13 июня, 2022 год.
Республика Интар, Кальярра.
Внезапная паранойя заставила меня зайти в группу полигона, на котором проводят страйкбольные игры. Нехорошее предчувствие на пару с прямым доказательством подтверждает мое опасение. Благодаря тому, что Маркус недавно вновь добавился ко мне в друзья — я могу видеть его голос в опроснике. 14.06 ночной страйкбол 1. Иду (ваш голос и еще 1 человека из списка друзей. Нажать для подробностей…) 2. Не иду Уже завтра состоится обратный переезд в клетку, то есть, домой. Пойти без ведома родителей не получилось бы, но хорошее настроение матери позволило мне выбить разрешение на участие в ночной игре. Спонтанное желание развеяться подобным методом практически удовлетворено. Было. Пока я резко не подумала о том, что Маркус тоже может пойти. В итоге мои опасения подтверждаются. Я тяжело вздыхаю и, сжимая с каждой секундой челюсти все сильнее, листаю ленту группы вниз. Ему, видимо, приспичило пойти именно на эту игру, потому что во всех предыдущих опросниках стабильно стоит голос за «Не иду». И так все месяцы, начиная с января. Возможность совершения очередной шалости звучит, конечно, экстремально и весело, однако я уверенным движением отменяю участие в опросе и следом голосую за второй вариант ответа. К черту, не хочу я с ним встречаться нос к носу. Мои внутренности еще не подготовлены к очередной адреналиновой тряске. Я откровенно боюсь Маркуса. И если есть дорожка, ведущая в противоположную сторону от этого человека — выбор очевиден. — Ась? — окликает меня Рене, отвлекаясь от решения пробника итогового экзамена. — Я уже почти закончила, не затягивай. Мы еще должны успеть проводить в веселый путь твой последний день свободы, — она задорно подмигивает. Прошедшие тринадцать дней проносятся перед глазами… Уютные вечера за крепким кофе и бредовым сериалом, квартира, с нашим оглушающим стены смехом от нелепой реплики героя, совместные завтраки, ночные походы в компьютерные клубы, несколько тусовок в компаниях Рене. Было хорошо. — Да тут сюрприз просто… Страйкбол откладывается, — мрачно бурчу я, осознавая как мне всего этого будет не хватать. Даже поступки Маркуса не омрачают сейчас мое настроение так, как возвращение домой. Если бы только все сложилось по другому, если бы мне хватило смелости… — Маркус на него тоже записался, — на языке проявляется легкая горечь, внутренняя борьба ведется во мне неустанно, и я благодарна себе за то, что до сих пор не сдаю позиций. Моментами голова от количества размышлений и задач просто пухнет. Только обстоятельства не позволяют мне упасть, издевательски шепчут: «Как-нибудь потом, сейчас не время». — Вот… — Ирене зависает в пространстве, подбирая подходящее выражение. — Чудище. — Забей. Откладываю телефон и возвращаюсь к истории. Вторая часть до сих пор дается мне тяжело, однако на высший балл я и не претендую. Как минимум, на порог сдать точно получится. Большее мне и не нужно. В отличии от Рене, которая определилась с направлением в ВУЗе только несколько месяцев назад. Ей хотя бы приходится сдавать только один предмет по выбору — обществознание. Экономический факультет не то чтобы ей подходит, однако это зачастую стандартный выбор ребят, которые так и не определились с профессией. «Лишь бы куда-то. Чтобы родители не пилили», — услышала я как-то от подруги. Выбор, конечно, ее, однако я предчувствую ее будущее отчисление, по причине, что рыжеволосой ведьмочке это наверняка надоест. Комната снова погружается в тишину. И вместо того, чтобы вспомнить достижения одного из полководцев былых времен, в голове начинают возникать фантазии о том, как было бы весело обхитрить Лесника на его же территории…14 июня, 2022 год.
Республика Интар, Кальярра.
С маленькой сумкой вещей я следом за бабушкой переступаю порог квартиры. За прошедшие две недели естественно ничего не изменилось. Кроме запаха квартиры. Гор совсем закурился в четырех стенах, тяжелый запах табака пропитывает все пространство. Я кривлюсь и, бросая сумку на кровать, открываю окно в своей комнате. Слишком тяжелые у него сигареты. Ворчание бабушки, уже хлопочущей на кухне, явно солидарно с моим мнением. Вот только в открытую она ничего не выскажет. Главному мужчине в доме не пристало выдвигать обвинения. В качестве борца за справедливость иногда выступаю я, но лишь в порывах выпустить свою внутреннюю придирчивую вредину. Уже давно стало понятно, что с Гором разговаривать бесполезно. Причем формат диалога, спокойный или агрессивный, не имеет разницы. Этот человек непробиваем в своем безразличии на тему комфорта живущих с ним под одной крышей людей. — Мои дорогие девочки! — Гор энергично вылетает из своей берлоги. Конечно же, он «соскучился». Убираться и готовить самому, наверное, для него стало первым самостоятельным подвигом в жизни. Иногда такое ощущение, что мать себе завела не мужика, а проблемную зверушку, которая даже внешним милым видом не радует. Крокодил. Он и есть. Причем с отклонениями. По звукам слышно, как он обнимает бабушку и целует ее в щеку. Следом — шаги, с каждой секундой раздающиеся все громче. — Только попробуй задушить меня в объятиях, — медленно произношу я, когда дверь в мою комнату тихо скрипит. — Вай, — наигранно удивляется он. — Соседка! — Рука как? Не болит? — явный намек, сквозящий в вопросах, сталью проникает в мой голос. Соседка, видите ли. Это он как-то искрометно пошутил на тему того, что я практически не выхожу из комнаты и вообще веду себя как чужой человек. С тех пор прозвище ко мне прилипло хуже банного листа. Я оборачиваюсь к Гору. Стоит в проеме, в одних спортивных штанах. Классика внешнего вида. Звезды, красующиеся на плечах, неизменно вызывают меня усмешку. Тюремный авторитет и вкупе жизненно-бытовой инвалид. Своеобразные у моей матери, конечно, вкусы. Невольно вспоминаю шок, промелькнувший в глазах Рене, когда я ей рассказала историю о том, как избегаю разговоров со своим драгоценным отчимом. Как-то ему приспичило вспомнить мои частые поездки зимой к Томасу. В подробности он, конечно, посвящен не был. Это было больше не моим решением, а бабушки и матери. В тот момент я, наверное, плевала как и кому распространяться о своих отношениях, меня остановила лишь паническая боязнь бабушки и искрящий нетерпением к возражениям голос матери в трубке. По моему личному мнению — решение глупое и бессмысленное. Это лишь лишнее нагромождение в бесконечной пирамиде лжи. Либо же я к Гору отношусь слишком легкомысленно… Его решение поговорить о личной жизни и напоминание о моем давнем обещании, выбитым чувством «как ты меня достал», что о моих отношениях он узнает первым, немного напрягли меня. И я не нашла ничего лучше, чем выхватить огнестрел у него с пояса и начать как дурочка дулом вертеть то на себя, то на Гора. Громкие восторженные восклицания, слегка глупый взгляд и полное игнорирование его просьб вернуть оружие обратно… Дорогой отчим настолько перепугался, что выхватил оружие и молча вышел из комнаты. Как и планировалось, разговор так и не состоялся. Тогда мне это казалось забавным. Но когда Рене высказала, что происходящее вокруг меня — не нормально, я всерьез задумалась… Об очевидности истины. Ведь это действительно так. Вместо того, чтобы трезво осознавать, что под одной крышей со мной живет убийца и в целом человек, имеющий проблемы с контролем и выражением эмоций, я упрямо вывожу его из себя, уверенно уповая на свою неприкосновенность. Треплю нервы, издеваюсь, плююсь ядом и всячески высказываю истинную позицию Гора в этом доме — нахлебник матери. Изредка перебивающийся темными делишками, он держится на плаву благодаря нам. А великой Лейле Кая лишь в удовольствие финансировать своих зверушек, тем самым удерживая их под зависимым контролем. Гор пресекает пространство. Сейчас он скажет свою коронную фразу. Ну вот как такая внешняя глуповатая безобидность может мне чем-то навредить?.. — Я соскучился по твоему кофе, соседка, — он раскидывает руки в стороны. Внутреннее сжимаюсь перед очередной борьбой с его излишней тактильностью. Позабытое за две недели раздражение начинает просыпаться, подниматься от низа живота выше — сначала к грудной клетке, а затем к напряженной шее. Господи, дай мне терпения и сил… Почему за почти год совместной жизни он так и не понял, что мне неприятны любые прикосновения? Кредит прощения был бы выше, если не давняя ситуация, когда Гор попытался поговорить со мной об Абрахаме. По его подводкам тогда стало мгновенно понятно о главной теме разговора — приставал ли ко мне этот ублюдок. Ответ Гор наверняка прекрасно знал — не важно откуда, возможно, мать сама ему рассказала, наверняка выставив меня какой-нибудь придумщицей, — однако он хотел добиться прямого ответа от меня. Диалог у нас не заладился, мой положительный ответ породил бы новую катастрофу, а врать, сказав «нет», мне не хотелось. Пришлось увиливать. А также надеяться, что он войдет в положение и ограничит наш контакт только диалогами без ардаланских тесно-тактильных приветствий. В очередной раз, естественно, я закатываю губу. Мои плечи крепко сжимаются под его руками. И нет, у меня нет мыслей, что Гор может ко мне проявляться не только как отчим. Не знаю как объяснить свое отторжение… Просто глубоко засевший страх вечно держит меня на расстоянии от мужчин матери. Моментами мне даже тяжело смотреть прямиком в глаза, хотя зрительный контакт моя основа для установления какой-либо связи с человеком. — Ты просто непробиваемый, — я кривлюсь от запаха его одеколона и легко выпутываюсь из мужских рук. — Приготовишь мне кофе? — начинает издеваться он, прекрасно зная ответ. — Баб своих попроси, с которыми общаешься в чат-рулетке, — в тон отвечаю я, присаживаясь за стол. Экран ноутбука загорается. Нужно решить последние пробники по истории и можно переходить к обществознанию. Как хорошо, что в этот месяц я свободна от работы матери. Хоть какой-то плюс от экзаменов. — Вай, — более весело удивляется он. — Так ты не соседка, а шпион, — хриплый смех наполняет комнату, следом — сильный кашель. Надеюсь, в скором времени он скурится окончательно и пропадет из нашей жизни… Я прикрываю глаза и отдергиваю себя от излишнего проявления жестокости. Порой желание защитить свое личное пространство, проявляющееся подобными мыслями, пугает меня. — Шпионить особо не надо, учитывая, что ты в звонках орешь на всю квартиру, как неадекватный. В который раз я удивляюсь его ардаланской наглости. Падчерица напрямую упрекает его общением с другими женщинами, а в ответ лишь невозмутимый смех. Впрочем, он стоит матери. Та недалеко, если брать в расчет, что общение с Абрахамом у нее сохраняется. По работе так точно. Интересно, насколько сильно взбесится Гор, если я ему скажу, что его драгоценная Лейла Кая вновь общается со своим бывшим? Наверное, сначала мать меня закопает. А потом качественно проедется по ушам Гора. Не знаю, как у нее это получается, но это определенно талант — устраивать словесный лохотрон и выходить чистой из грязной, давно протухшей воды. — Мне нужно готовиться к экзаменам, — я поднимаю на Гора взгляд и следом указываю ему на дверь. Катись отсюда, пока я не поддалась своим желаниям. Когда он покидает комнату, мне становится чуточку полегче… Что же, добро пожаловать в прежнюю жизнь, Асия. Вот только ощущение, что окружающий мир становится моментами мне совсем чуждым, не покидает меня. Чувство, которое толкает к действию, к тому, чтобы одним грубым движением разломать ту бетонную стену, что закрывает меня от остального мира, все еще не дает мне покоя. И растет изо дня в день. Уведомление от матери отвлекает меня от мрачных размышлений. Она наконец то отвечает на мое утреннее сообщение об отмене страйкбола. Мать: Почему не хочешь идти? Я: Куратор сказал, что не сможет приехать. А без него находиться в компании незнакомых мужиков я не хочу. Ложь уверенно просачивается сквозь пальцы в текст. Затянувшаяся игра в выработку доверия продолжается. Мать: Хорошо, милая. Готовься к экзаменам. От смайлика «поцелуйчика» в конце ее сообщения внутри что-то сжимается. Я, сквозь зарождающееся стеснение, отправляю в ответ сердечко и сразу выхожу из диалога. Это всего лишь цифровой пиксель, Асия. Пора уже перестать стыдиться бытовых проявлений «любви» и научиться использовать любую мелочь в свою выгоду. Матери наверняка видеть подобное также непривычно, как и мне. А любое отхождение от установленной нормы, которая на самом деле не норма, играет мне на руку.21 июня, 2022 год.
Республика Интар, Кальярра.
Не знаю, что стало последней каплей — завтрашний экзамен по обществознанию, который все-таки вызывает легкое волнение, мамина работница с соседнего города, абсолютно безграмотно действующая в сортировке документов и плюющая на мой временный отпуск, или же бабушка, что пять минут назад позвонила и требовательно попросила дать трубку подруге, с которой я якобы вышла прогуляться вечером. Мне просто необходимо было выбраться на балкон, скурить несколько сигарет и привести вспухшую голову в порядок. Легенда про прогулку никогда не подводила. Однако на этот раз я немного сорвалась, высказав бабушке накопившееся раздражение. Скинув звонок и игнорируя последующие ее сообщения было на удивление легко. Пока на экране не высветился вызов от матери. Остатков бесстрашия хватило пропустить и ее звонки. Окошко в верхнем экране телефона с подписью «Мама» высвечивается в третий раз. Смахивая свисающие слезы с подбородка, я все-таки принимаю вызов. Ровным голосом произношу: — Слушаю, мам. — Почему мне звонит бабушка в слезах и говорит, что ты ее вообще не слушаешься?! — Потому что она относится ко мне несправедливо. Я затягиваюсь дотлевающей сигаретой. Бычок выпадает из дрожащих пальцев и летит с балкона вниз. Как же меня все достало… — Быстро иди домой. Вдох. Выдох. — Нет, — категоричный отказ вылетает из меня прежде, чем я успеваю подумать о том, что нужно хоть немного сгладить углы. — Мам, я вышла просто прогуляться. Проветрить голову перед экзаменом. А когда начинают доставать звонками с истеричным требованием дать трубку подруге — не особо получается расслабиться, знаешь ли. Я не давала повода для недоверия. А потакать недовольству бабушки, которой не нравится мой любой выход дома мне уже надоело. Ваши. Проверки. У меня. Уже. В печенках. Сидят. — Ты совсем обнаглела… Она тебе ничего не сделает, Асия. Как минимум потому что находится в Ардалане. Не бойся. — …я терплю твои выходки, пытаюсь из Гюмри делать все для семьи, а ты… Я перестаю слушать дальнейшие ее слова, мысленно стараясь взять себя в руки. Попытки достучаться до нее бессмысленны. Меня даже не слушают. Не воспринимают всерьез. Слезы начинают катиться с новой силой. Нужно сохранять голос ровным. Контролируй себя, Асия. — Я уже все сказала, — перебиваю я мать. Она, видимо, теряется и на некоторое время замолкает. Что, мама, не получается загнать меня в угол через расстояние в целую страну? Злорадство совсем немного перекрывает остальной негатив, крутящийся нарастающим шумом в ушах. У нее не получается. У великой Лейлы Кая не получается приструнить свою дочь. «Она еще раскроется и устроит всем жару», — вспоминается шуточное подмечание маминой подруги за общим застольем, когда меня обсуждали в третьем лице, в то время как я сидела рядом. Было неприятно, но ее слова прочно засели в голове. — Ты можешь хотя бы не разговаривать так грубо с бабушкой? — отступает она от тактики давления. — Ей тоже тяжело. Никто не извиняется за то, как обошлись и продолжают обходиться со мной. Однако меня обвиняют в том, как я реагирую. Просто прекрасно. — Как только она перестанет так глупо себя вести, все вернется в мирное русло, — выдвигаю ответное требование и пытаюсь найти хоть крупицу спокойствия в закатном горизонте. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Мать снова меняет тактику. — Ты просто неблагодарная, — шипит она. — Если что-то не устраивает, то я всегда могу съехать, как только мне исполнится восемнадцать, — снова слова вылетают из меня прежде, чем мозг успевает осознать сказанное. — Сьехать? — фыркает мать. — Да катись куда хочешь. Затяжная пауза. Я закусываю губу, предчувствуя, что сейчас будет продолжение. — Условия, которые предоставляю я — это даже больше, чем тебе позволено, Асия. Думаешь я не знаю про твою ночевку у Томаса? Я удивленно приподнимаю бровь, все-таки бабушка меня сдала… Тогда почему мать мне ничего не высказала?.. Оказывается она умеет что-то умалчивать, интересно. — …Думаешь твой дедушка не запрещал мне в твоем возрасте выходить куда-то? Да даже просто пообщаться с подругами — уже было мне в радость. Все, что я делаю — это все для семьи! — на последнем предложении она переходит на крик, а я вся сжимаюсь от ее интонаций. — Когда твой папаша выкидывал нас на мороз вместе с твоим братом, я терпела. Я всех слушала и была паинькой. Но сейчас мне уже сорок и никто не имеет право диктовать условия, особенно ты. Соплячка, — она выплевывает очередное оскорбление. — Раз ты прекрасно знаешь на своей шкуре необоснованный контроль, то почему меня не слышишь? — ком в горле тяжелеет с каждой секундой. Новое откровение об отце. Правда ли это? — Потому что я знаю как будет лучше. — Поэтому мы сейчас в том положении, в котором находимся? — горечь мгновенно превращается внутри меня в яд, неконтролируемо просачивающийся в слова. Почему она настолько противоречива? Почему не научилась извлекать уроки из своего прошлого? Неужели ей самой приятно делать также, как поступали с ней? Неужели материнский инстинкт допускает такое отношение к ребенку? Или у нее подобные чувства отсутствуют? «Асия, я понимаю, что ты никого не любишь, мы похожи. Но не обходись так строго с бабушкой. Я полностью тебя поддерживаю, но ты же знаешь ее… Будь помягче», — совсем недавнее предупреждение матери всплывает в голове. Из-за содранной кожи губы начинают побаливать, когда я расплываюсь в усмешке. Расстояние нас сблизило и подобные откровения начали мелькать чаще, позволяя мне начать хоть немного понимать этого противоречивого человека. Ты хотела слепить маленькое подобие себя, Лейла Кая? Почему для тебя это нормально? — Асия, — мать переходит на ровный голос без агрессии. — Именно я обеспечиваю семью и именно я даю тебе хорошее будущее. Пока ты живешь в моем доме — ты обязана следовать моим правилам. Снова та же песня и наглый уход от моего вопроса. Снова резко сменяющиеся настроения. Ей самой не надоело? — Я уже сказала, что могу съехать. — Хорошо, — выплевывает она таким тоном, мол, «мы еще посмотрим». — Я прилечу в Интар и мы обязательно об этом поговорим. Раз хочешь жить отдельно — ты получишь это. Звонок обрывается. Тяжесть в теле мгновенно ухает куда-то вниз. Слабость охватывает ноги. Держи себя в руках. Спокойно, Асия. «Хватит… Отпусти себя…», — шепчет сердце. Маркус: Привет. Тихий всхлип срывается с губ. Высветившееся уведомление срывает все барьеры. Так невовремя. Не к месту. Я: Привет. Если что-то срочное — попозже отвечу, извини. Немного не в порядке. «Когда твой папаша выкидывал нас на мороз…». «Соплячка…». «Хорошо. Я прилечу в Интар и мы обязательно об этом поговорим…». Стены в голове начинают сужаться. Я прислоняюсь лбом к пыльной кирпичной кладке и задумываюсь о глупой мысли, что наверняка вылезут прыщи. Что нужно прийти домой и вылить на свое лицо тонны уходовой косметики. Однако сейчас мне просто необходимо почувствовать острые мелкие камни, впивающиеся в кожу. Телефон вибрирует. Еще раз. И еще. Приходится поднять голову. Маркус: Что-то серьезное? Маркус: Асия. Маркус: Расскажи. Первое желание — проигнорировать. Следом приходит понимание. Если бы я не хотела, чтобы Маркус попросил меня о первом откровении спустя месяц пустого общения — я бы не ответила ему изначально. Ты чертова самообманщица, Асия. Чувств нет, но все-таки ты воспринимаешь его по особенному, верно? Я: Б-бытовуха. Снова родня мозг выносит. Началось все с очередной глупости, а закончилось тем, что я походу съеду, как только мать вернется в Интар. Маркус: Серьезно? Я: Не знаю… Я вообще ей сказала про переезд на эмоциях, то есть, необдуманно… У меня же ничего не распланировано, как я буду жить самостоятельно? Маркус: В твоей ситуации и для твоего морального благополучия это будет лучшим решением. Я могу помочь с поиском работы. Я: Спасибо. Но пока не нужно. Пока мое заточение в клетке все еще продолжается) Маркус: Хорошо. Но учти. Любое промедление — тебе во вред. Он отвечает раздельными сообщениями. После последнего предложения наступает пауза. Маркус что-то печатает еще, а потом перестает. Передумал отправлять… А меня все не покидает ощущение, что в его словах до жути не хватает «волчонок», которое успокаивающе впишется в его готовность помочь. Эмоции накатывают снова. От понимания, что этот человек делает это не просто так. Он предлагает помощь явно не от простого желания вселить в меня уверенность, что я не одна. Все в этом мире пропитано неискренностью. Я тебе не верю ни на грамм, Маркус. Невозможность объяснить неведомое чувство по отношению к нему начинает злить меня. Я сжимаю руки в кулаки и выдыхаю сквозь сжатые зубы. Мысли хаотично переключаются с одного момента на другой. Как бы не хотелось — сформировать четкие выводы не получается. Я вышла из дома, чтобы успокоиться и привести себя в порядок, а в итоге внутренний бардак разрастается только больше. Наивно хочется наткнуться на волшебную пилюлю от всех проблем. Усталость от давно изъезженной карусели накрывает меня как никогда… Я не должна плакать из-за женщины, которая лишь формально является для меня матерью. Которая раз за разом вырывает из меня надежду на лучшее, а следом — снова вселяет в меня веру. Я не должна плакать из-за мужчины, который не удосуживается до сих пор нормально объясниться передо мной, после всего, что между нами произошло. У которого в возможностях отобрать свободу у семьи и мою личную. Предполагать всегда нужно худшее, но хочется надеяться, что в его мотивах отсутствует поимка моей матери. Это слишком нереально звучит. Это должно остаться лишь в моей книге, подобием попытки справиться со своими эмоциями и бурной фантазией. Я не должна плакать из-за вселяющей страх неизвестности. И от ощущения, что все происходящее вокруг меня разворачивается в нечто неизбежное, в ужас безысходности. От нечеткого образа отца, который в наши давние встречи представал передо мной идеальным человеком. Который со слов матери будто бы совершенно другим человеком. Где в этом правда? И где сама я? Я: Знал бы ты, как я устала притворяться сильной, Маркус. Мне действительно пора с этим уже прекращать. Готовность действовать вытесняет ком в горле и разгоняет адреналин по венам. Так проходит несколько долгих минут, когда отчаяние чувствуется не так остро. Следом все резко идет на спад. Опускаю плечи и лезу за сигаретой. Очередное воодушевление не поможет мне. Снова, день за днем, я продолжу жить в том режиме, который мне установила мать. Лишь изредка осмелюсь сопротивляться, а потом тонуть в вырывающихся эмоциях. Все как обычно. Обыденно. Маркус: Я рядом. И готов помочь. Только скажи. — Я не должна плакать от твоих сообщений, Маркус, — шепчу я. — Не должна снова верить тебе. Ты не можешь быть рядом. Это невозможно. Против правил. Я: Я тебя услышала. Еще раз спасибо.31 июня, 2022 год.
Республика Интар, Кальярра.
Затянутое вязким черным дымом пространство разрывается от множества голосов. От бархатного баритона Маркуса, что склоняет меня к действию. От упреков матери, вдалбливающих в мой разрывающийся разум слова «никчемная» и «глупая». От требований бабушки слушаться ее во всем и контролировать свой охамевший тон. И я терплю накатывающее огромными волнами давление. Устав брыкаться, опускаюсь на пол под наваливающейся тяжестью. Покорно склоняю голову, сдаюсь без боя. Словно бездонная душа в периметре газовой камеры, я прислоняю ладонь к груди и не чувствую сердцебиения. — Асия, — единственный голос, не наполненный враждебностью, ласково зовет меня. Комната старой квартиры материализуется в пространстве. Перед взглядом возникает раскладной диван. А на нем — сидящий дедушка. Постаревший, поникший от неизлечимой болезни, однако сохранивший те самые сильные нотки в голосе. — Кто тебя обидел, дочка? — он поднимает небритое лицо на меня. Вопрос, когда-то звучащий дождливой ночью. Когда я онемевшая от пробирающей дрожи выбегала из спальни. Когда мой сон прервался ощущением, что кто-то уверенно касается сквозь тонкую ткань трусов. Когда мать сделала вид, что ничего не происходит. Пробирающий до леденящих мурашек вопрос звучит снова. А мои глаза наполняются влагой. И голоса тех самых обидчиков, среди которых возникает фраза, наполненная грязным желанием: «Ты так похожа на Лейлу», становятся громче. Я подрываюсь со своего места и оказываюсь рядом с дедом, понимая насколько сильно соскучилась по нему. Мир вокруг перестает существовать, а голоса пропадают. Воздух становится и теперь можно вдохнуть полной грудью родной запах. Он кладет голову на мое предплечье, а мои руки сильнее сжимают в объятиях родного человека. Почему ты так редко приходишь ко мне, дедушка? Солнечный свет нагло бьет в мои глаза, и я через силу разлепляю веки. После приснившегося уголках глаз застывает влага. Иллюзия омрачает начало дня. Сегодняшнее пробуждение явно не из списка лучших. Все экзамены позади, баллы показали средний результат, что в принципе меня удовлетворяет. Для равнодушно-ленивого пинания различных вещей на протяжении учебного года и скорой подготовки на протяжении последней недели — это даже отлично. Через месяц нужно будет поехать и подать документы в ВУЗ. Отношения с матерью снова пришли в прежнее подобие спокойствия. Каждая из нас делает вид, будто ничего не было. А Маркус, плотно занятый работой, не объявлялся, что делает мою жизнь чуточку проще и легче. Я лениво выбираюсь из постели и задергиваю шторы. Возвращаюсь под теплое одеяло и мысленно прокручиваю в голове сон. Расплываюсь в грустной улыбке, чувствуя уже в реальности, что действительно соскучилась по дедушке. Даже если долго не вспоминаю о нем — он все равно незримо всегда находится рядом со мной. Может я и не самая лучшая внучка, ведь на его могиле была всего раз, при похоронах, но щемящее чувство в грудной клетке чуточку успокаивает мою совесть. Почему-то тяжело поехать на кладбище и посидеть хотя бы пять минуток у его надгробия. Тяжело сообщить об этом родне. Тяжело показать свою человечность. Словно меня за это осудят… Я стараюсь заснусь снова, забыться в пустом сне, но не получается. Трачу пол часа на безделье и наконец захожу в сеть. Удивленно приподнимаю брови и с подозрением смотрю на пропущенный звонок от Ас. Объявилась бестия. В первый и как я думала в последний раз мы напрямую виделись зимой, а дальше ограничивались доставками документов из-за работы. Общение так и не завязалось. С чего бы ей звонить? Обычно все дела по документам передавались через мать. А личных вопросов у Ас ко мне не может быть… Экран сменяется окошком вызова. Вибрация тихо разносится по комнате. Мать. — Алло, — я прокашиваюсь, поскольку голос после сна выходит хриплым. — Доброе утро, соня. Хорошее настроение. Уже интересно. А вот утро не очень доброе. — Ага. Только попробуй завалить меня документами… — Ну… Почти, — неизвестно почему тянет она. Возникшая пауза мне не нравится. Я приподнимаюсь в кровати, начинаю разминать ноющую шею. Мышцы требуют нагрузки, вот только морально хочется лежать и ничего не делать. После сдачи экзаменов меня накрыла такая апатия, что мне стало абсолютно безразличным все. Даже недописанная глава в электронном документе меня не волнует. Ничего и никого не хочу. Надоели. — Что случилось, мам? — Тут такое дело… Пока ты готовилась к экзаменам, Ас делала двойную работу. Она совсем одна с ребенком… Я могу тебя попросить побыть с ней некоторое время? Да и работу вместе будет удобнее выполнять. Вы же с ней, вроде как, подружились. Что-то тут не то. Интересно, кого мать хочет контролировать? Ее через меня? Или меня через Ас? Или нас обеих? Я то никуда не сбегу, а вот Ас действительно может «уволиться» из-за бешеных нагрузок. Наверное, мать хочет убить сразу двух зайцев. Это в ее стиле. Да и она просит таким заискивающим тоном, что отказать сложно. Уже становится понятно, мое согласие заочно получено. Так сказать, добровольно-принудительное мероприятие. Иллюзия предоставления выбора и очередное одурачивание. — А у меня есть выбор отказаться? Мать посмеивается в ответ на мою колкость. Вот ей смешно, а мне нет. Категорически не хочется находиться в обществе Ас. Она слишком живая, слишком подвижная. Такой темперамент я выношу только у Рене, поскольку полностью доверяю ей. А этой ардаланке, появившейся неизвестно откуда, веры ноль с жирной точкой в конце. Без шанса на продолжение. Да, в начале она мне действительно понравилась. Потом я поняла, что попала под ее влияние, от чего она смогла вселить в меня уверенность о симпатии. Есть такие люди, которые наделены таким талантом. К тому же я слишком подвержена подобным вещам из-за своей чувствительности. Вот только подобный эффект поддерживается постоянным контактом. А Ас из того типа людей, которые пообещают продолжить развивать зарождающуюся дружбу и пропадут. Дьявол формируется в мелочах. Я не особо много теряю от того факта, что она слилась, однако сделала выводы. — Через час будь, пожалуйста, готова. Она тебе такси до своего дома вызовет. Я молча скидываю трубку и мычу в подушку. Остается надеяться, что надолго наша общая тусовочка и очередная тупая игра не затянется. Надо придумать как отгородиться от ее энергетики. Подобное влияние меня пугает.