***
Раздражение. Вот, что испытывает Альберих. Фантомная боль окружила запястье в том месте, где до него прежде дотрагивалась чужая ладонь. Картина той ночи ярко отобразилась в сознании, поэтому он быстро сморгнул пелену с глаз. Ничего не чувствовать было лучше. В разы лучше. Парень не понимает, что изменилось сейчас, но ему это не нравится. Это не должно было произойти. Кадык нервно дрогнул, и Кэйа разочарованно вздохнул. Безмятежную тишину нарушал лишь звук ливня и завывающего ветра. Как не вовремя. Находиться на винокурне не входило в его планы, но это, кажется, совсем не интересовало природу поздней осени.***
До конца дня парень не выходил из комнаты, стоя возле окна, смотря на бушующую погоду на улице. Наступила ночь, и тьма полностью накрыла Мондштадт. Альберих оглянулся на кровать. У него нет выбора. Ощущалась тянущая необходимость в кофе, из-за чего навязывающе чесалось под языком, и он сжал челюсти, облизнув изнутри зубы, и сжал руки в кулаки. Он не стал переодеваться в другую одежду, которая наверняка все это время находилась нетронутой в его шкафу, — судя по пространству вокруг, что никак не изменилось с того, как он в прошлый раз был здесь, — когда, стянув лишь накидку, лег в постель, смотря в наверх. Не прошло и десяти минут, как тяжелые веки сомкнулись, и организм погрузился в сон.***
Им нужно поговорить. С такими мыслями Рагнвиндр подошел к двери комнаты Кэйи, но замер, уже подняв кулак, чтобы постучать. О чем им говорить? Ему нечего сказать тому, что еще большее не испортит отношения между ними, другому же, вероятно, вообще эта идея не импонирует. Так выглядит тупик. Он зря пришел сюда и тем более зря настоял, чтобы тот остался. Но с другой стороны он действительно хочет помочь. Плохой аргумент, думает Дилюк и уже собирается уходить, как слышит за деревянной поверхностью сдавленный полу стон — полу хрип. Колеблясь несколько секунд, он пару раз постукивает ради приличия костяшками пальцев о дверь и открывает ее. Рассвет только наступил, и лучи солнца тускло освещали помещение, давая увидеть пространство комнаты, когда тот вошел внутрь. Взгляду предстает вид на расслабленное тело, свернувшееся калачиком на боку. — Кэйа? — роняет парень, подходя ближе, замечая прерывистое учащенное дыхание. Он прикладывает два пальца к чужой шее возле сонной артерии. Слишком повышенная пульсация и холодная кожа заставляют напрячься, а мучительный звонкий стон вынуждает собственное сердце биться быстрее. — Кэйа, — твердо произносит Рагнвиндр, присаживаясь на корточки. Давно он с таким не сталкивался. Дилюк не знает, может ли делать это теперь, но… — Кэй, — повторяет он, проводя ладонью по щеке, очерчивая острую линию нижней челюсти, запуская руку в волосы. Рагнвиндр использует Глаз Бога, когда пальцами перебирает чужие мягкие пряди, чтобы Альберих лучше чувствовал теплые прикосновения. — Кэй, я здесь.***
Густые темные облака пеленой закрывали небо, а сильный, непрекращающийся ливень обрушился на регион Свободы. Альберих напряженно старался дышать, но не мог сделать и одного полноценного вздоха. Грудная клетка не раскрывалась, а, наоборот, все сильнее прижималась к твердой поверхности, впившейся всеми неровностями в спину. Где-то вдали были видны светлые вспышки молний, а шум ветра и грома перекрывал любые другие звуки. Но Кэйа не обращал внимания ни на что, кроме тяжести чужого меча на своем. Руки тряслись в отчаянных попытках отдалить от себя обжигающий огонь, из-за чего собственное лезвие резало ладонь, вонзаясь все глубже. Нет. Все это обычный кошмар. Это не реальность. Это просто не может ею быть. Правда ведь? Желтые глаза перед ним застилали слезы, а вид самого парня показывал, что тот испытывает только отвращение к нему. Больно… — Люк, — одними губами, обветренными и кровоточащими, шепчет Кэйа. Но тут он вспомнил боль в чужом взгляде… Да, он заслужил это. Альберих с трудом глотает вязкую слюну. Горло невероятно саднит, насколько сухим оно было. Концы темно-синих волос перехватывают пламя. То в миг опаляет их, сжигая, ничего не оставляя после себя. Кэйа чувствует металлический привкус на языке, но больше не может проглотить или выплюнуть. Все стало словно ватное, двигаться стало невозможно. У него больше нет сил… Мгновение и меч звонко отлетает в сторону… Огонь. Языки пламени вместе с раскаленным лезвием настигают парня и перебрасываются на одежду. Запах горевшей плоти не заставляет себя ждать… Кровь. Или ему кажется, он не знает. Крика не следует. Он не может сделать ничего. Альберих лишь закатывает неестественно далеко глаза, что кроме белка нельзя что-либо разглядеть. Жар невероятной температуры покрывает каждый дюйм его тела. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно… Это невыносимо… Но неожиданно он слышит знакомый голос, и все вспыхивает яркой вспышкой света.***
Кэйа резко садится на кровать, обхватывая руками колени. Его тело судорожно трясет, перед ним темнота, а сердце заходится в таком темпе, будто пробьет ребра. Страх волнами накрывает сознание, кажется, словно он умирает. Альберих чувствует, как не может дышать, из-за чего хватается ладонью за шею, сильно продавливая кожу. Накатывает приступ тошноты, и он старается подавить рвотные позывы, пытаясь расстегнуть верхние пуговицы плотной рубашки. Очень жарко и душно. Что-то внутри Дилюка рвется по швам, когда он видит этот мечущийся взгляд, смотрящий в пустоту. Рагнвиндр усаживает его в удобное положение, осторожно убирает чужие руки, опуская в складки постели, сразу замечая, как те слабо сжимают ткань, и помогает справиться с верхом. — Кэйа, все хорошо, тебе нужно расслабиться, — негромко говорит парень, что не производит никакого эффекта, кажется, что его вовсе не слышат. Он садится рядом, поднимает за подбородок лицо напротив и смотрит только в глаза перед собой. Проходит пара секунд, как из них начинают быстро течь слезы. Желание, нет, необходимость защитить не дает трезво мыслить, когда Рагнвиндр видит отстраненность. — Кэйа, — снова зовет Дилюк и берет его ладонь в свою, аккуратно прислоняя к груди возле сердца, чтобы тот мог через слой одежды чувствовать дыхание и сердцебиение Рагнвиндра. — Кэй, ты не один, слышишь, дыши. — Люк… — тихо шепчет Альберих, от чего другой парень вздрагивает, слыша эту вариацию имени. — Давай поговорим, только… убери огонь… Глаза Дилюка мгновенно расширяются. Он понимает, что тот имеет в виду. В чужих зрачках он ясно различает сковывающий ужас. — Только не сейчас… Кэй, посмотри на меня, — выдыхает, не смея больше проронить ни слова. — Я не хотел… У меня не было выбора… Все, что угодно, только не ненависть… Я не могу… — еле разборчивый безжизненный голос режет слух, из-за чего все скручивается в тугой узел. Он тщательно продумывает слова, чтобы не оттолкнуть. — Я никогда не ненавидел тебя. Вернись в реальность, это галлюцинации. Этого нет. — Люк… Не уходи… Рагнвиндр все еще прижимает его ладонь к своему сердцу, но чувствует, как биение учащается. Появляются непонятные и странные эмоции. Они оседают где-то в районе живота. Там же неприятно тянет, и он не хочет думать об этом сейчас. Парень придвигается ближе и уверенно кладет кисти Альбериха себе на торс, ощущая сквозь несильное сжатие дрожь, и обхватывает худое лицо руками, запуская одну через минуту в шелковистые запутанные локоны. Он не отрывает взгляд, когда с необычной для себя интонацией протягивает: — Кэй, я рядом. И тогда тело начинает успокаиваться. Дыхание вместе с пульсом постепенно приходят в норму. Взгляд проясняется, но выглядит не как раньше, безразличным и холодным, а уставшим и молящим о помощи. Впервые Дилюк видит его настолько открытым. То, с каким доверием он смотрит в ответ своими глубокими, в которых можно утонуть, глазами… И Рагнвиндр отпускает его. Сейчас Альберих слишком… слишком. Дилюк почти уже встает, чтобы выйти из комнаты, как чужая голова опускается в изгиб между плечом и шеей, зарываясь в то место, где еще не начинается одежда. Парень резко втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, когда Кэйа тяжело вздыхает, опаляя его голую кожу своим горячим дыханием. Рагнвиндр замирает, не смея двигаться, когда неуверенными движениями его обнимают за талию. Дилюк понимает, что тот до сих пор не осознает, в каком времени они находятся и как неправильно это, но ничего не говорит, позволяя касаться себя непозволительно близко. Он нервно сглатывает тягучий ком в горле. Сердце совершает кульбит, а желудок скручивается сотней узлов. Душа падает в бездну. — Дилюк… — умиротворенно пробормотал Альберих, пока веки его моментально не расширились в понимании. Он отскакивает от Рагнвиндра, как от огня, вжимаясь спиной в изголовье кровати, но быстро берет себя в руки и возвращает равнодушный вид. Мастер выходит, возвращаясь через несколько минут, принося стакан воды. Кэйа принимает его и полностью опустошает, не обращая внимания на сладковатый привкус. Начинает настойчиво клонить в сон, и Альберих поддается этому чувству, слыша, как последний раз хлопает дверь. Только перед этим он открывает окно, так как в комнате все еще было душно.***
Дилюк облокачивается на дверь, все еще ощущая слишком долгое прикосновение. Изгиб шеи горит, и он беспокойно трет, пока этот ужасный орган в груди грозится вырваться оттуда от безостановочного темпа. Он сжимает бледные губы, устремляет взор в пол, а кожа покрывается мурашками. Мысли путаются так, что парень не может разобрать ни одной из них. По всему телу проходится холодок, и Рагнвиндр сильнее закутывается в одежду. Что это? Он уже начинает это ненавидеть и обязательно разберется с этим. Потом. Когда выяснит.***
Кэйа медленно открывает глаза, и линии предметов становятся четкими, а все приобретает цвета. На удивление, кошмаров больше не приснилось. «Холодно,» — думает он и теснее оборачивается в одеяло, укрываясь с головой. Несколько минут парень лежит, не двигаясь, после чего недовольно мычит и нехотя встает с кровати. В горле першит, поэтому он собирается найти и заварить горячий кофе, чтобы избавиться от мешающих нормальному глотанию ощущений. Он закрывает окно, и выходит из комнаты, остался постель разобранной. В коридоре заметно теплее, рыцарь двигается дальше по коридору, спускаюсь с лестницы вниз. Солнце недавно встало, но Альберих впервые настолько выспавшийся за последнее время, что даже подозрительно. — Доброе утро. Господин должен вот-вот вернуться. Передал, если вы проснетесь, то следует принять душ, — говорит Аделинда, только завидев его в проходе. Точно. Душ. Тяжесть одежды оседает на его плечи, и он возвращается к себе, чтобы взять то, во что можно будет переодеться. Выбор останавливается на свободной белой футболке, темных штанах и светлых носочках. Стоя под каплями воды, быстро бегущими вниз, приходит расслабление и долгожданный покой. Ему невероятно легко, тепло и хорошо сейчас, словно вернулся в далекое, но незабываемое детство. Но бордовые кровавые предплечья, настораживая, не дают забыть о жестокой реальности. Выйдя из ванной, он сразу идет на кухню и открывает шкафчик, где всегда был кофе, надеясь, что ничего не поменялось. Видимо, удача на его стороне, Кэйа заваривает свежайший напиток.***
Дилюк входит на винокурню, видя Альбериха, что ведет непринужденный разговор с Аделиндой. Парень стоит, опираясь плечом о косяк, странно улыбаясь. На нем надета свободная белая оверсайз футболка с рукавами до локтей. Полностью видно сильно худые в сравнении с тканью, как и должно быть, предплечья, обмотанные слоем бинтов, скорее всего, чтобы скрыть порезы. Это не выглядит непривычно, так как рыцари часто могут носить подобные вещи из-за каким-либо ранений, если нет времени обратиться к Барбаре и сходить в лазарет. Одна рука согнута, и ладонь держит сгиб локтя с внутренней стороны другой, которой тот потягивает из кружки какую-то темную жидкость. Едва ли это чай, но Рагнвиндр не думает об этом, когда подмечает насколько Кэйа выглядит по-домашнему и уютно, особенно в такой комфортной атмосфере. И это так правильно. Но Дилюк понимает, что тот скоро уйдет, едва ли станет задерживаться на дольше времени, учитывая, что он здесь не особо по своей воле, поэтому думать об этом не имеет смысла. Он переводит взор на темные штаны, облегающие упругие бедра, очерчивая каждую линию, и закусывает нижнюю губу. На поясе висит, блестя светло-голубым свечением, Крио Глаз. После горячего напитка першение горла, к сожалению, не прошло, а только, кажется, усилило свою боль. При вдохе легкие отдавались неприятным жжением. Кэйа прекрасно видел, как его пожирают изучающим взглядом. Рагнвиндр возвращает внимание к лицу, бегая глазами по синим спутанным волосам, впалым щекам, ярко выраженным скулам, светлой радужке и черной повязке, зная, как завороженно выглядит то, что находится под ней. Тот облизывает мокрые губы, проходя по ним языком перед тем, как что-то сказать своим бархатистым голосом. Теперь мастер осознает, почему всем так нравится, слушать эту чарующую речь. И собственные зрачки расширяются. Альберих выглядит… мило, и сердце щемит от клокочущей нежности. Дилюк сильно сжимает один кулак, когда накатывают воспоминания моментов, когда они были так близко друг к другу, что… Сердце предательски екает, а жар вместе со всей тяжестью опускаются к паху. Блять. Он тяжело глотает и не замечает, как уходит Аделинда, оставляя их вдвоем. Кэйа медленно переводит взгляд на Рагнвиндра, и наступает гробовая тишина. Дилюк пристально смотрит на него, но быстро уставляется на лестницу. Альберих неосознанно чуть пожимает плечами, а затем разворачивается и наливает еще одну чашку кофе, сразу закидывая пару-тройку кубиков льда. Он прислоняется к стене, продолжая молчать, но, как только замечает, что другой собирается уходить, тихо выдавливает из себя: — Спасибо. Парень не имеет ни малейшего понятия, что следует ответить. Но… Кэйа всегда выглядел настолько… горячо? Бездна! О чем он думает?! Мысли безудержно роются внутри, грозясь разорвать душу на части. — Прошло два дня. И Альберих предсказуемо удивляется. Однако сразу накатывает приступ кашля. Сердце тянуще болит, а дышать становится нереально сложно. Он садится на колени, хватаясь за грудь. Проходит пара секунд до того, как Дилюк оказывается рядом с ним, опускаясь на корточки, сжимая одной рукой плечо парня напротив, а другой поддерживая его, давая опору. — Сколько? — раздраженно спрашивает, когда кашель другого не останавливается, в то время как внутри все жалостно скручивается. Перед глазами все плывет, а шум в ушах мешает сосредоточиться на чужих словах. — Кэйа, сколько чашек? — Четыре, — он сдавленно хрипит, чувствуя пульсирующую боль в голове, отдающую в висках. Тело сковывает сильной слабостью, появляется ломота в мышцах и суставах, а пульс учащается. Альберих перестает кашлять и случайно опирается на бедро Рагнвиндра. Тот снимает перчатки берет его за предплечье, предельно аккуратно проводя пальцами по бинтам, помогает подняться и доводит до раковины. Прикосновения обжигают, словно пускают яд глубоко в кровь, откуда он расползается в каждый дюйм его организма. Дилюк задумался, может ли вообще так действовать, не получив на это согласия, но и отказа не последовало, поэтому, скрипя всеми мыслями о личных границах, он засунул два пальца в рот, ощущая вязкую слюну, и надавил на корень влажного языка, убирая волосы назад, чтобы не мешались. Реакция не заставила себя долго ждать, и после парень помог умыться, затем провел к дивану. Альберих еще чувствовал этот противный вкус, когда прижался к мягкой спинке, тяжело дыша и зажмурив глаза. — Кэй, — твердо произносит Рагнвиндр. Он бы хотел назвать его полным идиотом, но слова встали поперек горла. Кэйа распахивает веки, когда до него доходит, как именно его назвали, посылая другому вопросительный взгляд. Его игнорируют, и он, нахмурив брови, все же замечает стакан воды, который ему протягивают. Альберих принимает, освежая рот прохладной жидкостью. — Тебе надо поесть. — Я сейчас ухожу, — его пробирает холод, и он сильнее вжимается в диван, окутывая себя руками. Дилюк видит, как того мелко трясет, поэтому прикладывает ладонь к открытому участку кожи. Да, он действительно горячий. Пускай и не в этом смысле тоже. — Позвать Барбару? — Не смей, — прошипел Кэйа. Он не для этого столько времени ото всех уходил, чтобы так глупо сдаться. Просто нездоровится. В любом случае это пройдет. — Хорошо, — вздыхает Рагнвиндр, не желая еще большее доставлять неудобств. Не хочет — пускай. Его право. — Как себя чувствуешь? — Не твое дело. Вот теперь Дилюк правда злится, хотя и понимает, что это неправильно. Четыре года назад он бы сам ответил так же. — Ладно, — выдавливает, скрипя зубами. — Что хочешь? — Уйти, — Альберих встает, оказываясь рядом с некогда братом. Их разделяют всего несколько сантиметров. Мастер улавливает рваное дыхание и больше всего на свете мечтает быть как можно дальше отсюда, где-нибудь в Инадзуме или Фонтейне, но только не здесь. Либо же, напротив, приблизиться, сократить расстояние между ними и… Дать себе подзатыльник за подобные мысли. Это… ужасно и противно. Нет, он никогда не был гомофобом, не считал отношения двух парней чем-то плохим или мерзким и тем более не презирал, ему не важно, с кем трахаются и спят в одной постели люди, к тому же Джин с Лизой давно были вместе, но… Это Кэйа. Они являлись названными братьями весь подростковый возраст, да и Альберих просто не может быть геем… Хватит!.. Почему он вообще об этом думает?! Но это глубина в глазу пробирает до костей, не позволяет оторваться ни на миг, и его кадык нервно дергается, когда он, не осознавая, стаскивает повязку, чтобы видеть яркую желтую радужку… Кэйа смотрит в ответ и не может не разглядеть увеличенные чужие зрачки. Он хмурится, дожидаясь, пока Рагнвиндр догадается отойти, тот всегда понимал, когда это необходимо, но сейчас почему-то этого не делает. Да какого чурла вообще происходит? — Ноги отказали? — и тот понимает, что будто реально врос в пол без возможности шевелиться. — И все-таки, что тебе надо? — мастер не отвечает, молча пялясь. Это очаровывает. — Дилюк, я в жизни не поверю, что у тебя вдруг проснулись братские чувства, и ты просто хочешь наладить отношения. И это слишком. Он прав, братских чувств нет. В этом и вся проблема. Внутри все умирает и возрождается заново снова и снова. Душа покрывается бесконтрольным огнем, сжигая все и вся, превращая в пепел и развиваясь на ветру, словно одуванчики в беспокойную погоду возле ворот Мондштадта. В жизни не поверит… Они настолько близко сейчас, но так далеко… — Неужели правда из-за Каэнрии? — Альберих устало вздыхает, будто не удивляясь совсем. — Просто не беспокойся на этот счет, ладно? — он хочет поскорее уйти, дойти до дома и закрыться на несколько часов в себе, после чего пойти заниматься обязанностями своей должности. Тело такое тяжелое… — Прекрати. Слышать это… больно. Так, значит, тот о нем думает? Но Кэйа не слышит. Его взгляд мрачнеет, а ноги подкашиваются, когда он пытается продвинуться вперед, чтобы оттолкнуть парня напротив. Он словно падает в его объятия, кладя голову на плечо и закрывая глаза. Дилюк мягко берет его талию, благодаря вселенную за то, что избавила его от этого разговора, несколько секунд стоит так, прижавшись к такому… беззащитному телу, не двигаясь, вдыхая чужой запах, а затем укладывает на диван, позволяя тому провалиться в сон. Рагнвиндр смотрит на него, не прерываясь, изучая каждый изгиб, а после передает всем, чтобы не заходили сюда. Он осознает, что у Кэйи температура, к тому же высокая, поэтому зовет Аделинду разобраться с этим, а сам выходит на улицу. Ему жизненно важен свежий холодный воздух. Нужно подумать, хорошенько подумать, как выжечь это.