Мрачный дебют

      Настоящая красота живёт в сердце, отражается в глазах и проявляется в поступках.       Лёгкие, как нити волос на ветру, пузыри шампанского кружат голову и расплёскивают шум в висках, словно в забитой знаниями и личными заботами голове спит глубокое море. Впрочем, подобная аллегория не была далека от правды, ведь все, кто общался с Эзопом, не могли не сравнить его с этой непостоянной стихией. В большинстве своём он был спокоен, будучи тем человеком, который не любит конфликты и ссоры, но иногда и его терпению приходил конец. Например, в этот вечер, когда он, вновь явившись слишком рано, сидел в своём «законном» месте в гордом одиночестве.       Не сказать, что он был чересчур пунктуальным, но на встречи их клуба искусств он всегда являлся первым. Обычно это случалось в сопровождении с кем-то ещё, но порой планы шли врозь, и молодому доктору приходилось довольствоваться компанией самого себя. Однако, не стоило забывать о небольшой популярности Карла, который облепил себя всеми возможными слухами и сплетнями и был награждён своеобразной красотой. В моменты абсолютного одиночества, к нему не стеснялись подойти разные личности. Одними из них были молодые дамы, которые вызвались пригласить доктора на танец — чаще всего, в такие моменты Эзоп вежливо отказывал; других же он смерял выразительным, презирающим взглядом. И причина его неприязни была весьма очевидна: интерес к его личной жизни. Вернее, к его странной дружбе с Джозефом — не менее красивым молодым человеком, чья рука всё ещё не была окольцована и который до относительно недавних пор не появлялся на вечерах. Он предпочитал проводить время в своём особняке, но с появлением Карла его светская жизнь стала чуть разнообразнее.       Часто молодой врач просто отрицал все возможные доводы и тактично говорил о том, что его постель — это его личное дело. Но человеческое любопытство штука тонкая, и не каждый, обладающий им, легко опустит руки и не узнает всех грязных подробностей. В такие моменты оставаться сдержанным и человечным просто невозможно. Хочется рыкнуть в ответ, громко высказать всё, что ты думаешь о своём нежеланном собеседнике.       Но воспитание Эзопа всегда доставляло ему больше проблем, чем нужно. И если бы на его месте был кто-либо из его друзей, они бы давно прочитали лекцию о вреде нездорового интереса к чужой личной жизни, то сам Карл предпочитал молча терпеть. Как сейчас, не сумев прогнать очередного любопытного юношу, который был неравнодушен, почему доктор выбрал столь необычный круг по интересам. — Вы ведь знаете, какие слухи ходят вокруг мистера Дезольнье?       Эзопу оставалось лишь неловко улыбаться и делать вид, будто алкоголь настолько затуманил его разум, что он не понимает ни единого слова. Однако, к его же счастью, терпеть нежеланного собеседника больше не было смысла: к кругу из пяти кресел подошла Галатея. Её пышные, светлые волосы были убраны в увитую лентами и камнями косу, губы были подведены тонким слоем блеклой помады, а в ладонях, скрытых белыми короткими перчатками, она держала зонтик. Платье на ней спокойно покачивалось подолом и натягивалось на груди при каждом вздохе, но по мирному выражению лица девушки было понятно, что никакого дискомфорта она не испытывает. Наоборот, чувствовала она себя вполне уютно, если бы не одно маленькое «но». — Мистер, приношу свои извинения, но мне кажется, что Вы доставляете моему другу неудобства, — произнесла она чётко, с лёгкой улыбкой на губах. — Не могли бы Вы оставить нас?       Юноша, что всё это время сидел рядом с Карлом, вопросительно выгнул бровь и уже хотел что-то ответить, как Клод тактично покашляла и легонько стукнула носиком зонтика о пол. — Благодарю Вас, — продолжила она, и на миг в её глазах промелькнуло что-то смутное, очень неприятное.       Незнакомцу ничего не оставалось сделать, кроме как откланяться и оставить двух молодых людей в компании друг друга. Эзоп даже не подарил ему на прощанье хоть толики вины в глазах или на устах. Он лишь облегчённо выдохнул и допил шампанское, когда Галатея опустилась рядом и потянулась к заранее приготовленному чаю. — Сегодня ты особенно не в духе, — отметила девушка и отпила чай. — Это всё из-за того человека? — Нет, — Карл сразу отрицательно покачал головой и немного обмяк в своём кресле. — Просто день выдался тяжёлым. А этот господин неправильно растолковал мой ответ… — Дай угадаю, ты опять не смог сказать, что не хочешь ни с кем разговаривать? — Это было бы очень грубо с моей стороны. Я ведь никем не занят. — Эзоп, не обязательно быть занятым, чтобы ни с кем не разговаривать. Порой одиночество — самый лучший собеседник и лекарство. Но, как я вижу, сейчас ты лечишься немного другим, — девушка не сдержала насмешливой улыбки и провела по ободку своей чашки. — Ты обычно не пьёшь. Что-то случилось? — Я же говорю: день выдался нелёгким, — повторил Эзоп, но, когда его подруга насмешливо на него взглянула, обречённо выдохнул. Женское чутьё с медицинской точки зрения не поддавалось никаким объяснениям, потому всякий раз столкнувшись с ним молодой доктор лишь сильнее убеждался в том, что оно относится если не к религии, то к колдовству и проказам бесов. — Поссорился кое с кем… — Не с нашим ли общим другом? — кокетливо уточнила Галатея, на что получила весьма опечаленный взгляд. — Вы с Джозефом поругались? — С родителями, — Эзоп потянулся к новому бокалу шампанского и пригубил его на несколько секунд. — Мы с ними общаемся по переписке, и в своём последнем письме к ним я сообщил, что мне не нужна невеста, ведь я нашёл человека, с которым мне хорошо. Сегодня утром пришёл ответ, в котором отец, не любящий всю эту мороку с бумагами, написал, что я не уважаю своих родителей, раз отказываюсь от их выбора, и что того человека, которого предпочёл я, они никогда не примут.       Клод задумчиво болтала чаем, пока слушала рассказ своего собеседника, и следила за тем, как блики от свеч отражаются на красной поверхности. Она вслушивалась в каждое слово и спокойно выдыхала, когда неприятная новость собиралась по кусочкам в общий, сложный рисунок. Ей было понятно, почему её друг не в ладах со своими покровителями, ведь потомственные врачи всегда были людьми прагматичными и строили не только своё будущее, но и дальнейшее своих детей. Карл был тем самым ребёнком, который во многом потакал своим родителям и следовал их примеру, но в силу собственного нрава делал некоторые вещи иначе. Не удивительно, что взгляды его отца и матери на устройство личной жизни отличались от его собственных. Девушка не была уверена, что те в курсе всех подробностей, но догадывалась, почему Эзоп был рядом с ней, а не в своём родном городе.       Проще жить там, кто тебя никто не знает. Нет людей, что сплетены с твоим прошлым и в курсе всех подробностей твоего взросления. Никто не помнит никаких позорных ситуаций, ведь перед незнакомцами создать образ идеального человека всё равно, что щёлкнуть пальцами.       Ты сам выбираешь, перед кем раскрывать свою истинную личину. — И из-за подобной мелочи ты решил напиться? Слишком драматизируешь, Эзоп, — произносит девушка и отпивает чай. — Это не мелочь, Тея, — хмурится врач и осушает свой бокал. Алкоголь резко бьёт по горлу, из-за чего Карл закашливается, и на его глазах даже выступают слёзы. — Когда дети в ссоре с родителями, это дурной тон. — Дурной тон спорить с девушкой, а плохие отношения с родителями — не редкость. Вернёмся к тому же Джозефу… — Я понимаю, что я очень знаменит, но не думал, что мои близкие друзья распускают слухи за моей спиной, — перебивает их диалог Дезольнье и, взяв протянутую девушкой ладонь, оставляет на ней сухой поцелуй. После он кивает Карлу и опускается в кресло рядом с ним. — Не волнуйся, с этим отлично справляются все те недалёкие умы, которые окружают тебя везде, где появится твоя восхитительная фигура, — коротко смеётся девушка и поправляет свою украшенную косу. — Наш Эзоп переживает, что его отношения с родителями совсем испортились, а я говорю ему, что это не такая беда, как он думает. Я сама не переношу свою мать, а ты давно отрёкся от семьи.       Джозеф дёргает бровями в удивлении, но лишь на миг. Он тоже знал о том, в каких напряжённых отношениях со своими покровителями был Эзоп, но не считал это чем-то ужасным. Он и вправду давно не общался со своей семьёй, а истинную причину скандала предпочитал лишний раз не вспоминать. Но кто бы мог подумать, что молодой доктор, с которым у фотографа сходились взгляды практически во всём, продолжает волноваться о людях, чьи имена он столько раз шептал и ненавидел сквозь слёзы? — В любом случае, это уже не имеет смысла, — произносит Эзоп и принимает новый бокал, когда разносчица подходит к их троице. — Мы собрались, чтобы обсудить прекрасное, а не мои проблемы, ведь так?       Дезольнье с лёгким недоверием следит за тем, как его друг отпивает алкоголь, и тихо фыркает. Он тянет руку, чтобы поправить волосы Карла, и осторожно скользит пальцами по впалой скуле. Доктор отвечает холодным взглядом и осторожно убирает ладонь фотографа. — Не нужно меня жалеть, я в порядке, — с лёгкой улыбкой отвечает Эзоп и оставляет бокал на небольшом столике. Он поправляет манжеты на своих запястьях и пару раз расчёсывает пальцами чёлку. — Давайте поменяем тему? Что ты решила насчёт предложения Филиппа?       Галатея не отвечает сразу. Она доливает чай и несколько секунд водит большим пальцем по ободку чашки, ощущая, как напряжение между её друзьями нарастает. Клод знала, что в дни, когда Карл не в духе, Дезольнье предпочитает молчать и ничего не делать, чтобы случайно не поссориться с ним. Но дело всегда было в том, что ссора уже произошла. В тот момент, когда Джозеф бросил что-то неоднозначное или сделал нечто, что убило во враче все задатки на хорошее настроение окончательно. Эзоп относился к тому типу людей, которые предпочитали переживать все проблемы в себе, а в силу испорченного дня и расстроенных чувств могли нагрубить или вовсе закрыться в себе и молчать. Фотограф знал об этом, но упорно продолжал искать висящие на понимании эмоций его друга замки, к которым бы подошли его ключи.       Галатея тихо выдохнула и начала кокетливо рассуждать касаемо предложения Филиппа. Она пыталась разрядить обстановку, но вечер уже был испорчен.       Спустя какое-то время явился виновник тихих обсуждений — мастер по воску. Он, как и всегда улыбчивый, поприветствовал своих друзей и присел рядом с Клод, чтобы по-доброму улыбнуться девушке и одарить комплиментами. Скульпторша отвечала милой улыбкой и прятала смущение за маской спокойствия и умиротворения.       Позднее всех явился художник. Он выглядел немного растрёпанным и явно был в не духе: его брови смокнулись тяжёлой складкой у переносицы, а губы были поджаты так, словно сдерживали едкие замечания. По его быстрой, немного неровной походке, можно было догадаться, что сегодня он не настроен на долгие светские беседы. Вероятно, как и Эзоп, он предпочтёт чаю алкоголь и будет молчалив весь оставшийся вечер.       Однако, стоит в голове построить самые простые планы, как проказница-жизнь внесёт в них своей суровой рукой коррективы. — Мистер Вальден! Вы сегодня сильно задержались. Что стало причиной вашего опоздания? — шутливо поинтересовался Филипп, однако его весёлого настроя никто не разделил. — Попал под дождь и был вынужден возвратиться домой, чтобы прийти на нашу с Вами встречу как подобает, — сухо и чётко произносит художник и поправляет берет на своей голове. — Вы прекрасно выглядите, мисс Клод. — Благодарю, мистер Вальден, — кивает девушка и указывает на последнее свободное место. — Чаю? — Да, будьте любезны, — Эдгар опускается на своё место и коротко выдыхает, стараясь успокоиться и настроиться на беседу.       Галатея медленно поднимает чайничек и наливает немного во вторую чашку, после чего двигает её к художнику. Обменявшись короткими кивками, они принялись за свой чай, как вдруг в их круге вновь завелась не самая приятная тема. — В газетах пишут, что Бальзу перевезли из больницы в колонию. Довольно сурово, учитывая, что он ещё не полностью оправился, — произносит Филипп и отпивает немного шампанского. — Откуда же Вам известны подробности о его самочувствии? Не помнится мне, чтобы в статьях о его деле писали нечто подобное, — фыркает Вальден и отставляет чашку. — Ох, мистер Вальден, если у Вас есть необходимые связи, можно узнать и не такое…       Все замолчали. Эзоп, скривив губы, допивал очередной бокал шампанского, пока Дезольнье наблюдал за его жестами и осторожно гладил по ноге. Галатея медленно болтала в своей чашке чаем, а Эдгар глядел в упор на своего собеседника и думал о том, что ему стоить ответить. Слова за язык не цеплялись, и потому художник ничего, кроме короткого фырканья, не нашёл в качестве ответа. — Не понимаю, почему Вас вообще интересует вся эта шумиха с убийством Альвы. Вы никогда не интересовались чем-то подобным, даже в тот раз, когда произошло убийство «Кровавой Королевы», — отмечает художник и отставляет чашку, чтобы поправить воротник рубашки. — В её убийстве не было ничего интересного: люди просто устроили самосуд и насильно отрубили ей голову, — парирует мастер по воску и усмехается. — В убийстве Альвы всё намного интереснее! Чего только стоит подозреваемый. Кстати, Вы навещали Бальзу, пока он был в больнице? — Я не успел, — художник расстроенно опускает взгляд. Он совсем забыл о своём друге, будучи полностью погружённым в работу. И пусть казалось, что выкроить время хотя бы на десять минут встречи можно, заказы и приезд цирка выбил всю почву из-под ног. Оставалось лишь презирать себя и каждый вечер думать о том, что написать в письме в качестве извинений. — Вы бы и не смогли… к нему, как к подозреваемому, никого не пускали, — насмешливо улыбается Филипп. Он оставляет бокал на столике, а сам вальяжно раскидывается в кресле и глядит на своего собеседника хитрым взглядом. — Насколько мне известно, даже его адвоката не сразу пустили.       Эдгар выгибает бровь и возвращается к своей чашке. Он ждёт, когда с губ его друга сорвётся очередная издёвка, но вместо него в их узком кругу слышится мягкий, но строгий голос. — Не понимаю, к чему Вам все эти знания, — произносит Галатея, которой тоже не особо нравилось напряжение между ними. — Лично меня интересует только то, чем закончится это дело. От прочих подробностей я бы предпочла отказаться. — Мисс Клод, разве вам не интересно, что произошло на самом деле? — голос Филиппа торопливый, высокий. Он теряется, когда понимает, что разозлил девушку, но в голову не лезет ни одной умной мысли, как обернуть ситуацию в нужное русло. — Боюсь пока что этого не знает никто, — Клод невесело улыбается, а после подносит чашку к губам. — Просто наш Филипп хочет казаться умнее, чем он есть.       Мастер по воску глядит на художника, и в этот самый момент вечер, который итак не отличался лучезарностью, портится окончательно. Погода, перешёптывания, споры — всё это отражало душу каждого сидящего в круге, все сомнения и плохое настроение. И теперь оставалось только ждать, когда кто-то из них осмелится предложить разойтись, чтобы остыть не ругаться окончательно. — Мистер Вальден… — Мистер Дезольнье, составите мне компанию? — Эзоп улыбается лживо, скрывая за маской радости раздражение и усталость. Он кладёт ладонь на запястье своего друга и глядит долгим, упрашивающим взглядом. — Кажется, я перебрал с алкоголем, не уверен, что доберусь до своей квартиры самостоятельно… — Конечно, — кивает Джозеф. Он давно научился читать намёки Карла, а потому без лишних слов встаёт и протягивает ему ладонь. — До встречи, — говорит он остальной троице и, дождавшись пока Эзоп повиснет на нём, стройным шагом удаляется, игнорируя заинтересованные взгляды и удивлённые вздохи.       Филипп молчит какое-то время, после чего откланивается и так же уходит. Их вечер подошёл к концу, а спорить с Вальденом не было смысла. К тому же сегодня Кристина — его сестра, — попросила прийти домой раньше. И пусть тучи вновь затянули чернеющее небо, поймать экипаж не составило труда.       В один из таких успели заскочить фотограф со своим спутником. Дезольнье быстро проговорил адрес и скрылся в кабине, чтобы сесть рядом с Эзопом и осторожно положить ладонь на его щёку. Он несколько раз трёт большим пальцем по выраженной скуле и нежно убирает прядь волос за ухо. Пальцами второй руки он подхватывает подбородок Карла и поворачивает его лицо к себе, чтобы уткнуться лбом в его и потереться носами. Джозеф щекочет ресницами веки доктора и сквозь тьму экипажа заглядывает в серые дымки глаз. Он пытается отыскать в них что-то, кроме усталости и остывшей злости, но ладони юноши обжигают непривычным холодом. Эзоп медленно убирает руки фотографа и втягивает носом воздух, чтобы тяжело выдохнуть через рот. — Джозеф, — начинает он, но все мысли путаются, и он сам не понимает, как утыкается кончиком носа в уже родное плечо. — Это всё сейчас так невовремя… — Мне нельзя немного позаботиться о тебе? — слабым шёпотом интересуется Дезольнье и поднимает любимое лицо, чтобы поправить чёлку Карла и оставить короткий поцелуй в лоб. — Я понимаю, что ты не хотел в очередной раз слушать ругань Эдгара и Филиппа, но позволь мне побыть чуть вежливее, чем обычно. — Джозеф, — молодой врач хмурится сильнее и отстраняется. Он сжимает в своих руках пальцы друга и поджимает губы, пытаясь подобрать нужные слова. — В этот вечер твоя забота действительно… несвоевременна. Боюсь, если я снова поддамся твоему соблазну, моя прежняя жизнь падёт крахом… — Это всё из-за родителей? — спрашивает Джозеф и сжимает ладони собеседника в ответ. — Ты ведь говорил, что вы… — Это было месяц назад, — перебивает Эзоп, и в уголках его глаз неприятно щиплет. — Сегодня утром мне пришло письмо от отца, и он сказал, что он не примет наши отношения. Он знает о нас… и я боюсь… я хочу быть с тобой, но моя семья… вдруг они что-то сделают с тобой.       Дезольнье молчит, но не потому, что ему нечего сказать. Он разглаживает губами морщины на лбу, пока пальцы жжёт незнакомым холодом. И он готов подцепить каждую слезинку, что сорвётся с глаз Карла, но будет лучше, если он вообще не заплачет. — А я боюсь, что с тобой они сотворят нечто гораздо хуже, чем со мной, — шепчет фотограф, когда по крыше экипажа начинает барабанить дождь.       Тишина между ними хрупкая, как иней, но прерывать её никто, кроме дождинок, не спешит. Каждый пытается найти ответы на свои немые вопросы. В глазах напротив, в дыхании, в нежных жестах…       В поцелуе, который они делят в этот миг. В кротком, чувственном и вместе с тем таким горячим. Джозеф ведёт языком по нижней губе и прихватывает её зубами, чтобы отпустить и оставить влажный след на любимой щеке. Он упирается переносицей в висок Эзопа и вслушивается в его потяжелевшее дыхание, пока пальцы ловко скользят по талии и стягивают пиджак на лопатках. Дезольнье прижимает возлюбленного к себе и ведёт рукой дальше, чтобы погладить горячую шею. Дождь начинает бить сильнее, и именно сейчас, пока их никто не слышит, он произносит короткую, но очень важную фразу: — Эзоп, ты покинул родной город, чтобы быть счастливым. Почему ты не можешь отпустить прошлое и довериться мне?       «Я люблю тебя», — тонет в общем шуме и в вихрях волн, которые расплескались в голове Карла. Он не слышит, но почти уверен, что видел, как губы его возлюбленного двигались в этой фразе. И от этого…       Эзопу несоизмеримо больно.       Его сердце, без того измученное и неприкаянное, падает куда-то вниз и разлетается на тысячи осколков-капель. Оно срывается вместе с дождинками, со слезами, которые бегут долгими дорожками по щекам. Алкоголь сушит горло и даёт волю чувствам, а ещё вырисовывает своим витиеватым почерком такие картины, на которые не осмелится ни один воспитанный человек.       Эзоп представляет своё счастливое будущее, свои беззаботные утра за завтраком с любимым человеком, тихие вечера в компании избранника, и понимает, что не заслуживает этого. Все эти нежности, этот тёплый, расплавленный с любовью взгляд… — Джозеф, — вновь срывается с уст молодого врача, и на сей раз он берёт себя в руки. Он тянется за ещё одним поцелуем, пытаясь вложить в него всю ту бурю эмоций и благодарностей, которые растекаются по всему телу и отдаются покалывающей болью в кончиках пальцев. Он гладит ладонями родные плечи и жмётся грудью к громкому сердцу фотографа, словно пытается слиться с ним воедино. Его веки дрожат, а кончики ушей нагреваются, и становятся чувствительней. Карл ловит каждый звук и теряется в пространстве, жизни и вечности.       Повозка вздрагивает, остановившись, и доктор отстраняется. Он тянется рукой к ручке двери, пока его вторую ладонь по-тёплому целуют. — Доброй ночи, Джозеф, — выдыхает Эзоп сквозь слёзы и выпрыгивает в толпу прохожих, которая тут же скрывает его фигуру.       Дождь опаляет плечи и щёки, а заплаканных глаз не видно за мокрой чёлкой. Даже поджатые от обиды губы расслабляются через какое-то время.       «Поругались», — вздыхают оба, и каждый в своей голове.

***

      В гостиной — квадратной комнате с высокими дверями и с вечно убранными шторами, — горела только пара кованных подсвечников. Девушка в длинном, до пола платье, с убранными в косы волосами и с румяными щеками держала в руках какой-то современный роман. Она была погружена в чудесную историю любви и не могла оторваться от которой страницы подряд. Пламя свечей дрожало при каждом её восхищённом вздохе и топило воск, будто слезами стекавший по основанию. Рядом с её креслом был небольшой столик: здесь лежали записная книжка и карандаш и покоились круглый чайник, узорчатая чашка и вазочка с конфетами. Вечер, несмотря на шум дождя за окнами, тёк спокойно, даже слуги не тревожили юную госпожу лишний раз.       Но любому ливню присущ гром, а потому каким бы мирным ни казался вечер, громкий природный рёв прорвётся сквозь тучи и напугает многих тоскующих. — Кристина, я дома! — раздаётся голос мужчины, и девушка, прерванная его криком, откладывает книгу, чтобы подняться из кресла и расправить складки своего платья. Она с лёгкой улыбкой приглаживает косы и смотрит на дверь, чтобы через пару мгновений встретиться глазами с братом. — Ну и погодка на улице… — Наверное, я не заметила, как она испортилась, — парирует Кристина и указывает рукой на второе кресло. — Эта история слишком затянула меня. — Я знал, что тебе понравится, — кивает Филипп и опускается на своё место. Он принимает чашку от сестры и делает короткий глоток. — Сегодняшняя встреча выдалась тяжёлой. Этот художник Вальден… ох, ему стоит поучиться манерам.       Улыбка на лице девушки слабеет, но плавность и грациозность в её движениях никуда не исчезает. Она осторожно обходит кресло и кладёт руки на плечи мужчины, чтобы огладить их и немного размять. Пусть и через силу, но она дослушивает рассказ брата об испорченном вечере, иногда доливая ему чай. В какой-то момент свечи сгорают полностью, и девушке приходится отойти к комоду, на котором стоят подсвечники. Она поджигает новые свечи и возвращается к креслу, но спустя пару секунд Филипп заканчивает свой рассказ и отставляет чашку. Он зачёсывает чёлку и откидывается назад, окончательно расслабляясь. Его уставший взгляд скользит по взволнованному лицу сестры, и на губах появляется тёплая улыбка. Теперь он протягивает руку в сторону кресла и дожидается, когда его собеседница присядет. — Так что за новость ты хотела мне сообщить? — спрашивает он и кладёт руки на подлокотники.       Кристина прикусывает нижнюю губу, а после, вновь пригладив косы, поднимает глаза на брата и счастливым, но спокойным голосом произносит: — Мне сделали предложение.       Грохот. Стёкла окон дрожат сперва от вспышки молнии, а после от раскатывающегося звука грома. Меж бровей Филиппа появляется хмурая складка, а в его вальяжной позе появляется некое напряжение. — Тот мужчина, с которым ты знакомила меня в прошлый раз? — сухо уточняет он и, встав, подходит всё к тому же комоду, чтобы достать из верхнего ящика припрятанный джин.       Девушка перестаёт улыбаться и подходит к брату, чтобы коснуться его руки. — Филипп, мы же уже обсуждали, что мои чувства взаимны. И я очень рада, что он сделал мне предложение. Неужели ты не можешь порадоваться вместе со мной? — Кристина, я очень рад, что ты влюблена и хочешь замуж, но я уже говорил, что этот человек мне не нравится. Почему ты до сих пор не поняла, что ему от тебя нужны только деньги? — Наверное потому, что никакие деньги ему не нужны?! — девушка всплёскивает руками и отходит от брата, чтобы опуститься в своё кресло и обиженно сложить руки на груди. — Это уже второй мужчина, который мне нравится, и в отношениях с которым у меня трудности из-за тебя! — Кристина, я забочусь о тебе.       И так и было на самом деле. Оставшись сиротой, мастер по воску не мог пустить судьбу сестры на самотёк. С детства, в юношеские годы и сейчас он старался следить за тем, чтобы жизнь его милой сестры была насыщенной, но в то же время тихой и спокойной. Все опасности, сомнительные знакомства пресекались, и именно подобные запреты пробудили в девушке дух бунтарства. Пусть знакомые и друзья оставались «проверенными лицами», в любви ей хотелось свободы, того свежего глотка чужого человеческого тепла. Будь она безрассудней, она бы сбежала с первым встречным, не оглядываясь, но природная интуиция и воспитанная в ней осторожность помогали искать подходящих людей. К сожалению, первый парень оказался не таким серьёзным в своих намерениях, как обещался, но этот мужчина… Кристина не могла уснуть долгими ночами, думая о том, каким прелестным будет её брак с этим чудесным человеком. И тут — предложение руки и сердца! Как она, романтичная натура и свободолюбивая душа, может отказаться от чего-то подобного?       Кристина и Филипп любили друг друга, но были вещи, в которых они совсем не сходились. Одной из них была любовь. Художник по воску предпочитал не торопиться, ухаживать за объектом обожания столько, сколько потребуется, в то время как его сестра отдавалась каждым отношениям с головой и смело брала их в свои руки. Не удивительно, что девушки её нрава всегда оказываются в надёжных руках и счастливом браке, ведь они знают, как сохранять отношения. Смелые, сильные, но вместе с тем кокетливые и нежные… такой же была и Галатея, покорившая одинокое сердце Филиппа. И он, в силу мягкости своего характера, не мог признать, что его сестра уже выросла. Она похорошела, окрепла умом и здоровьем. В конце концов, ей уже исполнилось девятнадцать, и она была всего на год младше Клод. Кристина была в праве испытывать к кому-то любовные чувства и хотеть вырваться из «родительского» дома.       И всё же, отпустить её, высокую, образованную, заботливую и очаровательную было сложно. Именно потому, что такие девушки интересуют многих, а если они помимо прочего являются богатыми приданницами, то «желающих» становилось ещё больше. — Пойми, я не запрещаю тебе встречаться с кем-то, но тебе не кажется, что он слишком торопится с браком? — произносит Филипп, когда джин опаляет его горло, а дождь за окном заглушается новым раскатом грома. — Вы ведь знакомы несколько месяцев. — Мы с ним знакомы чуть больше года, — тут же отвечает Кристина и поднимает на брата заплаканные глаза. — Я не говорила тебе, потому что тогда он бы упал в твоих глазах. Но он не такой, понимаешь? Поначалу, мы общались как друзья, но потом я поняла, что он мне нравится. И я первая призналась ему в чувствах. Я сама решила, что хочу быть с ним.       Филипп молчит. Он глядит в мокрые глаза сестры и понимает, что глубоко в душе он не может принять этой правды. Мужчина, который общается с девушкой и не заинтересован в ней… ложь. Чистой воды ложь. Ни один уважающий себя юноша не станет общаться с девушкой дружбы ради. Это абсурд! Он был уверен, что даже в их круге к Галатее испытывали нечто больше, чем обыкновенные дружеские чувства. Уважение, восхищение… но никак не равенство. — И всё же, я против, — отвечает мастер по воску и опрокидывает вторую стопку джина из крышечки бутылки. — Я не говорю, что не даю своего благословения, но этот человек… Кристина, я боюсь, что ты вновь ошиблась. — Ошиблась я только тогда, когда решилась рассказать тебе обо всём, — отвечает девушка в запале и подскакивает с кресла, чтобы выйти из гостиной и направиться в свою спальню. — Кристина! — кричит ей в след Филипп, но ничего не происходит. Девушка не возвращается, а тоска расплёскивается в душе сильней.       Небо вновь громыхает протяжным воем, а бутылка с джином срывается с комода и разбивается о пол под общий шум. Свечи гаснут, и комната утопает во мраке.