***
Погода для конца осени относительно хорошая, хоть небо за облаками и не видно, а прохладный воздух дует в лицо. Все это позволяет освежить томные мысли, такие неправильные и мешающие. Кроны деревьев упираются своими верхушками высоко в небо, а ветки с листьями покачиваются от ветра и временами бьются друг об друга. Узорные и темные от сырости столбы мелькают повсюду, когда Рагнвиндр продвигается вперед, туда, где обычно не ходят люди. Ему нужно в максимально возможную глубь. Вокруг от недавнего дождя лужи, грязь и мокрая трава, хлюпающая под ногами. Он готов разорваться в щепки и развеяться в дующем воздухе, лишь бы избавиться от этого. Мысли граничат с полным абсурдом, доходя до окончательно бесповоротного бреда, теряя любые связи с реальностью. В голове проскакивают картинки коротких шелковистых волос с длинной прядью с одной стороны, синего, как бескрайнее море, глаза, смоляных ресниц, изгиба носа, идеального профиля, розоватых покусанных губ, смуглой вытянутой шеи, широких — по своей природе — угловатых плеч, открытой из-за большого выреза белой рубашки груди, узкой, но плотной от кубиков пресса талии, которую часто обтягивает темный корсет, крепких мышц, бедер и облегающих их штанов… Архонты! Дилюк сошел с ума! Господи, боже, как это все неправильно. Рагнвиндр определенно не должен, нет, просто физически не должен мочь что-то чувствовать помимо пустоты к брату. Брату ли? Да, парней когда-то считали братьями, как и они себя сами, и хоть у них была разная кровь, сейчас это и не имеет значения. Дилюк всю подростковую жизнь думал о Кэйе, как о брате. Так какого черта происходит сейчас?! Их судьбы разошлись еще давно! Рагнвиндр сам выстроил эту пропасть, обрушив все мосты. Да и его никогда не привлекали парни. Ни разу он не оценивал кого-то в таком плане! И точно не собирался! Вокруг тишина, слышно лишь завывание ветра… Не дай бог Барбатосу узнать! Это ж можно будет смело собирать вещички и снова покидать этот чертов регион, не возвращаясь больше никогда. Дилюк, хмурясь, прикрывает веки, как сразу всплывают бордовые, кровавые порезы на предплечьях с рубиново-фиолетовыми отеками и алыми разводами и рваная кожа, которую закрывает слой свернутой крови. Полосы были свежими… Сколько их прибавилось с того момента?.. Рагнвиндр не хочет знать ответ, но желает помочь… Однако осознает, что Альберих отвергнет ее, и… Дилюк в замешательстве. Он приподнимает кисти на уровень груди и стягивает перчатки. Спертый воздух мешает груди полноценно вздохнуть, отчего рвано дышит, когда взгляд становится стеклянным. Рагнвиндр знал, что находится здесь, но не был готов видеть это, осознавая на этот раз все. Пока парень возился с Кэйей, то не смотрел на свои руки, но теперь четко видит собственные шрамы от ожогов на ладонях. Он сжимает их в кулаки, впиваясь ногтями в розоватые рубцы, возвышающиеся над нормальной светлой кожей. Дилюк жаждал забыть об этом и никогда не вспоминать, будь на то возможность, но действительно всегда отличается от фантазий. И он вспоминает.***
Маленький мальчик только не так давно получил свой Глаз Бога. Отец так радовался за него, рассказывая всем хорошим друзьям о заслугах единственного и любимого сына. Мужчина всегда знал, что это рано или поздно произойдет, но не ожидал, что настолько скоро. Он старался показать ребенку, как много это значит, тем более для столь юного возраста. Вот только одну деталь упустил… Пиро. Дилюку было приятно каждый раз слушать похвалы от родителя, пока он не воспользовался приобретенной стихией впервые. Все были только счастливы за десятилетнего мальчика, но ни один из взрослых не предложил помочь, обучить или хотя бы сказать о том, что не все так радужно. Никто даже не стоял рядом в тот момент… И вот младший Рагнвиндр выпускает первый по собственной воле огонь. Пламя моментально вспыхивает, сжигая зеленую траву возле. На лице расцветает довольная улыбка, но мгновенно меркнет, когда пробует еще раз. Языки пламени кидают теперь не только на зелень, но и на бледные ладони, озаряя их ярким огнем и пронзающей болью. Тогда настал его личный ад. Раз за разом огонь наставал, причиняя невыносимую боль. Но уже не только Дилюк, но и всему окружающему. Деревья, растения, прекрасные цветы горели от его рук, пока в какой-то момент пламя не настигло бедного зверя, чьи крики были слышны в десятках метров. Пиро не щадило никого. Ему было всего десять… Когда-то великий дар превратился в глазах мальчика в настоящее проклятье, несущее погибель всему живому. И тогда Дилюк перестал радоваться чему-либо, его радость потухла, он часто закрывался в комнате и плакал… В голове все еще были крики несчастного зверька, погибшего от него и на его же глазах. Весь мир стал серым. Помимо существовал только красный… Рагнвиндр возненавидел собственное отражение из-за этих глаз и волос, так напоминающих пламя, отчего беспощадно вырывал клочья прядей, пока по щекам быстро текли слезы. Тогда на голове всегда был капюшон. Он боялся. За что все это?.. Почему именно с ними?.. Внутри все горело и сжигалось дотла. Использовать Глаз Бога стало страшно. Когда-то почти белые ладони стали ярко-красными. К камину он вовсе не приближался стараясь избегать даже взгляда. Дилюк всем своим видом кричал, звал о помощи, но вслух не промолвил и слова. Вот только взрослые не замечали или не хотели замечать. Все ждали лишь результатов. Мальчик отдалился от всех, включая отца, время от времени уверяя только, что навыки улучшаются в безумном темпе. Конечно, это была ложь, но расстраивать человека, который так сильно верил в него… Он глотал боль, терпел вновь и вновь отпуская от себя огонь. Перчатки стали его всегдашним аксессуаром, и никто даже не спросил о них. Ни один человек не поинтересовался и его состоянием. Весь мир стал чужим и совсем незнакомым. Больше не хотелось никого видеть и ни с кем говорить. Казалось, Рагнвиндр горел в этом аду целую вечность, отчего забыл каково вообще испытывать веселье. Он каждый раз плакал, молился Архонту, о котором не было ни слуху, ни духу, и умолял, чтобы все закончилось, но судьба была жестока. Навязанная другими сказка оказалась миражом, несбыточной мечтой, да чем угодно, кроме реальности. Но в какой-то день отец привел другого мальчика, сказав, что теперь тот будет жить вместе с ними. Это было как глоток свежего воздуха. Его звали Кэйа. Его волосы были синими, как и один незакрытый повязкой глаз, он ничего не ждал и никогда не настаивал. Они начали общаться, и тогда Дилюк временно забыл о проблемах, избегая их всеми силами. Альберих был первым, кто спросил о нем, поинтересовался, все ли в порядке. Нет. Не в порядке. Рагнвиндр поступился своими принципами, когда рассказал, что Глаз Бога — это страшное проклятие. Но он радовался, что у другого этого не было. И Кэйа был тем человеком, что вытянул его с самого дна, из которого, казалось, выхода вовсе не существовала. Кэйа помог, протянул руку, когда она была нужна больше всего на свете, необходимее кислорода в легких или воды в организме. И Дилюк был благодарен. Он научился пользоваться Пиро стихией и контролировать огонь, благодаря тому, кто этого и не умел. Тот мальчик стал дороже всех.***
Рагнвиндр еще помнил, как залечивал те ожоги и скрывал в дальнейшем шрамы. Но… похоже ли это на ситуацию Альбериха сейчас? Чувствует от он то поглощающее дно?.. Только тот помощи не ждет и, в отличие от Дилюка, принимать не готов. — Какие тяжелые времена нынче, да, мастер Дилюк? Не хотите выпить чего-нибудь покрепче? — раздался рядом звонкий голос. Венти. — Несомненно трудные, однако вынужден отклонить предложение, — бросил он и удалился. Все. Можно покидать регион без мыслей о возвращении. Только его дома ждет Кэйа… Не ждет. Огонь до вечера опоясывал деревья, пытаясь обуглить кору, но терпел поражение от того, насколько мокрой была та. Тем не менее это помогло.