Причины ненавидеть Билли Харгроува

      Сложно сказать, нервничает ли Уилл так, как Майк.              Тело никак не хочет стоять ровно, дергается, как под электричеством, и каждый шаг, который спокойно делает Уилл, заставляет Майка бояться до потери сознания.              Что Билли сказал Уиллу? Почему он так скалился? Почему подмигнул Майку? Что Майк может сказать Уиллу, если может сказать только «пожалуйста, не уезжай»?              — Ты в порядке? — спрашивает Уилл.       — Нет, не в порядке, — честно отвечает Майк. — Мои друзья уезжают черт знает куда.       — Это до весенних каникул. Уверен, Эл тебе это тысячу раз сказала.              Как будто это могло успокоить Майка хоть немного! До весенних каникул целая вечность! Которую необходимо будет пережить без Уилла. И без Эл. Мучаясь ожиданием, что они найдут на новом месте новых друзей и новые впечатления, в то время как Майк будет страдать.              Впервые он решается сказать об этом Уиллу прямо.              Были когда-то времена, когда он мог сказать Уиллу всё, что угодно.              — Не представляю этот город без Эл. И без тебя.       — Здесь будут Дастин, Лукас и Макс. Возможно, ты не заметишь разницы.       — Это вряд ли. Ты еще здесь, а мы как будто не общались годами.              От вырвавшегося против воли признания внутри немеют разом внутренности. И это не от обиды. Майк на это надеется.              Он будто признаётся в чём-то страшном, что причиняет тупую боль, вроде кислоты, растворяющей внутренности. От кислоты не получится избавиться — она внутри, разносится по венам с кровью, отравляет.              Об этом нужно сказать. Прямо сейчас. Пока Уилл здесь. Пока смотрит непонятно с какими чувствами. Еще несколько мгновений, он разочаруется в Майке окончательно, сядет в машину и уедет в неведомую прекрасную жизнь, чтобы никогда не вспоминать о жалком человеке, бывшим ему… лучшим другом.              Майк не знает, почему прежде воодушевляющий статус «лучший друг» оседает на языке горечью.              — Х-хоукинс никогда не будет прежним. Без тебя.              Уилл сглатывает.              Как давно Майк не видел настолько яркими его глаза?              — Я скоро вернусь. Это только до весенних каникул.              Впервые в его голосе появляется сожаление. Майку бы почувствовать себя лучше — Уилл сожалеет, что уезжает. Но Майк чувствует себя ещё более несчастным. Уилл страдает. Что может быть хуже его страданий?              Потребность сделать всё, чтобы Уиллу стало лучше, — вот что перекрывает для Майка прочее. Заслоняет непонимание, как он сам будет справляться, ненависть к Билли Харгроуву, нежелание перемен.              Он удерживается и не касается Уилла, хотя очень, очень этого хочет, даже перехватывает свою руку, чтобы не сделать чего-то непоправимого, и, чтобы отвлечься, начинает тараторить:              — Мы же сможем говорить по телефону? Или писать друг другу письма? Уверен, Дастин позволит пользоваться его вышкой, если будут проблемы со связью. К тому же, Индианаполис совсем рядом, мы сможем приезжать друг к другу… или… к тебе может приезжать кто-то, кроме меня… лучше меня…              Чистенькая синяя камаро появляется в голове сама собой. Вместе с раздражающе притягательным (ну, так говорят) мерзким (так думает Майк) владельцем.              В конце концов, они так давно не общались с Уиллом… может, он захочет видеть в своей новой жизни рядом кого-то другого? Кого-то, кроме Майка?              От мысли хочется умереть. Вернуться домой, забиться в тёмный угол, закрыть глаза и погрузиться в сон без сновидений.              Но, если этот кто-то будет делать Уилла счастливым…              — Никого нет лучше тебя, — тихо говорит Уилл и краснеет.              Сгущающаяся вокруг тьма уползает прочь. Майк краснеет тоже, но не может сдержать улыбки; от неё буквально сводит скулы, но удержаться — невозможно.              Он всё-таки берет Уилла за руку.              Лишь мельком ужаснувшись, что, кажется, от перенапряжения вспотел, что пальцы дрожат, что тело дрожит…              Уилл не отстраняется. Сжимает пальцы крепче.              И кажется таким правильным его обнять. Уже заметно подросшего, но всё ещё ниже ростом. Приятно пахнущего.              Похожего на дом больше настоящего дома.              — Вы расстаетесь не на всю жизнь, — кричит Макс.              Объятия, бывшие отличным решением, оборачиваются страшнейшей пыткой, потому что их приходится разорвать. Вместе с теплом и запахом Уилла Майка оставляет что-то жизненно-важное.              Он задыхается.              Он уверен, что вместе с Уиллом оторвал от себя кусок собственной плоти.              Он ненавидит Макс.              Она смотрит с сочувствием, но он всё равно её ненавидит.              И Хоппера, из-за сердечного приступа и осложнений со здоровьем которого Уилл уезжает.              И Джойс, которая влюблена в Хоппера и которого не может оставить.              И Билли Харгроува, за которого вступился Хоппер.              И Нила Харгроува, который сломал сыну ребро и вынудил за него вступиться Хоппера.              И весь чёртов мир, в котором объятия с лучшим другом кажутся неприемлемыми. Объятия, которых недостаточно, чтобы Майк мог дышать.              — Это только до весенних каникул! — продолжает твердить Макс, когда машина с семейством Байерс трогается в путь. У неё на глазах — слёзы, которые она яростно стирает.              Заднее сидение забито вещами, Эл теснится на самом краю и высовывается наружу, машет рукой. Тоже плачет.              Они все, кажется, плачут. Все, кроме Билли Харгроува, который прилип к машине и смотрит больше в сторону, морщась от боли из-за ребра.              Майк ненавидит Билли Харгроува.              Даже когда тот предлагает всем нытикам прокатиться и развеять печаль. Он соглашается, скрипя зубами, потому что Билли нагоняет машину Байерсов и дарит несколько миль до выезда из города, и синяя камаро, забитая подростками, улюлюкает и раздает Байерсам и Эл огромное множество нереалистичных обещаний.              — Ну, всё, — ворчит Билли. — Мне теперь машину после вас сушить от потока слёз.              Майк чувствует летний ветер и смотрит на удаляющуюся машину Джонатана.              Как он сможет пережить вечность до весенних каникул, не тронувшись умом?              Он пока не знает даже, как пережить время до первого звонка Уилла из Индианаполиса, чтобы узнать его новый номер и адрес, по которому станет писать письма.              — Господи, Уилер, бери пример со своей сестры, — хмыкает Билли, но не зло. — Или рыдай, пока никто не видит.              И сам отворачивается к окну, делая вид, что не видит.              Майк всё равно его ненавидит — как главную причину своих бед.