правильное и важное, что случалось с ними. — Поезжай в отель, отдохни, поспи немного, — тихо шепчет альфа. — Нет, — вздыхает Иса, втягивая аромат альфы. — В отель я вернусь только с Анхаром. — Тогда, поспишь в моих объятиях? — Хэсан шутя ухмыляется, не ожидая услышать согласие, но сердце замирает, когда слышит короткое: «Да». Он утягивает его на удобный, мягкий диванчик в углу, сам откидываясь на спинку, и притягивая омегу к груди. Иса засыпает минутой позже, окутанный ароматом сладкого лимона, и голосом, что шепчет ему: «Джэнэт…»*
Снова вечер опускается прохладой на город. Снова он оживает, загорается огнями, жизнью, шумом, но для омеги, что тихо сидит на заднем сидении роскошного автомобиля шейха Саиди, вся эта красота теперь вызывает лишь отвращение и страшные воспоминания. Иса сидит рядом, нарушая субординацию бодигарда, за что Анхар ему очень благодарен, и иногда мягко берёт его ладонь, сжимая. Собираются они быстро — вещи все собраны прислугой, только содержимое именного сейфа и сумочки осталось забрать. Иса уже переоделся в чистый костюм, когда тихо подходит юноша, и у него в руках знакомый чехол с логотипами Prada. Анхар молчит, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, но потом, всё же просит, смотря умоляюще: — Я очень хочу, чтобы ты надел его для своего альфы. Пожалуйста, не отказывай, возьми его. — И протягивает великолепный костюм мужчине. Иса улыбается мягко и принимает подарок: — Надену… обязательно. Спасибо, — и вместе с подарком юноша падает в объятия Иса, и рыдает без остановки у него на плече. Мужчина тихо его успокаивает, но даёт выплакать всё, что на душе у бедного юноши. — Как горько я ошибался, Иса. Альфа, ради которого я здесь, ради которого позволял себе то, чего нельзя, но очень хотел! Хотел быть с ним рядом, трогать, дышать, обнимать! Я не нужен Сабиру! А того, кому был нужен — отверг, оттолкнул, и теперь он презирает меня! — Оо, это далеко не так, дорогуша. — улыбается в волосы юноши Иса, тихо поглаживая по ним. — Презирает! Такого как я можно только презирать! Знаешь, что сказал мне Сабир? — захлёбывается в рыданиях юноша. — Что не признаёт меня своим омегой! Что своего омегу… он не будет водить по тусовкам… и выставлять перед всеми-и… как шлюху-у! — Мелкий паршивец! Не волнуйся, он своё уже получил от твоего альфы. Не плачь. — Салман не мой альфа, — выдыхает судорожно Анхар. — И не будет никогда. После того, в каком виде он меня застал… после такого позора… нет! Даже если он сможет принять это… я не смогу смотреть ему в глаза. — Всё будет хорошо, вот увидишь. Поехали домой, Анхари. — Ниджат задушит меня, или высечет плетью… Я заслужил, — обречённо выдыхает юноша. — Жаль только, что всё было зря. Я бы выдержал хоть десять ударов, если бы только… — Анхар снова замолкает, но тихие слёзы по щекам говорят за него. — Поехали домой. В аэропорту два частных самолёта готовятся к вылету, и сумрачное небо Абу-Даби примет их. Увы, в этот раз пассажиры увозят с собой лишь тяжкий груз разбитых сердец и пережитых разочарований. Омега снова прячет глаза за модными очками, снова вышагивает, как по подиуму, с гордо поднятой головой, а внутри надлом и боль, и кровавые слёзы сердца. Анхар знает, Сабир смотрит на него из иллюминатора, словно прячется, хотя — почему «словно»? Он прячется от него, в глаза не посмотрит, и омега знает почему. Не из-за стыда, а из-за неловкости — альфе не нужны были его объяснения и любовь. А тот, кому они нужны, стоит сейчас у трапа самолёта — ждёт его. И теперь Анхар хочет спрятаться, да некуда. — Анхар!.. Я поговорю с Ниджати и всё ему объясню. Это я во всём виноват! Я мог не допустить всего этого. — Нет, Салман, — омега не смотрит, отвернувшись в пол оборота от альфе. — Я сам всё расскажу брату, не нужно меня защищать. — Ты ни в чём не виноват… — Почему все кругом виноваты, кроме меня? Сабир виноват, Иса виноват, ты, Хэсан…все, кроме меня! Всё это произошло, потому что я этого хотел! — Анхар оборачивается, смело смотря на альфу. — Я так хотел! Хотел быть с Сабиром, а не с тобой! Хотел чувствовать себя свободным и счастливым рядом с ним, пошёл туда, куда он меня позвал, и позволил то, что не позволил тебе — пометить меня! И то, что мои ожидания не совпали с его желаниями это лишь моя вина! Поэтому, дорогой мой брат, засунь своё благородство куда подальше и оставь меня в покое! Прощай! — и поднимается на борт лайнера, бросив мимолётный взгляд на Иса, что стоит нахмуренный, слыша всё, до последнего слова. Наверное так и надо — сделать ещё больнее, ещё раз надавить на кровоточащую рану, ещё раз показать, как больно ты сможешь сделать, чтобы надежда разбилась о разочарование, чтобы любовь в очередной раз изранилась о шипы равнодушия. Наверное так и надо… Только почему самому так больно, что слёзы снова душат, и сердце разрывается в клочья, вспоминая, какими глазами смотрел Салман на него, когда так жестоко дал понять — не нужен, ни сейчас, никогда! И это «Прощай» было сказано не альфе, а его надежде, что плескалась на дне его чёрных глаз. Наверное, так и надо…***
Ясир стоит и глазам своим не верит — перед ним разложены костюмы для танцев: невозможной красоты бедлех с драгоценными камнями, жемчугом, бисером, золотыми и серебряными монетами, шёлковые, атласные, бархатные… Омега проводит руками по изумрудному атласу, расшитому золотистым бисером, прикладывает к лицу чёрный шёлк восхитительного, роскошного жилета, расшитого косыми линиями золотых нитей. Их так много, что глаза юноши разбегаются, и все их подарил ему его муж. И не только костюмы для танцев — рядом в бархатных футлярах ожерелья, цепочки на талию, на щиколотки, браслеты на предплечья и запястья — просто в огромном количестве! Ясир смотрит на всё это, дышит через раз, всё так же прижимая к себе чёрный шёлк и не верит, что его муж столь щедр и внимателен. — Тебе нравится, сынок? — тихий голос Зухры раздаётся за спиной, и пухлые руки ложатся на плечи юноши. — Очень, — буквально выдыхает юноша — Их так много, и все они восхитительные, я не знаю, что сказать, Зухра! — А если я скажу, что каждое украшение для тебя выбирал сам Ниджати? — хитро улыбается женщина. Моментально краснеющие щёки юноши и изумлённо распахнутые глаза, говорят о том, что он польщён и смущён. — Он разрешил мне танцевать для вас, омег нашего дома! — радостно говорит Ясир, но застывает, услышав громкий смех Зухры. — Он разрешил тебе танцевать для него! — хохочет женщина, чуть ли не согнувшись пополам — Думаешь, твой муж будет покупать такие роскошные бедлех, чтобы тобой омеги дома любовались? Каков хитрец! Да он как под дудочку крысолова будет приходить к проёму на омежью сторону, едва услышит мелодии танцев, чтобы любоваться тобой, мой прекрасный мальчик! Твоими танцами, твоей красотой… вот увидишь. Ясир ни разу не думал о таком, и все слова пожилой женщины стали для него открытием — приятным открытием! Снова сердце забилось в странном ритме и желание порадовать мужа чем-то, отблагодарить его за подарки, охватывает юношу. Зухра, словно прочитав мысли Ясира, зовёт его на кухню: — Идём, мой мальчик. Приготовишь для мужа вкусный ужин: овощное рагу с соусом. Ниджати очень любит его. Уже у плиты, женщина рассказывает и показывает всё по-порядку, закладывая ингредиенты в казан и переходит к приготовлению соуса. — Особенностью этого соуса является морская соль, — важно заявляет главная омега. — Подай мне ее, Ясири. Вот, понюхай… аромат моря, он придаёт свежие нотки соусу, делает его лёгким, — продолжает женщина, не замечая, как застыл юноша с солью в руках. Аромат моря… Его аромат. Альфы, что когда-то был самым родным и любимым. Альфы, чьи голубые глаза, словно море, затопили юношу пылкими чувствами, чей голос был нежнее шума прибоя — Азиз! Ясир ловит себя на мысли, что всё это время, он ни разу не вспонил о нём, лишь ощутив аромат соли, подумал о голубых глазах и аромате моря. Они расстались лишь месяц назад, а чувство, будто всё это было в прошлой жизни. Азиз! Как же он любил его, как он сам был любим им! И всё прошло? Так быстро, словно ничего и не было? Впервые Ясир позволяет себе думать о нём, о другом альфе, будучи замужним омегой, но тут же горько ухмыляется — замужним разведённым омегой! Что было бы не выйди он за господина Гулама? Что ожидало бы их? Счастье и безграничная любовь? И почему-то юноша уверен, что — да… счастье и любовь. Азиз не стал бы говорить и делать то, от чего Ясиру стало бы больно и горько, а Ясир не узнал бы никогда, каков на самом деле Азиз — мстительный и алчный. Весь вечер Ясир задумчив и тих, а вернувшийся домой Ниджат смотрит с волнением в глазах, и сам сидит приунывший, едва притронувшись к еде. Снова юноша запирается в ванной, не выходя до глубокой ночи, а когда возвращается в спальню, Ниджат ждёт его, так и не заснув. — Тебе понравились подарки? — тихо спрашивает альфа, смотря на бледного омегу, что снова ложится на самый край кровати. — Да. Спасибо. Они все… очень красивые. Но не нужно было, господин, — юноша сильнее кутается в покрывало, закрываясь от мужа. — Если не понравились — скажи, тебе принесут другие, какие сам выберешь, — шепчет альфа и смотрит нежно, опаляя огнём глаз. — Мне всё понравилось, господин. Но, пожалуйста, не нужно мне больше ничего дарить и покупать. — Ты мой супруг. И моей обязанностью, как мужа, является забота о тебе. Я должен радовать и баловать тебя подарками. Ясир поворачивается к альфе и смотрит в его глаза, что сияют в темноте чёрными звёздами. — Мы уже разведены с Вами, господин… — совсем тихо шепчет омега — Так что… не нужно, — он снова отворачивается, но испуганно охает, когда альфа обхватывает его руку, чуть склонившись над ним. — Нет! Пока ты сам не захочешь… пока сам не уйдёшь от меня — ты мой супруг! И пока это так, моя защита, моя забота и внимание будут для тебя всегда! — Но документы… — Это не имеет значения! — чуть повышает голос альфа, чувствуя как сжимается юноша. — Для меня не имеет значения! Ты мой супруг ещё одиннадцать месяцев, и я обещаю — всё это время я буду самым внимательным и заботливым мужем, — Ниджат затихает, смотря в глаза омеге, и медленно подносит его руку к губам, касаясь нежной кожи невесомо. — Ясир? Скажи мне, что тебя так волнует, что ты весь вечер глаз не поднимаешь и грустишь? Скажи, я землю переверну, но достану для тебя, что хочешь! Теперь Ясир не дышит, смотрит на губы мужчины у своей ладони и говорит то, от чего сам приходит в изумление: — Я… я мало пахну Вами, господин. Это плохо… — но Ясир не успевает договорить, как его тянут рывком, загребая в объятия и прижимают так крепко к широкой груди, что юноша выдыхает судорожно: — Ниджат. Его слегка укачивают сильные руки, но так нежно и бережно проводят по телу, словно он самое хрупкое, что есть на земле. Запястья мужчины блуждают на его шее, груди, предплечью. Пальцы зарываются в золотистые, густые волосы, пропуская их по всей длине. Голос такой глубокий, хриплый, пускает мурашки по коже: — Ясир, моя дивная роза! Мой самый прекрасный цветок! Не бойся меня. Никогда… слышишь, никогда не обижу тебя, и пальцем не трону, пока сам не позовёшь! Юноша чуть расслабляется и дышит медленно, постепенно успокаиваясь от нежных прикосновений и убаюкивающего голоса. Он растекается по широкой груди мужа, откидывая голову на его плечо, и сам оплетает бока мужчины руками. — Спи, мой прекрасный цветок. Никогда и ни о чём не волнуйся. Ты будешь пахнуть мной, в моих объятиях, а я тобой… только тобой! О, благословенная ночь, когда впервые влюблённый мужчина, прижал к своему сердцу возлюбленного! Когда впервые позволил чувствам овладеть собой. Пусть он не сказал заветного слова, но разве это главное — сказать словами «люблю»? Важнее дать понять — с ним безопасно, с ним ничего не страшно, рядом с ним надёжно, а дальше будет сладко! — Ясир… — всё так же шепчет имя, и губами по волосам проводит, и молится… молится, чтобы утро не наступало, чтобы солнце их не разлучило, чтобы ночь однажды подарила им огонь в крови! Но утро наступило… и принесло альфе боль и гнев. Утренний отчёт Хэсана заставил побледнеть Ниджата от неожиданности и покраснеть от стыда — фото его младшего брата на страницах соцсетей в окружении огромных, накачанных альф, а рядом обнажённый по пояс, в одних спортивних боксёрах, окровавленный чемпион. Немедленный приказ привести омегу домой, заставил главу его охраны вылететь в Абу-Даби. Телефон Анхара был выключен, так же, как и аппарат Сабира. Гнев застилает глаза, Ниджат вне себя от злости, и весь день проводит в офисе компании, скрывая свою несдержанность. Но вечером, сразу после доклада, что самолёт сел в аэропорту, едет домой, скрываясь в кабинете. Ясир чувствует что что-то не так, но понимает — это не связано с ними, с их отношениями. Сердце омеги неспокойно. Он ходит близко около кабинета, не решается зайти, но всё же, дрожащими пальчиками стучит в дверь. — Господин? Как Вы? Я сделал для Вас кофе, — и робко ставит фарфоровую чашку на край стола, не смея подойти ближе. Он видит бледность альфы, напряжённую спину, что натягивает тонкую ткань рубашки — альфа зол, на что-то или на кого-то? — Спасибо, Ясир, — голос спокоен, но в глаза не смотрит. Юноша окутывает его своим ароматом, почему-то хочет показать, что он здесь, рядом с ним, и что бы ни случилось — всё будет хорошо. — Иди ко мне, Ясир, — Ниджат оборачивается, протягивая руку, которую тут же обхватывает юноша. Альфа обнимает его так, словно ищет утешения, и Ясир даёт ему это. — Что случилось, мой господин? — мягко трогает его щёку омега, и замирает видя, как ластится к его ладони альфа. — Анхар… немного огорчил меня, но ты не волнуйся, я всё улажу. — С ним всё хорошо? Не лучше ли поехать за ним? — волнение за юношу неподдельно, и глаза Ясира блестят тревогой. — Он уже едет домой. Я поговорю с ним. Надо было сделать это давно. Хоть альфа и говорит спокойно, и, прикрыв глаза, вдыхает его аромат, Ясир чувствует — внутри мужчины клокочет гнев, что выплеснется на его бедного деверя. Успокоить бы его, показать, что гнев не лучший советчик, что потом будет хуже, и Анхару, и ему. — Что бы не случилось, может стоит подождать… Думаю, Анхар сможет всё объяснить. — А здесь и объяснять нечего! — голос альфы вновь повышается, пугая юношу — Он позорит себя, позорит меня! — но затем, Ниджат сникает, опуская голову, и голос становится тише. — Я виноват. Избаловал его, позволял ему многое. Дядя Алим прав — я всегда потакал его желаниям. Я пожинаю плоды, которые же и посеял. — Уверен, Вы лучший брат, которого можно только пожелать. А поведению Анхара найдётся объяснение. Прошу, не гневайтесь сильно. Приглушённый голос старшей женщины разносится по гостинной, что приветствует Анхара с возвращением домой, и Ясир чувствует, как напрягся его муж, как застыли руки мужчины на его талии. — Ниджат? — невольно шепчет он, сам сильнее сжимаясь от тревоги — Прошу! — хоть сам не знает о чём просит. Но альфа его не слышит, выпрямляется во весь свой рост, возвышаясь над ним, и смотрит на дверь стальным взглядом. — Приведи его сюда, — голос мужчины не сулит ничего хорошего, но Ясир подчиняется. С дрожащими коленками, он выходит к прекрасному юноше, вокруг которого суетится Зухра, причитая и обнимая. Улыбка получается какой-то натянутой и объятия нервными. Он смотрит на Анхара, бледного, с тёмными кругами под глазами, что стоит так прямо, будто палку проглотил. Скомканные приветствия и вопросы о самочувствии, заданные тревожным голосом, но Анхар прячет глаза. — Тебя… брат ждёт в кабинете, — тихо шепчет Ясир, видя как напряглась Зухра. Анхар прямо идёт к альфе, всё также держа голову высоко поднятой, за ним следом семенит Ясир, пробираясь в кабинет. — Ясир, оставь нас! — гремит голос альфы. — Позвольте остаться, — нерешительно мнётся у двери омега. — Ясир? — Пусть останется, — тихо говорит Анхар — Пусть знает, какой у него дурной деверь. — Анхари, не надо так… — обнимает его за плечи юноша. — Ты прав, Анхар — пусть знает, что ты позор нашей семьи! — Господин, пожалуйста… — Ясир сильнее сжимает плечи гордо стоящего юноши. — Не вмешивайся, Ясир! Ты… был на альфих боях, среди толпы мужчин, фотографировался рядом с голым альфой, на весь мир выставил себя легкомысленным омегой! И ты будешь наказан! — голос Ниджата снова гремит так, что Ясир съёживается, но Анхар всё также стоит прямо, смотря в сторону. — Ты не выйдешь из дома ближайший месяц. Я лишаю тебя телефона и забираю твой ноутбук. Твои счета заморожены. Никаких поездок за границу, только со мной! Хэсан подчистит в Интернете все фото. И никаких встреч с Сабиром! Анхар смотрит прямо в глаза брату: — И всё? Это твоё наказание? Теперь Ниджат смотрит непонимающе, а Ясир притих, чуть отодвинувшись от юноши. — Тебе не всё доложили, мой дорогой брат. Видимо, Салман приказал, — Анхар подходит чуть ближе, и говорит не прячась, не опуская глаз. Он не гордится тем, что говорит, в нём нет бравады, он кается, признаёт свои ошибки, свою вину. — Я был не только на боях без правил, и не только фотографировался с обнажённым альфой. Я был на самых крутых вечеринках города… вместе с Сабиром: танцевал, пил алкоголь, обнимался с ним. Он возил меня в разные места, знакомил со своими друзьями… Анхар рассказывает и видит, как стремительно бледнеет его брат, как глаза его увлажняются подступающими слезами, а брови изламываются от боли. Он всё рассказывает, не останавливается, не щадит ни себя, ни брата — он должен всё это выговорить, чтобы избавиться… от того, что так лелеял, от того, чего так хотел — быть с любимым альфой! Он признаётся в том, что ради этого готов был на многое, позволил бы многое… — Я поехал с ним на гонки. Просил пометить меня… и признал его своим альфой. Вскрик Ясира, что сам же заглушил своими ладонями, прижав их к губам, раздался в повисшей гнетущей тишине. Он стоит между ними, чуть в стороне, смотрит на двух братьев с тревогой. — Он отверг меня. Сказал, что такого как я своим омегой не назовёт. — Анхар?! — Ясир кидается к нему, но застывает, увидев яростный взгляд мужа. — Задушу… тебя собственными руками, — хрипит альфа, надвигаясь на юношу — Ты… — Это ещё не всё! — как гром гремит голос Анхара, заставляя застыть Ниджата, как вкопанного. — На гонках меня попытался похитить один альфа, друг Сабира. Затащил меня в свою машину, придушил, сделал укол раствором феромонов. Хотел провести со мной свой гон, метку поставить, а потом сватов к тебе прислать. — И юноша начинает хохотать, вздрагивая и сотрясаясь от смеха, прикрыв глаза. Звук пощёчины разносится по комнате, как и крик Ясира: — Ниджат, нет!.. Удар был такой силы, что Анхар падает на пол, держась за половину лица, но когда видит, как брат вытягивает ремень на поясе брюк, встаёт медленно, расправляя плечи — он примет наказание, он заслужил! Ниджат замахивается, вкладывая всю силу, что есть в его руках. — Нет, нет… умоляю, Ниджат! Нет! Не бей его! — Ясир бросается под ноги альфы, обхватывая его колени, не даёт сделать и шагу, и рыдает, заливаясь слезами. — Умоляю… Ниджат! Альфа медленно смотрит вниз, на дрожащего и плачущего супруга, что сидит у его ног, и сердце падает вниз, когда он поднимает заплаканное лицо — Прошу… не бей его! Он опускает ремень, затем бросает его на пол, одной рукой заставляет подняться Ясира на ноги, обхватывает ладонями его лицо: — Больше никогда… не смей вставать у меня на пути. Помни своё место, омега. Медленно альфа переводит взгляд на брата, что теперь стоит опустив плечи и отвернув взгляд. — Не показывайся мне на глаза, потому что тебя теперь никто не спасёт, — хрипит мужчина, разворачиваясь и стремительно покидая кабинет, чуть не сшибая Зухру, что всё это время стояла за дверью. — Анхари! — Ясир кидается к юноше, обнимая, и прижимая к себе крепко. — Мой бедный Анхари! Что же ты пережил, мой родной. Как ты всё это пережил? — и теперь Анхар тоже плачет, обнимая юношу. — Ах ты ж, паршивец маленький, что ты натворил опять? — старая женщина заливается слезами, прижимая обоих юношей к своей груди. — Жизнь свою погубил, Зухра! — сильнее рыдает Анхар.***
Ночь опускается мягко, темнотой своей закрывает всё ненужное, оставляя тебя наедине с тем, чего хотел бы не видеть, не слышать, спрятать — наедине со своей совестью. Что сказать самому себе, как ответить на вопросы, что диктует тебе мерило души твоей? Что он сделал не так? Где он ошибся? Когда пропустил тот момент, не замечая, как меняется его младший брат? И сегодня, когда Анхар обнажил свою душу перед ним, когда признал свои ошибки, он стоял и ждал, когда его брат попросит прощения, а сейчас понимает — не Анхар должен просить прощения, а он… он должен молить о прощении, стоя на коленях перед ним, потому что он, и только он, виноват в том, что произошло с ним. Он воспитал его таким, он привил ему и добродетели и пороки, он в ответе за него! Анхар «ребёнок», впитавший в себя всё, что привил ему «родитель», и за каждый его проступок, в ответе только он! Нежный и столь любимый аромат белой розы, даёт знать, что он не один в комнате. Его прекрасный супруг стоит у него за спиной, не смея подойти ближе. Ниджат вдыхает глубоко, оборачиваясь к нему, и протягивает руки: — Иди ко мне, Ясир. Юноша идёт к нему медленно, с заплаканным лицом и опухшими глазами, чуть вздрагивая, от только что отступивших рыданий. Ниджат не просто обнимает его, а подхватывает на руки, прижимая к груди. Ясир так устал и вымотан, что и не думает сопротивляться, сам обвивает шею альфы, укладывая голову на его плечо. — Я напугал тебя, моя дивная роза, — шепчет мужчина тихо, и сам весь сжимается, крепче прижимая любимого к себе. — Нет. Я больше испугался за Вашего брата. Спасибо, что пощадили его, мой господин. — Это я должен говорить спасибо, мой прекрасный. Ведь ты не только Анхара спас — ты меня спас… от гибели души моей. Ударь я его этим проклятым ремнём хоть раз — не простил бы себе этого никогда! Не смог бы потом себе в глаза смотреть! Ясир, ты послан мне небесами, только сам не знаю за какие награды, чем я тебя заслужил? — Всё хорошо. Он попросит у Вас прощения, он раскаивается. — Ясир, я во всём виноват… и мне просить прощения. Он отнёс супруга к постели, укладывая прямо в одежде, всё также прижимая к себе. — Ниджат? — тихо шепчет в темноте юноша. — Что, моя дивная роза? — Я… прошу, отпустите меня сегодня ночью к Анхари. Он один, и плачет. Я побуду с ним и ему станет легче. Альфа замирает, молчит несколько долгих секунд, но потом всё же отпускает его: — Иди. Можешь побыть с ним до утра. Ясир выскальзывает из его объятий, спрыгивает с постели и уходит быстро, оставляя мужчину. Одиночество вмиг накатывает на альфу, что лишился тепла любимого, заставляя скукожиться на широкой кровати. Он лежит, так и не шелохнувшись несколько длинных часов, пока сознание не начинает блуждать между сном и явью. Казалось, даже сердце не бьётся и воздух не проникает в лёгкие, так скрутило отчаяние этого сильного альфу. И в этот момент Ниджат осознаёт, насколько стал зависим от прекрасного омеги, как сильно он вошёл в его сердце, как любит его. Густая темнота ночи сменилась серой дымкой, и скоро первые, бледные отголоски розовой зари, появятся в воздухе. Ниджат не спит, когда чувствует тихие шаги омеги, слышит шум падающей одежды, ощущает скольжение тела на постели, и Ясир ныряет прямо в его объятия, вмиг окутывая нежным ароматом, согревая теплом, прижимаясь трепетно, мягко проводя по волосам мужа. Словно жизнь вернулась в сердце альфы, и кислород разносит в крови сладость розы, когда губы шепчут: — «Я люблю тебя!»