3 марта, 2022 год.
Республика Интар, Кальярра.
Мы почему-то сидим с Маркусом в старой квартире, в которой я жила несколько лет назад. Расстояние в несколько метров между нами кажется ничтожным из-за его взгляда. Голубая радужка пронизывает насквозь, раскручивает болезненные ощущения в груди. Такое чувство, что он снова касается меня. Касается так, что не нужен физический контакт для понимания того насколько мы близки. — Снова вызываешь меня. Будто я джин, — усмехается он. Я содрогаюсь под накатывающей теплой волной. Вымученно улыбаюсь ему в ответ, с горечью во рту сглатывая подступающий ком. Как же давно я не слышала его голос… Маркус все еще смотрит, изучает. Теперь я отвечаю смело, не поддаюсь, как раньше, порыву смущенно отвернуться. Теперь мы на равных. Теперь он, сидящий передо мной, не кажется мне центром вселенной. Влюбленная и детская идеализация давно сошла на нет. Я изменилась, как того и желала. И он это видит. Маркус видит и словно пытается отыскать во мне что-то знакомое… Родное. Словно время, разделившее нас на короткий, но по ощущениям затяжной период, безвозвратно исказило нас. И при этом оно будет продолжать ломать, каждый раз стремительно формируя новые образы. Образы, которые помогут пройти очередное испытание. Мне хотелось бы его узнать с чистого листа, без пелены наивности. Однако хотим мы того или нет, я и Маркус обречены. Если наша связь — лишь жизненный урок для меня, то не остается выхода, кроме как принять и отпустить все свои слишком рано построенные мечты. Его зрачки расширяются, а я нахожу силы только для того чтобы рвано выдохнуть. Пустота, возникшая в груди два дня назад, начинает медленно затягиваться. Чувство единения обездвиживает меня. Позабытое ощущение выбивает из колеи, а запах соснового леса обволакивает со всех сторон. Слишком сильно. Слишком ярко. Несмотря на все произошедшее, я все еще его чувствую… — Я скучала, — с губ слетает хриплый шепот, что-то теплое скатывается по щеке вниз, к подбородку. Рукой смахиваю слезу и только шире расплываюсь в дрожащей улыбке. — Здравствуй, Маркус. Заветное имя слишком непривычно звучит с моих уст. Будто что-то запретное. Будто стоит разрешить себе думать и говорить о нем — случится обязательно что-нибудь плохое. — Волчонок, — он отвечает мне еле заметной ухмылкой. Такой, что весь мир начинает плыть под его мягким давлением, отдающим чувством навсегда утерянных дней. Отголоски прошлого проявляются четче. Звучат звонкими голосами в голове, напоминающими о разных моментах: наш первый разговор, случайная встреча, будоражащая переписка после… Я поднимаю голову к потолку. Жмурюсь, выдыхаю сквозь сжатые зубы безмолвную мольбу. Больно, да, Асия? От острых покалываний в области шеи меня бросает то в жар, то в холод. Маркус, не касаясь меня, умудряется окружить полностью. Своим запахом, цепким взглядом, бархатным голосом, произносящим короткое чувственное «волчонок»… Лучше бы он не появлялся вовсе. — Знаешь, — боязливо начинаю я, утирая слезы и отвлекаясь на его плавное движение рукой. Маркус ведет пальцами по гладкой поверхности стола. Глухое постукивание проносится по комнате, отдаваясь в висках, — я все мечтала… Что когда избавлюсь от чувств к тебе… — на этих словах его рука сжимается в кулак. Осмеливаюсь поднять глаза на него, успевая отметить промелькнувшую грусть, — …что когда смогу преодолеть себя, то мы рано или поздно встретимся. Через год, два или вообще лет пять. Что мы встретимся и просто поговорим, — на последнем слове мой голос срывается. Больше всего мне не дают покоя невыясненные моменты. — Поговорим как раньше, Маркус. Пересечемся ли мы когда-нибудь еще раз? Будет ли мне этот человек также дорог через несколько лет? Или влияние эмоций настолько сильное, что сейчас происходящее во мне — лишь иллюзия момента. Что жизнь до Маркуса на самом деле существовала, и это он беспощадно стер все то, что могло присутствовать без него. Круглый стол между нами исчезает, а Маркус оказывается прямо передо мной. Я напрягаю ноги, завожу их под стул. Сердце начинает отчаянно отсылать сигналы отступить. Потому что будет слишком больно. В голове всплывает недавний допрос. Наша дружба изначально была обречена на провал. Даже с тем ничтожным шансом, если бы я не позволила себе перейти границу в чувствах. Обстоятельства жестоко рассудили нас. Случайное знакомство обернулось исходом, который со стороны кажется нереальным. Маркус — человек не способный принести моей семье ничего хорошего. Той семье, которую я не люблю, однако не желаю плохого исхода в виде тюремной камеры. Какая-то девчонка с сайта знакомств, умеющая в интересное и нестандартное общение и способная зацепить, вызвать временное желание, или же работа, обеспечивающая карьеру и будущее? Выбор будет очевиден. Полагаться на то, что он ко мне испытывает какие-то теплые порывы, слишком глупо. Даже если и так — этот человек способен легко отказаться от мешающих факторов. Я морщусь от горького чувства внутри. От того, как Маркус до сих пор безотрывно наблюдает за мной. Что ему от меня нужно? Мы давно прекратили общаться, рассудив, что нас не должно больше существовать ни в каком формате. Ни в дружбе, ни в сексе, ни в отношениях. Так почему он теперь сидит передо мной? Почему ты позволил, Маркус? Почему ты позволил довериться тебе? Привязаться? Почему ты позволил нездоровой зависимости во мне расцвести? Неужели ты не видел? Не понимал? — Я тоже скучал, — тихо произносит он, касаясь моего подбородка. Маркус большим пальцем плавно размазывает влагу по щеке и спускается вниз, к шее. — Я тоже, волчонок. Я перехватываю его ладонь двумя руками, опускаю наши сплетенные пальцы на колени. Леденящая голубая радужка наполняется теплом, а запах соснового леса начинает ощущаться острее. Дергаюсь от жара его шероховатой кожи. Он не дает мне отстраниться, безмолвно просит остаться. Новое осознание затуманивает мир вокруг. Сейчас я готова заново сгореть. Сгореть от невыносимой тоски в груди. Я действительно скучаю по нему. По нашему общению. По тому, что было, пока нездоровые чувства не овладели мной. Пока деятельность матери не встала между нами. Ни я, ни Маркус не были готовы пожертвовать самым дорогим для призрачного шанса спасения нас. Он бы не отрекся от работы. А я от семьи. Глупая влюбленность по итогу добила жалкие остатки дружбы. Внезапное понимание стирает в мелкий порошок осколки пережитого. Все было кончено еще тогда, когда я осмеливалась верить во взаимность. Все надежды сейчас с корнем вырываются из меня. Мертвым грузом спадают с дрожащих плеч и оседают вокруг нас. Но разбросанные и истоптанные ошметки наших былых эмоций, срывающих любые барьеры, где-то в самой глубине все еще еле-еле тлеют. — Иди ко мне, — коротко бросает Маркус и притягивает меня в объятия. Без раздумий поддаюсь ему на встречу. Утыкаюсь носом в его шею и мысленно твержу себе лишь одно: Не вздумай снова влюбиться, Асия. Не вздумай… Его руки начинают вырисовывать замысловатые узоры на моей спине, а я лишь крепче прижимаюсь к нему, пряча непрекращающиеся слезы. Где-то там, в глубине моего сердца, так много недосказанных слов, которые теперь навсегда останутся неозвученными… Страх крупной дрожью начинает вырываться изнутри. Маркус сильнее сжимает меня, не давая мне провалиться в ту черноту, которая зрела внутри в прошлом году. Которую я с трудом закрыла в новый год. «Снова вызываешь меня. Будто я джин». Столько всего произошло… Я вызываю тебя, Маркус, из-за неутихающей боли. И холода. Я снова нуждаюсь в тебе. В твоей поддержке. — Знаю, волчонок, — отвечает он. — Наша связь еще жива. Влюбленность для тебя всего лишь инструмент, верно? Так скажи мне, как мне взять под контроль свои чувства к тебе? Как мне сделать так, чтобы снова не привязаться к тебе? Ты оставил меня. Со словами, что я знаю, что мне делать дальше. Оставил и даже не объяснил, как же мне справиться с самой собой. — Прости, — виноватый шепот Маркуса звучит в самое ухо. Я касаюсь губами его шеи. Медленно целую горячую кожу и в последний раз вдыхаю родной запах, заранее понимая, что ничто не вечно. «Я все еще в твоем сердце», — покрытый леденящей коркой голос звучит уже на подкорке воспаленного подсознания. — Из нас ничего не получится, — шепчу я, отстраняясь от Маркуса. Теперь мы находимся лицом к лицу. — Не получится, — соглашается он, приближаясь вплотную ко мне. Его губы невесомо касаются моего лба. Я цепенею. Жест, значащий нечто большее, чем обычный поцелуй. Даже нечто большее, чем наш порыв в отеле, когда душа отчаянно тянулась к краткосрочному моменту, и его язык сплетался в желанном танце с моим. — Отпусти меня… Раз, два, три… Иллюзорный мир рассыпается на мелкие осколки. С тихим стоном я раскрываю глаза. Темнота комнаты приобретает нечеткие очертания. Чья-то рука, обнимающая меня, дергается и ближе притягивает к себе… Это не моя комната. Медленно возвращаясь к реальности, я начинаю чувствовать, как под щекой размеренно бьется сердце Томаса. Воспоминания прошедшего дня формируют полную картину в сонном сознании. Точно, я же осталась у него на ночевку. С трудом преодолеваю желание откинуться обратно на грудь Тома и попытаться заснуть снова, чтобы увидеть Маркуса. Двойственность ситуации отвращением отдается в животе и по нарастающей поднимается к горлу. Аккуратно, стараясь не разбудить Томаса, я приподнимаюсь на локтях. Наощупь нахожу телефон, лежащий на краю кровати, и выбираюсь из постели. Легкое головокружение ведет меня в сторону, но я сохраняю равновесие. Холод от паркета облизывает босые пятки, а тело покрывается мурашками. Я оборачиваюсь на спящего Тома. Несколько секунд неподвижно наблюдаю за ним и грустно улыбаюсь. Хватаю со спинки стула его футболку, надеваю на нагое тело и на цыпочках перебираюсь в самое уютное для меня место в этой квартире. Яркая луна заливает серебристым светом кухню. Дисплей экрана высвечивает время: два часа ночи. Классика моих ночных пробуждений. Вот только Маркус давно мне не снился. За все время, пожалуй, это мое самое реалистичное наваждение. Почти поддавшись порыву осудить себя за то, что ничего не изменилось, я все такая же зависимая девчонка, понимаю одно… Смотря в бескрайнее ночное небо, ностальгия по прошлому иногда возвращается ко мне. Возвращается вместе с его наставлениями, с пониманием и поддержкой. Теперь даже ожидание весны, которая следом сменится на лето, приносит с собой неприятное ощущение. Я понимаю, что не смогу провести теплое и солнечное время рядом с Маркусом, как в прошлом году. Во мне многое изменилось… И моментами мне кажется, что часть привычек я переняла от него. Однако понимание, что главный виновник отсутствует, вновь рождает застарелую обиду, въедливо пожирающую хрупко установленное равновесие. Я скучаю по нему. Больше, чем могла предположить. Открываю окно, поддаваясь навстречу морозному ветру. Сажусь на низкий стул и беру с подоконника пачку сигарет. Внутри меня будто все немеет… Нет, я не привязана к Маркусу. Эмоциональная зависимость прошла, у меня получилось отпустить его в этом плане. Горькое спокойствие проявляется в мыслях, в медленных движениях и в колыханиях яркого огонька зажигалки. Помимо дыма сигарет к спокойствию примешивается сожаление об утерянном. Если бы не все обстоятельства, то мы бы действительно смогли стать хорошими друзьями. Маркус послужил переломным моментом в моей жизни. Несмотря на пережитую боль, я извлекла необходимые уроки, без которых не смогла бы двигаться дальше. Вполне вероятно, что мне в любом случае пришлось бы пройти через подобное, просто с кем-то другим. Причины появления моей зависимости кроются не конкретно в Маркусе. Я всю жизнь пыталась добиться от людей внимания и хотя бы малейшего понимания. Тот, кто успел дать мне это первым — стал центром моей жизни. Нездоровые чувства, заключенные в ком-то, не несут конкретных имен. Если я сейчас это не пойму и не приму до конца, то после Маркуса может появиться кто-то другой, который сможет заиметь надо мной такую же власть. В теории — тот же Томас. Он уже начинает вести себя странновато, несмотря на то, что первые месяцы у нас все было идеально. Если не избавиться от тараканов своего же подсознания, то один и тот же сюжет будет повторяться из раза в раз. Мне хотелось стать лучше ради Маркуса. И я становилась. Но теперь… Я понимаю, что делаю это уже ради себя. Иначе уже не получается. Окунуться снова в то состояние, которое неосознанно мне приносило удовольствие, я себе точно не позволю. И нет смысла бояться этого, впустую растрачивая свою энергию. Необходимо лишь быть уверенной в том, что мне хватит сил справиться с любыми последствиями. Я слишком шумно выдыхаю едкий дым и усмехаюсь в ответ своим мыслям. Кажется, Асия, ты совсем свихнулась, раз посреди ночи устраиваешь себе очередной психологический сеанс после иллюзорных мечтаний… Однако Маркуса в моей реальности нет. Кроме него копаться в голове и направлять себя могу только я. И это будет даже правильнее. В этой жизни необходимо полагаться лишь на саму себя. Не всегда будет кто-то способный круглосуточно опекать и направлять. Содрогаюсь от холода и от нарастающей легкости, отдающей слабостью в колени. Я докуриваю сигарету и тушу ее в пепельнице, которую Том купил специально для меня после того, как понял, что уговаривать бросить курить бесполезно. Улыбаясь всплывшим воспоминаниям с ним, оставляю окно слегка приоткрытым, чтобы кухня до утра успела проветриться. Заскакиваю в ванную, мимолетом бросая взгляд в зеркало. Заспанное лицо, опустошенные карие глаза… Я мотаю головой, отгоняя ненужные мысли. Пока делаю все необходимые дела, попутно захожу в новостные каналы. Просматривать их по несколько раз за день стало привычкой. Как и снова возвращаться мыслями к Маркусу. Усердная работа над собой не помогла отпустить до конца все обиды на него. Но как только Интар встал на пороге военного положения из-за переворота в Ардалане, все плохие мысли разом улетучились. Он военный, который способен уехать в командировку в любую секунду… И я даже не узнаю об этом. Человек, который дал мне многое, в один миг может попасть в эпицентр будущего пекла. А то, что «Аль-Хамар» не остановится на одном Ардалане — это неизбежный факт. Шум воды в раковине. Ледяная вода успокаивающе стекает по ладоням. На этот раз я не отворачиваюсь от собственного отражения. Сухо улыбаюсь одними уголками губ и безмолвно приказываю себе остановиться. Очистить голову, дойти до кровати и попытаться заснуть. Дверь в спальню тихо скрипит, когда я пересекаю порог. Снимаю футболку, вешаю ее обратно на стул. Спать не хочется, но перспектива шататься без дела в темноте и звенящей тишине совсем не прельщает. Ноги невольно прирастают к полу, когда я подхожу к кровати и замечаю, что Том перевернулся на бок. В голове снова звучат давние разговоры, которые своим откровением переворачивали внутри меня все верх дном. «Если могу попросить, то я прошу. Не обижаться на меня за это. Поверь, очень приятно, когда со спины закрывают. Ощущение защищенности и релакса. Это психологическое… Из-за работы и прочего. Необходимость прикрытия тыла». Я лениво отмахиваюсь от накатывающих эмоций и с трепетом в груди забираюсь в постель. Рукой обхватываю Томаса за талию и носом утыкаюсь в его спину, в область где-то между лопатками. Удовлетворенность проходится приятной волной по телу… Надо же, он был прав. Так действительно спокойнее засыпать. Вот только под ладонью чувствуются сухие и подтянутые мышцы, а не мягкое тело, которое вдвое, а то и втрое больше меня. Которое приятно прижимало меня к кровати посреди полумрака номера в отеле. Впрочем, удобность позы от двуличного сравнения не теряется. Главное — продолжать упорно выгонять ненужные мысли и фантазии, что рядом сейчас лежит совершенно не Томас. Продолжать упорно запрещать себе не произносить его имя даже в мыслях. Еще главнее — не поддаваться очередному самоосуждению за излишнюю вольность в попытках контролировать разум.***
— Мне, кажется, победит темненький боец, — задумчиво тяну я, валяясь на коленях Томаса. — Тебе просто понравились его татуировки, — он медленно перебирает мои волосы и внимательно следит за ходом боев без правил. Я же отворачиваюсь от экрана телевизора, уверенная в том, что буду права. Это уже десятый поединок. Восемь из девяти я угадала, несмотря на то, что абсолютно не разбираюсь в подобном формате боев. — Ну и что? Да, понравились. Это был знак вселенной! Том в ответ неопределенно хмыкает и только придирчивее всматривается в телевизор, прищуривая глаза. Я позволяю себе залюбоваться им и в очередной раз убедиться в том, что все-таки не зря рискнула отпроситься на ночевку. Вместе проведенное время, не ограниченное сбивающим настрой условием: «До девяти быть обязательно дома!», кажется, все вернуло на прежние места. За исключением моего пробуждения в два часа ночи. Но этот момент уже кажется далеким, нереальным. Возможно, потому что я проснулась от того, что Томас блуждал руками по моему телу. В тот моменте ко мне впервые пришло понимание о том, что по утрам чувствительность в сонном состоянии намного острее. Он ловко перебил все негативные воспоминания и заставил забыть даже о своем имени, когда языком медленно ласкал меня там… Поэтому сон с Маркусом не особо меня и расстраивает. Точнее, уже не особо трогает. Что уже случилось — того не изменить. План провести ночь не дома зрел давно, просто у меня не хватало смелости воплотить его в реальность. Нужен был толчок под задницу, то есть, чувствующееся недовольство Томаса, который откровенно не понимал такого контроля надо мной от семьи. Конечно, ему двадцать четыре, и он давно живет самостоятельно, да и семья у него из Интара. Однако он удивился, когда я заявила, что поеду к нему на ночевку. Даже сказал, мол, не стоило рисковать. Но вышло так, что все расчеты не оправдались. Стоило бабушку поставить перед жестким фактом и прямолинейным заявлением, что мы даже спать будем отдельно — она переключилась на всплывшую проблему. Внучка впервые за жизнь проявила решительное упрямство, а дочь, находящаяся в Ардалане без возможности полного контроля, от такой новости съедет с катушек. Бабушка, нелепо попытавшись поиграть в блеф, что вот прямо сейчас позвонит и все расскажет, в конце концов согласилась меня прикрыть. Страх перед матерью у нее возобладал. А я в тот момент, не выдавая свое удивление, спокойно пошла собирать вещи для ночевки, пока мне не позвонил куратор. Бой затягивается, Том не отвлекается от просмотра, а я со скуки лезу в новостной канал Ардалана. Несмотря на то, что столица, и в целом страна, отошла под контроль боевиков, оппозиционные каналы все еще публиковали ужасающие новости. Мотивация мне была непонятна. Подогреть мораль и вызвать тонны сожаления вперемешку со страхом? Поднять сопротивление? Даже АДА в Ассирии на протяжении шести лет максимум добилась лишь того, что изредка выпадает шанс вывезти беженцев через закрытые границы. Глазами быстро пробегаюсь по сводке новостей и цепляюсь за короткий, но довольно емкий пост. Штурмовой отряд, состоящий из 5 боевиков, на подходе к главному зданию Службы Безопасности Ардалана оставили посреди дороги новорожденного ребенка в качестве приманки. Когда ардаланские офицеры попытались забрать кричащего ребенка — боевики открыли огонь по безопасникам. Выживших нет. Новорожденный малыш был также задет пулей и скончался мгновенно. Я поджимаю губы, читая следующий абзац. Командующий отрядом боевиков — Геворг Демир. Ардалан, знайте своих «героев» в лицо. — Что ты там смотришь? Даже не отреагировала на то, что не угадала. Твой боец проиграл, — отвлекает меня Томас. Я некоторое время медлю, потом молча поворачиваю экран телефона в его сторону. Желание тупо закрыть канал и больше не заходить в него затуманивает разум. — М-да, — коротко реагирует он, оглядывая меня неприятным взглядом. — Классика. И все? Том же знает, что это мой отец. Я не прошу жалости. Но и равнодушия не приму. — Звучит как обесценивание, — я поднимаюсь с его колен и сажусь напротив, наблюдая за каменеющими голубыми глазами. — Обесценивание — это твое недавнее выступление на уроке, про которое ты мне рассказала, — Томас усмехается мне прямо в лицо. Мне приходится сдержаться, чтобы не отсесть от него на край дивана. Клокочущее чувство начинает раскручиваться в груди. — А что мне еще делать? Плакать среди одноклассников? Читать мораль? Какой толк от таких эмоций, Том? Я оцениваю происходящее с точки зрения разума, а не пацифизма. — Хочешь, чтобы я тебе тоже сейчас читал мораль? — он издевательски выгибает бровь. Я выдыхаю до упора и приказываю себе говорить совсем открыто. — Твое осуждение за километр чувствуется. В чем я виновата? Желание послать его на три буквы подло напоминает о нашем первом разговоре на тему войны. Мягко говоря, мы не сошлись во мнениях. Он был из той категории, которая не принимала насилие ни в каком виде. Я же понимала, что подобная утопия нереальна и придерживаться подобных принципов — бессмысленная трата времени и энергии. Некоторые войны неизбежны. Это жизнь. И человеческий фактор. И даже мою плавающую позицию Том отказывался принять. Хотя я спокойно закрыла глаза на его рассуждения и открытое агрессивное осуждение, что народ Ардалана не смог справиться с «Аль-Хамар». Как будто это так легко. Будто обычные люди разбираются во всей этой военщине, затрагивающей и психологию работы с обществом, и принципы вооруженного переворота. — Ты снова ведешь себя как ребенок, Асия, — отмахивается он. Теперь уже я приподнимаю бровь. — Не я в двадцать четыре вступила в отношения с семнадцатилетней девчонкой, напоминаю. Не я после двух месяцев идеально спокойных отношений резко переменила свое отношение с теплого на холодно-отстраненное, изредка сменяющееся прежней атмосферой. Не я в последствии молчала об этом, закрывая глаза на уговор говорить обо всем напрямую. — Не играй со мной, Томас, — я пытаюсь достучаться до него, наблюдая за тем, как он вот-вот собирался тупо отвернуться и продолжить смотреть бои. — Что происходит? Тебя что-то не устраивает? Мы можем просто не обсуждать политику и все. Том коротко смеется. Кажется, его совсем не напрягает зазвеневший воздух между нами, мое участившееся дыхание и дрогнувший голос на первом вопросе. — Такое ощущение, что мы женаты десять лет, — отпускает он издевательскую шутку. — Не драматизируй. Делаю глубокий вдох и выдох, стараясь произнести следующие слова более менее спокойно: — Я не драматизирую. Ты ведешь себя иначе, и это факт. Меня задевают конкретно изменения. И то, что ты отказываешься говорить об этом. Я помню другого его. Черт, да даже по прибытии вчера он был таким же, как в первые дни отношений. Что за качели такие? Сначала мысли в голове формировали убедительные выводы, что возможно Томас просто в плохом настроении и пока не хочет разговаривать. Из-за новой работы, недавнего переезда или чего-то другого, впрочем это не важно. Я успокаивала себя тем, что проблема не в нас и стоит лишь немного подождать. Когда он проявлялся ко мне снова, как раньше, все переживания сходили на нет, а убежденность, что такое больше не повторится давала мне сил снова поверить ему. Звучит абсурдно, но война затрагивает даже эту часть моей жизни. Все повторяется снова. Пережитый сценарий из прошлого года, когда во мне, через такие же качели, формировалась зависимость, окончательно добивает остатки моего терпения. Слова Томаса ставят завершающую точку: — Хватит придумывать. Все нормально, — он отворачивается к телевизору. Думаешь меня легко сломать, Том? Я уже однажды отказалась от того, что мне казалось центром мира. С тобой нет даже и десятой доли подобных чувств. — Мы расстаемся. Короткие два слова не разрезают тишину. Не давят гнетущим ощущением. В моей груди разворачивается пустота на пару с непривычным облегчением. Том же никак не реагирует. Я молча собираю свои вещи и, даже не оглядывая в последний раз квартиру, в которой раньше проводила слишком много времени, в спешке выхожу из дома. С некоторыми людьми приходится знакомиться дважды. Сначала все развивается хорошо, они возвышают тебя, даруя желанный покой. Смотришь… И не веришь в происходящее. Не веришь, что наконец в жизни появляется стабильность и хотя бы малейшее знание о будущем. Я готова была съехаться с Томом. Готова была даже переехать с ним за границу, как он того хотел, из-за отсутствия перспектив в Интаре. Затем приходится открывать глаза, двигаться навстречу реальности. В этот момент стабильность пропадает. Щемящее чувство дежавю заполняет грудную клетку и на замену уверенности в человеке приходит понимание, что я остаюсь совершенно одна. Мне нужен кто-то кто знает о нескончаемой борьбе не меньше моего. Тот, кто без слов поймет меня, позволит устало положить голову на плечо и рвано выдохнуть, чувствуя, что лишних объяснений не требуется. Вот в каком понимании я нуждаюсь. Однако Том последний человек, в которого я вложила свою душу. Последний человек, который попытался меня разбить очередными качелями. Урок был пройден еще в прошлом году. Сейчас, наверное, жизнь решила проверить меня повторно. Маленькая слеза скатывается по щеке, когда дверь подъезда протяжно пищит. Несмотря на страх, я смогла… Я справилась. Уже прочно укрепившееся чувство облегчения окончательно убеждает меня в правильности своих действий. Пора полностью погрузиться в себя и в реализацию своих целей.