*
Международный аэропорт Пулково принимает их радушно, а одноимённое шоссе уводит в центр прекрасного города. Сеть отелей «Sofitel» в Европе была представлена и в Санкт-Петербурге, и супруги обосновались именно там. Шикарный отель переполнен посетителями, большинство из которых приехали на форум. Зейнал встречает здесь много знакомых лиц и некоторых своих партнёров. Чтобы юный супруг не скучал в отеле, мужчина нанимает для него высококвалифицированного гида-переводчика, что будет возить Ясмина по достопримечательностям старинного города. Первые три дня на экономическом форуме плотно заняты, и Зейнал со своей командой, едва успевает из одного павильона в другой, от встречи с представителями разных промышленных компаний до презентаций передовых технологий и достижений в энергетике. Количество подписанных контрактов и договоров рекордное, и альфа доволен результатами проведённой работы. Также, как и Ясмин доволен проведёнными днями в Санкт-Петербурге. Его гид-омега, с характерным русским именем Ольга, серьёзная и умная девушкой приятной внешности: с длинными тёмными волосами и красивыми зелёными глазами. И в то же время, несмотря на серьёзность в работе, Ольга довольно весёлая, и даже немного экстремальная. Она предлагает Ясмину установить специальное приложение на телефон, которое достаточно хорошо переводит разговорный русский, и иногда предлагает юноше самому делать заказы в кафе, или просто попытаться поговорить с местными, чем юноша и пользуется с удовольствием. — «Пожалуйста, можно чашку чёрного кофе?», — чуть механический, но приятный женский голос автопереводчика звучит перед продавцом в кафе, а для Ясмина раздаётся ответ на арабском. — Ты можешь отключить звук на переводчике, например, в музее или в театре, — говорит Оля, показывая функции в приложении. — Текст появится на экране. Это удобно, если меня не будет рядом. — «Спасибо, Оля. Я рад, что познакомился с тобой!», — русская речь раздаётся из телефона, и юноша улыбается мягко, а потом и вовсе смеётся тихо, находя незнакомый язык забавным. — Я тоже рада, — зеркалит улыбку девушка, смотря на омегу. — Давай попробуем выучить несколько слов — удивишь своего мужа! Господин Ирфан прекрасно говорит на русском. — «Да, давай. Я хочу попробовать», — и юноша снова широко улыбается, представляя, как обрадует Зейнала своим старанием. К вечеру Ясмин довольно хорошо знает некоторые слова: мог поздороваться, поинтересоваться делами и пожелать доброго дня собеседнику. С Олей они попрощались на ресепшене. Когда юноша поднялся в номер, понимает, что Зейнал уже вернулся, и не один. Ясмин слышит громкую речь двух мужчин, сидящих в глубоких бархатных креслах у кофейного столика, и пьют точно не кофе, а, судя по запаху, коньяк. Голос другого альфы показался довольно знакомым, и, услышав обращение «Семёныч», юноша вспоминает, что это один из русских гостей на их свадьбе. Ясмин, на радости, решает удивить гостя своего мужа: войти к ним и поприветствовать на русском. Он включает переводчик, чтобы повторить выученные слова, а приложение начинает автоматически переводить довольно громкую речь двух мужчин. Юноша потянулся выключить его, и открыть закладки, но высветившийся на экране текст, заставляет его замереть. — И кто он?.. — Тот, кто для меня недосягаем… — То есть получается, что ты должен был жениться на другом? — Да. Я отказался. Сам отказался от собственного счастья. Я сглупил, Андрей, и очень жалею об этом! Ясмин читает текст, не понимая о чём говорят мужчины, но слышит интонацию речи мужа, улавливает нотки горечи и сожаления. Ему бы сейчас отключить приложение, закрыть глаза, выбросить телефон, но он замер, смотря вмиг остекленевшим взглядом на экран. Зейнал должен был жениться на ком-то другом и жалеет об этом! Нет… такого не может быть! Автопереводчик что-то путает, но появляющийся раз за разом текст, заставляет сжиматься сильнее от подступающей тревоги. — Ты любил его так сильно, что не можешь забыть? — Нет… я и сейчас его люблю! Всем сердцем! Всем своим существом люблю! — Так зачем ты женился, Зейнал? Зачем страдаешь сам и делаешь несчастным этого прекрасного юношу, своего супруга? — Не знаю, Андрей. Я совершаю одну ошибку за другой, и моя женитьба — самая большая из них. Я… решил… подумал, что смогу заменить им того, кого люблю. — Это жестоко. Разведись и не калечь жизнь этому невинному омеге. — Я не могу. Нас не разведут. Только через год, если не будет детей в браке. — А значит, ребёночка ты ему заделывать не собираешься? — Я принимаю подавители. Ясмин давится воздухом и пятится назад, дрожащими руками сжимая телефон. В полной прострации он выходит из холла, потом из номера. На негнущихся ногах покидает отель и застывает, когда прохладный ветер с устья Невы дует ему прямо в лицо. Крупные капли слёз падают из ясных глаз, едва юноша глотнул воздуха. Он так и стоит у входа в отель, замерев статуей, пока услужливый швейцар интересуется, всё ли с ним в порядке. И только потом Ясмин понимает, что стоит в суматохе подъезжающих и отъезжающих машин. И так красиво вокруг — огни города, отражающиеся в тёмных водах реки, мерцание проплывающих судов, и красно-белый от горящих фар автомобилей широкий проспект. Кругом тихие разговоры, смех, парочки и шумные компании, а юноша один… совершенно один посреди всей этой жизни. А слёзы всё текут не переставая, и швейцар теперь смотрит ещё взволнованней, на ломанном английском интересуясь, всё ли в порядке. Наверное нужно взять себя в руки, не позориться среди незнакомой улицы, среди чужих людей, ведь он воспитанный омега. Ясмин медленно, трясущимися руками, утирает слёзы, говорит обеспокоенному мужчине, что всё в порядке и отходит к набережной. Швейцар всё также обеспокоенно смотрит в след, но увидев, что плачущий юноша уселся на лавочку, устремив свой взгляд на реку, отошёл на своё место. Поздний звонок не смущает гида Ольгу, она привыкла к таким звонкам по работе. — Что случилось, Ясмин? — Оля, скажи, а приложение… переводчик, он может ошибаться? — голос чуть дрожит, но проблеск появившейся надежды, заставил сделать этот ночной звонок девушке. — Да, конечно, если слово ошибочное образование формы существительного или прилагательного. То есть энантиосеми́я — употребление слова в противоположном смысле, ну, попросту говоря, если в одном слове объединяются противоположные значения. А что? Может тебя кто-то обматерил, а переводчик выдал значение реальных действий? — тихий смех на конце провода, говорит о том, что девушка скорее всего шутит, — У нас в России такое любят. — Что? — Да, даже в любви могут объясниться такими образом. Так что у тебя случилось, Ясмин? — Н-ничего. Извини за поздний звонок. — Мне приехать? Точно всё в порядке? Мне кажется, ты находишься на улице. Почему? — Я уже поднимаюсь в номер. Просто подышал воздухом. Спокойной ночи, Оля. — Доброй ночи, Ясмин. Но, если что, звони сразу. — Спасибо. Экран гаснет, как и улыбка бедного юноши. Не ошибся, значит, переводчик, ибо слово «не любит» не объединяет в себе противоположных значений — не любит, значит не любит. А Зейнал произнёс это довольно ясно. И, судя по всему, никогда и не любил, раз пытался заменить Ясмином кого-то другого. Тот другой — он недосягаем для альфы. Но какая здравомыслящая семья в Марокко откажет такому мужчине, как Зейнал Ирфан? Значит, другой омега либо не из правоверной семьи, либо… замужем. И Зейнал по нему тоскует. Ясмин тихо прошмыгивает в спальню через общий холл, минуя гостинную, где сидят альфы, и после короткого душа, буквально зарывается в мягкую перину кровати. Плакать при муже нельзя, да и показывать, что знает о разговоре мужчин, не хочется. Почему-то голова абсолютно пустая. Наверное оттого, что наконец-то нашёлся ответ на мучающий его вопрос — что с ним не так? Его просто не любят — вот, что с ним не так! И как-то легко и горько стало от этого. Легко, потому что грызущий его изнутри комплекс неидеальности объяснялся просто ненужностью, а горько оттого, что против нелюбви невозможно бороться — как о каменную стену горошинами кидаться. Не любит… Не нужен…*
Снова шикарный самолёт уносит их к золотистым облакам, да только теперь омега чувствует себя как на седьмом кругу ада. Нет, он не плачет. Ни разу не позволяет себе проявить слабости при муже, и даже наедине с собой держится стойко. Сердце омеги, разбитое равнодушием мужа, всё еще теплится искрой надежды, что может быть… когда-нибудь… Потому, что он сам любит Зейнала, самой глубокой и нежной любовью. И юноша верит, что возможно, его любовь примут со временем. А пока, он сидит в удобном кресле частного авиалайнера, на высоте девять тысяч метров над уровнем моря, смотря в иллюминатор на искрящиеся облака. Другой жизни не получилось, ближе не стали, и кажется, перестали быть супругами.***
Центр модных показов на улице Гаттамелата в Милане бурлит и искрится огнями. Просторные залы центра, оборудованные специальными площадками и огромными видеоэкранами, способны вместить огромное количество гостей, но сегодня просто яблоку негде упасть. Полный аншлаг на показе «Круизной коллекции» Алберты Ферретти, которую ещё называют королевой шифона. Огромный подиум, выложенный под палубные доски и украшенный объёмными листьями монстеры и папоротника, уходит в зал, а тонконогие модели вышагивают на нём по струнке. Невероятные по красоте платья и костюмы, демонстрируемые профессиональными моделями, завораживают, заставляя безотрывно следить за их порханием и переноситься в своей фантазии куда-то, где вечное лето и гламурный отдых. Ненавязчивый бит современной музыки задаёт ритм подиумному шагу моделей. Зал тихо перешёптывается, восторженно обсуждая коллекцию. А за кулисами стоит организованный шум-гам, беготня и суета. Среди коротких окриков и наставлений, то на французском, то на итальянском, с ругательствами на английском, тихо, и немного испуганно звучит арабская речь одного прекрасного омеги. — О, Всевышний! Куда ты меня привёл, Анхар? Как вы не теряетесь в такой суматохе и не сходите с ума от вечной беготни? — Всё дело в практике. Поверь, я чувствовал себя также на первом показе. А этот у меня шестой по счёту. Так что, всё хорошо, Ясир, ты привыкнешь. — Вряд ли, — скептично улыбается юноша. — Может мне лучше вернуться к мужу? Вдруг кто-нибудь споткнётся об меня или я оторву чей-то подол? — Да ты и так от Ниджата не отцепляешься, ходишь как привязанный, — смеётся омега, смотря, как смущается его прекрасный зять. — Хотя, это у вас, кажется, взаимосвязанное действие. И я очень даже не против этого, но сегодня ты будешь мне помогать. Держи эти планшеты, береги их дороже золота. И не перепутай, а то конец света наступит сегодня же. И не отходи от меня ни на шаг. — Ох, Анхари… — За дело! Карла, — кричит юноша прыткому омеге, — что там с замшевыми моделями? — На подходе. — Симона, к шифонам подправляем смоки, — новый окрик, обращённый к гримёрам, и Анхар копается в планшетах, что на руках Ясира. — Помним, сделаем, — насмешливый голос рыжеволосой омеги звучит в ответ. И так полчаса беспрерывной беготни и коротких окриков. Уже на подходе финальные выходы, когда происходит непредвиденное — одна из моделей подворачивает ногу так, что не может наступить на стопу от боли, и именно этот омега должен показывать главный наряд коллекции. Анхар понимает, что без консультации с дизайнером он не может менять модель, поэтому вызывает Алберту в гримёрную, где несчастному омеге оказывают медицинскую помощь. — Кто у нас из свободных моделей? — на французском спрашивает создатель коллекции, высокая и широкоплечая женщина-альфа. — Никто. Это финальный выход, Алберта. Все уже готовы в своих нарядах. И для того, чтобы подготовить освободившуюся модель, понадобится минимум десять минут на стилиста и гримёра, а на сам наряд ещё минуты три-четыре. И всё это время подиум будет пустовать. — И что предлагаешь делать, Анхар? — Снять один из нарядов с показа и готовить главный. — Исключено. Я не буду снимать с показа ни одно из своих творений. Ищи модель, Анхар. — И где я его по-вашему найду? Может среди гримёров? Или осветителей? А может среди уборщиков? — размахивает руками юноша, раздражённый упёртостью дизайнера. — Зачем же? А ну, что за статист у тебя за спиной? Выйди-ка на свет, милок. — Это не статист, и уж точно не модель, — возмущается юноша, — это Ясир, мой зять. — Супруг Ниджата Гулам ходит с тобой в статистах?! Почему он не на первых рядах VIP-персон? А господин Гулам здесь? — Да, брат здесь, и он точно не одобрит того, что Вы задумали, Алберта. — Ясир значит? — дизайнер будто не слышит юношу и цепким взглядом осматривает омегу, — это то, что надо. А с господином Гулам я потом договорюсь. Карла, за дело. — Алберта, это плохая идея. Ясир ни разу не ходил по подиуму. Он вообще, первый раз на показе мод, — Анхар до последнего пытается отговорить дизайнера от сумасшедшей идеи, но Ясира просто захватили в «плен» стилисты. — Госпожа Ферретти, — тихо пищит юноша, когда ему уже взбивают волосы, — я упаду. Запутаюсь в полах костюма. Я не ходил на каблуках… — Не бойся, мой мальчик. Ты такой хорошенький, прямо загляденье, — альфа рассматривает его ещё пристальней, пытаясь пальцами дотронуться до дивного лица. — Никаких каблуков, разувайся, босиком пойдёшь! — и женщина улыбается, видя, как испуганно округляются глаза юноши, а затем громко командует, — Симона, finger makeup, и больше золота. И голубые ленты. И шиньоны. Ясир практически раздет. Он руками пытается прикрыть обнажённую грудь. Будь у него хоть минута чтобы осмыслить всё происходящее, он бы взбрыкнулся, и, может быть, отбился бы от цепкой альфы, но ему не дают даже вздохнуть глубоко. Он беспомощно смотрит на Анхара, что отвечает виноватым взглядом, но дизайнер снова привлекает к себе его внимание. — Посмотри на костюм, Ясир, — и к ним подносят нечто невероятно воздушное и, о Всевышний, прозрачное. — Смотри, на сколько он нежен и лёгок! — женщина снимает с тонких плечиков небесно-синий шифон, и полностью сжимает его в кулаке. Ясир смотрит неверяще на руки альфы, что разжимаются легко, а в кулаке, словно дивный синий цветок распускается, и юноша изумлённо охает. — Нравится? — лукаво улыбается дизайнер. — И мне очень нравится, а на тебе будет просто волшебно. Ты такой маленький, тонкий, нежный… — Кхм… — искусственный кашель Анхара прерывает восторженный шёпот альфы, — он мой зять, Алберта. — Я помню, — недовольно бурчит женщина и смотрит на младшего Гулама, — Специальная гостья готова? — Да. — Тогда выходим. Внимание! Финальный выход! Ясира немедленно одевают в невесомую одежду, завязывают ленты, осыпают золотистой блёсткой, чуть приглаживают волосы, в которых длинный синий шиньон струится по спине как шлейф. — Смотри, Ясир, — Алберта подводит юношу к выходу на подиум. — Что ты видишь, прекрасная роза? — Меня муж так называет! — широко улыбается омега. — А вижу огромный и полный людьми зал. — Это не просто зал, а храм красоты и грации. И это не просто зрители, а поклоняющиеся этому храму люди, и в первую очередь — её обитателям — прекрасным моделям. И сегодня, все они до единого будут поклоняться тебе! Ты — божество, Ясир! Ты — звезда, ты — нимфа и Муза, и сейчас будет твой выход. Шагни по этому подиуму так, словно идёшь к своей судьбе, — шепчет альфа, наклонившись к его уху, а у юноши глаза расширяются от последних слов женщины: «Словно идёшь к своей судьбе!». Сердце прыгает в груди взволнованно, и дыхание перехватывает, когда юноша понимает, что в зале сидит Ниджат, и он увидит как к нему шагает по подиуму его супруг. Ясиру кажется, что этот шаг он делает только для него, словно в зале нет никого вокруг, словно это он его судьба. — Так это ты будешь выходить под мою песню? — на юношу смотрит удивительной красоты женщина-омега, с длинными чёрными волосами и голубыми глазами, а Ясир смотрит на неё во всю. Женщина больше похожа на фею, русалку или лесную нимфу, чем на простого человека. — Удачи тебе, малыш, и помни — идёшь так, словно… — Шагаешь к своей судьбе… — продолжает за неё юноша. — Молодец. Всё будет хорошо! — улыбается ему женщина и выскальзывает в проход к подиуму. Дальше Ясир слышит, как конферансье, красивым поставленным голосом объявляет: «Mesdames et messieurs, soyez les bienvenue — Indila». В опустившейся тишине сумрака зала, прожектор выхватывает лицо прекрасной певицы и волшебные звуки охватывают всё вокруг. Ясир замирает от красоты голоса, что накрывает его, и словно под гипнозом шагает на подиум.Indila Mini World
«Позвольте мне мечтать, Позвольте мне поверить, Позвольте мне сказать, Как судьбу поменять…»
*
— Алло, Ниджати, тут такое дело… но я не виноват, честно. Оно само как-то случилось… — судорожно шепчет в трубку Анхар, смотря, как Ясира готовят к выходу. — Что ты опять натворил, маленький омега? — и Анхар буквально чувствует улыбку брата через аппарат. — Я? Ничего. Тут это ногу подвернули и… — тараторит юноша, но заметив, как Ясир выходит на подиум, замирает. — В общем, сам увидишь. А мужчина, сидящий в зале на первых рядах, сам замирает… И понимает всё сразу же. Ясир идёт к нему… Вернее, идёт по подиуму, но у альфы абсолютное ощущение, что только к нему. Мелодия чарующая и завораживающая льётся по залу, и сама исполнительница словно волшебница из сказки, сияет в свете софитов. А здесь всё так невозможно переплелось: красота модели, волшебство мелодии, порхающая лёгкость наряда — на подиуме творится что-то неземное. Ясир не видел себя в зеркале, и не знает, как он выглядит, не понимает, как восхитителен, но чувствует, что все замирают, смотря на него. В тот же миг десятки фотокамер ослепляют его вспышками, все видеокамеры следят за каждым его шагом, перешёптывания становятся чуть громче, где-то раздаются возгласы «Bravo!», а прекрасный юноша мягко ступает, шаг за шагом всё ближе. Синее облако струится вокруг него, золотая пыльца тянется шлейфом, волосы пышным водопадом струятся по спине. Лицо, столь прекрасное, мерцает блеском макияжа, взгляд, нежный и спокойный, устремлён только на одного человека, так же, как и ответный огненный взгляд мужчины, опаляет его одного. Словно в замедленной съёмке Ниджат видит, как его любимый идёт к нему, как плавные линии бёдер мягко колышутся при ходьбе, как золотистые пряди облепляют грудь, а тонкие очертания фигуры просвечиваются сквозь нежную ткань. И нет ни удушающей ревности, ни чувства собственничества, ни гнева за этот выход омеги, лишь восторг, лишь восхищение и невероятное счастье, что это его омега — его любимый! Ясир замирает на несколько секунд в конце подиума, вспышки камер мерцают с новой силой и характерные звуки жужжания и щёлка оглушают всех вокруг, а Ясир всё также смотрит только на мужа, хотя фотографы беснуются, пытаются привлечь внимание модели, чтобы он хоть на секунду поднял на них глаза. «Senor, per favore, uno sguardo», — но мягкая улыбка юноши только для его альфы. Он разворачивается, медленно направляясь к началу подиума. Певица, что столь мелодично исполняет нежную песню о мини-мире, улыбается ему приветливо, а у юноши ощущение, что он только что открыл для себя новый мир. Последний выход, где модели демонстрируют всю коллекцию, а Алберта, под громкие рукоплескания зрителей, выходит на подиум вместе со своей главной моделью — Ясиром, и почему-то все позабыли, что таковым юноша стал абсолютно случайно. Она обнимает юношу мягко, а затем расцеловывает певицу в обе щеки. Дрожащий от волнения Анхар, принимает в объятия улыбающегося юношу: — Ох, Ясир, я так волновался. Прости меня, я правда не знал, что так случится. Больше в жизни не возьму тебя в кулуары, сиди уж со своим мужем, не отходя от него ни на шаг. Я сегодня столько нервных клеток потерял… — Всё хорошо, Анхар, со мной всё в порядке, — перебивает юношу Ясир, — это было забавно. Мне даже понравилось. — Ну да, забавно. Вот достанется мне от Ниджата… Хотя… — и юноша замолкает, круглыми от удивления глазами, смотря за спину зятя. — Может, наоборот будет рад, возможно даже поблагодарит, — и голос юноши становится громче, уверенней, даже каким-то дерзким. Ясир оборачивается, непонимающе смотря в суету закулисья, и дыхание перехватывает, когда видит своего мужа с огромной охапкой белых роз. Ниджат идёт к нему медленно, взволнованных глаз не сводит с омеги, а голос Анхара за спиной всё громче: — Так будет рад и благодарен, что разрешит собственному брату заняться любимым делом. Ну, например, открыть свой бизнес в Марокко, — Анхар напирает сильнее: — Или даже позволит открыть сеть своих бутиков в стране, а дальше уже Европа, Азия… — Стой, маленький омега, чего-то ты разошёлся, — чуть строго говорит альфа, осаждая младшего в своей тираде, а потом смотрит на прекрасного супруга и протягивает цветы. — Ты был восхитителен, Ясир. Поздравляю с дебютом. — Спасибо, — тихо шепчет юноша, смущённо принимая цветы, а вокруг вся суета подозрительно затихает, и все смотрят с любопытством, тихо шепчась. — И всё это благодаря кому? Конечно же Анхару. Так что тут определённо требуется конкретная благодарность в виде дозволения, о коих говорилось выше, но кто тут слушает Анхара? Ясное дело — никто. — Дома поговорим, ребёнок, — мягкий голос альфы снова останавливает монолог юноши, и Анхар теперь тоже улыбается. — Мы скоро придём, Ниджати. Ясир переоденется, я сдам коллекцию, и мы будем свободны. — Я хотел забрать Ясира с собой, — встревает альфа, смотря на притихшего юношу. — В ресторан… пригласить… хотел, тебя… эмм… да, вот, — и смотрит взволнованным взглядом на супруга. — Оу, у вас свидание? Тогда конечно, дай нам минуточку, — и Анхар утаскивает юношу в гримёрную. — Какое свидание, Анхар? Это мой муж, — тихо шепчет юноша, пока его деверь подправляет макияж и удаляет золотистую пыльцу с волос и плеч. — Правда ведь у меня такой романтичный брат? Он так ухаживает за тобой, так заботиться. Вон как в Париже водил тебя по выставкам и музеям. А ты так терпеливо слушал его… — Мне очень нравилось посещать такие места. Мне было очень интересно… — Ага. В музее. Как же. Но ничего, вот теперь в ресторан пойдёте. Ниджат наверное тебя в своё любимое место поведёт. Увидишь, там очень красиво! Вот бы и меня красивый альфа пригласил, ухаживал за мной трогательно и нежно… — У тебя есть такой альфа, но ты его и на шаг не подпускаешь к себе, Анхар. — Он не мой альфа. И уж я точно не его омега. — Но почему, Анхар? Невозможно не замечать, как шейх смотрит на тебя, как волнуется рядом с тобой. Он влюблён в тебя, Анхар. Юноша как-то резко замирает, отводя взгляд в сторону, но всё же признаётся: — Я знаю… Знаю, что Салман любит меня, но… — Почему «но», Анхар? Просто дай ему шанс. Дай себе шанс, мой хороший! Увидишь, как всё просто разрешится и никакие сомнения не будут тебя одолевать. — Это… Всё очень не просто, Ясири, — а сам юноша даже не замечает, как Анхар натягивает на его плечи тонкий льняной топ с кружевными лямками, и заставляет продеть ноги в струящиеся брюки из аналогичного материала, — Я… отказал ему однажды в замужестве. — Что? — шокировано смотрит юноша. — Отказал, дав понять, что люблю другого альфу, его родного брата, понимаешь? — О, Всевышний! — обхватывает своё лицо руками Ясир. — И теперь, каждый раз, смотря на него, я вспоминаю своё поведение, как плакал перед ним, как мне было страшно от его признаний, от его искреннего чувства. Но самое ужасное — это то, что я просил его отвезти меня к Сабиру, понимаешь? Я оскорбил его этим, унизил его любовь, разбил сердце… А теперь? Сабир меня не захотел, я опозорился своим необдуманным поведением. И после этого, как мне смотреть в его глаза? Да к тому же, Салман не запасной аэродром, чтобы после неудавшейся любви, приземляться и искать у него утешения. — Анхари… Я… — Не говори ничего, мой хороший, — выдыхает синеглазый юноша. — Забудь, что я тут наговорил. У тебя свидание с мужем. И, кажется, ты готов к нему, — и разворачивает кресло к зеркалу, довольный творением своих рук, а Ясир охает смотря на себя. — Анха-ари-и! — Да, да. Не благодари. Хотя ничего особенного я не сделал, ты сам по себе совершенство. А костюм из закрытой коллекции Алберты. Считай, я его купил для тебя, — и юноша улыбается, ловя такую же ответную улыбку в зеркале. Ясир спускается с высокой лестницы Центра Моды, где у подножья его ждёт Ниджат. Он идёт к нему, и мысль, что он шагает навстречу с родным и близким человеком, не покидает его. Его собственный муж, его альфа, стал для него таковым за эти пять месяцев замужества. Без него омега не мыслит ни одного своего дня, ни одна ночь не может пройти без его тёплых объятий и сладкого аромата, ни одно утро не может наступить без его нежного взгляда. Побежать бы к нему по этим ступеням, броситься на шею, прижаться к крепкой груди, вдохнуть аромат сандала и смотреть в чёрные глаза. Но омеге неловко, все смотрят, кругом люди. Да только альфа сам подхватывает его в объятия на последних ступенях, заставляя омегу охнуть от неожиданности. — Ниджат, на нас все смотрят… — Не волнуйся, нас не закидают камнями, — тихо смеётся альфа, крепче сжимая любимого. — Наоборот, я получу всеобщее порицание в свой адрес, если не обниму своего прекрасного супруга. — Тогда… Можешь обнимать меня и дальше, мой дорогой муж, — нежно улыбается юноша, ладонями чуть оглаживая широкие скулы альфы. Ниджат, этот большой и сильный альфа, плавится от такой невинной ласки, от услышанных слов, от сияющих глаз любимого. Взгляд его падает на губы юноши, которые он ни разу не целовал, и в горле вмиг пересыхает, а сердце стучит бешено. Они всё также стоят в обнимку, когда мужчина, каким-то чутьём улавливает идущую со стороны горечь. Это не аромат, не феромоны, это… тихий вой альфы, что смотрит на них. Зверь Ниджата ощетинивается, чувствуя опасность, даже Хэсан чувствует это — отчаяние, столь сильное, горькое. — Едем, — Ниджат сильнее стискивает омегу в руках, унося его к машине. — А Анхар? Он с нами не поедет? — Ясир чувствует тревогу мужчины. — Его заберут и сопроводят, не волнуйся о нём, — шепчет альфа, усаживая его в автомобиль, а сам незаметно оглядывается по сторонам, хоть и боится увидеть того, о ком думает. — Кто? — удивляется юноша, обхватывая руку мужа, на что тот улыбается широко. — Не волнуйся, моя дивная роза, с ним всё будет хорошо, — и шикарный автомобиль любимой Ниджатом немецкой марки, уносит их в теплоту ночи Милана.*
Ясир думал, что они едут в огромный роскошный ресторан, полный богатых посетителей, и немало удивляется, когда они заезжают на небольшую улочку Вилла Пиззоне, и выходят у небольшой вывески «Maison Touareg». Юноше показалось, что они пришли в чей-то дом, настолько всё выглядело по-домашнему. В одной комнате, разделённой на две зоны, были развешаны вышитые марокканские гобелены, под низким потолком подвешены традиционные фонари, загадочно проецируя тени по помещению и создавая уютный свет. Расписные тарелки напоминают о родной Касабланке. Живые цветы в глиняных горшках и простые деревянные столы завершают интерьер. Юноша непонимающе смотрит на мужа, но яркая улыбка говорит о том, что ему это очень нравится. — Не удивляйся, Ясир, но это один из лучших ресторанов в Милане. Он входит в десятку звёздных ресторанов Италии. Его владелец прекрасный человек, а еда… Сам попробуешь. Зал пуст, и юноша догадывается, что ресторан полностью снят лишь для них. Их обслуживает сам хозяин — смуглый и коренастый альфа, в традиционной джелябе с капюшоном, и так, словно они его старинные знакомые. Он принимает заказ, и пока еда готовится, подсаживается к ним, разливая горячий чай, и рассказывает своим глубоким тихим голосом истории: как он создавал свой ресторан, показывает какую вещь из какой провинции своей родины привёз, даже знакомит с поварами, что с озорными улыбками выглядывают из-за двери кухни, приветствуя гостей. Пар и аппетитные ароматы доносятся до посетителей, что предвкушают вкусную еду, и она появляется перед ними достаточно быстро. Ароматный и сочный таджинв глиняных тарелках невероятно нежен на вкус и просто тает во рту. Ниджат ножом разрезает большие куски мяса и пододвигает ближе к юноше. Сияющими глазами смотрит, как омега съедает с аппетитом всю еду, как принимает из его рук тонкие ажурные блинчики, улыбаясь и слушая рассказы хозяина ресторана. Тихий непринуждённый разговор между ними протекает незаметно. Юноша сам рассказывает многое, интересуется разным, и всё больше шутит и смеётся, озаряя своей улыбкой и звонким смехом всё вокруг. Когда перед юношей ставят шебакию — восточную сладость, изготовленную на основе розовой воды и марокканского мёда, выполненную в виде распустившейся розы, он аж ахает от удивления и красоты десерта. Хозяин при них поливает десерт мёдом и посыпает кунжутом, а после, откланявшись, удаляется, оставив их одних. — Невероятное место, Ниджат. Спасибо, что привёз меня сюда, — улыбается юноша, отламывая «лепесток» от десерта. — Мне самому здесь очень нравится. Мы здесь часто бывали с… «Зейналом» — осталось не озвученным, но сразу же продолжает. — Иногда я прилетаю в Италию, чтобы просто пообедать здесь, отдохнуть, и я очень хотел показать тебе этот ресторан. Рад, что тебе понравилось. — Очень, — выдыхает восторженно омега и протягивает кусок сладкого десерта мужчине, держа его меж пальцев. Ниджат замирает и смотрит не отрываясь в глаза омеги, когда тянется губами к сладости. Мёд тает на языке, тонкое хрустящее тесто рассыпается во рту, сладость сама течёт по горлу, заставляя прикрыть глаза от удовольствия. Но от чего больше закатываются глаза и спирает дыхание — от сладости десерта или от прикосновения губ к нежным пальчикам любимого, альфа не сможет ответить. Ясир заворожённо смотрит на мужа, переводя взгляд от чёрных глаз к губам мужчины на своих пальцах. Ниджат мягко перехватывает запястье любимого, сильнее прижимая руку юноши к своим губам, целует пальцы, каждый поочерёдно, чуть слизывая капли мёда с них, целует внутреннюю часть ладони, и жмётся щекой к тыльной стороне. Ясир не дышит — так взволновала его ласка мужчины, но вспыхнувшие розовой краской щёки, и затрепетавшие ресницы, выдают его. — Ниджат… — выдыхает юноша, — нас увидят. — Никого нет вокруг, — улыбается мужчина. — Кофе несут, — ещё больше смущается омега, а альфа тихо смеётся. Ароматный чёрный кофе в маленьких чашках дымится перед ними, и юноша тянется за сахарницей под горящим взглядом мужа, собираясь насыпать в напиток. Да только крышка сахарницы оказалась слабо закреплённой, и опрокинув её, почти весь сахар оказался в чашке. Юноша замирает с сахарницей в руке, не поднимая глаз на мужчину, смотря на горку стремительно темнеющего сахара в кофе. Рука альфы тянется, забирая чашку у юноши, и только теперь Ясир видит улыбку мужа, что подносит кофе к губам, отпивая из неё сладкий глоток. А омега тихо смеётся, смущённо прикрывая лицо ладонями. — Чем слаще кофе, тем сильнее любовь! — доносится до них тихий голос хозяина ресторана, и они оба смотрят друг на друга, прямо в глаза, а в ушах эхом отдаётся «сильнее любовь».*
Они едут в отель молча. Ясир как-то испуганно смотрит в окно, он боится смотреть на мужа, и странное чувство охватило его, словно взгляни он на альфу, то в тот же миг всё изменится. Юноша смотрит на огни ночного города, что проносятся перед его глазами, и сильнее сжимается от тревоги. Он знает чем вызвана эта тихая тревога, и даже признаётся в ней — он впервые чувствует нечто большее, чем благодарность, что-то ярче и сильнее, чем просто уважение. И это не просто интерес к альфе. Это другое чувство, поднимающееся из затаённых глубин души, то, что заставляет искать тепла и заботы альфы, смотреть на него, как на отца своих будущих детей. Это признание своего альфы! И вместе с тем, это нежность, что заставляет желать прикосновений альфы и самому гореть от желания прикоснуться. Омега сотни раз думал о том, как бы всё сложилось, если бы он принял альфу во время своей течки, если бы почувствовал жар его тела, рук, губ. Смог бы он так спокойно сидеть рядом с ним и дальше? Спать с ним в одной кровати и не вспыхивать от мимолётного прикосновения? Но в то же время, Ясир понимает, что это даже и к лучшему — скоро они разведутся, точнее чуть больше чем через полгода, и падать в чувственность близости, а тем более в любовь, не стоит… Не нужно. — Ясир? — голос альфы выводит из раздумий. — Не хочешь немного прогуляться до отеля? — Д-да, можно. То есть с удовольствием, — тихо отвечает юноша. — Останови на Вилле Исондзо, — передает мужчина водителю, с улыбкой смотря на прекрасного супруга.*
Они идут по широкой пешеходной улице, что выходит на оживлённый переулок Вия Требия, проходя через ночной продуктовый рынок «Верона», а через квартал виднеется их отель «Porta Romana». В пешеходной зоне довольно многолюдно, а возле рынка людей ещё больше. Но юноше безумно комфортно среди всей пестроты людей, среди шума итальянского говора, тихих звуков мандолины и гитары. Ясир видит семейные пары с детьми, влюблённые парочки и пожилых людей с внуками, видит жизнь вокруг: шумную, сияющую, настоящую. Он смотрит с интересом, держа за руку мужа, да и на них смотрят восторженными глазами и тихий шёпот «Bell'uomo» (красавчик) сопровождает их на всём пути. Ясиру кажется, что мало держать за руку, хочется прижаться. И его как будто слышат — Ниджат притягивает его к своей груди прямо на ходу, обнимая одной рукой за талию, обволакивает сандалом, утыкается носом в его золотистые волосы. И так всё тихо-чувственно сейчас между ними, что оба замирают на секунды, прижимаясь друг к другу, а юноше впервые всё равно, что все смотрят. — Ясир… моя дивная роза! Ты так пахнешь… хорошо. Невыносимо хорошо. — Потому что рядом с тобой. Ниджат не чувствует земли под ногами, всё вокруг плывёт и сердце падает в бездну от слов любимого. Даже если бы он услышал прямо сейчас «Я люблю тебя», он не был бы так взволнован. «Рядом с тобой» — это значит, что с ним омега раскрывается, чувствует себя защищённым и оберегаемым. А это даже больше, чем любовь, это доверие и принятие. — Спасибо, — альфа снова целует руки своего омеги, чувствуя, как чуть ёжится юноша. — Замёрз? — Немного, — улыбается Ясир и смущается, когда Ниджат накидывает на его плечи свой пиджак. Он кутается в него с удовольствием, медленно шагая до небольшой площади Вия Верона, где около искрящегося фонтана, играют на гитаре несколько парней. Мелодии просты, но красивые переливы завлекают зрителей, что сидят на лавочках, бордюрах или просто стоят. — Послушаем немного? Пожалуйста, — сияющими глазами смотрит юноша. — Конечно, — и мужчина утягивает любимого в тень раскидистого дерева, подальше от фонарей и глаз любопытных. Ниджат знает, что охрана идёт и впереди и позади них, и на этот счёт он не волнуется, но об инциденте перед Центром Моды он помнит. Ясир скидывает пиджак, вешая его через свою руку, и становится спиной к мужчине, прижимаясь к его груди, а руки альфы мгновенно обнимают его. Он откидывает голову ему на плечо, а мужчина щекой прижимается к его волосам. Несколько минут тишины между ними, когда весь мир состоит только из нежной музыки гитары и рук, что обнимают трепетно.***
Лёгкий взмах руки и ключ-карта открывает доступ в шикарный номер отеля «Porta Romana». Юноша устало падает на кровать, утопая в мягкой перине. Лишь секунды спустя он замирает понимая, что что-то не так… В номере что-то не так. Анхар непонимающе оглядывается, замечая огромное количество роз, расставленных повсюду, всех возможных оттенков и тонов, в корзинах, в вазах и даже в горшках. В гостиной на столе стоят коробки, и здесь даже гадать не нужно, что в них, ибо сладкий запах шоколада с орехами доносится до омеги. Юноша немедленно звонит в службу обслуживания номеров, требуя объяснений, кто в его отсутствие заходил в номер и принёс все цветы, на что ему ответили, что это по распоряжению его брата — господина Гулама. Но омега точно знает — Ниджат здесь не причём. И чьих это рук дело догадаться не трудно. Телефон вибрирует сразу же, и высветившееся имя подтверждает все догадки юноши. — Салман? Что ты себе позволяешь? Какого чёрта? — Я лишь хотел поздравить тебя с прекрасно проделанной работой. Разве можно на это сердиться? Здравствуй, Анхар. — Здравствуй. Да ты везде меня достаёшь. В Париже проходу не давал, хоть сам находился Пекине, а твои подарки доставляли мне везде и повсюду! — Это мелочи, Анхари. Всего лишь небольшое внимание к прекрасному омеге. — Ну знаешь ли, когда тебе оплачивает обед в ресторане в центре Парижа альфа, который находится в этот момент в Китае, то это немного пугает. А сейчас тебя даже на этой стороне земного шара нет, а цветы и конфеты от тебя здесь. И это тоже пугает! Хриплый смех шейха доносится из аппарата, и юноша сам невольно улыбается, радуясь, что его довольное лицо не видит альфа. — Всё лишь для тебя, мой прекрасный! — Салман, не нужно меня так называть! — Нужно! Ты прекрасен, и ты мой! — О, Всевышний! Что должно произойти, чтобы ты перестал называть меня словами «прекрасный» и «мой»? — Ну, наверное, это произойдёт тогда, когда я не смогу исполнить какое-либо твоё желание, моя синеглазая звезда! — Оу! Да? Тогда у меня есть желание, прямо сейчас! — Говори, мой прекрасный, всё только для тебя! — Хочу чтобы эти цветы подарил мне лично ты, сейчас же! — Выйди на балкон… — Что? — Анхар замирает посреди комнаты с телефоном в руках. — Выйди на балкон, Анхар, прошу. На ватных ногах, юноша направляется к балкону, медленно открывая дверь, и тёплый ночной ветер овевает прекрасное лицо. Глаза омеги смотрят крайне удивлённо вниз, где на пешеходной части Вия Сан-Рокко, прямо под его балконом, стоит шейх Салман ибн Саиди. — С-салман? — выдыхает в трубку омега. — Ты сейчас… должен быть в Сингапуре, я это точно знаю. Юноша видит улыбку мужчины, что стоит в великолепном костюме Armani, но не в строгой рубашке, а в тонкой лёгкой футболке и мягких замшевых слипонах этого же бренда. — Да? Ты думал обо мне? Хотел знать где я и что со мной? Это так приятно, Анхари. Твоя забота обо мне… — Чёрт, Салман! Это не то… То есть я, конечно, волнуюсь о тебе, как бы… но не так, как ты подумал. Так! Что ты здесь делаешь? — и глазами сверкает вниз на мужчину, что стоит с букетом нежных розовых цветов. — Хочу подарить тебе цветы… Как ты и хотел, мой прекрасный. Анхар снова замирает, но вот сердце его забилось так сильно, и пальцы, что сжимают телефон, дрожат. Салман пролетел три океана только для того, чтобы подарить цветы, увидеть его. Юноша понимает — мужчина летел как минимум двенадцать часов… ради него. — Анхар? — Салман смотрит таким взглядом, в котором безграничное чувство, и цветы, которые он прижимает к груди, и вся его поза замершего перед любимым человеком мужчины, говорят о его ожидании хоть одного слова, взгляда. — За что ты так любишь меня, Салман? — юноша спрашивает сразу, смотря взволнованным взглядом на мужчину. — Просто люблю! — Так не бывает. За что-то да любят. И во мне нет ничего, ради чего можно любить… так, как ты, — горькие слова юноши, словно признание для самого себя, но произнести их нужно. — Ты хочешь знать за что я люблю тебя? Я попытаюсь, но мне трудно выделить что-то отдельное от тебя. Ты такой какой есть: сильный, яркий, дерзкий… любимый. Когда я встретил тебя вновь, в день свадьбы брата, я был покорён юношей, что совсем не вписывался в традиционные понятия, каким должен быть омега: тихим, покорным. Ты как ветер в пустыне — даришь путнику прохладу, но в то же время засыплешь песчаной бурей. Ты как птица в полёте, свободная духом и телом, и в этом вся красота. Как дикая, необъезженная кобылица… — Что-о? Я кобыла? — возмущённый возглас юноши перекрывается хриплым смехом мужчины. — Прости… но ты так же необуздан и смел, горяч и страстен, и я покорён тобой навеки. Ты тот, кто не подчинится силой, но лаской и любовью. И меньше всего на свете я хочу давить на тебя, но не отступлю никогда, сколько бы ты не брыкался. Хочу чтобы ты чувствовал меня рядом, знал, что я всегда здесь — около тебя. Просто знай это. Одно твоё слово, один твой взгляд… весь мир положу к твоим ногам! — Не нужно! Весь мир не нужно, просто подари мне цветы, Салман, — тихий всхлип, донёсшийся из телефона, выдаёт юношу, пытающегося незаметно утереть слёзы, а мужчина устремляется к стене отеля. Альфа возносил благодарственные молитвы архитектору, спроектировавшему отель в виде средневекового замка, из массивных блоков, с выступами, портиками и узкими провалами, имитирующими бойницы. Букет зажат в зубах, внизу суетится охрана, Закир нервно кружит под балконом, чтобы, в случае чего, шейх упал на него, но мужчина так ловко карабкаетсяся на второй этаж, руками цепляясь за резные перила, что юноша лишь ахает, когда альфа протянул ему розовые розы. — Это для тебя, мой прекрасный, — шепчет мужчина, смотря в блестящие от слёз, синие глаза. — Спасибо. Дурак… довёл меня до слёз, — бурчит омега, утыкаясь носом в ароматные цветы, а шейх улыбается широко и сердце под горлом стучит оттого, что впервые за долгое время видит своего омегу так близко. — Не плачь, Анхар. Хочешь, я ещё одно твоё желание исполню? — так же с улыбкой спрашивает мужчина. Омега затихает, опустив свой взгляд, чуть нервно закусывая нижнюю губу: — Выпей со мной чаю, — робко спрашивает юноша, и видя немного удивлённое выражение лица мужчины, добавляет: — У меня конфеты есть… с орешками. И только Салман собирается ответить, как откуда-то снизу доносится знакомый голос: — И что тут происходит? Внизу стоят Ниджат и Ясир, и если у первого на лице немного лукавая улыбка и довольный взгляд, то у второго удивленно вытянутое лицо и светящиеся беспокойством глаза. — Здравствуй, Ниджати, — машет одной рукой шейх, чуть не сваливаясь с перил, вызывая тревогу у всех. — И тебе Ясир, здравствуй! — Привет, Салман, — улыбается мужчина. — Добрый вечер, господин Саиди, — пищит юноша рядом. — Меня Анхар на чай пригласил, — лыбится шейх во всё лицо, и смотрит на притихшего омегу рядом с собой. Юноша немного тушуется, но всё же выдавливает из себя: — Эмм… присоединитесь? Ниджат смотрит на супруга, что робко улыбается ему, и кивает согласно. — С удовольствием, — отвечает за двоих альфа. — Салман, залезай уже, хватит пугать прохожих. Ещё полицию вызовут, — и мужчина, тихо смеясь, утягивает оробевшего супруга за собой.*
Уже в номере, где юноши разливают ароматный чай и открывают коробки с шоколадными конфетами, Салман тихо зовёт друга подальше от омег в дальний угол гостиной. — Зейнал был здесь, — взволнованно шепчет мужчина смотря на Ниджата. — По крайней мере мне доложили, что он собирается улетать обратно в Марокко. — Знаю. Я почувствовал его, — также тихо отвечает мужчина, и его потемневший взгляд говорит о том, как ему больно вспоминать об этом. — Салман, что мне делать с братом? Как мне помочь ему пережить это? Ведь я увёз Ясира из дома именно поэтому, решив, что «с глаз долой, из сердца — вон», но кажется делаю только хуже. Он тоскует по нему. Не представляешь какую горечь я ощутил с его стороны, когда забирал Ясира с показа. — Я не понимаю его одержимости твоим супругом. Его не пугают ни людское порицание, ни наказание Всевышнего. Он болен своей любовью, и что ему поможет — я не знаю. Пока он не поймёт сам, что ломает жизни и рушит братские узы, этому мучению не будет конца. — Салман, я очень надеюсь на супруга Зейнала, этого светлого и чистого душой юношу. — Я не уверен. Боюсь Зейнал расстанется с ним также быстро, как и женился. Ещё во время помолвки у меня были сомнения, что он женится только лишь потому, что… Ясмин похож на своего брата. Прости, Ниджати, я знаю, такое неприятно слышать, да и я не хочу говорить о своём брате в таком тоне, но уже надо что-то решать. — Я хочу пригласить их на Санторини, вместе с нами. — Что? Ты в этом уверен? Если он ещё раз сорвётся так близко к нему? — Мне почему-то кажется, зверь Зейнал беснуется из-за волнения, думая, что омега несчастлив со мной. Если он увидит, что Ясир в безопасности, что окружён заботой, то может он успокоится. Салман вздыхает тихо, краем глаза смотря на синеглазого юношу, и задаётся вопросом: а что бы он сам делал, если бы Анхара выдали замуж за другого? Нашло бы его влюблённое сердце покой, осознавая, что омега отдан насильно в чужую семью? И понимает, что не смог бы. — Возможно ты прав, — обречённо выдыхает альфа. — Да сбудется воля Всевышнего, и да поможет Он брату нашему обрести покой в сердце и в душе! — Аминь, — голос Ниджата тих, и он совсем не уверен, что будет дальше, но терять брата он не хочет, а тем более своего прекрасного омегу. Он смотрит на златоволосого юношу, что смеётся задушено, прижимая ладони к губам над какой-то шуткой Анхара, и понимает — он вся его жизнь, и если встанет выбор — друг или любимый, он выберет омегу без раздумий. Анхар раскрывает очередную коробку, в которой оказалось французское пралине с фисташками, тут же закидывая одну в рот. Омега знает — каждая из этих сладостей в красивых коробках изготовлена в ручную по специальному заказу альфы, и каждая из шоколадок — это отдельное произведение кондитерского искусства. А Ясир буквально заглядывает ему в рот, слушая короткий рассказ о том, как Салман признавался в любви. — Что-о? Так и сказал? — Да! Представляешь, кобылой меня обозвал! — А ты что? — Ну я повозмущался, конечно. — А он что? — Мир предлагал, представляешь, прям к моим ногам! — Да ты что! — Ага. Но я так его притормозил, конечно, мол, сначала цветы, потом всё остальное. А он на стену полез. А тут брат и ты. — Ох, Анхари… — и оба сгибаются в хохоте, хватаясь друг за друга руками. Ясир смотрит сияющими глазами на своего красивого деверя. — Я так счастлив, Анхар! Каждую ночь возношу благодарственную молитву Всевышнему за то, что я стал частью вашей семьи, что именно Ниджат стал моим мужем, что ты теперь мой второй брат, а Зухра и дядя Алим теперь и моя семья тоже. — И я счастлив, Ясир, очень! Стоит мне взглянуть на моего сияющего брата — понимаю, что всё это благодаря тебе, и я начинаю любить тебя по-новой, всё сильнее и сильнее. Это судьба, Ясири — то, что ты супруг моего брата, то, что мы здесь, что Салман здесь, сейчас… рядом! Глаза юноши изумлённо распахиваются, смотря на синеглазого омегу, и он буквально выдыхает: — Ты… ты примешь его? Примешь, как своего альфу? — Да! — широко улыбается юноша, чуть вздёрнув голову победно. — Анха-ар!!! — Ясир кидается на него с объятиями, и оба падают со стула на пол, но тут же вскакивают, крича мужчинам в углу, смотревших обеспокоенно, что всё в порядке! — Я так рад, Анхар, я просто счастлив за тебя! Господин Саиди прекрасный альфа, ты будешь счастлив с ним, я уверен в этом. — Просто… Когда я осознал… Когда я увидел его под балконом… Это знак Всевышнего, Ясир! А против Его воли я не пойду. Если Салман сделает мне предложение ещё раз — я соглашусь! Мактуб! — но потом юноша смотрит хитро, сощурив глаза и говорит дерзко: — Только помучаю его самую малость… чуть-чуть, — и снова оба смеются звонко, ощущая какими горящими глазами на них смотрят их альфы.***
Тишину их номера прорезают переливы гитары за окном, нежными напевами волнуя сердце. Сначала Ясир не осознаёт, что музыка звучит прямо под их балконом, но когда понимает, то удивлённо смотрит на мужа. — Это для тебя, моя дивная роза. Тебе же понравились как они на улице площади? — Ты нанял гитаристов, чтобы… они играли для меня? — пищит от восторга юноша, видя смущённую улыбку альфы. — Да. — А они не устанут? — наивно волнуется омега, посматривая в окно. — Нет, — тихо смеётся мужчина. — Им невероятно приятно играть для такого прекрасного омеги, как мой супруг, — и Ниджату вовсе не обязательно озвучивать, что заплатил гитаристам столько, что они три дня со счастливыми улыбками на лице будут бренчать под окнами. — Хорошо, — вздыхает юноша, смущённо отходя к постели, и снова удивлённо смотрит на мужа, видя коробку со знакомым логотипом Alberta Ferretti. Ясир охает изумлённо, когда обнаруживает тот самый костюм, в котором он выходил на подиум. — Больше никто не имеет права надевать его, только ты. Этот наряд лишь для тебя, моя дивная роза. — Ниджат… Не нужно было, — смущённо выдавливает из себя юноша, но ему невероятно приятно внимание мужа. — Нужно. И я буду дарить тебе всё, что ты пожелаешь. И даже то, что ты не пожелаешь из-за смущения. — Спасибо, — шепчет омега, робко пропуская меж пальцев тонкую синюю ткань. Альфа подходит к нему со спины и шепчет, склонившись к уху: — Мне показалось, что эта вещь очень подойдёт к этому наряду, — и руки мужчины растягивают перед глазами юноши тонкую золотую цепь с нежным маленьким кулоном в виде бабочки, сплошь усыпанную крохотными бриллиантами. Ясир взволнованно прижимает руки к груди, когда мужчина застегивает цепочку на его шее, и сам медленно проводит носом вдоль оголённого плеча омеги. Юноша медленно оборачивается и обнимает, оплетая руками широкую спину мужчины. Сандал обволакивает сладко и белая роза переплетается с ним, создавая невероятный букет, который они оба вдыхают, уткнувшись друг в друга. Руки альфы подхватывают любимого, укладывая его на постели, и юноша жмётся доверчиво — он знает, альфа никогда не сделает ему плохо, никогда не преступит черту, пока омега сам не позовёт, но… Странное чувство охватывает юношу, что ему сегодня нужно чуть больше чем нежные объятия, но озвучить это собственному мужу он не сможет. — Ясир? — мягко зовёт его альфа. — Посмотри на меня, мой прекрасный. Помнишь, что я сказал тебе: никогда не скрывай от меня свои желания, какими бы смущающими или безрассудными они тебе не казались. Я жду каждого твоего взгляда, ловлю каждый твой вздох, твою улыбку. Ведь ты же чувствуешь, мой нежный? Чувствуешь что между нами есть что-то новое, глубокое? — Да… — тихо шепчет омега, но глаза прячет под дрожащими от волнения ресницами. — Тогда посмотри на меня, взгляни в мои глаза и скажи. Ясир не дышит, замирает в объятиях мужчины, склонившегося над ним. Но как сказать? О, Всевышний, пощади! Если это и есть томление между супругами, то как не сгорать каждую ночь? Как уцелеть от огня, что тихо сжигает его, с того самого момента, как омега посмотрел на губы альфы? — Ты… сегодня, — юноша всё же поднимает глаза, сияющие от влаги, выступившей от волнения, — так смотрел на мои губы. Всё. Он сказал это! А дальше лишь биение сердца, лишь взгляд мужчины, сияющий настолько, что больно смотреть. Юноша закрывает глаза и выдыхает, распахивая губы. Поцелуй… Это слово впервые звучит между ними, впервые тает мёдом, порхает бабочкой и горит огнём. Невероятное таинство первого прикосновения, первой ласки, что может быть между любящими людьми. Поцелуй! — Дыши, любовь моя, — шепчет мужчина, всё ещё касаясь его губ невесомо, а юноша будто и ждал его слов — выдыхает судорожно, пальцами хватаясь за предплечья мужчины. — Ниджат… — Я люблю тебя. Бесконечно люблю! В ответ юноша лишь сильнее обнимает мужчину, тычась в изгиб его шеи, и снова шепчет его имя. Сердце альфы стучит бешено под рёбрами и ноет сладко внизу живота. Кожа до сих пор мурашится от их первого поцелуя, но мужчина понимает — дальше он не зайдёт, его нежный мальчик не готов к той страсти, что выплеснется на него. И он будет ждать… Ждать пока его дивная роза раскроется для него. Только для него. Ещё несколько украденных поцелуев этой ночью ещё долго не дают спать альфе, заставляя сжимать нежное тело и ластиться к дивному лицу юноши. Ясир не знает, как отвечать на эти пылкие прикосновения, но тянется и прижимается сам, пока не засыпает в жарких объятиях мужчины под нежные переливы гитары под окном. И эту необычайную ночь в Милане, они не забудут никогда… Ночь, когда два сердца бются в одном ритме, и глаза сияют от чувства, переполнявшего их.