Пленница тëмного мага

Крики измученной женщины наполнили в остальном тихую библиотеку. Алекто лежала, съежившись, на полу у ног Антонина, довольно мужественно перенося боль от проклятия, вызванного ее некогда желанной одержимостью волшебником. Даже такая женщина, как Алекто Кэрроу, не могла все еще хотеть мужчину, стоящего над ней и направляющего на нее волшебную палочку с самыми пугающе пристальными темно-карими глазами. - "Даже она не могла быть настолько безумной", - подумала Гермиона. Никто в комнате не предпринял ни малейшего движения, чтобы остановить жестокую бесчеловечность, проявленную перед ними. Только крестницу Люциуса, казалось, ничуть не смутило замечание Гермионы. У нее скрутило живот от осознания того, что, за исключением мисс Блэк и ее самой, у каждого другого человека, собравшегося в комнате, в какой-то момент своей жизни были отмечены руки и они были свидетелями подобного зрелища. Каждый из них испытал невообразимую боль от незаконного проклятия и, без сомнения, неоднократно применял его к другим. Это был один из тех моментов, который вернул Гермиону к поразительной реальности мира, в котором она теперь жила, и к ужасающим, опасным личностям, которые также населяли его. Гермиона точно знала, каково это - корчиться на полу в агонии из-за проклятого проклятия Круциатус. Дважды в своей жизни она подвергалась его разрушительному влиянию. Она знала, что всегда будет переосмысливать те моменты в ночных кошмарах, которые подкрадывались к ней, когда она меньше всего их ожидала. Алекто Кэрроу была презренным человеческим существом, которое наслаждалось пытками невинных детей в ее случае как профессора Хогвартса. Она наслаждалась кровопролитием и придумала тщательно продуманный план, как ранить Гермиону. Несмотря на все это и несмотря на все совершенные ею преступления, о которых Гермиона ничего не знала и не хотела знать, она все еще жалела эту женщину. Кто из них никогда не страдал от мук и унижений неразделенной любви? Алекто могла быть суровой, садисткой, но она все равно оставалась женщиной. Ее план оторвать Антонина от Гермионы едва не привел к невинной (если вообще можно назвать Торфинна Роула невинным) смерти от его разъяренных рук. Гермиона, конечно, не могла мириться с ее методами, но сестринство женственности могло позволить просочиться малейшему количеству сочувствия. Каждый хотел быть любимым. Алекто просто напортачила в своих планах по осуществлению своих желаний. Крики Алекто превратились в хныканье. Воспоминания о ночи, которую она провела, растянувшись на полу гостиной в Малфой-Мэноре, постоянно присутствовали в сознании Гермионы. Она знала, что эта женщина сойдет с ума, если Антонин в ближайшее время не остановится. Даже Алекто заслуживала лучшей участи, чем эта. Гермиона ухватилась за мантию волшебника, за спиной которого все еще стояла. Она уткнулась взглядом в ткань и едва уловила момент, когда ее возлюбленный потянулся сзади, чтобы заключить ее в надежные объятия. Она позволила его рукам прижать ее дрожащее тело к его широкой груди. - "Убери от нее свои руки!" - крикнул Антонин, на время забыв о ведьме у своих ног. Гермиона почувствовала, как рука, которая никогда не касалась ее тела в гневе, схватила ее за локоть. Короткая потасовка с применением физической силы привела лишь к тому, что Торфинн толкнул Антонина достаточно сильно, чтобы он приземлился на задницу рядом с плачущей женщиной на полу. Гермиона тихо всхлипывала в смятую мантию Торфинна, когда он полностью заключил ее в свои массивные объятия. Ее волшебник шептал успокаивающие слова ей в волосы, чтобы она успокоилась. - "Гермиона...- Голос Антонина был низким и опасным. Он все еще сидел на деревянном полу. - Гермиона, отойди от него. С ним не безопасно." Торфинн осторожно, но быстро отодвинул Гермиону за свою неуклюжую фигуру в знак безопасности. Его и без того раскрасневшееся лицо с каждым мгновением становилось все краснее. Он держал свою палочку перед лицом, готовый защитить женщину, в которую, как он верил, был влюблен, от волшебника, заявившего на нее права. - "Не надо. Ты. Дерзай, - предупредил Торфинн, его слова были отрывистыми и резкими. - Не смей говорить, что ведьма, которую я люблю, со мной не в безопасности." Антонин насмешливо фыркнул. Его темно-карие глаза закатились, и грубый смешок сорвался с его губ. - "Ты не любишь ее, Роул. Ты даже не знаешь ее! - выплюнул он.- Я ее защитник". - Да, и какую замечательную работу вы проделали в качестве ее "защитника", Долохов! Посмотри, что с ней случилось сегодня вечером! Даже Алекто перестала издавать звуки со своего места на полу. Каждая пара глаз в комнате сосредоточилась на двух волшебниках. Никто не мог спорить с Торфинном, даже Антонин. Он подвел женщину, которую поклялся защищать. Отрицать этот факт было просто невозможно. -"Ты оставил ее одну на вечеринке, полной ее врагов, Антонин, - продолжил Торфинн. - Если это не Кэрроу что-то с ней сделали, то это могла быть Амбридж или кто-то другой. Она здесь не в безопасности!" - "Я обижаюсь на это замечание. Это мой дом. Здесь она в безопасности," - вмешался Рабастан. - "Нет, Рабастан, это не так, - возразил Роул. - Здесь она определенно не в безопасности. Ты знаешь, что с ней чуть не случилось, когда ты был в России или куда там тебя послал Темный Лорд?" Антонин опустил глаза в пол. Он осторожно оторвался от пола, чтобы дать ему повод не отвечать на вопрос. Он беспокоился о ее безопасности в поместье, пока его не было. Это было одной из причин, по которой он был так напряжен во время своей поездки. Его мысли никогда не были далеко от Гермионы. - Знаешь ли ты, что однажды вечером в Хогвартсе, после твоего ухода, я случайно услышал, как Уолден сказал, что собирается нанести неожиданный визит в поместье в твое отсутствие? Гермиона сглотнула. Она вспомнила ту ночь, которую описывал Торфинн. Если бы он не появился в нужный момент… - Он хвастался всем, кто соглашался слушать, что собирается "попробовать" твою ведьму, пока тебя не будет, Антонин. Я взял за правило быть здесь каждую ночь, когда тебя не было. Однажды вечером, когда меня вызвали, и я не смог прийти сюда пораньше, я вошел в парадный вход и обнаружил, что Уолден схватил ее за руку на лестнице. У него было такое выражение лица, которое мы все видели раньше... Гермиона выглянула из-за спины Торфинна, чтобы разглядеть лица слушателей. Антонин выглядел так, словно его вот-вот стошнит. Выражение вины застыло на его красивом лице, и он не мог никому смотреть в глаза. Амикус все еще был заморожен, а Алекто на самом деле ухмылялась. Рабастан прищурил глаза и, казалось, был готов сразиться с кем-нибудь на смертельном поединке. Люциус покровительственно обнимал мисс Блэк, в то время как по ее щекам текли слезы. Ее лицо было бледнее обычного, и она тоже выглядела так, словно ее вот-вот стошнит. Не желая больше ничего видеть, Гермиона снова спрятала лицо в мантии Торфинна. - "Если бы я не подоспел сюда как раз вовремя, - сказал Торфинн слегка дрогнувшим голосом. - Было бы слишком поздно. Мне невыносима мысль о другом человеке, которого я люблю, и об этом гребаном животном..." В комнате воцарилась тишина, пока Торфинн пытался взять себя в руки. Гермиона не понимала истории, которая, очевидно, была у ее волшебника с бывшим палачом. Что бы это ни было, это, должно быть, было ужасно. Она чувствовала, как ее собственные слезы катятся по щекам. - Я хочу сказать, Антонин, что ты не можешь защитить ее. Антонин начал было спорить с этим человеком, но остановился. Пока он пытался придумать какой-нибудь ответ, ведьма, лежащая на полу, направила свою волшебную палочку на своего все еще связанного брата. Быстрый взмах, и мгновение спустя Амикус ожил с яростью, которая шокировала всех. К счастью, пожиратели Смерти в комнате попрактиковались в оттачивании своих рефлексов. Они все объединились против Кэрроу. Люциус заколдовал Алекто и вернул ее на пол в считанные мгновения. Рабастан, Торфинн и Антонин обезоружили брата без особых усилий. - "Вы отрицаете свое участие в плане вашей сестры?" - спокойно спросил Антонин волшебника, вертя в пальцах свою украденную палочку. Амикус буквально плюнул в сторону Антонина. Разгневанный таким вопиющим проявлением неуважения со стороны такого червя, как Кэрроу, Антонин послал умеренное жалящее заклятие в живот Амикуса, прежде чем переломить его палочку пополам. Волшебник согнулся пополам от боли в тот момент, когда заклятие поразило его. Когда он понял, что Антонин сделал со своей палочкой, он попытался подняться на ноги и атаковать. Антонин стал более могущественным волшебником, даже не пытаясь этого сделать. Кэрроу снова оказался на полу от легчайшего движения запястья Антонина. - "Это была моя идея!" - закричала Алекто, отчаянно пытаясь защитить брата, которого она любила, от дальнейшего вреда. - "Успокойся, Алли!"- Амикус зашипел. - "Я сказала ему, что делать. У меня все зелья были готовы. Я была той, кто разбил их бокалы, - призналась она, и по ее пухлым щекам покатились крупные слезы. - Я использовала сифонирующее заклинание на его носовом платке, чтобы собрать грязнокровкину грязную кровь и смешать ее с напитком Торфинна. Затем я взяла кровь с кончика палочки Ами и смешала ее с напитком Грязнокровки. Я была тем, кто приказал домашнему эльфу доставить бокалы с шипами. Я была тем, кто заставил Торфинна вручить ей правильный бокал. Все это было моим планом." - "Остановись, Алли! - снова закричал ее брат. - Им не обязательно знать все детали. Я был тем, кто говорил ей, что делать. Я составил план. Если кому-то нужно заплатить за этот вечер, то, пожалуйста, оставьте мою сестру в покое". Алекто рыдала, стоя на коленях и вцепившись в мантию Антонина. - "Не причиняйте вреда моему брату, - взмолилась она. - Это все моя вина. Он сделал только то, о чем я его просила. Пожалуйста, Антонин. Пожалуйста, не причиняйте ему вреда." Гермиона не могла не почувствовать себя тронутой этим зрелищем. У нее никогда не было брата. Конечно, она всегда хотела такого. К сожалению, ее мать не смогла иметь больше детей. Ей хотелось бы понять силу любви к брату или сестре настолько сильно, что она была бы готова пожертвовать своей жизнью ради них. Когда-то давным-давно она чувствовала то же самое к Гарри, даже если он не был кровником. Она была готова принять все, что планировала Беллатриса Лестрейндж, только бы обезопасить его. Эти ужасные братья и сестры, которых весь волшебный мир поносил и с удовольствием открыто высмеивал, любили друг друга настолько, что отдали свои жизни, чтобы пощадить другого. Невозможно было не растрогаться. - "Знаешь, Антонин, хоть мне и невыносима мысль о том, чтобы окунуть свой фитиль в грязную, отвратительную грязнокровку, я вижу в ней привлекательность, - сказал Амикус, кивнув головой в сторону Гермионы. - Что ты о ней думаешь, Торфинн? Оправдала ли она всю эту шумиху?" И Антонин, и Торфинн направили свои палочки на волшебника, стоявшего на коленях. На их совершенно разных лицах было почти одинаковое выражение ярости. Волшебник продолжал насмехаться над мужчинами из-за женщины, из-за которой они только что подрались. Алекто рыдала, умоляя Антонина пощадить ее брата. - "Оглядываясь назад, мы, вероятно, даже не нуждались в Аморенции, - настаивал Амикус. - Эта ведьма достаточно большая шлюха, чтобы она, вероятно, раздвинула бы ноги перед любым, кто захотел бы посмотреть в ее сторону". Этого было достаточно для Антонина. Он оттолкнул от себя сестру мужчины и наклонился, чтобы схватить Амикуса за горло. Никто в комнате не остановил его. Один из собравшихся волшебников наслал на Алекто связующее проклятие, чтобы она не вмешивалась, но каждый человек, стоявший там и наблюдавший за разворачивающейся сценой, знал, что через несколько мгновений кто-то умрет. - "Ты позоришь имя волшебника", - выругался Антонин. Его рука продолжала сжимать шею мужчины с пугающим упорством. - Говорит.. этот, э-э-э… волшебник, который... трахается… Грязь... кровь. Амикус едва мог говорить. Антонин наклонился, чтобы прошептать на ухо сопротивляющемуся волшебнику. Все, включая Гермиону, напряглись, чтобы расслышать, что он говорит, но не вырвалось ни слова. Глаза Амика сузились в направлении Антонина, и он еще раз безуспешно попытался плюнуть в нападавшего. В последний момент Антонин отпустил горло мужчины и направил свою палочку в то самое место, которое только что освободила его рука. С тем же криком по-русски, который он издал ранее ночью, Амикус замертво упал на пол. Несколько минут никто не произносил ни слова. Гермиона выглянула из-за спины Торфинна, чтобы посмотреть на безжизненное тело на земле. Она чуть не стала жертвой того самого проклятия, когда ей было шестнадцать лет. Это было мощно и ужасно и напугало ее до чертиков. Она надеялась прожить остаток своей жизни, никогда больше этого не увидев. - "Рабастан, - сказал Люциус, нарушая неловкую тишину. - Ты покажешь мне свой кабинет зелий? Я полагаю, Торфинн и мисс Грейнджер остро нуждаются в противоядии." - "Конечно, - ответил хозяин поместья. - Ты знаешь, что тебе нужно?" - "Да, к сожалению, Амортенция - это зелье, с которым я знаком, - объяснил Люциус. - Айла, дорогая, ты не хотела бы пойти со мной?" Мисс Блэк уставилась на своего крестного широко раскрытыми глазами. Ее слез больше не было, но она все еще была потрясена. Они все были такими. - Нет, Люциус. Я думаю, что останусь здесь. Малфой кивнул головой в ее сторону, прежде чем выйти из комнаты в сопровождении Рабастана, идущего впереди. Антонин уставился на магически связанную ведьму, все еще лежащую на полу. Он снял заклинание. Тут же до их ушей донеслись резкие крики раненого животного. Алекто, не теряя времени, проползла по полу и бросилась на безжизненный труп своего брата. Она рыдала в его официальную угольно-серую мантию, не заботясь о том, что у нее была аудитория из четырех человек. Антонин сделал несколько больших шагов в направлении Алекто. Его высокая фигура возвышалась над ее плачущим телом. - "Ты, наконец, поняла, что я не хочу иметь с тобой ничего общего, Алекто?- Она смотрела в суровые глаза мужчины, но не могла собраться с силами, чтобы ответить.- Я никогда больше не хочу видеть твое лицо." Алекто разразилась новым потоком слез. Она снова уткнулась лицом в мантию брата. - "Я должен сообщить об этом, - объявил Антонин троим, все еще стоявшим на ногах.- Я не знаю, когда вернусь". Торфинн и мисс Блэк кивнули. Гермиона не могла заставить себя встретиться с ним взглядом. Антонин поднял забытый бокал для шампанского с того места, где он в суматохе упал на пол. Он пробормотал заклинание портуса. Заставив Алекто прикоснуться к стеклу, он схватил в охапку одежду ее покойного брата. Бросив последний взгляд в сторону Гермионы, Антонин исчез вместе с Кэрроу. Гермиона боялась, что от внезапного нахлынувших эмоций у нее подкосятся колени. Она испытала облегчение от того, что Антонин ушел, но какая-то часть ее боялась за него. Возможно, он и не тот волшебник, которого она любила. Возможно, он потерял ее из-за блондина, в чьих объятиях она оказалась, но он направлялся в неизвестность. Встреча со своим Темным Лордом, чтобы сообщить об убийстве собрата-пожирателя Смерти, может означать его собственную смерть. Было трудно не расстраиваться из-за перспективы никогда больше не увидеть этого страстного мужчину. - "Все в порядке, любовь моя, - пробормотал Торфинн ей в макушку, прижимая к себе ее рыдающее тельце. - Я буду оберегать тебя. Я обещаю." Крестница Люциуса с большим интересом наблюдала за происходящим перед ней. Гермиона была удивлена, что она решила остаться, когда ее защитник был в какой-то отдаленной части поместья, готовя противоядие от предполагаемого зелья, под действием которого она находилась. Мысль о том, что зелье было тем, что вызывало у нее чувства к Торфинну, была совершенно нелепой. Они все узнают, когда Люциус вернется с каким-нибудь отваром, над которым он работал. Они все увидят, что она не была под воздействием алкоголя. - "С вами все в порядке, мистер Роул? - спросила мисс Блэк. Она заламывала руки, очевидно, отчаянно пытаясь что-то сделать. Гермиона могла посочувствовать чувству собственной бесполезности.- Я могу что-нибудь для вас сделать?" - Спасибо вам, мисс Блэк. Я ни о чем не могу думать. А ты можешь, принцесса? Гермиона отрицательно покачала головой. Все, чего она хотела, - это принять долгую горячую ванну, забраться в удобную постель и проспать несколько дней в объятиях своего любимого. Почему-то она не думала, что ведьма сможет помочь ей во всем этом. Люциус и Рабастан вернулись в библиотеку вскоре после ухода Антонина. Очевидно, противоядия от самого сильного любовного зелья в мире было немного. Мисс Блэк бросилась встречать своего крестного на верхней площадке лестницы. Она взяла один из дымящихся бокалов из его рук. - "Я исследовал зелье вожделения, которое вам обоим дали, пока ждал, пока сварится противоядие, - объяснил Люциус. - Это довольно простое зелье. К сожалению, противоядия от этого не существует, но хорошая новость заключается в том, что это продлится недолго. Вам обоим нужно будет промыть свои тела большим количеством воды." Гермиона приняла дымящийся кубок из рук Люциуса, в то время как Торфинн принял кубок из рук Айлы. Рабастан извинился, сказав, что ему нужно проследить за запланированной феерией фейерверков. Было уже за полночь, но он надеялся, что его гости еще не ушли разочарованными. Он выбежал из библиотеки, бросив последний взгляд в сторону мисс Блэк, который не остался незамеченным никем в комнате. "Я и не знала, что ты так хорошо разбираешься в зельеварении", - сказала Гермиона Люциусу после того, как хозяин вечеринки ушел. Люциус одарил ее любезной, но измученной улыбкой. Она была не единственной, кто хотел забраться в постель и проспать несколько дней со своим возлюбленным. - Я человек со многими талантами, моя дорогая. Гермиона уставилась на кубок. Насколько ей было известно, она никогда не находилась под воздействием какого-либо слабого изменяющего зелья. Таким образом, она была незнакома с противоядиями от многих отваров, которые сеяли хаос среди тех, кому не повезло их выпить. Она понюхала жидкость, надеясь, что это вызовет какие-нибудь воспоминания об одном из ее уроков зельеварения. По крайней мере, она надеялась, что сможет обнаружить любой вид яда, который глава семейства Малфоев мог бы попытаться подсунуть ей под видом помощи. Все, что она чувствовала, - это запах мяты и клубники. По крайней мере, казалось, что противоядие не будет иметь ужасного вкуса, попадая в ее пищевод. Все ее тело ощущалось так, словно ее окатили бочкой ледяной воды. По мере того как зелье продвигалось по ее горлу и попадало в желудок, она почувствовала, как прежнее жжение и интенсивность постепенно исчезают. Это было странное чувство, которое она никогда больше не хотела испытывать. Кубок выпал у нее из рук, и она схватилась за живот в приступе болезненной судороги. Это чувство прошло всего за несколько мгновений. Она снова открыла глаза, когда боль прошла. Ее глаза карамельного цвета сразу же остановились на темно-синих глазах Торфинна. Воспоминания о том, что произошло ранее вечером, промелькнули в ее мозгу. Торфинн стоит у входа в кабинет. Она тянет его по коридору за мантию. Его смех, когда щелкнул дверной замок. Она прижимвет его к книжной полке. Целует в первый раз. Каждая деталь мучила ее до тех пор, пока она не испугалась, что ее стошнит. Он, должно быть, испытывал те же чувства, потому что его темно-синие глаза расширились, а затем он отвернулся от нее так быстро, как только мог. Как она могла хоть на мгновение подумать, что он ее возлюбленный? Это было безумие! Она никогда бы не почувствовала ничего подобного к этому мужчине. Он мучил ее весь ее первый год в Хогвартсе. Позже он не раз пытался убить ее. Даже игривого подшучивания, которым они обменивались во время его визитов в поместье, было недостаточно, чтобы оправдать ее действия. Она переспала с Торфинном Роулом… три раза. Четыре, если считать то, что он делал своим языком, пока она сидела на подоконнике, что заставило ее кричать и видеть звезды. - "О, боже мой", - мысленно всхлипнула она. Она была уверена, что могла бы умереть от стыда. - "С вами все в порядке, мисс Грейнджер?" - спросил Люциус, и на его лице отразилось беспокойство. Гермионе пришлось уйти. Ей нужно было скрыться от каждой пары глаз, устремленных на нее. Они все видели ее обнаженной! Они все видели ее обнаженной, а Торфинн был сверху… О, боже. Она больше никогда не хотела никого из них видеть. Стыд был невыносим. Ее глаза снова встретились с глазами Торфинна, и она точно вспомнила, как он выглядел, когда был в муках страсти. Это было не то, что она когда-либо смогла бы забыть! Она чувствовала себя дешевой, грязной и неотесанной. Она оттолкнула Люциуса и на полной скорости побежала к лестнице. - Гермиона, подожди! Торфинн окликнул ее сзади, но она не остановилась. Ей было невыносимо провести еще хоть мгновение, зная, что она делала с этим мужчиной, находясь под воздействием этих гребаных зелий. Босые ноги за считанные мгновения донесли ее вниз по лестнице. Когда она толкнула дверь в коридор, то чуть не столкнулась с несколькими гостями. Не обращая внимания на их растерянные взгляды, а в одном случае и на откровенную враждебность, она взбежала по главной лестнице. Еще не было трех утра, но даже тогда ей было невыносимо находиться в спальне, которую она делила с Антонином. Она взбежала по лестнице на самый верх дома. Последняя узкая лестница вела на лестничную площадку, которая вела на роскошную террасу на крыше. Это было прекрасное святилище, которое она обнаружила во время одного из своих первых посещений поместья. Большинство гостей даже не подозревали о его существовании. Даже Рабастан редко выходил среди растений в горшках полюбоваться закатом. Гермиона была рада побыть одна. Не обращая внимания на почти прозрачную ткань своего платья, Гермиона легла на холодный камень. Все ее тело болело от непривычных нагрузок предыдущего вечера и стресса от осознания того, что последовало за приемом противоядия. Впервые в своей жизни она почти смогла понять, что заставляло бедных несчастных обращать свои волшебные палочки против самих себя или бросаться с мостов. Неужели их тоже снедал невыносимый стыд? Неужели они не знали, как встретятся лицом к лицу с теми, кто им дорог? Антонин… одна только мысль о нем вызвала у Гермионы очередной приступ слез. Его лицо, когда щит был опущен, навсегда запечатлелось в ее памяти. Гнев, печаль и обида в его глазах - это было совсем не то, что она хотела бы увидеть снова. До того, как он понял, что она находится под влиянием Амортенции, она никогда так не боялась волшебника, с которым делила постель более четырех месяцев. Даже то, что он смотрел на свою волшебную палочку в Отделе тайн, не шло ни в какое сравнение с тем моментом, когда он поверил, что она добровольно встречается за его спиной с Торфинном Роулом из всех людей! В те мучительные моменты она знала, что он способен убить ее голыми руками. Простит ли он ее когда-нибудь? Она одновременно хотела знать ответ на этот вопрос и боялась узнать правду. А может, и нет. Они добились такого прогресса в своих отношениях. Хотя это, конечно, было не самое здоровое общение, она наслаждалась практически каждым мгновением, проведенным в его присутствии. Конечно, на это ушло время, но теперь ей было трудно вспомнить, какой была жизнь без него. Что бы это могло значить? Дверь на террасу на крыше открылась с громким скрипом. Гермиона села, чтобы посмотреть в лицо тому, кто бы это ни был, кто решил нарушить ее уединение. На террасе было темно, и только фонари с территории освещали небольшую площадку. Несмотря на полумрак, она различила приветливую пушистую фигуру Аргоса, бежавшего к ней на своих массивных лапах. Как ему всегда удавалось открывать закрытые и даже запертые двери, было загадкой для ведьмы. Она предполагала, что всегда есть по крайней мере один домашний эльф, которому поручено следить за тем, чтобы собака смогла найти свою новую хозяйку. Аргос чувствовал, что с Гермионой что-то не так. Она по-настоящему общалась только со своим полукровкой Косолапом, поэтому не была уверена, что все животные могут чувствовать, когда их людям плохо. Хотя Аргос мог бы. Он подскочил к ней с мрачным выражением на своем обычно радостной мордочке. Сенбернар обнюхал ее босые ноги и без приглашения уселся своим внушительным телом прямо ей на ноги. Гермиона была благодарна за это тепло. Ее туфли были где-то в библиотеке, и она была уверена, что никогда больше не сможет туда войти. Слишком много воспоминаний витало вокруг томов в этом месте. - "Хороший мальчик, Аргос, - прошептала она, зарываясь руками в его мех. - Ты ведь знал, что именно мне было нужно, не так ли?" Он издал тихое "гав" и лизнул ее в лицо своим скользким длинным языком. Она все еще находила забавным, что такое же поведение любого другого животного в прошлом заставило бы ее броситься за горячей водой и мылом, но с Аргосом она приветствовала его привязанность без каких-либо колебаний. Гермиона прижалась щекой к его шерсти. Когда она вздохнула, животное начало подталкивать ее своей большой мордой. - Я тоже люблю тебя, большой мальчик. Я рада, что все еще есть кто-то на моей стороне" Ее горестные мысли были прерваны внезапным взрывом фейерверка над их головами. Она помнила, как Рабастан ушел разбираться с дисплеем, но сам взрыв заставил ее подпрыгнуть от испуга. Чувствуя страх своего человека, Аргос продолжал прижиматься к молодой женщине. Великолепное шоу волшебных фейерверков было поистине зрелищем. Если бы этот вечер не стал для нее замечательным провалом, Гермиона была уверена, что получила бы огромное удовольствие от этого зрелища. Может быть, даже когда рука Антонина обнимала ее за талию и шептала обещания о том, что произойдет в их спальне после ухода гостей. Она еще раз вздохнула, прежде чем снова обратить свое внимание на небо. Аргос сидел по стойке смирно на ее быстро согревающихся ногах, чтобы наблюдать вместе с ней. По опыту общения Гермионы с собаками, жившими по соседству с ее родителями в ночь Гая Фокса, собаки обычно боялись взрывающихся фейерверков. Сколько раз она не могла заснуть из-за того, что какой-нибудь ночной гуляка поднимал на ноги соседей? Ее позабавило, что Аргос, казалось, наслаждался фейерверком. - Ты действительно странный пес, не так ли? Аргос прижался к ней своим гигантским мохнатым телом. Это был его способ проявить привязанность к миниатюрной ведьме, даже если она упала духом. Когда фейерверк немного погодя закончился, Гермиона снова легла на камни. Аргос опустился рядом с ней, чтобы разделить тепло своего меха. Она просунула свои босые ступни под его задние лапы и обвила руками его спину. Сенбернар заснул через несколько мгновений. Гермиона вскоре последовала за ним. Светское мероприятие этого года основательно измотало ее. Пара нежных рук разбудила Гермиону, когда ночное небо начало окрашиваться в оранжевый цвет. В какой-то момент ей удалось повернуться настолько, что она смогла использовать толстую шею Аргоса в качестве подушки. Дремлющего пса, казалось, ни в малейшей степени не смутило изменение позы. Спать несколько часов на холодном камне было примерно так же неудобно, как она себе представляла. Гермиона потянулась и осторожно поднялась с пола. Каждый мускул в ее теле казался напряженным и болел. Антонин выглядел таким же измученным, каким чувствовала себя Гермиона. Под его глазами уже образовались темные круги. Его верхняя одежда исчезла, а рубашка была расстегнута. Ей страстно хотелось обнять его мускулистое тело точно так же, как она сделала это всего двадцать четыре часа назад, когда он скользнул в их постель, но одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы удержать свои руки при себе. Может быть, однажды он простит ее за участие в том, что произошло прошлой ночью. Однако это было не утро 2 мая. - "Пора ложиться спать, Гермиона", - сказал он мягким, но холодным тоном. У нее был миллион вопросов к нему, миллион извинений, но ни одно слово не сорвалось с ее губ. С чего она вообще могла начать? Даже спрашивать, как прошла его встреча с Темным Лордом, казалось неуместным. Судя по характерному признаку его дрожащих рук, она поняла, что он подвергся тому же проклятию, которое применил к Алекто. Вероятно, пройдут дни, прежде чем он вернется к своей обычной физической форме. Эмоционально… гораздо дольше. Она последовала за волшебником в их спальню в полной тишине. Аргос следовал за ней почти таким же образом. Даже собака понимала необходимость покоя в столь ранний час. Антонин с легкостью распахнул незапертую дверь в их спальню. Два шага вперед, и он начал снимать свою официальную мантию с этой чертовой ужасной вечеринки. Ей страстно хотелось поспать в их большой кровати, но она знала, что ни за что не залезет к ним под одеяло, когда на ее коже все еще будет ощущаться запах другого мужчины. - "Я собираюсь быстренько принять душ," - объявила она. Антонин встретился с ней взглядом, но ничего не сказал. Вода была настолько горячей, насколько это было возможно, не ошпарив ее тело. Плакать в душе казалось ужасно банальным, несмотря на то, что она делала это тысячу раз в своей жизни. Жизнь в общежитии Хогвартса иногда означала, что душ был единственным уединенным местом, где она могла поплакать, не беспокоясь о беспокойстве своих соседей по комнате. Она почти ожидала, что слезы снова навернутся у нее на глаза, пока она стояла под горячими струями. Однако ее слезные протоки были сухими. Она уже выплакалась. Она энергично терла свою кожу, пока та не стала почти грубой. К тому времени, когда "быстрый" тридцатиминутный душ закончился, все ее тело было красным. Это должно было стать частью ее наказания за действия, находящиеся вне ее контроля. Гермиона натянула черную шелковую пижаму, которую успела полюбить. Антонину нравилось ощущать ткань под своими руками, по крайней мере, он неоднократно говорил ей об этом. Она вышла из ванной, наполненной паром, нервничая из-за приема, который ей окажут по ту сторону двери. Аргос, как и следовало ожидать, уже спал и похрапывал на своем коврике перед холодным камином. Новые занавески, которые Рози недавно повесила в их спальне, не давали утреннему солнцу проникать в окна. Вокруг по-прежнему было почти так же темно, как и в самое темное время суток. Она не могла видеть Антонина, но слышала его ровное дыхание. Она забралась под знакомое покрывало, стараясь не раскачивать кровать. Ее волшебник был измучен и приходил в себя после Годрик знал чего. Гермиона опустила голову на подушку, которую накануне вечером передвинула почти точно в центр кровати. Поскольку их отношения развивались, они оба предпочитали делить середину кровати, заключив друг друга в объятия. Она была опечалена, обнаружив, что в центре пусто и холодно. Ее глаза привыкли к темноте. Антонин лежал на самом краешке своей половины кровати спиной к ней. Регресс.