Причины ненавидеть Билли Харгроува

      Старшая школа — отстой.              Майк чувствует себя изгоем, хотя рядом с ним друзья.              Лукас попадает в баскетбольную команду и, пусть сидит на скамейке запасных во время игр, много времени проводит на изнурительных тренировках, а Дастин витает в облаках и общается со своей гениальной девушкой.              У Майка нет девушки, и общих тем для обсуждения с Дастином теперь не то чтобы много.              У Лукаса тоже нет девушки.              Макс бросила его летом, и друг не то чтобы говорил о тяжелом разговоре, который между ними состоялся. Хотя Дастин и твердил первые недели, что они расставались и раньше, а потом опять начинали встречаться, Лукас отмахивался и хандрил.              Да и сейчас он выглядит и чувствует себя нехорошо и, как недавно Майк, предпочитает оставаться дома.              С большим трудом им удаётся вывести его наружу.              С трудом и ядовитыми комментариями Эрики, которая уверена, будто весь дом пропах печалью разбитого сердца.              Майк не пытается узнать, что именно произошло между Лукасом и Макс. Ему не нужно знать. Ему нужно, чтобы всё было, как раньше. Пусть он и сопротивлялся тому, что Макс в Партии, теперь оказывается, что Партия без Макс — не то.              Он не скучает по ядовитым комментариям и осуждению с её стороны.              Он — плохой парень и не очень хороший друг. Иногда она находила его взгляды и поведение странными. Они не сказать, чтобы дружили. Так, пассивно ненавидели друг друга.              Жизнь без раздражающего присутствия Макс — не то.              Лукас не пытается делать вид, что может подружиться с Макс. Сделать вид, что между ними ничего не изменилось. Как бы Майк не мечтал о хотя бы видимости «как раньше», он не может требовать от друга лицемерия. Иногда он замечает, какими глазами Лукас провожает её.              Должно быть, Макс тоже чувствует эти взгляды, но ничего не делает.              Да и что можно сделать с тупой влюбленностью в человека, который не отвечает взаимностью?              От Эл часто приходят пухленькие письма.              Они разрабатывают собственный тайный шифр, и это — увлекательное занятие. Майк старается не думать, но наслаждается дружбой с Эл больше, чем отношениями, в которым ему чего-то не хватало, а чего-то было слишком много. Вроде липких поцелуев, которые казались прикольными, а потом стали надоедать.              Общаться с помощью шифра, на самом деле, смешного, Эл рассказывает о тренировках. О том, что много танцует, а после танцев не может порой пошевелиться. О том, что выучила много новых движений и с удовольствием их продемонстрирует при встрече.              Теперь она не пишет, что они встретятся на весенних каникулах.              Реабилитация Хоппера идёт не по плану, обследования и операции находят новые и новые проблемы. Сказывается близкое знакомство Хоппера с Изнанкой. Кто знает, чем он надышался за сутки в лабиринтах под Хоукинсом?              Майк ненавидит Изнанку.              Всё, что случилось с ним, с его друзьями, случилось из-за Изнанки. Из-за демогоргонов и двух версий Истязателя Разума. Иногда он ненавидит собственный город, чувствуя застывшую в воздухе опасность. Как будто победы прошлым летом недостаточно. Как будто что-то ещё не прекратило попыток вылезти наружу и всех перебить.              Счастливый голос Уилла в телефонной трубке скрашивает бесконечное ожидание Майка.              Уилл рассказывает о новой технике рисования, как подрабатывал летом в местном магазинчике мороженого, что купил на сэкономленные деньги мольберт и теперь рисует в свободное время.              Майк представляет друга за стойкой мороженого в костюме, похожем на тот матросский костюм, в который наряжался Стив, когда работал в молле.              Уилл наверняка не выглядел так нелепо.              От яркой картинки перехватывает горло, Майк с трудом возвращается к голосу Уилла, чтобы не потерять нить разговора, и сильнее сжимает трубку.              — Я скучаю, — говорит он против воли.              Уилл замолкает. Дышит.              — Я тоже, — отвечает таким голосом, что жар заливает лицо Майка до самой шеи.              Он должен быть рядом с Уиллом. Не ходить в тупую школу, не считать дни до обещанной Билли поездки. Смеяться с Уиллом над другими старшеклассниками, оставаться на ночевки…              Впрочем, нет.              Они уже не дети, чтобы оставаться на ночевки.              Майку почему-то становится плохо при мысли, что он останется в комнате Уилла на ночь. Как будто он никогда не делал этого прежде, как будто не может представить, что может произойти в закрытой комнате, а от неопределенности кружится голова.              — Билли обещал, что сможет привезти вас на каникулы, — говорит Уилл.              Чье дыхание сбивается на ненавистном имени первым?              И Макс, и Билли до сих пор остаются в жизни Майка.              Не в том количестве, как раньше, потому что Макс отстранилась от Партии, когда бросила Лукаса, а Билли ему вовсе не друг. Просто Билли много времени проводит со Стивом и Робин. А Майк не брезгует бесплатными кассетами из видеопроката. Да и Дастин не перерос детскую потребность в обществе Стива. Майк же ничего против Стива не имеет, тем более, теперь, когда Стив не лазает по водосточной трубе в комнату Нэнси.              — Вы… вы общаетесь? — тихо спрашивает Майк.              В глазах темнеет, как после удара под дых. Он думал, надеялся, мечтал, что общение Уилла с Билли (и его, Майка, ненависть к Билли) в прошлом.              Теперь она ядовитой змеёй сворачивается во внутренностях.              — Больше с Макс, — отвечает Уилл прежним тоном. — Теперь, когда Нил свалил после случая с Хоппером, им живется легче.              В старшей школе у Майка есть две отдушины.              В одной он признался давно и с удовольствием: «Клуб Адского пламени» с Эдди во главе. Хотя… он считал себя предателем, потому в прошлом году отказывался играть в D&D с Уиллом, а теперь, став старше, играет в другой компании. Уилл, как ни странно, отнесся к новости более, чем хорошо. «Потому что это — старшая школа, каждый выживает, как умеет». Теперь он мечтает познакомиться с Эдди, да и Эдди, устав порядком от рассказов Майка об Уилле Мудром, не пропустит этого знаменательного события.              Во второй отдушине признаваться сложнее.              Майк делает вид, что её не существует.              Что встречи с Макс за стадионом, когда они выкуривают по сигарете, соблюдая распорядок, когда чьи сигареты курят, ничего не значат.              Они молчат.              Сигаретный дым оседает внутри, успокаивая нервную дрожь, заставляя смириться с очередным бесполезно проведенным в школе днём.              Майк не говорит Уиллу, что начал курить. Он не уверен, что Уилл поощряет вредные привычки, он боится, что от него будет пахнуть сигаретами при встрече, что Уилл сморщит нос или отстранится…              Он целую жизнь не видел Уилла, а попросить фотографию почему-то стесняется. Ему все равно, как выглядит Эл, он уверен, что та стала красавицей, чем-то похожей на Джойс. Но Уилл…              Майк рассказывает, что Эдди учит его играть на гитаре. Что у него пока не получается, но в голосе Уилла так много восторга, что теплеет в груди. Уилл хочет послушать, как играет Майк, и лицо заливает краской: Майк не только играет, но и подумывает петь. На листах, вырванных из школьных тетрадей, так много ползущих строк, похожих на тексты песен, а в них — столько затаенной боли, в которой Майк не готов признаваться…              Если ради встречи с Уиллом, пусть на мгновение, пусть с разбитым в крошево чувством стабильности, Майку нужно будет общаться с проклятым Билли…              — Я приеду. Если Билли не передумает, я обязательно приеду, Уилл.              От выдоха на другом конце телефонного провода за спиной буквально вырастают крылья.              После звонка на листах бумаги Майк записывает ещё одну строчку, и та не так плоха, чтобы он чувствовал стыд.