***
Экспертиза прошла как в тумане, так что Ацуши просто позволял врачам выполнять их работу. Задания в нейропсихологическом тестировании, где нужно было запоминать какую-то дрянь, а потом повторять, объяснять слова, воспроизводить числовые последовательности и рисовать часы, заставляли юношу тихо раздражаться, но он всё равно чётко следовал врачебным инструкциям, ошибаясь лишь изредка — и то в силу усталости и разбитости. Дальше он получил направление на КТ и МРТ, внутренне удивившись, что это вообще было нужно, но послушно забрал все бумажки и последовал за своим адвокатом, высоким тонким мужчиной в круглых очках, успевшим договориться со врачами о том, что копия результатов тестирования первым делом попадёт именно к нему в руки. Неприметная машина быстро довезла их до нужной больницы, и Накаджима, натянув маску на лицо, выбрался из салона вслед за своим представителем. Людей в светлых и просторных коридорах было немного, и на них почти никто не смотрел, так что Ацуши мог спокойно выдохнуть, радуясь, что ему не приходится снова становиться объектом всеобщего внимания. Там же в больнице какие-то люди в халатах внимательно осмотрели его руки с уже давно сошедшими синяками и сняли едва заметные шрамы от игл на тонкой бледной коже, тотчас занося изображения в какую-то онлайн-базу. Когда из больницы его повезли не к Акутагаве, а в какую-то другую квартирку, совсем небольшую, но вполне уютную, Ацуши ничего не почувствовал. Его жизнь в квартире мафиози после того злосчастного разговора свелась к безликому существованию, потому, наверное, юноша ничего не потерял. Тем же вечером человек в строгом костюме наконец доставил ему часть его вещей, уведомив, что Агентство расторгло контракт с общежитием, в котором Накаджима жил до этого, начиная тайно подыскивать ему новое жильё. Со своими товарищами он не созванивался, таская за собой выключенный телефон мёртвым грузом и не рискуя пользоваться местным стационарным: раз квартира принадлежала Мафии, то, наверное, звонки по этой линии отслеживались. Накаджиме не хотелось, чтобы какой-нибудь работник сидел и подслушивал, как он говорит с Куникидой, Йосано или Дазаем. Из той папки, которую ему таким варварским способом вручил Рюноскэ, Ацуши узнал, что в следствии наметился серьёзный поворот, из-за чего и расследование, и судебный процесс сильно затягивались, оставляя всех в подвешенном состоянии. Накаджиму теперь никто не трогал, и он погрузился в тягучую кататонию, отдаляясь от реальности и постепенно утопая в своём сознании. Он потерял аппетит и почти не ел и не спал, — скорее забывался дрёмой, переставая себя осознавать на пару часов, — и мало двигался, в основном лёжа на кровати. Единственное отвлечение, не позволявшее ему сгинуть в апатии, это сладостное и робкое чувство, которое он испытал к мафиози, Акутагава растоптал, ясно давая понять, что у «глупого тигра» шансов примерно ноль из ста. Поэтому теперь цепляться Ацуши было больше не за что. В его разуме поселилась тишина, прерываемая неясными криками, запахом крови, ощущением чего-то горячего и пульсируещего под пальцами. Перед глазами всплывали отвратительные кадры из дела: бледное, полуразложившееся тело Соты, покрытое гнилостными пятнами, с уродливым шрамом, огибающим пупок и заканчивающимся под ребрами. Картинка дальше — ужасные гематомы на голове. Царапины по телу. Следы от пальцев на шее и плечах. Хлипкое выдуманное объяснение — Акихиро сделал это в наркотическом опьянении, желая выместить злость. Мрачная правда — это всё сделал Ацуши. Он убил человека, которому он не желал зла, но который желал зла ему. Пускай по его венам и текла взрывная химическая смесь, заставившая потерять контроль и память, юноша прекрасно понимал, что это его не оправдывало. Наркотик просто снял все внутренние барьеры, позволяя раскрыться потаённой разрушительной жажде мести, и Накаджима увяз в этом с головой, забрав человеческую жизнь. На самом деле, у него остались очень смутные воспоминания. Нет, не о том, как он убивал, а о том, как после этого резко осознал себя в своей комнате, спешно собирая вещи. Дальше мир снова потух, проявляясь, когда Ацуши в следующий раз очнулся в какой-то лесной сторожке, уйдя на несколько километров от приюта. Чёрт его знает, почему он не пошёл вдоль асфальтированной дороги, видно, проснувшийся в его душе испуганный зверь погнал его прочь от цивилизации, заставляя путать следы. Чудом он всё же выбрался на шоссе, автостопом ловя какую-то машину и горячо благодаря людей, согласившихся бесплатно подвезти его до ближайшего крупного города — до Йокогамы. Жизнь в неведении напоминала сказку, такую светлую и счастливую. Он будто бы отмучился, выпорхнув из пылающей серным огнём преисподней, очищаясь от грязи и ступая обугленными ногами на белоснежную искристую лестницу, ведущую прямиком в тяжело заслуженный рай. Но реальность порывом зловонного ветра сбросила его со ступеней, утягивая обратно в ад. Люди, выросшие на дне жизни, были привязаны к этом дну до конца своих дней, бессильные изменить свою судьбу. Теперь, даже если ему каким-то чудом получится избежать официального наказания, его жизнь уже никогда не будет прежней. Зрители, пускай и переубеждённые, всё равно в глубине своих сознаний сохранят память о том, что он монстр, да и его товарищи из Агентства тоже уже были в курсе всех событий, и Ацуши оставалось только гадать, как они отнеслись к неприглядной правде, которую до этого ещё можно было поставить под сомнение, но сейчас она была уже полностью доказана. Очень хотелось поговорить с Дазаем, ведь если раньше отчуждённая тьма на дне его глаз пугала, то теперь Накаджима чувствовал, что в ней отражалось его собственное горе. Ему казалось, что его наставник шёл той же самой дорогой, со стороны наблюдая за тем, как же Ацуши справится со всеми свалившимися на него невзгодами. Когда у юноши хватало сил подняться на ноги и дойти до ванной, чтобы под горячей водой попытаться до кровавых отметин соскрести с себя ту грязь, которую в себе накапливал воспалённый разум, он старался не смотреть в небольшое настенное зеркало. Потому что тот, кто встречал его в отражении, был незнакомцем с посеревшей кожей и тусклым пустым взглядом, исполненным растерянностью. Пурпурно-золотой, за который его дразнили дети и который так нравился зрителям их передачи, превратился во что-то грязное и отталкивающее, будто бы из Ацуши разом вымыли все краски. Он чувствовал, как постепенно растворялся, теряя самого себя, и это приносило ему покой. Будто он даже радовался своему исчезновению, ведь оно несло избавление от боли и отчаяния. Время юноша отмерял по визитам адвоката, исправно заезжающего два раза в неделю и ставящего Ацуши в курс событий. Оказывается, следствие постепенно выходило на вариант, которым будут довольны все: и бушующая общественность, жаждущая наконец получить простой и внятный ответ на то, был ли виновен их любимчик, и судебная система, желающая поскорее закрыть скандальное дело, и Мафия, правящая Йокогамой и ищущая для себя во всем максимальную выгоду. Рассказав все новости, адвокат обычно спешно собирался и исчезал из небольшой квартиры, будто бы не желая дольше положенного находиться в этом царстве тоски и уныния. Лишь раз он задержался, задумчиво поскребя пальцами подбородок и окинув Ацуши странным взглядом. — Господин Накаджима, вы не желаете до суда связаться с вашими коллегами? — поинтересовался он, выуживая из кармана строгого пиджака телефон. — Пускай согласно закону любой ваш контакт со внешним, так сказать, миром должен быть зафиксирован и передан следователям, ведущим ваше дело, я готов пойти на уступки. По моему скромному мнению, разговор с товарищами мог бы благотворно сказаться на вашем состоянии. Впрочем, я не смею настаивать. Ацуши бросил на него короткий печальный взгляд, мысленно хваля чужую тактичность. Говорить ни с кем не хотелось, наоборот, его безумно тянуло поскорее выставить адвоката за дверь и снова забыться поверхностным сном или утонуть в своём сознании, уносясь куда-нибудь далеко-далеко, но рука сама автоматически приняла протянутый телефон. Устало сосредоточившись на экране, он медленно ввёл уже давно знакомые цифры и прислонил телефон к уху, слушая гудки. Один, второй, третий… — Алло? Кто это? — послышался напряжённый голос Куникиды. Где-то на фоне ему посоветовали поскорее бросить трубку, ведь наверняка это очередные журналисты пытались… — Куникида-сан. — тихо произнёс юноша, прислоняя руку ко лбу, в который отдавало стреляющей болью. Адвокат тактично удалился, хотя в однокомнатной квартире тяжело было дать кому-то приватность. Накаджима постарался развеселить себя мыслями о том, как этот мужчина в дорогом костюме кружил по махонькой кухне, с фальшивым интересом изучая магниты на холодильнике. — Ацуши? Ацуши-кун! — воскликнул Доппо, и в его голосе послышалась неподдельная радость. — Как ты там, Ацуши? — Нормально. — соврал юноша, слегка отстраняя от себя кричащий прямо в ухо динамик. — Переживаешь наверное. Ну ничего, скоро всё это закончится. — уверенно пообещал ему Куникида. Послышался какой-то шорох, после чего он добавил. — Всё, ты на громкой связи. — Ацуши! — воскликнул Танидзаки, говоря прямо в динамик, из-за чего звук немного захлебывался. — Привет, они тебя нормально разместили? Не стесняют? — Привет, Джуничиро. — со слабой улыбкой отозвался Накаджима. Он ненадолго замолчал, пробегаясь взглядом по всем поверхностям, будто бы видя эту конспиративную квартиру впервые в жизни. — Меня поселили в однушку, принадлежащую Мафии, и пока не трогают. — Ну и хорошо. — хмыкнул Танидзаки. Где-то далеко послышался странный шум, похожий на крик, и юноша добавил. — С тобой Рампо-сан здоровается. Эх, жаль Наоми с Дазаем и Йосано на эфире. Я заранее передаю тебе их приветы. — Да, Дазай и Йосано сейчас работают, но, думаю, они были бы рады с тобой поговорить. — подтвердил Куникида. — Знаешь, Ацуши-кун, тебя не хватает. Мне снова стало так тяжело организовывать работу, пока эти тунеядцы ленятся и отлынивают от своих обязанностей. В глубине души Накаджимы колыхнулось что-то слабое и тёплое, и на его губы скользнула уже вполне искренняя улыбка. Голова всё ещё болела, превращая все мысли в тихий гул, но теперь у него была возможность уцепиться за эту веру в то, что, пускай он и провёл в Агентстве всего ничего, его там всё равно ждут. — Мне тоже вас не хватает. — выдохнул он так тихо, что его слова превратились в слабый шорох. — Что ты говоришь? — переспросил Куникида, вероятно, отмахиваясь от сбежавшихся на шум работников. — Скоро всё будет хорошо. — в эти слова он верил с трудом, потому и сказать их громко было намного проще. — Правильно. — поддакнул Кенджи, вклинившийся в их разговор. — Ну ладно, это телефон моего адвоката, наверное, я не могу его больше задерживать… — рассеянно пробормотал Ацуши, сильнее сжимая пальцами металлический корпус. На самом деле он сомневался, что мужчина побеспокоил бы его в течение следующих минут десяти, позволяя выговориться. Но юноша отчётливо чувствовал, что ему не хватало сил на то, чтобы выжимать из себя оптимизм, и потому сам торопился повесить трубку. — Хорошо. — серьёзно отозвался Куникида, и Ацуши представил себе, как он нахмурился и кивнул. — Надеюсь, мы скоро встретимся. — Пока! — синхронно крикнули Джуничиро и Кенджи, заставляя Накаджиму усмехнуться. — Пока. — прошелестел он, завершая звонок. Удивительно, но этот разговор заставил его почувствовать себя немного лучше. Он даже стал регулярно проветривать всю квартиру и питаться чуть чаще чем один раз в сутки, пускай подобного энтузиазма хватало и не на каждый день. Конечно, это не могло быстро вернуть ему бодрый или здоровый вид, но в душе поселилась робкая надежда на то, что ему дозволено будет занять прежнее место. Нет, даже не так. Что он имеет право снова принадлежать прежнему месту. Суд случился спустя ещё пару недель. Медиасфера уже успела устать от его дела, потому у здания собралось не так много репортеров, как могло. Часть из них продолжала утверждать, что Ацуши, являющийся единственным виновным в деле, избежал наказания благодаря каким-то связям, но большинство уже успели подхватить и разнести ту версию, где юноша был несправедливо обвинён в том, чего не совершал. Это было неудивительно: журналисты невольно ассоциировали себя с коллегой, оправдывая его частично из-за солидарности, частично из-за надежды, что, попади они сами в подобную ситуацию, то тоже получат поддержку и помощь. Таким образом, общество довольно быстро консолидировалось, пытаясь само себя убедить в правильности того, во что оно верило. На Ацуши в зале суда были лишь простенькая белая рубашка с галстуком, тёмные штаны да чёрные ботинки с узким носом. Он предстал перед судьями, тремя пожилыми мужчинами, взиравшими на него с жалостью, растерянным и сломленным мальчишкой. На одной из пауз его адвокат даже доверительно подсказал, что это верная тактика, ведь так он не выглядел как кто-то, кто мог представлять угрозу для общества. Ацуши слушал вполуха, мыслями витая в облаках. Он прикипел взглядом к деревянным панелям, которыми были обшиты трибуны, люди на которых сменялись нескончаемым потоком. Где-то на периферии он заметил повзрослевшего, если даже не постаревшего будто бы сразу на десятилетие Акихиру, над которым склонился государственный адвокат и что-то тихо ему втолковывал. Из того, что Накаджима всё-таки услышал от приглашённых в качестве экспертов врачей, он понял, что остальные мальчишки находились на реабилитации, после которой они, предположительно, отправятся дальше в тюрьму как соучастники преступления. Когда стук судейского молотка разнёсся по залу, а в воздухе прозвучало торжественное «Ацуши Накаджима по делу об убийстве Соты Ямадзаки признан невиновным», помещение заполнилось шумом. Адвокат потрепал юношу по плечу, радостно улыбаясь и что-то говоря, активно жестикулируя, но Ацуши всё равно ощущал себя будто бы погружённым на дно мутного водоёма. Он слабо улыбнулся, подыгрывая чужому веселью, и хотел было встать, когда адвокат Акихиро громко обратился к главному судье. — Мой подопечный просит о последнем приватном разговоре с господином Накаджимой. Разрешите? — седовласый судья перевёл вопросительный взгляд на Ацуши, и тот автоматически кивнул, не особо понимая, что такого хотел поведать ему его бывший товарищ. — Ваша честь. — заговорил адвокат Ацуши, вклиниваясь в диалог. — Я бы настаивал на том, чтобы кто-то присутствовал при разговоре, поскольку я не уверен в стабильном психическом состоянии своего подопечного. — Пойдёт, мне всё равно нужно сказать лишь пару слов. — невесело ухмыльнулся Акихиро, глядя на окружающих до-странного решительно. Ему позволили встать, и он под взглядами представителей закона и охранников медленно подошёл к Ацуши. Накаджима поднялся ему навстречу и слегка напрягся, настороженно следя за чужими движениями. Что сейчас будет? Обвинения? Слова правды? Акихиро скривил губы, изображая на лице сложную смесь отчаяния и раскаяния, и вдруг резко притянул Ацуши к себе, крепко обнимая. Он был выше и шире в плечах, из-за чего почти полностью спрятал за собой Накаджиму. — Извини, Ацуши. — произнёс он достаточно громко, чтобы стоявшие неподалеку люди точно услышали его слова. — Ничего… — растерянно пробормотал Накаджима, неловко похлопав Акихиро по спине. Что им руководило? Неужели это был стыд за годы глумления и преследований, через которые Ацуши прошёл, будучи в приюте? Если так, то юноша уже давно искупил эту вину, взяв на себя убийство. Но стоило Накаджиме только открыть рот, чтобы что-то возразить, как его шёпотом перебили. — Ацуши… — пробормотал Акихиро на грани слышимости, почти вжимаясь губами в чужое ухо. — Мы не хотели всего этого, нас заставили. Теперь директору каюк, мне в тюрьме, наверное, тоже. Будь готов ко всему. После этих слов Акихиро резко отстранился и печально улыбнулся, и уже в этот раз его эмоции выглядели не дико, а пугающе искренне, будто бы юноша по-настоящему прощался не только с Ацуши, но и со всем этим миром. Затем события сменялись настолько быстро, что Накаджима не успевал за всем уследить. Оказавшись в просторном коридоре, ведущем к выходу, он будто бы резко вынырнул из своего затянувшегося оцепенения, и теперь хватался за каждую мелочь, чтобы наконец снова почувствовать себя хотя бы чуточку живым. Мысли в его голове вились сумасшедшим роем, превращаясь в кашу из оправдательного приговора, поздравлений адвоката и странного пророчества Акихиро, набатом звучавшего в голове. Ацуши крупно вздрогнул, когда его обхватили чьи-то руки. Адвокат перевёл взгляд ему за плечо и приветственно кивнул, что-то быстро говоря и исчезая из поля зрения. Юноша медленно обернулся, уткнувшись взглядом в знакомую грязно-бежево-коричневую толстовку и шею, скрытую за бинтами. — Вот это да, Ацуши-кун, даже я в лучшие годы не наводил столько шумихи. — усмехнулся Дазая, крепче приобнимая его за плечо. В его голосе слышалась лёгкость, однако Накаджима чувствовал, как чужие тёмные глаза скользили по его лицу и телу, выцепляя каждую мелочь. — Дазай-сан! — поражённо выдохнул Ацуши, почти сразу же облегчённо улыбаясь. Повинуясь внутреннему порыву, он ткнулся лицом в чужую грудь, но почти сразу же отпрянул, вспоминая, что, во-первых, перед ним был Дазай, а, во-вторых, вокруг него были люди. Сам же Осаму лишь коротко улыбнулся, даже скорее просто дёргая уголками губ, будто бы не совсем понимая, как реагировать на такой выпад. — Дазай-сан, я правда не знаю, как и почему оно всё так вышло. — растерянно признался Накаджима, опуская глаза в пол и сминая в пальцах подол рубашки. — Это пока не важно, Ацуши-кун. — уже шире улыбнулся Дазай, так и не убирая свою руку с чужого плеча. — Ну что, поехали в Агентство, тебя там все заждались.Часть двенадцатая, в которой состоялся суд
11 августа 2023 г. в 18:00
— То есть он обо всём догадался? — спросил Чуя, в задумчивости глядя на своего подчинённого.
Ацуши сегодня увезли на одну из назначенных экспертиз, и потому Акутагава, чувствуя неимоверное облегчение, в очередной раз сбежал из собственной квартиры, попутно подыскивая Накаджиме новое место жительства.
Неловкий разговор, после которого уже прошло несколько дней, сильно выбил мафиози из колеи: да, возможно, в теории, если так подумать, он и хотел бы когда-нибудь в гипотетическом будущем позволить себе поразмышлять о том, что у них вышло бы нормально поговорить друг с другом.
Да и эти мысли ещё находились под сомнением: с желанием сблизиться с Ацуши постоянно боролся застарелый, годами взращённый страх к искренней привязанности и связанной с ней слабости. Поэтому, почуяв, что дело пахнет разговором по душам, Рюноскэ сделал самую очевидную на свой взгляд вещь: напал первым.
— И ты просто кинул в мальчишку папкой с доказательствами его вины? — мрачно продолжил Накахара, подперев щёку рукой.
Кипящее в Чуе недовольство можно было понять. Как Акутагава выяснил позже, в тот вечер, когда ему пришло письмо об операции в приюте, пьяный и чем-то явно расстроенный исполнитель на ночь глядя принялся прессовать управленцев детского дома, распространяя на личные почтовые адреса работников письма с весьма туманным и несколько угрожающим содержанием, намекающим на то, что и взрослым, и детям следовало бы сотрудничать.
Таким образом, Накахара уже довольно сильно увяз в деле Накаджимы Ацуши, и потому любой промах Акутагавы воспринимался им преувеличенно негативно.
Они сидели в одной из комнат отдыха в порту: Чуя только что вышел с планерки, а Рюноскэ уже который день ошивался в штаб-квартире, желая как можно больше времени проводить вне дома.
Так получилось, что первый раз на этой неделе встретились они только сегодня, и если сначала Чуя просто хотел вежливо поинтересоваться тем, как там поживает паренёк из Агентства, то сейчас его лицо постепенно темнело.
— Да. — беспомощно выдохнул Акутагава, стараясь сохранять лицо спокойным.
У него не было нормального, обычного детства, в котором он мог бы набезобразничать и потом слушать выговор от разочарованных родителей, а обучение у Дазая и вовсе не вписывалось ни в какие социальные и педагогические рамки, потому теперь мафиози было тяжело найти аналогию возникшему в глубине души пристыженному чувству, которое он испытывал под строгим взглядом исполнителя.
— Он успел что-нибудь прочитать? — Чуя закинул ногу на ногу, склоняя голову и недовольно осматривая подобравшегося на месте Рюноскэ, будто тот снова принёс отчёт о потерях среди гражданских. Эту доминантно-осуждающую позу Накахара втайне украл у Мори, который абсолютно любого подчинённого умел поставить на место лишь парой коротких фраз и сдержанных движений.
— Открыл прямо на фотографии со вскрытия. — буркнул Акутагава. Накахара опасно нахмурился, и крылья его носа затрепетали, свидетельствуя о том, что он был на грани.
— Вот оно как. — произнёс он пока ещё ледяным тоном. Наверное, подумал Рюноскэ, Чую доконали либо подчинённые на собрании, либо ещё какие-то неведомые проблемы, раз он сейчас столь резко реагировал на такие, по его мнению, мелочи.
— Он бы всё равно узнал. — заметил Акутагава, скрестив руки на груди в защитном жесте. — Так что какая разница?
— Порой я поражаюсь твоей циничности, но потом вспоминаю, кто тебя воспитывал. — огрызнулся Накахара, поднимаясь с низкого диванчика и разглаживая несуществующие складки на брюках. Рюноскэ перевёл слегка раздражённый взгляд на стоявший в небольшом горшке бонсай, выглядевший в свете ламп несчастно-искусственным.
Он-то знал, что все растения в Мафии были живыми: когда Дазаю надоедало возиться со своим учеником, он иногда заставлял его помогать уборщикам, и Акутагава из раза в раз слушался, то оттирая полы, то бегая по этажам с небольшой лейкой. Унизительное занятие для многообещающего юноши, метившего в будущем на высокую должность, но Рюноскэ не привык жаловаться.
— Разве я не прав, Накахара-сан? — упрямо спросил он, сжимая пальцы в кулаки и кидая острый взгляд в спину уходящему исполнителю. Чувство вины начинало перерастать в знакомую агрессию, но Рюноскэ знал, что перед Чуей выделываться было опасно.
— Прав-прав, Акутагава-кун. — передразнил Накахара, на секунду замерев на пороге. — Только постарайся сделать так, чтобы я в будущем не слушал твои разочарованные ахи-вздохи, когда мальчишка от тебя как от огня сбежит.
Рюноскэ кивнул, дожидаясь, пока старший уйдёт, и только тогда откинулся на спинку кресла, тихо зарычав. Служить в Мафии, стреляя по головам из снайперской винтовки, было легко, но стоило только в его жизни появиться этому несносному Ацуши, как всё вмиг стало таким сложным и непонятным!