Обратный отсчет

Буря грянула быстрее, чем Гермиона ожидала. В субботу ей доставили послание от Уайтхолла с датой и адресом, и с тех пор она не находила себе места, не представляя, как рассказать обо всем Джеймсу. Оставалось всего два дня, а она так и не завела этот разговор, предпочитая отсиживаться в своей спальне и лишний раз не попадаться Джеймсу на глаза. Однако, хоть квартира Лауры и была большой, совсем не пересекаться с ним не получалось. Каждый раз, когда Гермиона натыкалась на Джеймса, она испытывала жгучее чувство вины: он выглядел изможденным, и вместо того, чтобы помочь ему справиться с кризисом, она собиралась отдать его Уайтхоллу. А еще, стоило увидеть его взгляд, как в груди поднималось желание подойти и крепко его обнять, пообещать, что скоро ему станет легче и что они вместе преодолеют этот период. Но вместо этого Гермиона его избегала. По ночам становилось сложнее всего. После того, как однажды Джеймс проснулся от крика, он больше не спал, и Гермиона не могла придумать способ его заставить, главным образом потому что опасалась надолго оставаться с ним в одной комнате. Фрагмент монолита по-прежнему влиял на ее магический фон, хоть уже не так радикально, как в первые дни. Так не могло продолжаться долго, особенно перед поездкой к Уайтхоллу, поэтому в какой-то момент она сдалась и, предварительно спрятав фрагмент в защитный бокс, а тот — в волшебный рюкзак, позвала Джеймса к себе. — Тебе нужно отдохнуть, — вздохнула она. — Я не хочу спать. От его хриплого голоса и покрасневших от усталости глаз у Гермионы мучительно кольнуло в груди. Она покачала головой и тихо предложила: — У меня есть то, что избавит тебя от сновидений. Дело ведь в этом? Джеймс отвел взгляд в сторону и упрямо сжал челюсти, всем своим видом демонстрируя, что не собирается обсуждать эту тему. — Доводя себя до изнеможения, ты сделаешь только хуже. Давай, иди сюда, — она села на кровать и похлопала ладонью рядом с собой. Куда только делся здравый смысл и все границы, которые она так старательно выстраивала? Джеймс не сдвинулся с места. — Я не буду ничего принимать. — Хорошо. Тогда просто приляг и попробуй уснуть. А я буду рядом. Некоторое время он сверлил ее пристальным взглядом, от тяжести которого Гермионе стало не по себе. Потом наконец моргнул, разрывая зрительный контакт, и медленно двинулся к кровати. Гермиона не дышала, наблюдая за его приближением. Копившееся все эти дни напряжение скрутило внутренности в жесткий узел, и она в очередной раз поймала себя на мысли, что между ними что-то неуловимо изменилось. К сочувствию, вине и желанию помочь попавшему в беду человеку добавилось кое-что еще. То, что пугало, расстраивало ее и вместе с тем иррационально будоражило. Она никогда не была падка на внешность, воспринимая физические данные лишь как один из факторов привлекательности. Куда больше Гермиону интересовала эмоциональная составляющая, отклик, который возникал при контакте глаз и заставлял сердце биться сильнее. И чем больше Джеймс приходил в себя, тем сильнее она это чувствовала. Было в нем, в его личности и душе что-то такое, что цепляло ее на крючок и не отпускало. То, как он смотрел на нее порой… выбивало почву из-под ног. Он присел на край матраса и выжидающе повернул голову в ее сторону. Гермиона на мгновение растерялась, но, немного подумав, закусила губу и забралась на кровать, удобно подперев спину подушками. Поймав взгляд, который она бросила на свои колени, замешкался уже Джеймс. — Давай же, — подтолкнула его Гермиона. Он колебался всего минуту, после чего вытянулся на кровати, положив голову ей на ноги. Гермиона запустила руку в его волосы и принялась нежно перебирать пряди, чувствуя как расслабляется его тело. Джеймс издал тихий звук и, закрыв глаза, практически сразу провалился в сон. Гермиона еще долго гладила его по голове, думая обо всем на свете и ни о чем конкретном, пока и сама не уснула. Проснулась она от нехватки кислорода и тупой боли в ребрах. В темноте не сразу поняла, где находится, отчего запаниковала еще сильнее. Но ощутив напряженное тело Джеймса рядом и уловив блеск его бионики в слабом лунном свете, просачивающемся сквозь плотные шторы, сразу все вспомнила. Он до сих пор спал, но постоянно вздрагивал и крепко прижимал ее к себе, отчего Гермиона не могла нормально вздохнуть. — Тшш, это всего лишь сон, — зашептала она, снова запустив пальцы в его волосы. — Все хорошо, ты здесь, со мной. Не сразу, но это подействовало: Джеймс расслабился, слегка ослабляя хватку и позволяя Гермионе немного отодвинуться. Ребра болели, и наутро ее тело наверняка будет в синяках, но от мысли, что он успокоился от ее прикосновений, она почувствовала прилив нежности. Поудобнее устроившись на боку, лежа чуть выше Джеймса, Гермиона осторожно обняла его в ответ. О том, как чертовски опасно было спать в таком положении с кем-то, кто мог переломить ее хребет одним резким движением, она предпочла не думать. Как и о том, насколько опрометчиво было допускать подобную близость. Эти объятия ощущались правильными и нужными, и она позволила себе снова уснуть, убаюканная дыханием Джеймса и теплом его тела. Утром, когда она открыла глаза, рядом его уже не было. Тяжело вздохнув, Гермиона потянулась на кровати и поплелась в ванную. Сегодня ей придется так или иначе завести разговор об Уайтхолле, и она надеялась, что совместный сон и завтрак, который она приготовит, хоть немного загладят ее вину. *** Отдохнувший Джеймс оказался внезапно еще более хмурым, чем обычно. Физически он выглядел лучше, тени с лица исчезли, как и болезненная бледность, и еще он явно принял душ, но колючие взгляды, которые он украдкой бросал на Гермиону, приводили в недоумение. Она кожей чувствовала исходящее от него напряжение и никак не могла понять, в чем же дело. И даже плотная еда не исправила ситуацию. Возможно, ему вовсе не так понравился их совместный сон, как она думала? Вдруг это было слишком?.. — Извини, если нарушила твои границы, — пробормотала Гермиона. — Я просто хотела тебе помочь… На лице Джеймса появилось странное выражение. Он собрался было возразить, но в итоге лишь кивнул и молча начал убирать посуду со стола. — С тобой все в порядке? Может, хочешь поговорить? — А ты? — он со звоном поставил тарелки в раковину и развернулся к ней. — Неделю избегаешь меня, а потом вдруг… Он осекся, резко замолчав. Гермиона закусила губу, наблюдая за сменой его эмоций. Ее собственные при этом танцевали канкан. — Вдруг что? — мягко уточнила она. — Ничего, — Джеймс провел ладонью по лицу и снова отвернулся. — Я не думала, что ты так это воспримешь. — Как, черт возьми? Ты совсем ничего не понимаешь? Гермиона моргнула, только сейчас осознавая, что пока она пряталась в своей спальне, Джеймс изменился. То, как он говорил, как вел себя… Неужели воспоминания вернулись? — Чего я не понимаю, Джеймс? Он тяжело вздохнул. — Не бери в голову. — Нет, — Гермиона обхватила его руку и заставила посмотреть на себя. — Объясни, что имеешь в виду. — Лишь то, — он неожиданно приблизился, нависая над ней и заставляя запрокинуть голову, — что не стоит так больше спать, если не хочешь, чтобы все зашло дальше. Глаза Гермионы расширились, когда она сообразила, к чему он клонит. — Когда я проснулся… — он склонился еще ниже, буквально впечатывая ее поясницей в столешницу, — мне хотелось лишь… — Больше ни слова, — Гермиона накрыла его рот ладонью и судорожно вздохнула. — Я поняла. Сердце бешено колотилось в груди, а от их неожиданной близости ее и вовсе пробрало дрожью. Он отошел на безопасное расстояние и уперся руками в стену. — Прости, в моей голове творится черт знает что сейчас. — Тебе не за что извиняться, — пробормотала Гермиона. — Я должна была это заметить, а не… — Избегать меня целыми днями? — Да, — она нервно усмехнулась и пригладила волосы, словно набираясь смелости. — Вообще-то, я хотела кое о чем поговорить. — Я знаю про Уайтхолла, Лаура. Чужое имя снова неприятно резануло уши, но удивление от сказанных слов было куда сильнее. — Ты слышал наш разговор на балу? — догадалась она. Джеймс кивнул. — И не злишься? — О, я чертовски зол! Но ты мой куратор, стремление угодить тебе прочно засело в моих мозгах. Это как зуд, который никогда не проходит. Так что озвучь уже свой приказ, будь добра! Гермиона помрачнела. Она и не догадывалась, что код Арнольда до сих пор оказывает на Джеймса такое влияние. Ей казалось, что по мере регенерации нейронных связей его действие должно было ослабеть. Что если вся его лояльность к ней держалась исключительно на коде? От этой мысли Гермионе стало невыразимо грустно. — Тогда ты сам понимаешь, что нужно будет притвориться Зимним солдатом и выполнить задание, каким бы оно ни было, — произнесла она севшим голосом. — Только это убережет тебя от процедур и обнуления. При упоминании обнуления глаза Джеймса блеснули. Это длилось всего мгновение, но Гермиона сразу же узнала эти эмоции: вызов, несогласие, готовность бороться до последнего. Он ни за что добровольно не вернется в лабораторию, поняла она. И не позволит снова стереть свою личность, даже если получит прямой приказ куратора. Эта мысль заставила ее испытать гордость за Джеймса. Раз он дошел до этой точки, значит, восстановился достаточно, чтобы позаботиться о себе. Однако вместе с тем Гермионе стало не по себе: он ведь ничего не знал о ней настоящей и, несмотря на все косвенные моменты, намекавшие на обратное, считал частью «Гидры». Если он решит, что Лаура — препятствие на его пути к свободе, ей не сдобровать. Гермиона немного помолчала, обдумывая свои последующие слова. — Я обещала тебе свободу в обмен на помощь, — сказала она тихо. — Но если ты хочешь уйти сейчас, я не стану препятствовать. Короткая вспышка удивления в глазах Джеймса быстро сменилась недоверием, а позже — растерянностью. — Я уйду, когда твоя миссия будет завершена. Такой был уговор. — Я готова отпустить тебя сейчас, — повторила Гермиона. Она не знала, зачем настаивает. Понимала, что роет себе могилу, ведь без Солдата за спиной обречена на провал. Но весь этот разговор и внезапные изменения в Джеймсе, которые она пропустила, выбили ее из колеи, заставляя действовать по наитию, а интуиция подсказывала вести себя именно так. Его брови сошлись на переносице, когда Джеймс посмотрел на нее в упор. — Я хочу знать, в чем состоит твоя миссия. На долю секунды Гермиона испытала острое желание все ему рассказать. Но она быстро взяла себя в руки, понимая, что еще не время раскрывать правду о себе и своих целях. — Я не хочу тебе врать, Джеймс, но и рассказать пока не могу, — честно призналась она, словно почувствовав, что он распознает любой намек на фальшь. — Все, что тебе нужно знать: мне не безразлична твоя судьба и я действительно хочу тебе помочь. Чего бы мне это ни стоило. — Почему? Вопрос ее внезапно умилил, разлившись в груди волной нежности. Гермиона отчетливо поняла, что на самом деле готова отпустить Джеймса, если он решит уйти. Даже несмотря на последствия. Но он не двигался с места и по-прежнему смотрел этим своим пронизывающим взглядом. Словно пытался прочитать на ее лице правду, о которой она упорно молчала. Его глаза лучше любых слов говорили о том, что он не оставит ее одну. По крайней мере, не сейчас. Осознание этого моментально затопило Гермиону волной облегчения. В то же время она не могла не понимать, по какому тонкому льду они ходят и чем может быть чревата подобная привязанность. — Наверное, потому же, почему ты до сих пор здесь, — ответила она с грустной улыбкой. Джеймс слегка прищурился и, обреченно покачав головой, тихо пробормотал: — Кто-то же должен за тобой присматривать. Чтобы хоть как-то скрыть глупую счастливую улыбку, появившуюся на лице, Гермиона принялась мыть посуду. Задумчивый взгляд Джеймса она ощущала на себе на протяжении всего дня. *** Гермиона чертовски сильно нервничала. От вида спокойного как удав Джеймса ее мандраж становился лишь сильнее. Конечно, это не укрылось от внимания Уайтхолла, который вот уже как несколько минут с любопытством наблюдал за эмоциями на ее лице. Приснившийся накануне сон и предчувствие грядущей беды не отпускали Гермиону ни на минуту. Перед самым выходом из дома она не выдержала и заставила Джеймса выпить несколько капель Феликс Фелициса. Возможно, именно этим и объяснялась его феноменальная расслабленность, а может, на своих миссиях Зимний солдат всегда был таким. — Обещаю вернуть его в целости и сохранности, Лаура, — от понимающей улыбки Уайтхолла у Гермионы свело зубы. — Лично доставлю к вам, если хотите. — Нет уж! Я подожду здесь. — Как пожелаете, — охотно согласился тот. — Приятная компания мне не помешает. — Но прежде я хочу знать подробности задания. — Это не входило в наш уговор. — Наш уговор состоялся до того, как я получила согласие Совета на безоговорочное использование Солдата. Не забывайте, что сегодня он здесь исключительно по моей доброе воле! Конечно, Гермиона блефовала. Она была уверена: подай Уайтхолл прямой запрос, его бы удовлетворили. Даже сейчас, когда она пообещала Совету возвращение Альвеуса, ее положение в «Гидре» было по-прежнему шатким. А с таким недоброжелателем, как барон фон Штрукер, и подавно. — Ну что ж, Лаура, вы умеете убеждать, — приторно протянул Уайтхолл, и Гермионе почудилась в его тоне издевка. — Пойдемте, я все вам покажу. А Солдата пока приготовят. — Я хочу при этом присутствовать, — заявила она, проигнорировав предостерегающий взгляд Джеймса. Гермиона понимала, что ведет себя подозрительно, но ничего не могла с этим поделать — беспокойство практически пожирало ее изнутри. Уайтхолл прищурился, задумчиво постучав себя по подбородку. — Вижу, вы к нему привязались. — Ничего подобного. Просто не люблю, когда трогают мое. — Тогда сначала инструктаж, затем сборы. Вы можете присутствовать на каждом этапе. — Спасибо, — выдохнула она. Уайтхолл проводил их в небольшое помещение без окон, три из четырех стен которого были обвешаны чертежами, картами и расчетами. Судя по всему, речь шла о древнем артефакте явно внеземного происхождения. Но даже любопытство не заставило Гермиону отвлечься от тревожных мыслей, и когда Уайтхолл начал свой рассказ, она наконец поняла почему. — Итак, Солдат, цель операции — Обелиск. ЩИТ владеет им со времен Второй мировой, однако по моим данным сегодня его будут перевозить в новое хранилище по вот этому маршруту, — он ткнул пальцем в карту. — Точка высадки — мыс Акра-Пойнт в горах Кэтскилл, броневик будет там с семи до восьми вечера в сопровождении двух вооруженных отрядов и вертолета. Нужно захватить артефакт и добраться до точки эвакуации, используя этот спуск. Ни при каких обстоятельствах нельзя касаться артефакта ничем, кроме бионики. Соприкосновение с любой другой частью тела — смертельно. Задача ясна? — Да. Нужна точная карта местности и спецификация оборудования. — Все есть, можешь изучить по дороге. Состав опергрупп, сопровождающих груз, тоже. Устранение свидетелей желательно, но не приоритетно. — Это же самоубийство! — прошипела Гермиона, когда смогла оправиться от шока и вернуть себе дар речи. — Спуститься с крутой скалы со смертоносным артефактом в руке? Почему нельзя изменить место эвакуации? Зачем вообще отправлять его одного? Там же два вооруженных отряда! Уайтхолл развернулся к Гермионе и задумчиво изогнул бровь. — Признаюсь, я ожидал вопросов про Обелиск и попыток предъявить на него права, но никак не сомнений в компетентности Зимнего солдата. Или я чего-то не знаю? Возможно, есть необходимость в дополнительном кодировке перед операцией? — Ничего такого, с чем я бы не справился, — подал голос Джеймс. Он стоял за спиной Уайтхолла и буравил Гермиону предупреждающим взглядом. — Видите, Лаура, не о чем переживать. Гермиона лишь заскрипела зубами, на что Уайтхолл снисходительно рассмеялся и предложил налить ей бокал виски, пока Солдата подготовят к заданию. Она же, повторив о желании присутствовать, отправилась следом за мужчинами в другое помещение, больше напоминающее ангар. Мобильная операционная, которую она заметила по дороге, заставила Гермиону напрячься еще сильнее. Такими темпами и до стихийного всплеска магии не далеко. Огромным усилием воли заставив себя хоть немного успокоиться, она убедилась в том, что под подготовкой Уайтхолл не имел в виду обнуление или нечто подобное, лишь тактическую экипировку и вооружение. Бросив на Джеймса испуганный взгляд напоследок и мысленно пожелав ему удачи, она позволила увести себя в огромную гостиную и обессиленно рухнула в кресло. Скинув туфли и поджав под себя ноги, Гермиона приняла из рук Уайтхолла бокал виски и сделала большой глоток, который моментально обжег горло и принес долгожданное, пусть и кратковременное облегчение. — Ваша забота поистине умиляет, — протянул Уайтхолл, устроившись в кресле напротив. — Что вы будете делать, когда его отправят на очередную заморозку? — Навещать его криокамеру, — буркнула Гермиона, заслужив еще одну снисходительную улыбку. — А если серьезно, Дэниел, слишком многое стоит на кону, чтобы я могла расслабиться и не переживать об отсутствии единственного защитника. Так что не обессудьте, если я к нему привязалась и чувствую себя некомфортно в его отсутствие. — Даже сейчас, сидя здесь со мной? Сначала Гермиона хотела отмахнуться от вопроса, но выпитая доза алкоголя придала ей смелости, и она решила говорить прямо. — Хотите сказать, что не предоставляете для меня угрозы? — Мною движет исключительно интерес. — Достаточный для организации слежки или отправки шпиона? Уайтхолл лишь улыбнулся, склонив голову набок. — Я наслышан о вашем выступлении в Совете. Жаль, не смог насладиться им лично. Могу я говорить начистоту, Лаура? — Разве не этим мы здесь занимаемся, Дэниел? — ответила вопросом на вопрос Гермиона. От ее внимания не укрылось то, как ловко он перевел тему. — Почему дочь такого разумного человека, как Арнольд, внезапно заинтересовалась религиозной чепухой? — Когда понимаешь, что религиозная чепуха реальна, смотришь на нее под другим углом. Некоторое время они молчали, обдумывая каждый свое. — Мы можем как-то понаблюдать за ходом операции? — спросила Гермиона, не выдержав. — Со спутников или камер? Уайтхолл усмехнулся. — Сходите с ума от беспокойства? — от иронии в его голосе ее передернуло. — Просто переживаю. — В порядке ваш Солдат. Еще даже до места не добрался. Если что случится, мне сразу сообщат. — Теперь я спокойна, спасибо, — фыркнула Гермиона. Нужно было как-то отвлечься от мыслей о Джеймсе, поэтому она сделала еще один глоток виски и спросила первое, что пришло на ум: — Для чего вам Обелиск? Что это вообще такое? — Сила, — на лице Уайтхолла в этот момент появилось опасное выражение, от которого по спине Гермионы пополз холодок. — А сила — это путь к власти. — Именно поэтому вы так отчаянно хотели заполучить записи отца о Тессеракте? Конечно, это было всего лишь предположение, но если представить, что Малик действительно не был причастен к последним двум инцидентам, Уайтхолл становился следующим кандидатом в подозреваемые. — Почему вы так просто отдали исследования отца Гидеону? Признаюсь, я заинтересован в этом не меньше его, но ваши мотивы остались для меня загадкой. — Я решила сфокусироваться на религиозной чепухе, как вы выразились. И заодно понадеялась избавить себя от потенциальных шпионов в окружении. Мне нравится мой персонал, знаете ли. Уайтхолл сверкнул белозубой улыбкой и отсалютовал Гермионе бокалом, прежде чем выпить. — Или, возможно, в вашем распоряжении есть артефакт куда интереснее Тессеракта? — прищурился он, изучая Гермиону цепким сканирующим взглядом. — Например? — Вы мне скажите, Лаура. — На что вы намекаете, Дэниел? — Ни на что конкретное, просто интересуюсь. Я буду рад оказать вам содействие как ученый, если вы захотите ко мне обратиться. — Буду иметь в виду. — И может, мы наконец перейдем на «ты»? — Почему бы и нет, — натянуто улыбнулась Гермиона и после небольшой заминки продолжила: — Значит, я правильно распорядилась записями отца? Теперь они в нужных руках и я наконец-то смогу выдохнуть? — она бросила на Дэниела многозначительный взгляд. — Несомненно, — кивнул тот. — Еще виски? К концу ночи, изведенная долгим ожиданием, переживаниями и разговором с Уайтхоллом, напоминавшим хождение по минному полю, Гермиона твердо была уверена в двух вещах. Первое — Уитлока и миссис Джонсон подослал именно он, но его целью был шпионаж, а не убийство. И второе — она была чертовски, безоговорочно пьяна. Впрочем, стоило услышать гул вертолета за окном, как Гермиона моментально протрезвела. Протерев глаза и растолкав задремавшего в кресле Дэниела, она бросилась на улицу, а затем и на шею Джеймсу, который застыл в ее объятиях, словно громом пораженный. Отстранившись от него, Гермиона сконфуженно оглянулась, ловя на себе удивленные взгляды команды и один, явно позабавленный, Уайтхолла. Ему уже доложили об успешности миссии, и он расслабленно наблюдал за переносом контейнера с Обелиском из вертолета в особняк, а теперь еще и за развернувшимся представлением. — Молодец, Солдат, — он хлопнул Джеймса по плечу. — Стейси тебя подлатает — и можете отправляться домой. Мой водитель вас отвезет. В этот момент Гермиона с ужасом заметила кровавые пятна, проступающие на амуниции Джеймса, и его бледное уставшее лицо. — Он в надежных руках, — заверил ее Уайтхолл. — Хочешь взглянуть на Обелиск, пока Солдата приводят в кондицию? — Я пойду с ним. — Знал, что ты так скажешь. Ну что ж, спасибо за приятный вечер, Лаура. Я рад, что тебе хватило мудрости решить наш вопрос полюбовно. Береги себя. Подмигнув на прощание, Уайтхолл удалился. Гермиона же потянула Джеймса в лазарет — нужно было осмотреть и обработать его раны. Как она сразу не поняла, что он еле стоит на ногах? Ее одежда пропиталась его кровью от одного простого объятия. Операционная сестра Стейси, как представилась эта высокая статная девушка, не понравилась Гермионе с самого начала. Слишком уж заинтересовано посмотрела она на Джеймса, как только они вошли в комнату. Но оценив его раны при свете ламп, Гермиона рассудила, что в четыре руки дело пойдет быстрее и, несмотря на возражения медсестры, принялась за работу. Комментарии Стейси звучали разумно, а действия выглядели профессиональными, поэтому очень скоро Гермиона перестала обращать на нее внимание, занявшись извлечением застрявших в стыке между живой плотью и бионическим плечом металлических осколков. По вискам Джеймса катился пот, когда она вытаскивала один осколок за другим. Гермиона интуитивно чувствовала, что это место — одна из самых уязвимых его точек, но он не издавал ни звука и никак не показывал своей боли, упрямо сжимая челюсти и смотря прямо перед собой. Медсестра тем временем извлекала пули из его бедра и зашивала ножевое ранение на животе. Им пришлось разрезать тактический костюм Джеймса, чтобы осмотреть его тело и получить доступ к ранам. О том, как он вообще пережил подобную миссию, Гермиона старалась сейчас не думать. — Все в порядке, — сказал он, поймав вдруг ее запястье и заглянув в глаза. Именно тогда она осознала, что ее руки дрожали, а по щекам стекали слезы, которых она даже не замечала. Возможно, она все еще была немного пьяна, потому что происходящее ощущалось нечетким, словно в замедленной съемке, а эмоции и вовсе доходили до нее с какой-то задержкой. Впрочем, вскоре с лица Джеймса исчезла мертвецкая бледность, и тиски, сдавливающие грудь Гермионы, немного разжались. Она сделала глубокий вдох и помотала головой, сбрасывая заторможенность. Нужно было вынуть последний осколок. Она осторожно подхватила его край пинцетом и начала тянуть. Джеймс зашипел и откинулся на подголовник высокого операционного стола, на котором находился. Пластины его металлической руки с резким жужжанием перестроились, отчего Гермиона вздрогнула. — Потерпи, немного осталось, — прошептала она, виновато прикусив губу. Но его не отпустило даже тогда, когда она вытащила осколок из плеча и оставила его руку в покое. Вена на его шее напряглась, на лице появилось странное выражение. Гермиона на секунду испугалась, что как-то ему навредила, когда вдруг поймала направление его взгляда, повернула голову — и в немом шоке округлила глаза. Стейси гладила его сквозь белье, невинно хлопая ресницами. Гермиона не знала, отчего вспыхнула сильнее: от контуров его напряженного члена, четко проступивших под тканью боксеров, или от ситуации в целом. Она перевела ошалевший взгляд на Джеймса, ожидая от него какой-то реакции, но он вместо этого прикрыл глаза и лишь сильнее сцепил зубы. Словно боролся с собой. — Какого дьявола ты делаешь? — разъяренно зашипела Гермиона, снова развернувшись к Стейси. — Выполняю приказ, — беззаботно уточнила та. — Раны обработаны, а выброс окситоцина в кровь ускорит регенерацию. Гермиона собиралась послать девицу к черту, когда та вдруг оттянула край боксеров Джеймса и провела пальцами по набухшей головке. Услышав его приглушенный выдох, Гермиона резко захлопнула рот, так и ничего не сказав. Джеймс мог остановить это самостоятельно, но почему-то медлил. Что если ему на самом деле требовалась подобная разрядка? В медицинских и всех прочих, Мордед их подери, целях. В конце концов он был молодым здоровым мужчиной, которого она лично оградила от подавляющих либидо веществ. И если все это время он никак не снимал напряжение… Стоило ли вмешиваться сейчас? — Я… эм… оставлю вас… — она попятилась назад, едва не опрокинув стоящий за спиной стул. Джеймс схватил ее за руку, останавливая. В его глазах была такая мольба, что Гермиона застыла, не в силах вымолвить ни слова. Ее щеки пылали, а ладони взмокли от волнения. Он потянул ее назад, и Гермиона на совершенно ватных, негнущихся ногах вернулась на свое место. Не разрывая зрительный контакт и крепко удерживая ее запястье живыми пальцами, Джеймс прижал ее руку к своей груди. Боковым зрением она уловила смену положения Стейси и характерные движения смоляной макушки. Ее бросило в жар от звуков, доносившихся слева, и от взгляда, которым на нее смотрел Джеймс. Будто не было никого, кроме них двоих, и это не губы Стейси сейчас сомкнулись на его члене, а ее собственные. Гермиона сглотнула слюну, практически ощутив солоноватый вкус на языке. Ресницы Джеймса на мгновение дрогнули, словно он понял, о чем она думает. Кончик его языка, приковывая внимание, быстро пробежался по зубам, после чего Джеймс прикусил нижнюю губу и откинул голову назад, тихо зашипев. Его сердце под ее пальцами бешено колотилось. Гермионе казалось, что и ее собственное вот-вот выпрыгнет из груди. Напряжение все нарастало и нарастало, пока Джеймса не выгнуло дугой и он с тихим протяжным рыком не кончил. Выражение его лица в этот момент и звук, который вырвался из его горла, навсегда останутся в памяти Гермионы как самый эротичный опыт в ее жизни. Когда все закончилось, и довольная собой Стейси, утерев рот, подняла голову, Гермиона не выдержала и выскочила из комнаты. Джеймс настиг ее в коридоре, схватив за плечи и прижав к стене. Его глаза пылали, как, вероятно, и ее собственные, и все, что Гермионе хотелось в данную минуту, — впиться в него губами, зубами или ногтями, ударить, оттолкнуть или притянуть ближе, сделать что угодно, только бы выплеснуть сводящие с ума эмоции. Но вместо этого она лишь судорожно дышала, пока он сжимал ее плечи и смотрел этим безумным взглядом, от которого ее пульс никак не унимался. — Твои глаза изменились. Она не сразу поняла, что он имеет в виду. Зато когда поняла — тут же уткнулась глазами в пол и до боли прикусила губу. Скопившееся за день напряжение стало стремительно перерастать в гнев. Гермиона не знала, на что злилась больше: на то, что Джеймс вынудил ее остаться и наблюдать, на Уайтхолла, который, несомненно, являлся организатором этого маленького представления, или на чертову медсестру, все это провернувшую. Зацепившись за гнев как за единственную безопасную эмоцию, Гермиона скинула с себя руки Джеймса и решительно зашагала обратно. Схватив Стейси за предплечье и угрожающе потянув на себя, она прошипела: — Если ты хоть слово скажешь о случившемся, я превращу тебя в горстку пепла! Маленькая Лаура вряд ли могла представлять угрозу для такой рослой девушки, как Стейси, но, видимо, что-то такое было в ее глазах, отчего та вздрогнула. — Он и так все видел… Я думала, вы в курсе… Гермиона с рыком оттолкнула ее от себя и, схватив запасной комплект одежды, швырнула ею в Джеймса. Он виновато опустил голову и принялся одеваться. Вскоре они уже сидели на заднем сиденье автомобиля и мчались домой. Происходящее настолько вымотало Гермиону, что бурлящий в ней гнев без должной подпитки быстро превратился в смертельную усталость. Она опустила голову на плечо Джеймса, полностью наплевав на взгляды водителя, которые тот бросал в зеркало заднего вида, и спустя минуту отключилась. Ей снилось холеное лицо Дэниела Уайтхолла, которой раскинулся в своем огромном кресле и самодовольно, постукивая пальцами по столу, улыбался.