Причины ненавидеть Билли Харгроува

      Майк не знает, как Лукас отнесся бы к их с Макс встречах в курилке.              Майк не боится его реакции, но Лукас и в других вещах ведёт себя сейчас странно. Рвётся общаться с крутыми ребятами, находит удовольствие в тренировках и не так сильно восхищается Эдди, как Дастин или тот же Майк.              Партия, бывшая единым целым ещё год назад, распадается.              Майк не знает, что сделать, чтобы это остановить.              В конце концов, всё началось с Уилла.              Потом было странное расставание навсегда между Макс и Лукасом. Последний начал меняться, потому что его сердце буквально разбили вдребезги. Без скандалов, ставших чем-то нормальным, и взаимных упреков. Майк не в курсе, как и почему они на самом деле расстались, но оба после расставания не были в порядке.              Лукас ушёл в спорт.              Макс ушла в себя.              В маленьком провинциальном Хоукинсе у неё не нашлось других друзей.              Не потому, что она не любила менять обстановку или знакомиться с другими людьми, как Майк.              Потому что не хотела.              Они курят молча в перерывах между уроками.              У Майка скоро начнется наука, и это не тот увлекательный предмет, который вёл мистер Кларк. У Макс — английский, и, хотя она написала рассказ на заданную тему, она вряд ли станет его читать перед классом.              Они оба, порознь, каждый в своём темпе, скатываются вниз. Из отличников и увлеченных школой ребят к тем, кого немного презирали в детстве. Майк не помнит, чтобы находил крутым тощего сутулого курильщика, которого видит сейчас каждый день в зеркале. Да и патлатость, делающая его ближе к Эдди, не даёт баллов по шкале крутости.              Невольно он рассматривает Макс.              Выглядит ли она крутой? Сложно сказать. Веснушки будто стали бледнее и потерялись. Рыжие волосы, прежде свободные и растрепанные, убраны в скучную косу. На ней обычная джинсовая куртка. Из кармана выглядывают наушники.              Майк привык видеть её с плеером каждый день.              Он не спрашивал, что можно слушать круглосуточно.              И сейчас не станет, так?              Макс выглядит непривычно уставшей и кажется старше.              Не та раздражающая громкая девчонка, которая читает женские журналы и проходит тесты на совместимость с парнем, чтобы закатить скандал, если не получает нужных результатов.              — Ты пялишься, — заявляет Макс. — У меня что-то на лице?       — Да. Твоё лицо — это что-то.       — На себя в зеркало смотри, Уилер.              Она говорит и злится без прежнего запала.              С ней что-то не так.              С ними, если разобраться.              Но с ней — особенно.              — Ты — другая, — говорит Майк прежде, чем обдумывает фразу. — Ты изменилась больше, чем мы. Уилл и Эл тебя просто не узнают, когда увидят.              Они всё-таки вытребовали правдами и неправдами поездку в Индианаполис на каникулы. Как до этого — поездку на Рождество, которая сорвалась из-за ухудшения здоровья Хоппера и того, что в Билли въехал грузовик. Ничего серьезного, на самом деле, но Макс, рассказывая об этом, тряслась всем телом, повторяя, что это вина другого мудака-водителя, а Билли не пострадал.              Майк живёт предвкушением этой поездки.              И если она сорвётся, он, наверное, умрет.              Вряд ли Макс готова на подобные переживания.              — Изменилась не больше тебя. Ты вообще со стороны себя видел? Впрочем, уже давно ты перестал быть милым ребенком.       — Я не был милым!.. Милыми бывают… щенки, например!..       — Ещё как был! Пухленькие щечки — и куда они делись?..       — Эй! Мои щёки были нормальными!..       — А сейчас эти твои скулы…       — Да что ты вообще имеешь против моих скул?!       — Мне всё равно на них, Уилер. Главное, чтобы они не отпугнули… кого-то другого.              Макс почему-то мнётся и отводит взгляд в сторону. Делает глубокую затяжку и кашляет — дым попадает не в то горло. Майк видит, что она покраснела. Майк не может оставить это так. Хотя и думает, что ему лучше в это не лезть.              — Кого-то другого? Ты же в курсе, что мы не встречаемся больше с Эл. Не без твоей помощи.              Ладно, возможно, он и сам не верит в последнюю фразу. Но Макс ведь необязательно об этом знать, так?              — Я… я не об Эл, — мямлит Макс.              Прежде у него не получалось добиться от неё румянца или этого тихого, ни в чем неуверенного голоса. К удивлению, Майк не в восторге. Он по-прежнему думает, что лучше не лезть, не задавать вопросы, не пытаться узнать, что она себе там придумала.              Ему и не приходится.              Пока он сомневается, Макс приходит в себя. И смотрит — остро, проницательно, уже на что-то решившись.              Майк ненавидит, когда она выглядит так.              — Уверена, Уилл тоже изменился. По голосу так точно — другой человек.              Лучше бы она не начинала!              Майк думает, что зря живёт предвкушениями поездки в Индианаполис, но расписание дней, недель и месяцев строится из телефонных звонков. И писем Эл, немного. Но больше, конечно, звонков.              По голосу Уилл — это всё ещё Уилл, но виноваты помехи на линии или то, как меняет связь его голос. Дыхание и тело Майка подстраивается под каждый звук. Внутри скручиваются и раскручиваются тяжелые спирали, незнакомые, пугающе-приятные. Майк не может стоять, разговаривая с Уиллом, Майку не хватает воздуха, места, ему нужно движение, перемещение, нужно прикасаться к чему-то, что-то чертить, на чем-то сосредотачиваться — на чем-то, кроме гипнотизирующего голоса.              — Эл писала, что Уилл превратился в красавчика, — говорит Макс.              По позвоночнику Майка ползет холод.              — Уилл говорит, что Эл — красавица.              Слышать от Уилла об этом не странно, нет. Но…              — Ты думаешь… ты думаешь, что они… что между ними…              Он не находит сил договорить.              Они уехали от него далеко-далеко, стали жить в одной квартире, общаться круглосуточно, поддерживать друг друга, называть домашними именами, смотреть вместе фильмы, гулять… Фантазия Майка дорисовывает картинку самостоятельно, против его воли, болезненно концентрируясь на деталях — они смеются, они держатся за руки…              — Что?! Нет! — Макс смеется громко и вполне искренне, когда понимает, что Майк не шутит. — Господи, Уилер!.. Эл называет Уилла братом! А Уилл Эл — сестрой. Что ты себе придумал?              От её реакции легче. От смеха. От слов. Но больше от смеха, конечно.              Как давно она смеялась так?..              — Это ещё ничего не значит, — говорит Майк, хотя верит.              Нормально — спорить с Макс. Даже, когда хочешь верить, что она права.              — Ещё как значит, — фыркает Макс. — Просто некоторые влюбленные болваны видят то, чего нет, чтобы переживать и париться.              И опять замолкает. И опять — краснеет.              Уже не такая искренняя и улыбающаяся, как несколько мгновений назад.              Майк не в восторге от резких перемен.              К тому же, он не понимает, о чем она.              — Я вовсе не влюблен в Эл. Ну, по крайней мере, теперь.              Макс отводит взгляд.              — Я знаю. У меня уже скоро урок начнется.              Она неловко тушит бычок и мнётся, перед тем, как уйти.              — Просто… просто, если ты захочешь поговорить… ну, я… я как бы в курсе, что иногда влюбляешься в человека, в которого не должен.       — О чём ты? — хмурится Майк.       — Так, просто мысли вслух.              Она реально сбегает.              Как никогда прежде не делала.              Он провожает взглядом её фигуру, пытаясь понять, что вообще произошло.              О чём она вообще? О каких влюбленностях? О каких не тех людях?              Вопросы множатся и остаются без ответа. Вызывают в Майке головную боль и неудовлетворенность. Чертова рыжая стерва! Пока прекращать разговаривать и проводить с ней время. Ничего хорошего от этого не будет. Она раздражает, как прежде. Пусть… пусть и подмечает порой правильные вещи.              Но Уилл ведь часто называет Эл сестрой.              В первый раз Майк не понял, о ком речь, но Уилл продолжал говорить об этом легко и ненавязчиво, с теплотой и любовью, от которой желудок Майка сжимался. Эл в письмах называла Уилла братом, и несколько строчек в скобках рассказывала, что ей непривычно, но нравится считать его братом.              Следующая мысль вызывает странные ощущения в теле, но Майк отмахивается и от мысли, и от ощущений.              Макс никогда не называла Билли братом.