Пошаговая инструкция «Как Стать Телезвездой»

На столе в одном из неиспользуемых кабинетов, ныне отпертом украденными прямо из-под носа Куникиды ключами, хаотично валялись рапорты, сводки портового трафика и досье на особо подозрительных личностей. Рампо, быстро пролиставший всё это сборище информации, теперь лениво раскачивался на стуле, закинув ноги выше головы и пялясь в потолок. Взгляд его зелёных глаз был задумчивым и отстранённым, но Дазай готов был поспорить, что голову великого детектива занимала отнюдь не разгадка попавшегося им заговора. Честности ради, загадки тут никакой и не было. Обрывки с камер видеонаблюдения, запутанные отчёты по грузам и на первый взгляд никак между собой не связанные беспорядки на территории Портовой Мафии быстро сложились в цельную картинку, и Дазаю оставалось лишь недовольно хмуриться, сокрушаясь о том, что раньше фокус внимания был талантливо смещён на другие события. Некие кустарные стратеги, выдумавшие весь этот скандал, точно знали, что делали, раз первое время все и правда верили в то, что обвинение в сторону Ацуши выросло из обиды главы приюта. О том, что самого Накаджиму при виде прощального подарка хватил удар, и о том, что его тушку быстренько оттранспортировали в ближайшую подпольную больницу, находившуюся прямо на территории штаб-квартиры Мафии, Осаму предпочёл пока молчать. Люди в Агентстве и так были порядком вымучены вынужденным взаимодействием с преступной организацией, и потому теперь новость о том, что Ацуши снова угодил им под крыло, могла вызвать лишнее волнение. Как-то разбираться с чужими всплесками эмоций Дазаю до ужаса не хотелось, а глубокая, сквозящая отвращением досада на лице Фукудзавы вызывала в Осаму что-то, напоминающее чувство вины. Потому о внезапной госпитализации Накаджимы знал лишь Рампо, слёту догадавшийся обо всём сам и лишь недовольно покачавший головой. И нет, не подумайте, что Осаму был безответственным взрослым. Он по-честному наказал людям Акутагавы уведомить его о том, когда Ацуши придёт в себя и засобирается на выход, но в глубине души он отлично понимал, что зашуганные мафиозные шестёрки не станут его вызванивать. Волноваться за Накаджиму всё равно было бессмысленно: теперь у Мафии нарисовался враг на стороне, и как-то притеснять мальчишку не представляло для организации особого интереса. — Итак, что мы имеем. — начал Дазай, понимая, что беседу придётся форсировать самостоятельно, иначе Эдогава просто так и уснёт, носом и пятками кверху. — Преступная организация, которую, скорее всего, вытеснили из Токио, перебралась в Йокогаму, планируя себе жизнь с чистого листа. Но тут нежданно-негаданно оказалось, что весь порт уже занят Мафией, и потому несчастные бандиты присосались к неофициальным узлам, пуская по городу детей-курьеров и лелея влажные мечты о том, как в один прекрасный день займут насиженное место. Справки были наведены, наша связь быстро выплыла на поверхность, а тут ещё так удачно Ацуши-кун, наследивший в одном из подконтрольных им приютов, попал прямиком в наше Агентство. Отвлекая внимание на его дело, организация принялась по-мелкому гадить Мафии, прощупывая почву, а теперь готовит удар помощнее, чтобы окончательно утвердиться на ключевых территориях. Осаму выдохнул, прикрывая глаза. Давненько он так много не говорил, кажется, ещё с самой мафиозной поры, когда Огай заставлял его цирковой обезьянкой скакать на собраниях, делая какие-то там доклады. Правда, даже тогда он довольно быстро ушёл в сопротивление, принимаясь гордо игнорировать вообще любые брифинги и изрядно беся этим несчастного Мори. — Это всё ясно, как день. — скучающе протянул Рампо, наконец поднимая голову и глядя на коллегу. — Но Агентству какое до этого дело? Ацуши спасён, его репутации ничего не угрожает, остальное же является проблемами Портовой Мафии. Не забывай, что Фукудзава-доно уже многие годы старается ради того, чтобы ВДА как можно меньше зависело от этих цепных псов. — Мафия оказала нам услугу, и мы должны её вернуть. — покачал головой Дазай, опираясь бедром о стол. — Прости, забыл про эти ваши мафиозные замашки а-ля «брат за брата, око за око». — фыркнул Эдогава, сдувая упавшую на глаза чёлку. — Дело Накаджимы обернулось для нас рядом проблем, но он был членом ВДА. Вмешательство в чужие преступные разборки звучит ещё более сомнительной идеей. — Дело Ацуши-куна в итоге завершилось благополучно как раз-таки благодаря вмешательству Мафии. — напомнил Дазай, слегка морщась. Он испытывал необъяснимое раздражение из-за того, что теперь ему приходилось едва ли не защищать организацию, которую он намеревался открыто недолюбливать. — Это замечательно, но я предпочту подождать, пока они сами не приползут за помощью. Тем более, Дазай-сан, давай будем честны: мы маленькая телевизионная конторка, а они огромная преступная организация, покрывающая почти весь город. Лев не побежит к котёнку за защитой. — Рампо качнулся, и ножки стула с противным скрипом проехались по паркету. — Эти бандиты могут опубликовать компромат, подтверждающий нашу связь с Мафией. От этого будет сложнее отмыться, особенно учитывая недавнюю историю Ацуши и то, что сама Мафия будет в этот момент занята подавлением мелких мятежей. — заметил Осаму, скрестив руки на груди и переводя взгляд на прикрытое жалюзи окно, сквозь которое в помещение проникал слабый вечерний свет. — Не опубликуют. — уверенно отмахнулся Эдогава, наконец слезая со стула. — Сейчас все Йокогамские СМИ стоят на ушах, понимая, что в ближайшее время лучше не лезть в подобные скандалы, иначе рука Портовой Мафии дотянется и до них. — Хорошо. Тогда я сам возьмусь за это дело. — обречённо подытожил Дазай, роняя руки по швам. Он и сам до конца не понимал, что им двигало: с обычного Осаму сталось бы последовать примеру коллеги, махнув рукой на проблемы Портовой Мафии, спокойненько наблюдая за всем со стороны. Но неуместный трепет, с недавних пор проснувшийся в груди и свидетельствующий то ли о какой-то болезни, то ли о глупых чувствах, понуждал Дазая помочь так же, как помогли им. — Просто напиши кратенькую выжимку и накинь на карту метки предполагаемых квартир, баз и хранилищ этих ребят. — Рампо пожал плечами, направляясь к выходу. — Дальше они уже как-нибудь сами. Вынырнув за дверь, Эдогава оставил Осаму наедине с разбросанными бумажками и незапертым кабинетом. Вздохнув, Дазай принялся нехотя прибираться, понимая, что, если Куникида застанет его здесь, ему не миновать очередной выволочки и сверхурочной работы в качестве наказания. Документы он пока что убрал в свой шкафчик, там же хранился и открытый подарок директора приюта, который мафиози быстро описали и вручили ему на сохранение. Надо будет при встрече вернуть злополучную шкатулку Ацуши — пускай реакция юноши и была подчёркнуто негативной, вещь всё-таки теперь принадлежала ему. При упоминании солнышка явился и сам лучик, потирая уставшее лицо и тут же устремляясь к Осаму, выглядя при этом в точности как побитый котёнок. — Здорово ты всех напугал, когда рухнул там прямо посреди комнаты, Ацуши-кун. Давно не видел Акутагаву таким… дезориентированным. — хихикнул Осаму, потрепав и без того всклокоченную макушку. — Ах, это… — промямлил Накаджима. — Извините, перенервничал. — Прекращай за всё извиняться. — Дазай попытался состроить на лице грозное выражение, но, судя по мягкой ответной улыбке, у него плохо получилось. — Ну что, как отлежался? — Нормально, наверное… — задумчиво ответил Ацуши, опуская взгляд и слегка пожевывая губу. — Больше не будешь в обмороки падать? — Не буду! — юноша энергично помотал головой и тут же приглушённо ойкнул, слегка шатаясь и явно видя перед глазами мушки и разноцветные круги. — Придётся соблюдать диету Йосано-сан. Дазай-сан, можно у вас кое-что спросить? — Конечно. — улыбнулся Осаму, внутренне слегка напрягаясь. Накаджима выглядел несколько потерянным, и ему хотелось надеяться, что это было только из-за обморока. — В больнице… Ну, в общем, в палате, я не знаю, было ли это больницей… — спутанно начал юноша. — Там был такой странный мужчина… — Продолжай. — Дазай не переставал безмятежно улыбаться, внутренне догадываясь, к чему шло дело. — Он про вас спрашивал… и про меня спрашивал. Причём так, ну, необычно. Вроде даже и не пытался ничего выведать, просто будто бы интересовался. Но у меня всё равно такое чувство, что я сказал лишнее. — расстроенно признался Накаджима, тихонько вздохнув. — А как он выглядел? — уточнил Дазай, сцепляя руки за спиной и перекатываясь с носка на пятку. — Волосы тёмные, глаза будто бы красным отливали, в деловом костюме. А, ещё с ним был ребёнок: девочка с длинными волосами и в платье. — объяснил Ацуши, заглядывая Дазаю в лицо, будто бы ища там узнавание. — О чем конкретно он с тобой говорил? — Осаму свёл брови к переносице, надеясь, что его бывший босс не сильно давил на и так измученного Ацуши, а юноша сразу же вытянулся под его посерьёзневшим взглядом. — Ну, он спросил меня про тех торговцев в приюте, про то, как мы с вами ладим, про то, что я чувствую по поводу смерти директора… — принялся перечислять Накаджима, хмурясь и вспоминая. — Вот как. — оборвал его Дазай, слабо кивнув. — Старые-добрые задушевные разговоры. Мори Огай тяготел к подобным беседам, но вся загвоздка заключалась в том, что неподготовленный к подобным допросам человек никогда бы не догадался, вёлся ли разговор на потеху боссу, старался ли он что-то вызнать или же плёл свои манипуляции, забираясь собеседнику в душу. Маленький Дазай часто ловился, но с годами ему пришло понимание Огаевских замыслов, и потому в подобных беседах он стал занимать оборонительную позицию, отмалчиваясь или язвя в ответ. Немудрено, что нежный и в чём-то даже наивный Ацуши выдал всё как на духу. — А кто это был? — осторожно поинтересовался Накаджима, наблюдая за сменяющимися на его лице эмоциями. — Мори Огай, босс Портовой Мафии. — коротко ухмыльнулся Осаму, наслаждаясь чужим шоком. Ацуши затих и замер, уставившись в пустоту, и лишь беззвучно открывал и закрывал рот. — Кстати, эта девочка, Элис, является его приёмной дочерью. Именно она нарисовала тот рисунок, который мы получили на Новый Год. — Что?.. Это был рисунок от дочери босса Мафии?.. Да почему он вообще со мной заговорил? — спросил юноша слабым голосом, уставившись на Дазая так, будто он хранил в себе все тайны мироздания. — Он любит поприставать к людям, чтобы разлечься и «заземлиться». — пожал плечами Осаму, разворачиваясь и принимаясь заново отпирать свой шкафчик. — К тому же Мори наверняка было интересно взглянуть, кому Мафия так кропотливо помогала. — Ясненько. — нервно протянул Ацуши, почти сразу же принимаясь хлопать себя по карманам. Спустя пару мгновений на его ладони оказалась маленькая чёрная карточка с вытесненными на ней «М.О.», которую он протянул Дазаю так, будто бы картонка могла внезапно укусить. — Босс Мафии дал мне это на случай, если я… нууу, если я решусь начать что-то типа карьеры плохого парня. — Как интересно! — воскликнул Осаму, пропуская чужие слова мимо ушей и цапая визитку, крутя её перед лицом и довольно улыбаясь. Личная визитная карточка Мори Огая была ключом ко всем дверям, если так можно было выразиться. Её выдавали важным информаторам и низшим чинам, которых по какой-то причине нужно было выдернуть в кабинет боссу. Завидев эту карточку, охранники понятливо расступались, допуская посетителя сначала до территории порта, а затем уж и до заветного восьмидесятого этажа. Дазаю карточка стопроцентно могла пригодиться. — Думаю, тебе она не нужна. Ты же не собираешься стать злодеем? — елейно улыбнулся Осаму, пряча визитку во внутренний карман и доставая из шкафчика свёрток. — Кстати, ты так и не ознакомился с тем, что же тебе передал директор. Хочешь посмотреть? — Спасибо, Дазай-сан… — растерянно пробормотал Накаджима, принимая из чужих рук коробку и пряча взгляд. — Оставлю тебя с этим наедине. — криво усмехнулся Дазай, напоследок потрепав притихшего юношу по голове, забрав-таки документы и выйдя из помещения. Наверное, ему следовало бы сейчас остаться с Ацуши, посадить его рядом с собой и хорошенько всё обсудить, чтобы помочь ему поскорее почувствовать землю под ногами. Но проблема крылась в абсолютном Дазаевском неумении говорить по душам и оказывать поддержку. Чужих эмоций он страшился, свои понимал только если сильно повезёт. Да и нельзя было терять время: сейчас требовалось собрать все свои догадки и наблюдения в более-менее приличный рапорт, оставить его Фукудзаве, а копию занести в Мафию, тем более, теперь у Дазая был такой замечательный шанс заняться этим лично. Накидав нечто вразумительное, более напоминавшее собой список мест, имён и фактов, нежели чем стройный текст, Осаму распечатал на кашляющем принтере с уже несколько недель как заканчивающимися чернилами сразу несколько копий. Один документ он подкинул на архивную полку Куникиде, оставив записку с просьбой передать бумажку в кабинет директору, пока сам Осаму отсутствует, а второй экземпляр он сунул в папку с документами, ранее переданными отрядом Акутагавы, и спешно покинул Агентство.

***

Спрятавшись в каком-то узеньком помещении без окон, больше напоминавшем неиспользующийся чулан, Ацуши сел прямо на пол, ставя коробочку себе на колени. Она была уже открыта: замок повредился при падении и теперь не закрывался, болтаясь на крышке бесполезной железкой. Мысль о том, что её содержимое уже успели вывернуть и описать, неприятно царапала, и облегчение приносило лишь то, что всё это делалось под надзором Акутагавы. Пускай их отношения и сложились прескверно, Накаджима уже не мог считать Рюноскэ чужим человеком. Слегка дрожащими руками Ацуши подцепил содержимое: это оказалась старая и потрёпанная книга с выцветшей обложкой. Нарисованный на ней пушистый кот с довольной мордочкой поплыл, а позолота с вытесненных иероглифов почти слезла, но даже так, проведя рукой по шероховатой и тёплой поверхности, Накаджима мог воскресить в своей памяти название. «Сказка про кота, который жил миллион раз». Пока все дети, не имевшие особых проблем с успеваемостью, учили традиционные сказки и стихи хокку, важно расхаживая по коридорам и громко декламируя их, хорохорясь друг перед дружкой, Ацуши постоянно запинался и сбивался, не в силах сосредоточиться на тексте дольше пары минут, и директора это жутко злило. Поэтому он притащил на одну из их встреч эту книжку, которая неожиданно запала маленькому Накаджиме в душу. Он повторял каждую строчку раз по десять, искренне расстраиваясь за бедного котика, который, живя свою беззаботную, вольную и по-волшебному долгую жизнь, однажды влюбился и остался подле той, кому отведён был до-обидного короткий земной срок. Примерно с этой книги и начался его постепенный рост; читая её, восьмилетний Ацуши наивно полагал, что директор увидит, что он старается, и сменит наконец гнев на милость. Под детской книжкой лежал томик «Записок о горной луне». Тонкая, глубокая и немного печальная поэзия, вращающаяся вокруг мифологии и человеческого порока, была последним, что юноша прочитал в приюте. После этого состоялись стычка, убийство и побег, и уже сейчас, всё пережив, Накаджима с непонятным щемящим чувством вспоминал, как сидел с этим сборником в их комнате на десять кроватей, вчитываясь в плывущие от усталости перед глазами иероглифы. Присмотревшись, Ацуши заметил, что страницы странно топорщились, будто между ними было что-то вставлено. И правда: рассказ «Зверь Лунного Света», который Накаджима даже порывался заучить, был заложен открыткой с потрепавшимися картонными углами. Такую можно было купить практически в каждом киоске: напечатанные на глянцевой поверхности виды ночного города со светящимися мостом и небоскрёбами не цепляли взгляд. Задержав дыхание, Ацуши заглянул внутрь. «Дорогой Ацуши-кун.» — синяя шариковая ручка слабо блестела фиолетовым в свете потолочной лампы, а почерк скакал из стороны в сторону, будто директор волновался, пока писал. «Я уж и не знаю, в праве ли я теперь к тебе так обращаться. Наши отношения всегда складывались очень сложно, и вина здесь исключительно моя. Хочу лишь донести до тебя то, что не осмеливался сказать в лицо все эти годы: ни в тот день, когда я впервые пригласил тебя к себе, ни в любой из последующих, мной не руководило желание сделать тебе больно. Этот мир до обидного жесток, Ацуши-кун, но лишь в такой жестокости рождаются талант и благодетель. В тебе есть то, чего нет ни в остальных детях, ни во мне. Это внутренний свет, Ацуши-кун, и потрясающая воля к жизни. Через что бы ты ни прошёл, твоё сердце сохранит способность любить, и я верю, что мир полюбит тебя в ответ.» Ацуши на секунду отвернулся, вперившись застекленевшим взглядом в стену напротив. Его сердце глухо билось, разгоняя горькую боль по всему телу, а в носу мерзко пощипывало. Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, Накакджима вернулся к чтению. «Пускай я и пытался оградить тебя от той грязи, которая пропитала приют, я всё равно рад, что ты сбежал. Странна даже сама формулировка, но я знаю, что ты сейчас в безопасности. Мне было мерзко идти на поводу у тех, кто заставил меня опубликовать подробности твоего побега, Ацуши-кун, но от моих решений зависит сохранность более чем сотни детей, и здесь у меня нет возможности самоуправства. Я пока не знаю, чем всё закончится, знаю лишь, что готовится некий репортаж, призванный очистить твоё имя. И я намерен пустить журналистов в приют, намерен позволить им вытащить всю грязь наружу, если это сможет помочь делу и загладить хотя бы сотую долю моей вины. Совершив слишком много ошибок, я иду на первое, последнее и единственное сопротивление нашим «покровителям», и готов к тому, что оно за собой повлечёт. Я заклинаю тебя ни за что не вмешиваться, оставаясь в стороне, ибо опасность так велика, а ты ещё слишком юн и оттого неопытен. Когда ты это читаешь, меня, скорее всего, уже нет в живых, так что знай, Ацуши-кун, что я всегда тобой гордился и буду гордиться. Прощай.» Дрожащими пальцами прижав открытку к груди, Накаджима согнулся, ткнувшись лбом в острые коленки, и тихо завыл. В его груди вились отчаяние, горькая обида, разочарование и ещё что-то трепещущее, ещё слишком слабое, но с каждым мгновением разгорающееся всё ярче. Подобно священному огню, оно несло в себе боль и очищение, и потому Ацуши совсем скоро сдался, позволяя себе даже не расплакаться — разреветься. Окружающий мир будто бы перестал существовать, перестал существовать и сам Накаджима Ацуши, его мысли остановили свой бесконечный поток, а чувства, затянувшиеся в узел перед грядущим плачем, вспыхнули и растворились. Остались лишь горячие раскрасневшиеся щеки да стекающие по ним солёные слезы. Так прошло неизвестно сколько минут, и лишь по истечении этого времени Ацуши наконец смог разогнуться и сделать глоток застоявшегося воздуха. Поморщившись, он с трудом поднялся, опираясь рукой о стену и чувствуя покалывающую боль по всему телу. Пока он вставал, коробка упала с его колен, звонко ударившись о пол, и юноша тотчас снова рухнул на колени, торопливо собирая разлетевшееся содержимое. Прижимая свою ношу к груди так, будто она была драгоценностью, он, низко опустив голову, доковылял до ближайшего туалета и сунул руки под холодную воду, расплескивая её себе на лицо. Оно некрасиво опухло, глаза раскраснелись, а волосы растрепались пуще прежнего, придавая измученному Накаджиме вид огородного пугала. Кое-как приведя себя в порядок, юноша добрался до своего шкафчика, пряча там книги до поры до времени, и направился прямиком в архив. За последние несколько минут мысли его пришли в привычное русло, а в голове появилось чёткое понимание: пускай директор и попросил его не вмешиваться, он был просто обязан. Слишком долго он бездействовал, позволяя окружающим решать его проблемы, но теперь ему надоело, и Накаджима готов был ринуться в бой. Тем более, ему хотелось понять, кто же стоял за смертью директора, как бы противоречиво он не относился к своему бывшему воспитателю. Нужная бумага нашлась очень быстро: её украшал броский жёлтенький стикер в форме уточки, на которым красным маркером было подписано «Куникидушка, отнеси меня директору :)». Тихо хмыкнув, Ацуши даже не стал трогать документ, лишь быстро и воровато сфотографировал его на свой телефон, приближая получившиеся фотографии и удостоверяясь в том, что написанное было чётко видно. Выкравшись из архива так, будто он то ли только что совершил, то ли собирался совершить преступление, Ацуши поспешил покинуть здание Агентства. Дазай куда-то надолго ушёл, явно пребывая в приподнятом настроении, и раз его наставник отвлёкся, то провернуть задуманное становилось в разы легче. Но для начала нужно было зайти домой и по заветам Йосано-сан хорошенько подкрепиться — Накаджиме требовались силы.