Пошаговая инструкция «Как Стать Телезвездой»

Акутагава уже привык к тому, что некоторые особо важные приказы внезапно приходили ему с рабочей почты Накахары. Чуя, входящий в верхушку Портовой Мафии, всегда был в курсе всех текущих миссий, поэтому иногда выдёргивал Акутагаву в самое разное время дня, отправляя на поле боя. Открыв письмо, Рюноскэ вздрогнул и напрягся: буквально в первых же строчках значилось, что отправителем был не кто иной, как Дазай Осаму собственной персоной, привлечённый к делу по восстановлению репутации Ацуши. Тот выразил своё желание видеть Акутагаву контролирующим операцию и приложил к письму копию материалов из полиции, выдуманную им легенду и время отбытия журналистов, которых нужно было сопроводить в приют. Посмотрев расписание миссии, Акутагава обречённо вздохнул, понимая, что на железнодорожном вокзале, откуда стартовал зарезервированный шаттл, ему придётся быть уже в четыре утра. Похоронив надежду на то, что этой ночью ему удастся выспаться, Рюноскэ набрал Хигучи, которая уже была в курсе завтрашней операции и распорядилась прислать к дому мафиози машину. Завершив все приготовления, Акутагава свернул ненужные вкладки и подтянул под себя ноги, удобнее устраиваясь в кресле и принимаясь медленно пролистывать полицейский архив, знакомясь с историей Накаджимы Ацуши. Выражение его лица оставалось прохладно отстранённым, будто он читал прогноз погоды, и лишь тёмные глаза бегали по строчкам текста, жадно запоминая всю информацию. Ложиться спать смысла не было, и потому время до часа ночи он потратил на то, чтобы просмотреть абсолютно всё, что прислал ему его бывший наставник. В душе разливалось неясное чувство, смесь из ликования и липучей жалости. Оставшееся до отбытия время он занимался непонятно чем, провалившись в свои мысли и по итогу собравшись даже слишком рано. Тёмной беззвучной тенью проскользнув мимо приоткрытой двери гостиной, он покинул квартиру, спускаясь во двор и медленно направляясь в сторону шлагбаума. Даже не взглянув в сторону встрепенувшегося ночного сторожа, Акутагава встал на обочине ведущей к жилому комплексу дороги, дожидаясь автомобиля. Чёрная машина без каких-либо опознавательных знаков остановилась подле Рюноскэ, скрипя шинами по инею, и мягко развернулась после того, как он сел внутрь. Переведя взгляд за окно, где мелькали чёрные кроны деревьев, присыпанные сизым снегом, и где-то вдали в сумраке ночи растворялись спящие высотки, Акутагава прислушался к себе. Его первым чувством, когда он увидел Ацуши на экране, было очарование. Лёгкое и воздушное, оно должно было быть чуждым мрачному мафиози, но тем не менее всё равно изредка посещало его душу, когда радостная Гин показывала ему купленную дорогую одежду, которую они теперь могли себе позволить, когда город красиво наряжался к Новому Году или же когда маленькие дети, смеясь и спотыкаясь, бежали по улице к своим родителям, чтобы что-то им показать. Всё это было той нормальной и светлой жизнью, которая казалась такой далекой и с которой Акутагава старался как можно меньше соприкасаться, чтобы не запачкать её своей внутренней грязью. Вслед за очарованием пришёл гнев — как защитная реакция или же как справедливое следствие из того, что именно Ацуши теперь был рядом с Дазаем. Пускай этот Дазай и был новым и во многом незнакомым Рюноскэ из-за своих лёгких улыбок и звонкого смеха, Акутагава всё равно ревностно продолжал считать его частью Портовой Мафии. Каждый шаг, отдалявший его бывшего наставника от преступной жизни и, следовательно, от самого Акутагавы, рождал в мафиози бурю самых тёмных эмоций, из-за которых хотелось выть и крушить всё вокруг себя. В конце концов, решаясь осквернить себя первым убийством во имя организации, Рюноскэ наивно надеялся, что Осаму пройдёт с ним этот путь до конца. Поэтому он решил, что самым простым и логичным будет изо всех сил возненавидеть Накаджиму, виня его в том, что Дазай бежал от своего прошлого. Накаджима был новым любимчиком, новой гордостью, получал похвалу и внимание, и при одном взгляде на него вера Акутагавы в собственную никчемность лишь крепла. Но только ненавидеть не получалось. То первое и робкое очарование росло, не отставая от презрения и постепенно превращаясь в симпатию. Рюноскэ нравилось смотреть на Ацуши, нравилось слушать его поставленный мелодичный голос, а все его шутки и замечания казались забавными и остроумными. Мафиози злился из-за столь нелепой дуальности собственного отношения к этому паршивцу и старался давить привязанность, сквернословя и ругая нового члена ВДА. Рисунок, переданный Чуей, и абсолютно необдуманно купленный свитер стали своеобразным надгробным камнем на его попытках. Это был первый раз, когда Акутагава сдался, доставая упрятанную в шкаф — чтобы глаза не мозолила — покупку и аккуратно упаковывая её в Новогодний подарок. Накахара будто бы что-то знал, подсовывая ему эти дрянные каракули, и это бесило ещё больше. Первая встреча с Ацуши, закутанным в тот самый свитер, стала метафорическим похоронным венком — ведь, несмотря на то, что в комнате было полно людей, этот балбес всё равно смотрел на Акутагаву таким трепетным взглядом, будто тоже был очарован. И тогда, конечно же, Рюноскэ всё испортил. Чтобы неповадно было соблазняться этим мерцающим тёплым светом, скрытым в разноцветных глазах, и верить в то, что у мафиози впервые в жизни что-то могло… получиться. Ацуши выглядел удивлённым, потом расстроенным. Дазай был явно недоволен его вспышкой — но и не страшно, ведь Акутагава просто отстаивал с таким трудом возведённые границы, не подпускающие ни одну душу к его ранимому нутру. Блестящий план с треском провалился, когда и на второй, и на третьей встрече Ацуши, вместо того, чтобы обидеться и закрыться, всё равно пытался наладить между ними общение. Акутагаву ослеплял его свет, он чувствовал себя ни то мотыльком, ни то молью, стремясь сгореть в чужом огне. К Накаджиме тянуло, поэтому Рюноскэ лишь ощетинился острыми иглами, сбежал и снова проиграл, отослав глупому телеведущему новые перчатки. Те, что тот ему отдал, Акутагава конечно же сохранил, пряча так далеко в шкаф, насколько это вообще было возможно. Это новое трепещущее между рёбрами чувство постепенно становилось его путеводной звездой, новым смыслом просыпаться по утрам — ведь он мог любоваться Ацуши издалека и без чьего-либо ведома, просто включая телевизор или заходя на их интернет-страницу. Однако, несмотря на кажущуюся потерю контроля, Рюноскэ всё же не позволял себе с головой окунуться в Накаджиму. Тот всё ещё был неиспорченным и непорочным, не видевшим настоящего насилия и никогда не чувствовавшим запах застоявшейся крови. В его мире не было ужасов и убийств, свойственных Портовой Мафии, именно так думал Акутагава. Теперь ему открылось много нового, и в душе снова стало неспокойно. Мафиози испытывал злорадство: судя по Ацуши, тот был близок к тому, чтобы сломаться под гнётом того, что на него свалилось. Тогда Дазай разочаруется в нём так же, как в своё время разочаровался в Акутагаве, и Ацуши наконец поймёт, каково это, когда человек, назвавший себя твоим наставником, разворачивается и просто уходит. Рюноскэ чувствовал облегчение. Если раньше Накаджима казался недостижимо благополучным, то теперь он являлся частью мира, в котором жил сам Акутагава: жестоком и кровавом. На Ацуши было клеймо убийцы, на Акутагаве тоже, и раз Акутагава смог это принять, то примет и Ацуши, и тогда они наконец поймут друг друга. Рюноскэ чувствовал уважение, ведь Накаджима оказался не холёным мальчишкой из благополучной семьи, а точно таким же, как он, прошедшим через унижения, ненависть и насилие. Накаджима как никто другой знал, какой сволочью иногда бывала жизнь и как отвратительно порой поступали люди, из-за чего, возможно, он смог бы увидеть в Акутагаве то, что в нём прежде разглядел Дазай. Потенциал, да в конце концов личность!.. Из уважения рождалась жалость. Нет, даже не жалость — пожалеть можно было дурака или умирающее от голода животное, выброшенное на улицу. В сердце Рюноскэ расцветало сочувствие, и ему невольно хотелось стать ближе, успокоить, дать Ацуши то, в чём он нуждался. Но каждый раз, когда подобные желания угрожали взять вверх над разумом, Акутагава вспоминал, что его руки мерзкие, испачканные по локоть в крови, а в голове не найдётся ни единого слова поддержки, действительно способного помочь. Тем более у Накаджимы уже были те, чью помощь он готов был принять, и любое действие со стороны обычно холодного и ядовитого Рюноскэ будет воспринято как очередной плевок в душу. Пока Акутагава качался на волнах своих неспокойных мыслей, они доехали до вокзала, и мафиози снова оказался на кусачем зимнем воздухе. Выискивая взглядом нужную автобусную платформу, Рюноскэ кутался в свой плащ, жалея, что за годы сытой жизни так и не обзавёлся привычкой носить шарф и перчатки. Зимний утренний мир в тусклом свете фонарей выглядел как-то сюрреалистично и сказочно. Микроавтобус загадочно блестел своими замызганными грязью боками, заспанные операторы, световики и звуковики мрачными призраками застыли в круге жёлтого света, выдыхая облачка пара и тихо о чем-то переговариваясь, а молоденькая репортёрша с осветлёнными волосами куталась в короткую дутую куртку, поджимая под себя то одну, то другую ножку, затянутую в сто-двадцати-деновые колготки. Рюноскэ удостоил их коротким взглядом, пролетая мимо и приближаясь к людям из Мафии, кружком собравшимся подле двери в трансфер и пыхающих тлеющими сигаретками. При виде Акутагавы они все как один выпрямились и склонились в лёгком приветственном поклоне, после поспешно втаптывая сигареты в тонкий снежок, налипший на асфальт. — Босс. — хором проговорили они, заставив мафиози слабо вздрогнуть. Акутагава мог привыкнуть ко многим позывным, даже с протяжным «Акутагава-семпай» в исполнении Хигучи он в конечном итоге всё-таки смог смириться. Однако «босс»… Боссом был хитрый и расчётливый Мори Огай, боссом был сильный и порывистый как ураганный ветер Накахара Чуя, боссом был Дазай Осаму, обволакивающий разум чёрным туманом и забирающийся холодными пальцами прямо в душу. Рюноскэ, склонный к тому, чтобы идти напролом, держась особняком ото всех и отвергая любую помощь, в своих глазах боссом не был. Но он всё равно кивнул своим временным подчинённым, вставая подле них и окидывая платформу цепким взглядом. — Мы кого-то ждем? — Водителя, он сказал, что отлучится на пять минут. — тотчас отозвался один из мужчин. — Его нет уже почти семь минут, какого чёрта. — тихо шепнул кто-то из тех, кто стоял поодаль, но Акутагава всё равно услышал. — Старость не радость, братишка. Вырастешь — поймёшь. — хмыкнул второй, и они оба прыснули. Рюноскэ прикрыл глаза и слабо покачал головой, из-за чего на шутников зашикали. Выданный ему отряд изначально ходил под руководством Накахары. Отсюда вытекали идеальная боевая подготовка, стопроцентный профессионализм и вот такое неформальное общение — каков главарь, таковы и его люди. Впрочем, не Акутагаве было жаловаться: он воспринимал возможность поработать с чужими подчинёнными как ценный урок. Спустя ещё минуту водитель вернулся, и они уселись в автобус. Акутагава сразу сел на место впереди, упирая взгляд в грязное по бокам лобовое стекло. Его люди заняли все сидения в передней части, оттеснив репортёров назад, но те не особо возражали. Лишь сонно пялились, медленно моргая и пряча свой интерес за зевками и прочими ужимками, невероятно раздражая Рюноскэ. Он привык просто приходить и делать свою работу, не попадая при этом в центр внимания. За окнами было всё ещё темно, когда они добрались до приюта. Тяжёлые ворота со скрипом отворились, впуская трансфер на подъездную дорогу, заметённую снегом, и Акутагава порадовался, что их приезд был согласован со злосчастным директором. Безусловно, для журналистов штурм детского дома был бы плодородной почвой для сенсаций и громких выпусков, однако для мафиози это обернулось бы лишним десятком страниц в отчёте. Их вышло встречать двое людей в безликой серой форме. По ним сложно было сказать, какую функцию они исполняли в приюте, но Акутагава, просканировавший их внешний вид и движения, пришёл к выводу, что те охраняли территорию. Выглядели эти мужчины неприветливо, постоянно кидая то мрачные взгляды на журналистов, то досадливые — на мафиози. Было ясно, что если их группа не поехала бы вместе со съёмочной бригадой в качестве подстраховки, двери приюта не распахнулись бы навстречу нежеланным гостям. — Здравствуйте, мы представляем «Кумо телевижн», у нас запланирована встреча с директором этого заведения. — отчеканила девушка, резко избавляясь от сонливости. Пока один из охранников угрюмо отвечал, что директор подойдёт через двадцать минут, Акутагава заметил, что оператор незаметно снимал их диалог. Здравая предосторожность на случай, если случится что-то из ряда вон выходящее, но мафиози всё равно от этой съёмки исподтишка стало мерзко и неуютно. Пока их вели через полупустые коридоры, залитые холодным светом, всё тот же оператор на ходу снимал подводку, крутя своей громоздкой камерой на стабилизаторе по сторонам. Работники старались избегать их маленькую процессию, в то время как дети слетались поглазеть на них, как пчёлы слетаются на мед. Из каждого угла на них глядели худощавые юношеские личики, блестя любопытными глазами, покрасневшими от усталости. Акутагава скользил по ним задумчивым взглядом, отмечая в голове то, насколько болезненно они все выглядели. Когда их завели в приёмную комнату и на время оставили одних, Рюноскэ наконец понял, какие ассоциации у него вызывал этот детский дом. Гигантский склеп, светлый, но промерзший от пола до самого потолка, наполненный неприкаянными душами, которым вряд ли когда-нибудь представится шанс вырваться наружу. На фоне этого побег Ацуши, раньше казавшийся слабостью и трусостью, — от проблем ведь бегут только тряпки — теперь представлялся скорее подвигом. Мафиози разошлись по периметру помещения, а съёмочная команда выставила отражатель, чтобы хоть как-то компенсировать откровенно дерьмовый свет, и расчехлила студийный микрофон на длинной ручке, чтобы записать звук интервью. В назначенное время дверь отворилась, и в комнату зашёл высокий человек в сером костюме и с короткими мышино-русыми волосами, ровной чёлкой спадающими на лоб. Он не был стар или особо молод, замирая где-то посередине, на том возрасте, который невозможно угадать. Вокруг его стальных глаз и тонких губ собрались морщины, а под нижними веками залегли глубокие тени, выдающие его измождённость. Вслед за мужчиной зашло трое мальчишек. Их главарь, Акихиро, которого упоминал сам Ацуши, держался бодрячком, кидая на собравшихся мрачные взгляды, а двое других выглядели совсем плохо и потерянно, вызывая своим видом уйму подозрений разного толка. — Доброе утро. — жизнерадостно поздоровалась ведущая, выступая навстречу директору. Тот лишь устало нахмурился, что было неудивительно: для него это утро обернётся целым стихийным бедствием, и, даже зная об этом, он всё равно согласился на интервью. Было ли здесь дело только в страхе перед Мафией, или же истинная причина крылась глубже, сказать было сложно. — Прошу, обойдёмся без предисловий. У меня мало времени. — тихо сказал он, минуя репортёршу и усаживаясь за большой стол, жестом приглашая её сесть напротив. — Отлично. — улыбнулась девушка, быстро поправляя волосы и кивая оператору, оповещая о своей готовности. Над столом тотчас дамокловым мечом навис микрофон, а камера тихо пискнула, свидетельствуя о старте съёмок. — Итак, для начала я хотела бы услышать от вас пару слов о вашем приюте. Содержать детский дом, особенно без государственной поддержки, довольно сложно. Как вы пришли к тому, чтобы стать директором подобного заведения? — Всё довольно просто. Я и сам вырос в детском доме, что дало мне понимание того, чем живут дети здесь. Поэтому моё решение возглавить свой собственный приют стало своеобразным возвращением к истокам. — мужчина поджал губы, явно недовольный тем, что разговор начался издалека. — Сегодня речь пойдёт в основном о вашем воспитаннике, Накаджиме Ацуши. Можете дать ему краткую характеристику? — Ацуши-кун… — голос стал задумчивым. — Всегда был тихим и неконфликтным. Чётко следовал указаниям и имел неплохую успеваемость. В драках, безусловно, участвовал, но поверьте, это не такая уж и редкость для мальчишек его возраста. Акутагава, облокотившийся о светлую стену, поморщился. Ему-то было известно, как на самом деле директор относился к Накаджиме, из-за чего столь безликое описание оставляло горечь на языке. — Как вы отнеслись к его побегу? — Конечно же отрицательно. Для юношей, неподготовленных к жизни в большом мире, подобное может обернуться большими неприятностями, поэтому в итоге я всё же был рад тому, что он попал в хорошую компанию. — прохладным тоном ответил директор, сцепляя руки в замок. Постепенно они приближались к главному. — Вы обратились в полицию, когда он исчез? — Да, наше заявление приняли, однако в дальнейшем новостей мы никаких не получали. — ложь. Акутагава специально просмотрел архив обращений, и от приюта ничего не поступало. — Когда вам стало известно о преступлении, совершённом на территории вашего приюта? — Удручающе поздно. Случись это раньше, мы бы тотчас предприняли меры, однако дети, столкнувшиеся с убийством, были напуганы и предпочли всё укрыть. — покачал головой директор. — Правильно ли я понимаю, что трое воспитанников, вовлечённых в это дело, сначала утверждали, что вина полностью лежит на Накаджиме? — Всё верно. Тело убитого юноши было найдено закопанным за территорией приюта, и тогда они сами пришли и во всём сознались. Тогда у меня не было причин верить или, наоборот, не верить им, и я сразу же обратился в полицию. — И к какому выводу пришла полиция? — На теле убитого были найдены гематомы, в частности несовместимая с жизнью травма на голове, а под его ногтями был обнаружен биоматериал, содержащий ДНК сбежавшего Накаджимы Ацуши. Это вкупе с показаниями детей было достаточным, чтобы считать Ацуши виновным в произошедшем убийстве. — Нам в редакцию поступили некоторые сведения, опровергающие основную теорию полиции. — гордо сказала ведущая, и уголок губ директора дернулся, будто он услышал второсортный анекдот. — Позвольте спросить, конфликтовали ли эти подростки с Накаджимой Ацуши до убийства? — Да, их отношения были особенно напряжёнными ввиду ряда бытовых недопониманий. — бесцветно отозвался мужчина, откидываясь в кресле. — Хорошо, следующий вопрос. Известно ли вам что-нибудь о наркотрафике в вашем приюте? — Это болезненная тема, с которой мы изо всех сил боремся. К сожалению, психотропные вещества часто идут рука об руку с неблагополучной жизнью, которую принято связывать с детскими домами. — голос директора не звучал удивлённым, но в нём явно сквозили усталость и раздражение. — Может ли быть так, что вы закрываете глаза на то, что ваших подопечных используют в качестве наркокурьеров, потому что сами получаете с этого выгоду? — глаза девушки вспыхнули азартом, видно, она наконец добралась до самой интересной для себя части. — Ни в коем случае. Я бы не стал такому потворствовать. — отсёк директор, а ведущая бросила короткий невпечатлённый взгляд в камеру. — А что насчёт нелегального сбыта детской крови на чёрный рынок? — продолжила допытываться она. — Мы что, похожи на подпольную клинику? — раздражённо вздохнул директор, кидая на неё недовольный взгляд. — Нет, таким мы тоже не занимаемся. — Верится с трудом, но пока опустим. Доказательства будут приложены к нашей передаче. — коротко заметила девушка, слабо покачав головой. — Насколько нам известно, недавно дети, проходящие как свидетели, решили поменять показания, взяв на себя вину за произошедшее. Как вы относитесь к подобной перемене? — Совесть? — мужчина неопределённо дёрнул плечами, кидая короткий взгляд на притихших возле двери воспитанников. — То есть вы склонны верить тому, что Накаджима Ацуши на самом деле невиновен? — решающий вопрос. Хотя директор до этого уже успел дать Накаджиме неплохую характеристику, сейчас он всё равно мог настоять на причастности Ацуши, что усложнило бы их задачу. — Повторюсь, Ацуши был довольно неконфликтным ребенком. Скорее всего, он защищался, а не нападал. — туманно ответил директор, на что журналистка быстро поджала губы. — То есть вы верите в то, что Накаджима Ацуши не является преступником? — повторно уточнила она, желая внести ясность. — Получается, так. — сдался мужчина, проведя пальцами по виску. Акутагава готов был побиться об заклад, что того сейчас мучала сильная мигрень. — Правдиво ли то, что вы лично принимали участие в унижениях и наказаниях Накаджимы Ацуши, подавая пример другим детям? — внезапно спросила девушка, заставляя директора дёрнуться. На его лицо набежала тень, говорящая всё за себя, но тот всё равно процедил сквозь зубы. — Вздор! Я не имел никаких особых отношений ни с кем из воспитанников и уж точно ни за что не стал бы… унижать кого-то из них! — Надо же. Вчера вечером мы связались с некоторыми уволившимися из вашего приюта работниками, и те утверждали, что вы были склонны к жестокости по отношению к Накаджиме, часто выделяя его из остальных. — Рюноскэ склонил голову, потирая переносицу пальцами. Если до этого об Ацуши судачили много плохого, то сейчас в информационное пространство выплеснется новая порция подробностей его личной жизни. Никакой приватности. Впрочем, наверное, это было платой за его популярность. — Сотрудники склонны выдумывать, особенно те, кто считает своё увольнение несправедливым. — сквозь зубы выдохнул директор, кидая на ведущую мрачный взгляд. — Что-то ещё? — К вам у меня пока больше нет вопросов, так что мы перейдём к разговору с детьми. — покачала головой ведущая. Пока съёмочная группа спешно переставляла оборудование, Рюноскэ жестом подозвал к себе одного из работников. Тот сначала не понял, что мафиози обращался к нему, но потом резко побледнел и на подгибающихся ногах поплёлся через всю комнату, неловко замирая в метре от Акутагавы. Тот, не оценив чужой испуг, брезгливо фыркнул и сказал: — Видите того мальчика, мнущегося в стороне? Заставьте его закатать штаны. Его голос звучал достаточно безапелляционно, поэтому световик лишь смятённо кивнул, даже не успев обдумать странную просьбу, граничащую с приказом, и спешно ретироваться. — Можете, пожалуйста, рассказать, почему у вас были конфликты с Накаджимой Ацуши? — начала ведущая, когда камера снова начала запись. — Он прознал о том, что мы торгуем наркотиками, и нам показалось, что он хочет на нас настучать. — грубовато ответил Акихиро, но от его бесстрашия веяло безысходностью. — Что случилось в тот день? — вкрадчиво спросила девушка, на что парень нахмурился. — Мы решили проучить Накаджиму и накачали его чем потяжелее. — начал Акихиро, и где-то на фоне тяжело вздохнул директор. — Но мы не рассчитали дозу, из-за чего он так долго не приходил в себя, что мы уж решили, что он откинулся. Мы оттащили его в закрытое под ремонт крыло, чтобы его никто не нашёл, пока мы думали, что делать с телом. Пока мы с ребятами ходили на разведку территории рядом с приютом, чтобы решить, куда прятать Ацуши, он очнулся и напал на охранявшего его Соту. Они подрались, Ацуши куда-то слинял, а мы, вернувшись, накинулись на Соту. Решили поколотить его за то, что он упустил Накаджиму, из-за чего у нас могли быть большие неприятности. Мы тогда тоже приняли кое-что, поэтому я не рассчитал сил. Ударил Соту головой о подоконник. — Почему вы не рассказали обо всём сразу? — Испугались. Поэтому сначала понадеялись, что всё это как-нибудь само сложится, а потом уже свалили всё на Ацуши. — юноша опустил взгляд в пол, закрываясь. — Почему поменяли своё решение и во всём признались? — Мы просто резко поняли, что из-за нас его жизнь может пойти под откос. — раздосадованно ответил он, ковыряя ботинком отошедшую половицу. — Твой друг может закатать штанину? — ласково спросила ведущая, стараясь звучать успокаивающе. Акихиро нехотя кивнул и глянул на одного из своих прихвостней, выглядевшего особенно плохо. Тот слабо вздрогнул, будто выплывая из транса, и задрал брючину плохо слушающимися пальцами. На его ноге цвели серо-лиловые синяки, местами переходящие в гниющие раны. — Дезоморфин. — обеспокоенно пробормотала ведущая, присаживаясь подле неподвижного мальчика. — Часто вы его принимаете? — Как видите, некоторые балуются им довольно часто. — пожал плечами Акихиро. — Хорошо. Поняла. На этом пока всё. — кивнула журналистка, и съёмочная бригада, быстро собрав оборудование, выскользнула из комнаты вслед за детьми. Акутагава знал, что на этом интервью не закончится: журналисты быстро опросят других детей и работников, готовых идти на контакт, собирая дальнейшие сведения о нелегальной деятельности приюта и взаимосвязи Ацуши и директора. Акутагава кивнул своим людям, приказывая тем проследовать за их подопечными, и собрался уже было и сам выйти в коридор, как его остановил мягкий оклик. Обернувшись, он увидел перед собой директора, который успел подняться и беззвучно подойти. Мужчина был немного выше, отчего теперь заглядывал Рюноскэ в лицо противным дотошным взглядом сверху-вниз, будто пытаясь влезть к нему в голову. — Верите вы мне или нет, но я был против того, чтобы все это происходило. — сказал он тихо, будто нехотя выдавая какую-то тайну. — Почему вы говорите это мне? — напряжённо уточнил Акутагава, стараясь понять, чего от него хотели. — Мы оба знаем правду, а вы, как я догадываюсь, организовали сегодняшнее интервью. Я с самого начала не хотел обвинять Ацуши-куна. — Рюноскэ позволил себе уже открыто скривиться, с пренебрежением глядя на мужчину перед собой. — Насколько мне известно, вы были тираном для Накаджимы. Откуда такая забота? — выплюнул мафиози, и директор устало покачал головой, глядя на Акутагаву как-то снисходительно, так, как родители смотрят на своих детей. — Вы ещё слишком юны, чтобы понимать подобные вещи. — вздохнул он, вызывая в Акутагаве приступ раздражения. — Вы ведь знакомы с ним? — С чего вы взяли? Меня просто наняли сопровождать журналистов. — огрызнулся Акутагава. — Ваше отношение к Ацуши-куну слишком личное. — директор поджал губы, и на его лице изобразилось что-то вроде улыбки. — Впрочем, мне это не столь важно. Я хочу ему кое-что передать. — Я похож на посыльного? — уже с явным недовольством спросил Акутагава, на что директор покачал головой. — Нет, однако мне больше не суждено встретиться с Ацуши-куном, и передать ему небольшой подарок будет своеобразной платой за то, что я вообще согласился на сегодняшнее интервью. — Вы согласились на него, чтобы не нарваться на проблемы. — поправил его Акутагава, скрещивая руки на груди. — Пусть будет так. В любом случае, я прошу вас только доставить этот пакет, а вот будет Ацуши его открывать или нет, это уже его решение. — покачал головой директор. В его руках оказался небольшой увесистый сверток, по форме напоминающий небольшую коробочку, и Акутагава невольно задался вопросом, когда тот успел его принести. Рюноскэ раздражённо вздохнул и выхватил посылку из чужих рук, которые почти сразу же обессилено опустились. — Благодарю. Хорошего дня. — сдержанно кивнул директор, покидая приёмную и оставляя Акутагаву в смешанных чувствах. Помедлив пару минут, он всё-таки воровато спрятал сверток под плащ, выскользнув в коридор и отправившись на поиски своей группы. Попутно набрав Хигучи, он оповестил её о том, что операция близилась к концу, и она понятливо пообещала вызвать машину, которая отвезла бы его от вокзала до дома. Дома его ждал спящий Ацуши, пока даже не догадывающийся о масштабе событий, развернувшихся вокруг него, и Рюноскэ невольно захотелось поскорее убраться из этого неуютного и странного приюта, больше напоминающего собой усыпальницу. Все вместе они встретились уже во внутреннем дворе: репортёры торопливо грузили оборудование в багажник, а мафиози тихо переговаривались. Акутагава остановился под козырьком, глядя на тонкую красную полоску на востоке неба, гадая, каким выйдет этот выпуск и поможет ли он Ацуши. Наверное, если всё придумал Дазай, то план был обречён на успех. — Извините, у вас не найдётся закурить? — раздался сбоку девичий голосок, и Акутагава лениво обернулся, окидывая взглядом ведущую. Она мило улыбнулась, заправляя светлые волосы за ушко и стреляя в него глазами, из-за чего мафиози испытал тихое раздражение. Только от одного блондина хотелось видеть такие взгляды. — Не курю. — сухо ответил он, покосившись на трансфер, водитель которого снова куда-то так не вовремя запропастился. Подчинённые, кружившие по двору, уже успели оценить положение своего временного босса, и один из них даже показал большой палец, заставляя Рюноскэ подавиться воздухом. Надо будет запомнить этого урода и намекнуть Чуе что-нибудь с ним сделать. — Эх… — расстроенно вздохнула ведущая, переминаясь с ноги на ногу. — Может, я просто хотела с вами познакомиться? Вы и ваши люди такие загадочные, помогли нам сюда попасть… Наша команда очень вам благодарна! Акутагава с лёгким удивлением посмотрел на репортёршу, которая ещё полчаса назад въедливо допрашивала директора и работников приюта, а сейчас невинно краснела, больше напоминая собой заблудившегося на земле ангелочка, невинного и бескорыстного. Переведя подозревающий взгляд ей за спину, он заметил, как оператор что-то стремительно спрятал за курткой. Вздохнув, Рюноскэ небрежно вскинул руки, делая вид, что поправлял на девушке одежду, и, прощупав воротник её распахнутой курточки, выудил петличный микрофон. Подняв его на уровень лица резко побледневшей журналистки, он показательно отключил его. — Вам не стоит нас благодарить. Лишние видеоматериалы, где видны чьи-то лица, вам придется удалить, чтобы потом не столкнуться с нежелательными последствиями. — процедил он сквозь зубы, вспоминая, сколько раз Чуя твердил ему не кидаться на гражданских. — И ещё. Я не знакомлюсь.