Спроси меня

      Сент-Клер, середина 20-х.       Катрин всегда говорили, что одной из главных её наивреднейших черт является почти ослиное упрямство. Особенно за это её распекала мама, всегда надеявшаяся, что её старшая дочь первой подарит ей внуков. Только отец весело посмеивался в усы, точно зная, откуда это упорство — произведение двух совершенно невероятных упрямцев.       Сама же она считала это качество одним из лучших. В конце концов, оно помогало преодолевать ей многие трудности.       Но сколь бы Катрин ни была упряма, порой ей приходилось уступать напору других. Так, когда Ланна потащила её на танцы, она не смогла отказать подруге, хотя и терпеть это не могла. Её вскоре ожидал экзамен, к которому она хотела начать готовиться заранее, но, судя по всему, данный план был обречён.       — Я слышала, что сегодня здесь будут американцы, — зашептала Ланна ей на ухо, цепляясь за локоть, пока они шли в сторону небольшого здания.       — И что им тут делать? — скептически поинтересовалась Катрин, с улыбкой глядя на подругу.       — Американцы в Сент-Клер?       — Это туристы! Ты разве не слышала, сколько сейчас американских солдат в Европе? — закатила глаза Ланна, а затем указала пальцем на небольшую группу людей в форме, которые вышли из тени арки железнодорожного вокзала и, весело гогоча, двинулись по улице к площади, где как раз разливались волны джаза. — Лучше посмотри внимательно. Кажется, это они! Так, а вон тот нечего, и тот симпатичный... Пойдём, познакомимся!       — Ланна, мне надо идти. Чёрт с ним с экзаменом, но мне надо будет помочь отцу в ресторане, я...       — Ну уж нет, мадмуазель! — Ланна грозно взглянула на подругу, и её лоб от этого стал страшно бугристым. — Мы идём приглашать этих парней на белый танец, и только попробуй мне всё испортить.       Как можно было спорить с этой упрямой женщиной? С ней бы никто не осмелился поспорить в моменты, когда Ланна сурово хмурила брови. В такие моменты в ней просыпалась особая внутренняя сила. С которой мог тягаться только безумец. Или Катрин. Но не сегодня.       Включив всё своё очарование и быстренько проверив в небольшом карманном зеркальце, что не смазалась помада и не выбилась предательница-прядка из холодной волны волос, Ланна пошла брать отряд молодых солдат на абордаж.       — Здравствуйте-здравствуйте! Какими судьбами в наших краях? — широко улыбнулась она, привлекая внимание и завязывая разговор.       Катрин тихо фыркнула — так этот «метод знакомства» был забавен после их диалога. И всё же, он был весьма успешен. Какой-то белобрысый солдатик был явно весьма очарован молодой француженкой, лихо подхватил разговор, и уже скоро их парочка ловко закружилась в танце по брусчатке. Катрин порадовалась, что её номинальное присутствие за спиной девушки более не имело смысла, и всерьёз собралась ловко ускользнуть прочь.       — А вы? Не любите танцевать? — внезапно обратился к ней один из американцев.       Он был старше. Уже не простой солдат, а лейтенант, если судить по нашивкам на форме. Очевидно, главный в этой группе, внимательным взглядом невольно следящий за людьми в подчинении. И при этом он сохранял на лице совершенно очаровательную улыбку, наверняка успевшую разбить немало сердец. Глядя в черные глаза незнакомца, Катрин высоко задрала подбородок.       — Отчего же. Люблю. Но навязываться и напрашиваться не люблю.       Американец улыбнулся чуть шире, отчего у него на щеках заплясали очаровательные ямочки.       — Значит, вы гордая женщина?       — Что если и так? Будете говорить, что это плохое качество для женщины? — Катрин приготовилась словесно обороняться, сложив руки на груди.       — Нет. Моя мать была гордой женщиной, так что это было бы просто несправедливо, — спокойно сказал молодой человек, а затем протянул руку. — И всё же, может быть, согласитесь на танец?       Что же, возможно, она могла бы начать подготовку чуть позже. И она осторожно ухватилась за локоть.

***

      — Ох, Том был чрезвычайно мил! Представляешь, он пригласил меня в кино завтра. Он, кстати, молодой пилот. Как я поняла, их команда набирается опыта здесь, во Франции, проходит обучение. Когда они вернутся в Штаты, вероятно, их назначат управлять бомбардировщиком. Он так восхищенно отзывался об их лейтенанте — представляешь, он индеец навахо! Только это секрет. Хотела бы я на него посмотреть…       Ланна болтала без умолку, когда они медленно возвращались домой. А Катрин невольно отмечала, как странно получилось — с молодым кавалером они провели несколько часов, обсуждая самые разные вещи, и при этом даже не узнали имён друг друга. Понимая, что это, возможно, первая и последняя их встреча.       Она восхищалась Данте, он с усмешкой цитировал О. Генри, она говорила об учёбе, он рассуждал об ответственности службы. Она, возможно, была чересчур эмоциональной, он сохранял спокойную полуулыбку, даже рассказывая о грустном. Они не были похожи, и всё же отлично дополняли друг друга.       — Ты меня совершенно не слушаешь! — обиженно протянула Ланна, заметив, что подруга молчит уже продолжительное время. — Знаешь, Катрин, порой мне кажется, что ты совершенно не умеешь веселиться. Ты слишком серьёзная. Что вообще должно произойти, чтобы ты начала улыбаться и кокетничать? Даже с тем симпатичным американцем ты сегодня была такой строгой. А ведь он явно старался!       — Я предпочитаю быть честной. Это лучше, чем притворство и глупый смех.       — Ну и дура! Рано или поздно ты поймешь, что без этого никак, — фыркнула Ланна. А Катрин лишь поджала губы.       Она была уверена, что этого с ней никогда не произойдёт.