С той первой ночи, когда Антонин разделил свою постель с Гермионой Грейнджер, он не смог удержаться, чтобы хотя бы раз не проснуться посреди ночи и с удивлением не посмотреть на молодую ведьму, спящую рядом с ним. Проходили месяцы с одним и тем же ночным ритуалом.
Их отношения изменились так же сильно, как изменилось их положение на кровати. Они начали с противоположных краев кровати, повернувшись спинами друг к другу.
После нескольких месяцев медленных маневров они оказались посередине, и ее растрепанные кудри часто задевали его ноздри посреди ночи.
Крошечная ведьма каким-то образом умудрялась всегда оказываться со своими ледяными ступнями между его ног, а ее восхитительно круглая попка терлась о чувствительные части его собственного тела. Он не мог особо жаловаться на эту последнюю часть. С тех пор как они переехали в свой собственный коттедж, это стало для них незабываемым утром.
Прошли недели с той ночи, когда он и его ведьма наконец-то занялись любовью на голом полу в гостиной, в то время как их заложница находилась под ними в подвале.
Несмотря на то, что за это время они смогли окрестить каждую отдельную комнату в своем маленьком, уютном новом доме, включая продуваемый сквозняками недостроенный чердак, он все равно иногда находил шокирующим просыпаться посреди ночи в объятиях обнаженной ведьмы. За все почти сорок восемь лет своей жизни он ни разу по доброй воле не делил с ней постель. Существовал элемент доверия, необходимый для того, чтобы два человека делили свои спальные места. Пока он не поймал дрожащую женщину той январской ночью, он никогда не находил никого, с кем был бы готов оставаться так близко на протяжении всего своего цикла сна.
Ему все еще было трудно смириться с тем фактом, что она доверяла ему настолько, что полностью теряла бдительность в его присутствии. В какой-то момент, пока она спала, покрывало соскользнуло вниз, обнажив верхнюю часть ненавистного шрама, который он оставил ей много лет назад. Лунный свет, проникавший через окно спальни, высветил свидетельство грубой ошибки, которую он допустил в проклятом Отделе тайн. Как могла женщина все еще быть в состоянии не только доверять ему настолько, чтобы полностью расслабиться в его присутствии, но и открыть свое тело такому монстру, как он?
Она была наивна. Поразительно, невероятно наивна временами. От его внимания не ускользнуло, что если бы они с Анной смогли пожениться, когда были подростками, как они оба мечтали, то у него вполне могла бы быть дочь возраста Гермионы. Естественно, он старался не зацикливаться на этих фактах слишком часто.
Он уже чувствовал себя злобным, кровожадным животным. Ему не нужно было добавлять к списку развратного старика. Она могла так доверять ему даже после того, как он навсегда изуродовал ее тело таким образом. Даже после нескольких месяцев личного знакомства с ней и возможности проникнуть в ее чудесный мозг, Антонин все еще не понимал главного в гриффиндорке, которая свернулась калачиком в его объятиях и неуклонно прокладывала себе путь к его холодному сердцу.
Антонин нежно поцеловал ее в макушку. Он закрыл глаза, чтобы снова погрузиться в расслабляющий сон. Он снова был доволен тем, что кудрявая ведьма лежит рядом с ним.
Он был первым, кто проснулся в то утро, когда лучи солнца начали проникать в их спальню. Гермиона продолжала спать, даже когда он осторожно убрал свои руки с ее тела. Казалось, она даже не осознавала, что он покидает их уединенное убежище. Просто уютно устроился под одеялом и продолжал спать.
Однажды она сказала ему, что раньше была первым человеком, который просыпался в той спальне. Не проходило и дня, чтобы она не вставала первой, первой шла в ванную, первой спускалась по лестнице и первой шла в Большой зал завтракать. Обычно она приходила в библиотеку первой каждый день. Когда однажды утром он поддразнил ее за то, что она так поздно ложится спать, в то время как раньше она была мисс ранняя пташка, она просто напомнила ему, что он говорил о другой молодой магглорожденной ведьме, у которой был большой потенциал и которая жила в другой жизни. Печаль в ее глазах, когда она натянула одеяло на голову, чтобы снова заснуть, разбила даже его холодное, мертвое сердце.
Депрессия была ежедневной борьбой для юной ведьмы, и он, безусловно, мог ее понять.
Антонин размял затекшие мышцы перед большим окном, выходящим на океан.
Он был уверен, что никогда не устанет от вида, открывающегося из их убежища. Был почти июль, но в их спальне все еще чувствовался затяжной холод. Он пересек комнату и направился в ванную, чуть не споткнувшись при этом о зевающего Аргоса.
Зверю дали личное прозвище "На пути" за его склонность всегда путаться под ногами.
Гермиона находила эту черту милой; он находил ее отвратительной. Аргос поднялся со своего места и выглядел так, словно собирался запрыгнуть на кровать, чтобы разбудить свою хозяйку.
- "Не-а, - сказал Антонин, мягко похлопав пса по массивному заду. Это не причинило вреда существу. Казалось, это просто оскорбляло его пушистые чувства. - Оставь ее в покое. Если ты сможешь воздержаться от того, чтобы будить ее до того, как я выйду из душа, я приготовлю тебе что-нибудь особенное на завтрак."
Он всегда чувствовал себя идиотом, торгующимся с животным, но Аргос послушно опустил голову обратно на ковер.
Животное снова захрапело, прежде чем Антонин смог закрыть дверь ванной. Он принял душ, оделся и встал перед кухонной плитой прежде, чем кто-либо из других обитателей коттеджа пошевелился.
- "Доброе утро," - поприветствовала его Гермиона, подходя к плите сзади и обнимая его за талию.
Он никогда не уставал от ощущения ее тонких рук или быстрого поцелуя между лопатками.
Аргос, как обычно, отставал всего на несколько шагов от своей хозяйки. Когда Гермиона отошла, чтобы начать заваривать чай, собака сидела по стойке смирно рядом с плитой.
Выражение его лица и мягкое "гав" не нуждались в переводе с человеческого на собачий.
Аргос напоминал Антонину о его обещании приготовить особый завтрак. Закатив глаза и подавив довольный смешок, Антонин разбил на сковородку еще пару яиц. Массивный хвост собаки немедленно начал вилять.
Прошло всего несколько минут, прежде чем Гермиона и Антонин оба уселись за кухонный стол со своими завтраками, пытаясь вежливо игнорировать восторженные звуки, издаваемые их собакой, поглощающей свою еду.
- "Очень вкусно, Антонин, - сказала Гермиона, откусив несколько кусочков. - Возможно, мне просто придется уговорить тебя стать постоянным поваром."
- "Уверяю тебя, дорогая, это не будет проблемой", - поддразнил он.
- Заткнись, Антонин. Я не настолько плоха.
Взвизг Аргоса с другого конца кухни заставил Антонина расхохотаться при виде возмущенного выражения на лице его ведьмы. Как только Грегори внес последние штрихи в их новую кухню, она не раз безуспешно пыталась приготовить еду.
Антонин послушно съел все до единого подгоревшие и безвкусные кусочки, которые были положены ему на тарелку, без жалоб.
- "Может, я и не так талантлива, как домашние эльфы Рабастана, но уверяю, мы не умрем с голоду", - ответила она, и с ее губ сорвалась сердитая усмешка.
- Нет, мы не умрем с голоду. Пока мы оба способны аппарировать, всегда есть что забрать.
Гермиона бросила свою скомканную салфетку в ухмылку Антонина. Она закатила глаза и, наконец, поддалась на поддразнивание. Он наклонился через маленький столик, чтобы поцеловать ее в губы.
Они заканчивали трапезу, когда его рука начала гореть. Разочарованный вызовом, он застонал, прежде чем встать из-за стола.
- "Тебя вызывают?" - спросила она, и на ее прекрасном лице отразилось беспокойство.
- Да, с тобой все будет в порядке?
- Конечно. Грег зайдет примерно через час, чтобы поработать на чердаке. Наш день будет довольно насыщенным.
Она проводила его до входной двери коттеджа, поцеловав на прощание, как будто он просто собирался провести еще один день в офисе.
Антонин не был уверен, что происходило в ее сверхактивном мозгу в моменты, когда она не могла забыть, что он был Пожирателем Смерти и, следовательно, ее врагом, но он надеялся, что она всегда сможет заглянуть за его маску и увидеть волшебника под ней. Ее встревоженные глаза все еще обшаривали его фигуру, когда он трансгрессировал туда, куда требовал его Темный Лорд.
В самом начале своей карьеры последователя лорда Волдеморта он узнал, что в Темную метку на его левом предплечье было встроено хитрое заклинание. Хотя он не был уверен, как все это работает или сколько отдельных заклинаний задействовано, он был удивлен, узнав, что Темный Лорд мог вызвать его специально, чтобы он прибыл в место, где его даже не было. Все, что ему нужно было сделать, это приложить кончик палочки к своей метке, прежде чем аппарировать. Где бы Темный Лорд ни хотел, чтобы он был, он прибудет именно туда.
Почему Темный Лорд хотел, чтобы он вернулся в Азкабан, было выше его понимания. В тот момент, когда его ноги коснулись знакомых камней проклятой крепости, желудок Антонина скрутило. Он не возвращался с того дня, когда наконец смог забрать свой военный трофей и отвезти бедную, дрожащую, больную девушку обратно в поместье Рабастана. Это был последний раз, когда он надеялся когда-либо вернуться в место, которое украло пятнадцать лет его никчемной жизни. Даже стоя перед тюрьмой вдали от кого-либо из заключенных или проклятых дементоров, которые их охраняли, он чувствовал ужас этого места.
Яксли стоял в центре собравшейся группы из тридцати или сорока Пожирателей Смерти, которые прибыли через несколько мгновений после Антонина. Он ждал, пока они все прибудут, прежде чем отдать приказ, чтобы они отправились на маленьких лодках к побережью и стояли на страже. В течение нескольких дней ходили слухи о том, что тюрьма будет атакована. Антонин подумал, что слухи звучат нелепо.
Даже если бы повстанцам удалось освободить всех женщин из дома Амбридж без потерь, Азкабан был совершенно другой историей. Пробить брешь в его стенах было невозможно.
К своему огромному огорчению, Антонин обнаружил, что делит лодку с Кадмусом Мульсибером и Торфинном. Часть его беспокоилась, что из-за обхвата молодого волшебника их судно перевернется в холодных водах Северного моря. Роул, казалось, тоже не слишком стремился делить судно с Антонином. Только Кадмус не подозревал о напряжении в маленькой лодке, о чем свидетельствовала его ужасная привычка болтать без умолку.
Они были размещены на берегу материка, на виду у тюрьмы. Антонину было приятно осознавать, что, хотя он все еще был вынужден находиться рядом с местом, которое таило в себе столько ужасов, на самом деле его не заставляли оставаться внутри.
Были и такие, кто застрял внутри разрушающихся стен сырой тюрьмы, но он был благодарен судьбе за то, что не был одним из них. Они представляли собой относительно бесшумный отряд из десятков часовых в масках.
Это был не первый раз, когда его заставляли бодрствовать более двадцати четырех часов, и он был уверен, что и не последний раз.
Либо нападения на Азкабан не должно было быть, либо Яксли ошибся с датой. За первые тридцать шесть часов их караула ничего не произошло.
Повсюду вокруг себя Антонин слышал зевки и перешептывающиеся жалобы мужчин и женщин, которые отдали доверили судьбу тому же хозяину, что и он. Они все начинали уставать от того, что ничего не происходит. Он был уверен, что не только у него есть любимая ведьма, ожидающая его в его огромной кровати. Когда время близилось к полуночи, он молча, но страстно пожелал, чтобы все они поскорее получили приказ разойтись.
Гермиона как раз готовилась бы ко сну, если бы он смог уйти в эту секунду. Возможно, он даже вернется домой как раз вовремя, чтобы застать ее заканчивающей принимать одну из своих частых ванн с пеной.
Им обоим очень понравилась последняя ночь, которую они смогли провести вместе.
Его мысли были сосредоточены на своей ведьме, когда первая из лодок начала появляться на горизонте. Если бы один из его более наблюдательных собратьев не крикнул, что приближаются лодки, он, возможно, продолжал бы грезить наяву, пока парализирующее заклинание не ударило его прямо в живот.
К счастью, его боевые инстинкты хорошо служили ему на протяжении многих лет в качестве помощника Темного Лорда. Когда лодки разных размеров и марок заполнили море перед ними, битва началась всерьез.
Он был на острие сражения. Большинство повстанцев все еще направлялись в его сторону, когда ночное небо начали озарять проклятия.
Крики наполнили некогда тихий ночной воздух. Когда началось волнение, время, казалось, тянулось очень медленно. Антонин смог стать свидетелем нескольких дуэлей, начавшихся вокруг него, прежде чем он увидел своего первого мятежника с намерением причинить ему личный вред.
Для Антонина каждый отдельный человек, сражающийся с вражеской армии, представлял собой еще одно препятствие на пути создания мира, в котором он хотел жить со своей ведьмой. Они были силой, которая была более чем готова украсть у него эту женщину, независимо от того, хотел этого кто-либо из них или нет.
Он не проявил милосердия к мятежникам. Волшебник, осмелившийся поднять свою палочку в его направлении, лежал лицом вниз в водах Северного моря еще до того, как, вероятно, осознал, что его ударило. Он обеспечил бы любой ведьме или волшебнику, попытавшимся вступить с ним в бой, быструю и безболезненную смерть, но все они пали бы от его палочки.
Они были слишком опасны, чтобы позволить им продолжать свою миссию по разрушению мира, который Антонин и ему подобные пытались построить.
Лодочные повстанцы были свирепыми бойцами. Он никогда не мог отрицать храбрости и мастерства достойного противника. В темноте и хаосе Антонин не был уверен, скольких он смог уложить. Многим из его отмеченных братьев и сестер повезло меньше. Он слышал их крики, и беглый осмотр побережья дальше от него показал множество павших товарищей.
Несмотря на здравый смысл, он не спускал глаз с дородного блондина.
Каким-то образом он знал, что первый вопрос, который сорвется с уст его ведьмы, когда он вернется домой и она узнает, что он в безопасности, будет о нем. Он не мог винить ее за большое, открытое сердце. Это было частью того, что он начинал в ней любить.
Это, конечно, при условии, что он вообще способен любить. Визенгамот все еще размышлял над этим вопросом.
Торфинн держался вблизи, примерно в тридцати футах от Антонина. Поскольку повстанцы начали прибывать во все больше возрастающем количестве, он не мог часто смотреть в его сторону, но был уверен, что выйдет из этого невредимым.
В представлении Антонина он был сравним с тараканом. Он продолжал бы возвращаться, каким бы проклятием его ни поразили. Его размышления о паразитах и насекомых были прерваны появлением новой волны повстанцев, прибывших следом за ним.
Затем бойцы на береговой линии оказались в ловушке между повстанцами в лодках и бесчисленными повстанцами, выбегающими из темноты.
Проклятие за проклятием летело в его сторону, и, к его великой чести, ни одно из них еще не достигло своей цели полностью. Его мантия была опалена, а маска слетела в какой-то момент агрессивной дуэли, но он остался невредим.
Огромное количество сил на стороне повстанцев приводило в замешательство. Где-то в глубине души он предполагал, что повстанцы - это группа из пятидесяти или шестидесяти закоренелых сторонников Гарри Поттера. Он никогда бы не подумал, что они были способны совершить налет на дом Амбридж. Однако этот рейд не имел себе равных. Все они были введены в заблуждение количеством добровольных солдат на стороне противника. Их существовало больше, чем они подозревали.
От покалывания в воздухе волосы Антонина начали искриться и потрескивать. Он почувствовал, как короткие волоски по всему его телу начинают вставать дыбом.
Несмотря на насилие и какофонию сотен проклятий, летящих по ночному небу, он смог обнаружить начало защитных чар, устанавливаемых между ним и тюрьмой. Его первым предположением было то, что те, кто ждал внутри тюрьмы, поднимали защитные экраны, чтобы предотвратить любой потенциальный взлом тюрьмы. В течение нескольких мгновений, когда противников, которых можно было бы проклинать, не было, Антонин смог заметить лодку, полную повстанцев, сосредоточивших всю свою магию на снятии защиты.
Он немедленно начал разыскивать своих коллег-разрушителей проклятий. Что бы ни планировали повстанцы, им нужно было немедленно это предотвратить.
Он участвовал в нескольких дуэлях, едва избежав попадания своенравных проклятий, чтобы разыскать Руквуда, двух Ноттов и такую симпатичную ведьму, которая всегда околачивалась рядом с Джагсоном.
Он никак не мог вспомнить ее проклятое имя. Что-нибудь на букву "Е". Элспет? Элизабет? Элиза? Его размышления были прерваны появлением молодого Теодора Нотта.
Он был относительно новичком. Антонин знал этот тип людей. За милю чувствовалось, что он здесь не по своей воле. Он был еще одним человеком, которого отец заставил поступить на службу к Темному Лорду.
- "Эдана и отец уже работают над палатами", - сообщил Тео.
- "Где Руквуд?"- спросил Антонин, осматривая ближайших бойцов.
- "Он мертв, - ответил мальчик без особых эмоций. - Убит одним из членов Сопротивления".
Никто не стал бы скучать по Огастесу Руквуду, так что Антонин даже не стал тратить ни минуты своего времени на то, чтобы оплакивать ублюдка. Все, что его заботило, - это то, что без него их команда проигрывала на одно очко.
Руквуд, может, и был отбросом, но он был отличным разрушителем проклятий. Антонин приказал бледному, явно испуганному мальчику вернуться к своему отцу и ведьме. Он скоро присоединится к ним.
Антонин побежал в противоположном направлении, не обращая внимания на весь этот балаган вокруг него.
К его выгоде, никто не пытался активно привлечь его к ответственности, пока он был в бегах. Он мельком увидел, как Торфинн без разбора сыплет проклятиями в сторону лодок, а затем в сторону повстанцев позади него. Антонину пришлось подавить желание закатить глаза в разгар битвы.
Молодой волшебник так и не понял ценности вовремя наложенного проклятия. Он был дураком, ответственным за убийство Гиббона убийственным проклятием, когда Дамблдор тоже был убит. Очевидно, он все еще не усвоил свой урок.
Он мог видеть Трэверса, волшебника, которого он искал, чтобы помочь им в дальнейшем с защитой, прямо впереди, примерно в тридцати ярдах.
Когда он на полной скорости бежал к волшебнику, Антонин и многие другие люди вокруг него были сброшены на землю. Мощный взрыв, раздавшийся с острова в море, был достаточно силен, чтобы сотрясти землю, на которой он стоял. Там, где повстанцев выбрасывали из лодок, слышались всплески. В ушах у него звенело, и он чувствовал легкое головокружение, но Антонин проигнорировал все это и повернулся лицом к тюрьме. То, что он услышал, было не одиночным взрывом, а серией по меньшей мере из десяти. Большие зияющие дыры были разбросаны по всей тюрьме.
Атмосфера сразу же изменилась. Хотя стоял теплый, почти благоухающий июньский вечер, воздух внезапно стал ужасно прохладным.
Повсюду вокруг себя он слышал крики как пожирателей Смерти, так и повстанцев. Один взгляд в сторону крепости сказал ему все, что ему нужно было знать. Сотни дементоров, вполне возможно, все до единого дементоры, жившие на этом ужасном острове, начали подплывать к отверстиям в своей тюрьме. Они могли плавать и скользить по воздуху.
Он мог видеть, как все они выходили из тюрьмы через щели, чтобы еще раз осмотреть повреждения.
Вдалеке он услышал громкий гудок с одной из лодок. Обычно предназначенный для того, чтобы выдать свое местоположение в условиях тумана, звук клаксона был сигналом для повстанцев.
Крики "Экспекто Патронум" разносились по ночному воздуху. Многие бойцы, все еще сражающиеся с Пожирателями Смерти, по возможности приостанавливали свои поединки, чтобы послать своего собственного телесного патронуса навстречу существам.
Сотни патронусов заполнили ночное небо. Антонин едва мог дышать, настолько он был потрясен этим зрелищем. Все мыслимые животные проносились по небу.
Почти все боевые действия на суше и с повстанцами на лодках прекратились на то время, которое потребовалось зверинцу патронусов, чтобы добраться до тюрьмы.
Каждый дементор, имевший несчастье проявить излишнее любопытство после взрывов, был отброшен от тюремной крепости по меньшей мере на двести ярдов. Серебристые, прозрачные животные удерживали этих существ на расстоянии достаточно долго, чтобы ночное небо снова наполнилось светом. Однако в тот раз сотни ведьм и волшебников на метлах пронеслись по ясному небу к тюрьме.
Антонин издалека мог видеть, что они летят прямо в саму тюрьму. Все мысли о дуэлях были вытеснены из голов бойцов, когда летуны влетели в одно из десяти отверстий в тюрьме, а затем начали вылетать обратно, по крайней мере, с одним или двумя истощенными заключенными, цепляющимися за свои метлы.
Ему не хотелось признавать, что он был впечатлен, но, черт возьми, Антонин был пиздецки впечатлен. Он снова стал свидетелем очередного хорошо спланированного, отлично организованного и прекрасно выполненного рейда повстанческих сил.
Тихий голосок в глубине его сознания предупреждал его, что он не должен успокаиваться. Существовала серьезная вероятность того, что Темный Лорд в конечном счете потеряет все, что приобрел в тот день, когда сразил Гарри Поттера. Это было так, как если бы Антонин стоял достаточно близко к океану, чтобы набежавшая волна окатила его ледяной водой.
Осознание того, что однажды он может оказаться на стороне проигравших и, следовательно, не сможет защитить Гермиону, отрезвляло.
Когда удивление от происходящего в тюрьме улеглось, драка возобновилась. Антонин поднялся с земли и возобновил поиски Трэверса.
В прошлом этот человек доказал свою способность преодолевать сложные чары. Он прошел всего около десяти футов, прежде чем заметил вдалеке знакомые белокурые волосы.
Антонин ускорил шаг и побежал к волшебнику, которого, как он без всякого сомнения знал, звали Люциус Малфой.
Он знал историю отношений Малфоя с Темным лордом. Часть его даже могла понять, что заставило волшебника перейти на другую сторону. Однако его застарелая ненависть к волшебнику не позволяла проявить слишком много сочувствия.
Антонин поднял свою палочку и послал несколько проклятий одно за другим в сторону ублюдка. Люциус смог легко отразить проклятия мощным щитом. Антонин почувствовал, как от гнева у него начинает подниматься кровяное давление. Прежде чем он смог послать еще одно проклятие в сторону Люциуса, он почувствовал, как все его тело напряглось, и упал навзничь. Гребаная связка всего тела. Он никогда не избавится от этого проклятого заклинания!
Люциус возвышался над его распростертым телом, направив палочку прямо ему в лицо. Антонин плюнул бы в его сторону, если бы мог пошевелиться.
Он приготовился к проклятию, которое, как он знал, Люциус стремился наслать на него в течение многих лет. По крайней мере, он знал, что Гермиона в безопасности, спрятанная в их неприступном коттедже.
- Единственная причина, по которой ты сейчас не мертв, Антонин, это из-за того, что ты сделал для Рейны.
Слова были произнесены сквозь стиснутые зубы, но он понял каждое из них. Люциус сохранил ему жизнь из-за предупреждения, которое он сделал мисс Роул. Он бы рассмеялся, если бы мог пошевелиться. Самоотверженный поступок фактически спас его жалкое подобие жизни.
Всегда и во всем был кто-то первый.
Люций еще раз презрительно усмехнулся Антонину, прежде чем повернуться и вступить в бой. Антонин успел увидеть, как он отошел всего на несколько дюймов от его тела, прежде чем на него обрушилось множество проклятий.
Внутренне он подбадривал волшебника, которым оказался Яксли. Люциус лежал на земле, а глава Департамента магического правопорядка наносил ему множественные связывающие и жалящие заклятья. Яксли всегда нравилось играть со своими жертвами, прежде чем приступить к убийству. Он возвышался над Люциусом почти так же, как Люциус возвышался над Антонином всего несколько минут назад.
Безумная ухмылка на лице Яксли согрела холодное сердце Антонина. Люциус наконец-то получит по заслугам.
Торжество Антонина было недолгим. Прежде чем Яксли смог закончить работу, которую он так доблестно начал, на него обрушилось множество потоков разноцветных заклинаний. Яксли отлетел назад по воздуху, прежде чем приземлиться с тошнотворным хрустом.
Краем глаза он увидел, как высокая худощавая блондинка бросилась к Люциусу. Она прикрыла их обоих мощным щитом, прежде чем левитировать раненое тело Люциуса подальше от места схватки. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что Рейна Роул только что чудом спасла Люциусу жизнь.
Он не был уверен, как долго пролежал в грязи, не в силах бороться. Чертовски долго. После того, что показалось мне вечностью, заклинание было снято. Антонину протянули мускулистую руку, чтобы он ее пожал. Он взял ее без колебаний.
- "Постарайся быть осторожнее, Долохов!" - крикнул Торфинн, бросаясь прочь с этого места.
Небо все еще было заполнено храбрыми, или, скорее, глупыми, по мнению Антонина, ведьмами и волшебниками, которые спасали бедняг, запертых в тюрьме. Еще одного мгновения рассеянности, когда Антонин наблюдал, как мимо пролетает метла с тремя людьми на ней, было достаточно, чтобы вернуть его обратно на землю.
На этот раз он не был связан, но прежде чем он смог полностью подняться с земли, еще один луч попал прямо ему в грудь. Он барахтался на земле, отчаянно пытаясь отдышаться.
Волшебник с огненно-рыжими волосами наступил ему на грудь. Треск по меньшей мере двух его ребер был оглушительным. Боль пронзала каждую клеточку тела Антонина, но волшебник не убрал свой тяжелый ботинок из драконьей кожи с его грудины.
- "Где Гермиона, Долохов?" - потребовал волшебник.
Смесь лунного света и света от летящих во все стороны проклятий освещала лицо мужчины достаточно, чтобы Антонин смог разглядеть массивные шрамы. Он вспомнил, как Фенрир неоднократно хвастался, что изодрал в клочья лицо самого старшего мальчика Уизли.
Его имя вылетело у Антонина из головы, но в данный момент это, казалось, не имело значения.
- "Мы знаем, что Гермиона у тебя, - продолжил Уизли.- Скажи мне, где она".
Он перенес большую часть своего веса на ногу, которая давила на грудь Антонина. Боль быстро становилась невыносимой, но он не собирался сдвинуться с места. Он не собирался говорить этому идиоту-мальчишке, где его ведьма. Внимание Уизли на мгновение отвлеклось, когда крики с флаеров наверху возвестили о том, что все заключенные спасены.
Антонину понадобилась всего секунда.
Одно заклинание заставило старшего Уизли и его проклятые тяжелые ботинки отлететь назад от его тела. Вставать было чертовски больно, но Антонин, не теряя времени, поднялся на ноги.
Оба мужчины посмотрели друг другу в глаза, и Антонин понял, что это не закончится, пока один из них не умрет.
Прошло много времени с тех пор, как Антонин выступал в паре с таким равным соперником. Часть его была рада узнать, что если он собирается бороться за свою жизнь, то будет делать это против достойного противника.
Ни одно из их заклинаний не произвело должного эффекта. Они оба были слишком искусны в отвлекающих маневрах и использовании щитов, чтобы допустить прямые попадания. Тело Антонина кричало от боли в сломанных ребрах, но он отказался позволить волшебнику добраться до него. Все отвлекающие факторы исчезли. Антонин даже не слышал, как другие сражались вдалеке, или испуганных криков тех, кто пытался убежать от вернувшихся дементоров.
Даже ледяное отчаяние, которое у него ассоциировалось с тюремщиками Азкабана, было проигнорировано в его яростной решимости одолеть молодого волшебника.
Они могли бы сражаться до тех пор, пока оба не упали бы одновременно от полного изнеможения, если бы к Уизли не присоединилось подкрепление. Два волшебника бросились на помощь Уизли.
Антонин смог оглушить одного относительно быстро после своего прибытия, оставив его сражаться против двоих. У второго волшебника, прибывшего на помощь, было сердитое, устрашающее выражение на знакомом лице. Как только Гермиона была благополучно схвачена и заперта в родовом поместье Лестрейнджей, Кингсли Шеклболт был назначен нежелательным № 2 вместо нее.
- "Сдавайся, Долохов!" - крикнул бывший аврор.
- Сдавайся и отведи нас к Гермионе, и мы проявим к тебе милосердие.
Антонин усмехнулся. Он не прожил бы так долго, если бы был дураком. В предложениях о пощаде всегда были какие-то условия. Решив проигнорировать просьбы обоих мужчин сообщить, где находится Гермиона, он продолжил изнурительную дуэль двое против одного, которая, как он был совершенно уверен, закончится его поражением. Он уже чувствовал, как его избитое тело замедляется.
Его рефлексы были не такими острыми, какими они должны были быть, чтобы выжить. Шеклболт смог поразить его режущим заклятием в плечо. Кровь лилась из раны с такой скоростью, что он боялся, что скоро потеряет сознание от потери крови.
- "Все, что нам нужно, - это Гермиона, - продолжил Уизли.- Просто отпусти ее".
- "Она ничего для тебя не значит!" - крикнул Шеклболт.
Антонин смог отразить их одновременные проклятия с помощью щита, очень похожего на тот, который использовала талантливая мисс Роул в ту ночь, когда она спасла жизнь своему брату. Его энергия была на исходе. Дуэль скоро закончится.
- "Насчет этого ты ошибаешься!" - крикнул в ответ Антонин.
Это было не их дело, что происходило между ним и его ведьмой, но он не мог удержаться от того, чтобы не крикнуть в ответ мужчинам.
Прячась за своим щитом, он задавался вопросом, что сказала бы Гермиона, узнав, что два самых сильных члена повстанческих сил активно добиваются информации о ее местонахождении. Трое, если считать мальчика Лонгботтома. И это она утверждала, что будет просто обузой и никто ее не ищет? Может быть, если бы она знала, что они ищут, ей бы больше не хотелось прятаться в их коттедже.
Его щит колебался ровно настолько, чтобы в его сторону было брошено последнее проклятие. Он почувствовал, как энергия ударила ему прямо в грудь. Его ноги оторвались от земли, и он был отброшен назад. Когда его раненая грудь и затылок ударились о твердую землю, он был уверен, что вот-вот умрет.
Его последние мысли были о Гермионе, прежде чем мир погрузился во тьму.
***
Первой мыслью Антонина о загробной жизни было то, что она странно пахнет.
Когда его измученные глаза открылись в совершенно белой комнате, на него напал ужасный запах смеси стерилизующих чистящих средств и ядовитых зелий. От резких запахов у него заслезились глаза. Это было странно. Ад существовал, и он был в этом месте.
- Мистер Долохов?
Робкий голос слева от него вывел его из задумчивости. Это отняло большую часть его сил, но он изо всех сил старался повернуть голову в сторону звука. Если он был мертв, то и Грегори Гойл тоже. В этом не было никакого смысла.
Предполагалось, что мальчик будет с Гермионой работать у них на чердаке.
- Грегори?
Его голос был скрипучим, и им было немного больно пользоваться. Яркая улыбка появилась на лице молодого волшебника при звуке его имени.
- Гермиона будет так рада услышать, что вы проснулись. Она пыталась сама попасть в больницу, но я сказал ей, что не думаю, что это разумно.
Проницательный мальчик. Если бы Гермиона доказала, что она была чем-то большим, чем просто его пленницей, она оказалась бы под гораздо более пристальным вниманием. В лучшем случае Темный лорд получил бы больше власти, чтобы держать его в узде, если бы он каким-либо образом угрожал Гермионе. В худшем случае Темный Лорд перепоручил бы ведьму одному из своих последователей, который не питал бы к ней тех же чувств, что и он.
- "Спасибо", - ответил Антонин. У него не хватило сил сказать больше.
- Я пойду сообщу целителям, что вы очнулись.
Несколько минут спустя в его комнату вбежала серьезная ведьма с седыми волосами и в самых уродливых очках, которые Антонин когда-либо видел.
Завершая осмотр, она объяснила ему, что он был без сознания почти три дня подряд. Его травмы были серьезными, но не настолько, чтобы он не смог полностью оправиться от них. Она огласила список, который включал тяжелое сотрясение мозга, четыре сломанных ребра и внутреннее кровотечение среди множества других незначительных травм.
- "Я должна настоять, чтобы вы остались в больнице Святого Мунго еще по крайней мере на четыре или пять дней, - сказала она, не обращая внимания на глубокий стон, вырвавшийся у ее пациента. - Вам повезло, что вы остались живы, мистер Долохов."
Ее лекция была прервана нерешительным появлением молодого мистера Гойла. Антонин поднял руку, давая мальчику понять, что он может войти. Он снова уселся на стул, который освободил ранее, в то время как целительница продолжала разглагольствовать о своей пациентке.
- "Чертовски несносная женщина", - пробормотал Антонин, когда она вышла из комнаты.
Грегори фыркнул.
- "Кстати, о чертовски несносных женщинах, - продолжил он.- Гермиона послала тебя сюда?"
- Да, сэр. Она попросила меня присмотреть за вами, если это возможно. Она очень беспокоилась.
- Ты знаешь, что произошло?
Он покачал головой.
- Там было не так уж много деталей. Все, что я знаю, это то, что повстанцы смогли вытащить почти каждого заключенного из Азкабана, прежде чем они все ушли.
-Уизли и Шеклболт..?
- Они сбежали.
- Черт.
Грегори встал со стула, чтобы вложить в руки Антонина смятую газету.
- Гермиона заставила меня пообещать, что я вернусь, как только вы проснетесь. Она может быть немного пугающей, если ты не будешь делать то, что она тебе говорит.
Настала очередь Антонина фыркнуть.
- Спасибо тебе, Грегори. Пожалуйста, скажи ей, что я скоро буду дома.
- Да, сэр.
Антонин наблюдал, как молодой волшебник выходит из больничной палаты, прежде чем обратить свое внимание на газету, которую держал в руках.
Первая полоса была полностью посвящена событиям той жестокой ночи. Несмотря на то, что "Ежедневный пророк" надежно находился в руках Министерства, а министерство - в руках Темного лорда, в статье были намеки на то, что повстанцы добились успеха.
Антонину пришлось подавить еще одно фырканье. Конечно, они добились успеха! Любой, у кого была пара глаз, мог бы сказать ему это. Сотни заключенных Азкабана, некоторые из которых были законными заключенными, но большинство политических, были освобождены за одну ночь. У повстанцев было еще больше встроенных союзников.
На второй странице газеты был приведен список известных случаев смерти. Потери пожирателей Смерти были тяжелыми. О Руквуде он уже знал, но было еще по меньшей мере тридцать человек, которые были убиты или тяжело ранены.
Даже его имя было в газете под заголовком "Ранен - вряд ли выживет".
- "Спасибо за доверие", - с горечью подумал он.
Под заголовком "Пропавший без вести - предположительно погибший" на странице выделялось удивительное имя: Торфинн Роул.
Несмотря на свою растущую ненависть к этому человеку, он должен был признать, что был разочарован, услышав о судьбе блондина. Он знал, что Гермиона была бы опечалена, независимо от того, хотела она это признать или нет. Антонин скомкал газету и бросил ее обратно на пустой стул Грегори.
***
Антонин разозлил свою целительницу до такой степени, что она была готова отправить его домой всего через два дня.
Она заставила его пообещать, что он не будет ничего делать, кроме как отдыхать, по крайней мере, еще неделю. Грегори, который приходил каждый день по настоянию Гермионы, стоял в стороне, пока Целительница отчитывала его.
- "Вы, юный сэр, - обратился целитель к Грегори. - Могли бы проследить, чтобы он не сделал ничего такого, что могло бы снова навредить ему в течение следующей недели?"
Антонин прищурился, глядя на волшебника. Щеки Грегори вспыхнули румянцем, но на его лице появилась небольшая дерзкая усмешка, которая заставила пожилого волшебника занервничать.
- Да, мэм. Я позабочусь о том, чтобы его женщина знала ваши инструкции. Она проследит за тем, чтобы он не навредил себе.
Антонин сверкнул глазами, заставив молодого человека громко сглотнуть. Довольная ухмылка появилась на лице Антонина, когда он понял, что все еще может напугать своего подрядчика.
- Превосходно. Я подписываю документы о его освобождении. Вы вольны уйти в любое время, мистер Долохов.
Когда Целитель оставил двух мужчин наедине, Антонин повернулся и еще раз пристально посмотрел на Грегори.
- "Что такого Гермиона держит над твоей головой, что заставило тебя прийти сюда?"- Он спросил.
Грегори пожал плечами.
- "Я в долгу перед ней на всю жизнь, - объяснил он.- Когда вы не вернулись домой через два дня и она прочитала в газете, что вы были ранены, она заставила меня прийти сюда. Она сказала мне, что если я посижу рядом с вами и расскажу ей, как у вас дела, она отпустит меня."
Долг жизни - это не просто долг. Антонин был удивлен, услышав, что его ведьма использовала это с Грегори, чтобы убедиться, что кто-то будет рядом, когда он очнется от беспамятства. Она могла бы заставить Грегори сделать гораздо больше, чем просто навестить больного человека в больнице.
- "Я бы все равно это сделал, - продолжил Грегори. - Она так испугалась за вас. Я уверен, что она не спала уже несколько дней. По крайней мере, это снова поставит нас на один уровень. Во всем, в чем ей понадобится помощь в будущем, я могу с уверенностью сказать, что делаю это потому, что хочу, а не потому, что должен".
Двое мужчин молча направились по коридору к лифтам. Антонин обнаружил, что чем больше времени он проводит с сыном Гэри Гойла, тем больше ему нравится этот молодой человек. Он становился гораздо лучшим человеком, чем когда-либо мечтал стать его отец. Было отрадно сознавать, что, несмотря на отвратительную грязь, которой был его отец, Грегори подавал надежды.
Они прошли в фойе больницы для привидений, не обменявшись ни словом. Магия Антонина все еще не позволяла ему аппарировать самостоятельно, поэтому ему приходилось полагаться на помощь Грегори.
Ребра и грудная клетка Антонина горели от боли, когда сдавливание прекратилось. Входная дверь с громким треском распахнулась при их появлении. Лицо Гермионы было залито слезами. Она осторожно обняла своего волшебника.
Грегори тихо извинился, чтобы дать паре немного побыть наедине. Он пообещал вернуться на следующий день, чтобы проведать их. Гермиона убрала руки от Антонина ровно на столько, чтобы обхватить ими Грегори.
- Большое тебе спасибо, Грег. Я не знаю, есть ли какой-то официальный способ сделать это, но я освобождаю тебя от твоего жизненного долга.
Он аппарировал с улыбкой.
- "Что тебе сейчас необходимо?" - немедленно спросила Гермиона.
- Долгий горячий душ.
Он открыл входную дверь и чуть не споткнулся о чертову собаку. Впервые за все время их знакомства Гермиона была единственной, кто отчитал собаку за то, что она сделала что-то не так. Аргос выскользнул из гостиной, поджав хвост.
- "Я не думаю, что тебе стоит принимать душ", - сказала Гермиона, когда они вошли в ванную.
Не в настроении вступать в какой бы то ни было спор, Антонин вздохнул.
- Тебе нужно отдохнуть. Тебе не следует так долго оставаться на ногах. Почему бы тебе вместо этого не принять горячую ванну?
- Я не хочу принимать ванну.
- Это поможет тебе избавиться от боли.
- Черт возьми, Гермиона! Я не ребенок!
Ведьма уперла обе руки в бока и сверкнула глазами.
- Нет, но я могу наложить на тебя повязку и вместо этого обтереть холодной губкой.
Антонин отвернулся от душа и подошел к большой ванне.
- Чертовски дерзкая, властная ведьма!
В его словах было мало горячности, и от него не ускользнула ее усмешка.
