Обратный отсчет

Особняк Гидеона Малика находился в городке Уэстфильд на северо-западе штата. Это было в шести часах езды от Нью-Йорка, и Гермиона могла воспользоваться личным самолетом Браунов, чтобы сэкономить время, но для осуществления ее плана долгая автомобильная поездка подходила куда лучше. План, надо сказать, был весьма многослоен: каждый следующий этап зависел от успешности предыдущего. Впрочем, имелись у Гермионы и запасные варианты. Не зря же она целых два дня посвятила подготовке. Озеро Эри, на берегу которого располагался особняк, показалось на горизонте задолго до их приближения. Скосив глаза на сидящего за рулем Джеймса, Гермиона тихо вздохнула: ей так понравилось это уютное путешествие, что было жаль его завершать. Большую часть времени они молчали, слушая музыку. Джеймс никогда не начинал разговор первым, однако если Гермиона что-то спрашивала, отвечал охотно. Больше не было того нелюдимого Солдата, к которому она успела привыкнуть за прошедшие недели, но Гермиона соврала бы, сказав, что перемены ей не по душе. Лишь в начале, после звонка Эрику, Джеймс спросил, зачем вообще она едет к Малику. При этом он с таким презрением произнес фамилию, что сомнений в его отношении к ситуации не оставалось. — Мне кое-что нужно у него забрать. И заодно переключить его внимание, — сказала тогда Гермиона. — Доверяй мне, хорошо? Джеймс после недолгих колебаний кивнул. — Пожалуйста, делай то, что я прошу. Без лишних вопросов, — напомнила Гермиона, когда они выехали на дорогу, ведущую к особняку. — И ни во что не вмешивайся, даже если происходящее покажется тебе странным. В ответ она получила очередной испытывающий взгляд. В последние дни Джеймс с этим зачастил: он изучал и анализировал каждое ее действие, словно пытался что-то для себя понять. Гермиона считала это хорошим знаком, списывая все на проснувшееся любопытство и возвращение нормальных человеческих эмоций, но иногда от такого чрезмерного внимания становилось не по себе. Оставалось надеяться, что Джеймс не испортит ее план. — И еще: не мог бы ты обратить внимание на количество камер в доме? Он выразительно изогнул бровь, словно она сказала какую-то глупость. — Я всегда обращаю на это внимание. — Хорошо. Тогда просто шепни мне, ладно? Дождавшись его кивка, Гермиона откинула голову на мягкий подголовник и сделала глубокий вдох, собираясь с силами. Обычно она не нервничала, но сегодня все было иначе, и чем скорее приближался особняк, тем сильнее становился ее мандраж. Пока они преодолевали последние мили, она и вовсе начала грызть кончик ногтя. Зато Джеймс, за которым она наблюдала украдкой, был образчиком спокойствия и уверенности. Собранные в пучок волосы, тень щетины на лице, прямой, словно вылепленный профиль — Гермиона в очередной раз подумала, что на него очень приятно смотреть. Поймав его вопросительный взгляд, она поспешно отвернулась к окну, спрятав улыбку и пытаясь настроиться на предстоящий вечер. — Я уже заждался! — Малик встретил их у входа, раскинув руки в приветственном жесте. — Знал бы, что ты выберешь авто, прислал бы вертолет. — Главное, что я здесь, не так ли? — Безусловно, дорогая. Твое согласие стало для меня настоящим подарком! Гермиона удержалась от желания закатить глаза. Вместо этого она достала с заднего сидения баснословно дорогую бутылку вина и помахала ею в воздухе: — Подарки будут позже. А пока вот: Château d’Yquem 1811 года. Малик прижал ладонь к сердцу и восторженно присвистнул. — Не стоило так утруждаться. — Это не единственное, что я для тебя приготовила, — загадочно улыбнулась Гермиона, надеясь, что ее улыбка не выглядела при этом оскалом. Порядком шокированный такой внезапной благосклонностью, Гидеон не нашелся с ответом и вместо этого жестом пригласил их пройти в дом. — Не сочти меня неблагодарным, но… почему ты передумала? Гермиона остановилась, из-за чего Малику, идущему рядом, и Джеймсу, несущему небольшую сумку позади, пришлось затормозить. — Думаю, пришло время протянуть оливковую ветвь и забыть о вражде между нами. — Ох, милая Лаура, между нами совсем не вражда! Уверен, ты тоже это чувствуешь. Иначе не приняла бы мое приглашение. Другой реакции Гермиона от него и не ждала, но все равно обреченно покачала головой, после чего таинственно протянула: — Не спеши с выводами, Гидеон. Впереди долгий вечер. — Которого я с нетерпением жду! Джеймс, подошедший к ним почти вплотную, колко посмотрел на Гермиону. Она не могла не уловить тщательно сдерживаемое раздражение, кипящее в его взгляде. Однако роль Солдата исполнялась им безукоризненно, за что Гермиона не могла не отдать ему должное. — Может, оставим его здесь? — без особой надежды спросил Малик, покосившись на Джеймса, когда они оказались в просторном вестибюле. — Или пусть подождет в одной из гостевых комнат. Если бы она могла отослать Джеймса в комнату или оставить дома — так бы и сделала. Это изрядно упростило бы задачу. Но Гермиона прекрасно знала: он ни за что не отпустил бы ее одну. Пока они отдавали горничной верхнюю одежду и проходили через длинный холл в гостиную, она украдкой смотрела по сторонам, пытаясь заметить камеры наблюдения. Но как ни старалась, не нашла ни одной. Может быть, их и не было вовсе? Джеймс, казалось, смотрел только перед собой и совершенно не обращал внимания на окружающее пространство, однако когда Малик отвлекся, он приблизился к Гермионе и тихо произнес: — По две в каждой комнате. Она огорченно прикусила губу и кивнула. План А отметался сразу. А ведь так хотелось отделаться малой кровью… Глубоко вздохнув, Гермиона села на предложенное место за столом и заставила себя улыбнуться. Джеймс остался у входа, стоически игнорируя любопытные взгляды Малика. Тот успевал не только коситься на него и всячески демонстрировать свой интерес к Лауре, но и активно набивать желудок, болтая о всякой чепухе. Стол был накрыт поистине королевский: такого обилия блюд не было даже на хогвартских празднествах. Но Гермионе кусок в горло не лез, хоть она и пыталась это скрыть. Кожа уже чесалась, и от этого она нервничала еще сильнее. — Вина? — предложил Малик, заметив ее нервозность. — Позже. Предпочитаю наслаждаться им в уютном кресле у камина. Глаза Гидеона предвкушающе расширились. — Я уже говорил, как великолепно ты сегодня выглядишь? — Да, три раза. Впрочем, Малика сложно было винить: Гермиона действительно хорошо смотрелась в этом красном облегающем платье, которое кричаще привлекало внимание к ее декольте (и отвлекало от всего другого). Когда Джеймс впервые увидел ее в нем, в его глазах вспыхнуло что-то опасное, но он быстро взял себя в руки и никак не прокомментировал подобный выбор наряда. Гермиона чувствовала, что ему не нравятся взгляды, которыми щедро одаривал ее Малик. И если бы она не была так поглощена предстоящей авантюрой, наверняка задумалась бы над тем, почему вдруг реакция Джеймса отдается в груди непонятным трепетом. Когда они закончили трапезу и перебрались к камину, Гермиона чувствовала уже не просто зуд на коже, а явные признаки того, что оборотное зелье вот-вот выветрится. Она чертовски рисковала, идя на такой шаг. Пальцы нервно сжимали подлокотники, но маленькая скляночка оборотного, припрятанная в клатче вместе с рябиновым отваром, немного успокаивала. — Как я и говорила, у меня есть кое-что для тебя. Она кивнула Джеймсу, и он, следуя оставленным ранее инструкциям, достал из потайного кармана своей тактической куртки блокнот. Зрачки Малика неверяще расширились, когда Гермиона взяла тот из рук Джеймса и протянула ему, и он, возбужденно листая страницу за страницей, убедился, что это были записи о Тессеракте. — Считай это жестом доброй воли. Надеюсь, больше не будет никаких наемников и шпионов. Ты получил все, что хотел, Гидеон, — многозначительно заметила Гермиона, сделав короткую паузу для усиления эффекта. — Я знаю, тебе нужно было также устройство моего отца, но благодаря этим записям, ты сможешь его воссоздать. Малик выглядел по-настоящему впечатленным. Он посмотрел на Гермиону полным обожания взглядом и, прижав блокнот к груди, горячо прошептал: — Это не все, чего я хочу. Выходи за меня замуж? Гермиона хмыкнула, покачав головой. — Лучше налей мне вина. — Конечно! Но прежде я хотел бы тоже вручить тебе подарок. Подскочив к изголовью камина, он схватил квадратный бархатный футляр и протянул его ей. Это было великолепное бриллиантовое ожерелье с серьгами. Первым порывом не привыкшей к таким подаркам Гермионы (и уж тем более от человека, который дважды пытался ее убить!) было захлопнуть футляр и вернуть его Малику, но волевым усилием она заставила себя улыбнуться. — Я приму его только в том случае, если ты дашь мне слово прекратить любые поползновения в мою сторону. Малик непонимающе изогнул бровь. — Мы оба знаем, кто послал тех наемников, — холодно произнесла Гермиона. — И Джареда Уитлока с домработницей. Малик открыл было рот, собираясь отпираться до последнего, но, наткнувшись на предупреждающий взгляд Гермионы, замолчал и со вздохом плюхнулся в кресло. — К Уитлоку и домработнице я не имею никакого отношения, — признался он после небольшой паузы, при этом обвинение в покушении то ли проигнорировал, то ли подтвердил. — Я вообще удивлен, что ты заговорила с ним после того скандала... — Задумчиво постучав пальцами по подбородку, он добавил: — Значит, именно Уитлок пытался тебя задушить. Я думал, это спектакль перед Советом. Гермиона нахмурилась, пытаясь понять, что все это значит. — Если не ты, то кто? — Хороший вопрос, дорогая. Знаешь, из нас действительно получилась бы отличная команда. Я мог бы тебя защитить. — У меня уже есть защита. — Ох, ты видимо плохо понимаешь, в какой ситуации оказалась, — он подался вперед, облокотившись о колени и сокращая расстояние между ними. — Зимний солдат — воплощение грубой силы. Там, где ведутся закулисные игры, особенно такого масштаба, он бесполезен. Тебе нужен кто-то, кто удержит тебя на плаву и не позволит захлебнуться. — И это, конечно, будешь ты? — Ты не пожалеешь, обещаю. Впервые за время их знакомства на лице Малика не было притворства. Наглость при этом никуда не делась: он выглядел так, будто уже заполучил ее согласие. Хотелось сбить с него спесь, но в то же время Гермиона помнила про свой план и собиралась действовать с холодным расчетом, а не идти на поводу эмоций. — Думаю, мне нужно выпить, — намекнула она. Малик тут же подскочил с места и направился к стоящему на столе ведерку со льдом. Достав презентованное ею вино, он ловко откупорил бутылку и наполнил бокалы. Гермиона внимательно следила за каждым его движением, но мыслями то и дело возвращалась к вопросу, заданному несколькими минутами ранее: если не Малик, то кто? Об этом предстояло хорошенько подумать. Но потом. Сейчас у нее была другая задача. — За прекрасный вечер! И наступающий Новый год! Гермиона согласно кивнула и, отсалютовав своим бокалом, сделала глоток. Она не ошиблась, полагая, что Малик не притронется к вину, пока она сама этого не сделает. Он был слишком хитер и осторожен для этого. И, очевидно, не доверял никому. Что ж, и правильно делал. Только это вряд ли ему поможет. Гермиона физически ощущала его взгляд, пока глотала. Затем Гидеон скосил глаза ниже, в ложбинку ее груди, и ей пришлось кашлянуть, чтобы вернуть его внимание. Подмигнув ей, чрезвычайно довольный собой Малик плюхнулся обратно в кресло и с удовольствием отпил из своего бокала. На его лице отразилось настоящее блаженство, — вино действительно было божественным на вкус, — и он, подержав его некоторое время во рту, позволил медленно стечь по горлу, после чего сделал новый глоток. — Идеально, не правда ли? — улыбнулась Гермиона. — Сегодня все идеально, милая. Откинувшись в мягком кресле, она стала ждать. Тихая музыка, лившаяся из граммофона, так успокаивала и убаюкивала, что хотелось прикрыть глаза и хоть ненадолго расслабиться. Нельзя засыпать, напомнила себе Гермиона. Мягко поднявшись и приблизившись к Гидеону плавной покачивающейся походкой, она уперлась руками в подлокотники его кресла и немного наклонилась, проникновенно прошептав: — Я сейчас припудрю носик, а потом, может быть, ты захочешь провести мне экскурсию по дому? Покажешь библиотеку. И свою спальню. Гидеон сглотнул, встречаясь с ней взглядом. Его зрачки были уже порядком расширены. — Д-да, с удовольствием. Его руки потянулись к ее бедрам, но Гермиона отошла прежде, чем он успел ее схватить. — Имей терпение, Гидеон, — проворковала она. — Где тут уборная? — Вторая дверь по коридору, — машинально ответил тот. — Я быстро. Схватив сумочку, Гермиона зашагала к широкой резной арке, служившей выходом из гостиной. Джеймс, от которого за версту разило неодобрением, конечно же, направился следом. Когда они оказались наедине, он буквально втиснул ее в ванную комнату, после чего сузил глаза и гневно прошипел: — Зачем ты это делаешь? Гермиона сбросила с себя его руки и отошла на безопасное расстояние, устало прислонившись лбом к холодной зеркальной стене. Веки тяжелели с каждой минутой, поэтому прежде чем продолжить этот разговор, она достала из сумочки рябиновый отвар и сделала быстрый глоток. — Я просила не задавать вопросов и верить мне, — ответила она, почувствовав, как мертвая хватка сна разжала свои тиски. — Я знаю, что делаю. — Не похоже. — А на что похоже? — На то, что ты пытаешься его соблазнить. Но для чего? — Может, мне просто захотелось секса? — С ним? Гермиона хотела фыркнуть, но потом, передумав, лишь пожала плечами. Это была ее нелюбимая часть плана, но она знала, что другого пути нет. — Я взрослая девочка, а Гидеон, кажется, заслуживает второго шанса. От выражения лица Джеймса ей стало не по себе. — Сейчас мы поднимемся в его спальню и ты оставишь нас одних. — Нет, — отрезал он и сжал челюсти так сильно, что Гермиона услышала скрип его зубов. Ее сердце стучало, как дурное, а по телу прокатилась легкая судорога. Времени оставалось все меньше. Рябиновый отвар не должен был повлиять на оборотное, но Гермиона никогда не читала о подобной комбинации и не имела права сейчас медлить. Иначе она не только не заполучит фрагмент монолита, но и рискует оказаться целиком и полностью разоблаченной. — Хочешь стоять и наблюдать? — резко уточнила она, желая хотя бы таким образом закончить этот спор. — Считай, до утра у тебя выходной. А теперь я могу наконец пописать? Когда Джеймс выскочил за дверь, она оперлась руками о раковину и тяжело вздохнула. На этапе продумывания запасного варианта этот разговор выглядел легче: она просто просила ей доверять и Джеймс оставлял ее в покое. План А и вовсе строился на его непосредственном участии, и если бы не проклятые камеры, развешанные по всему дому, Гермиона сейчас не чувствовала бы себя такой сволочью. Быстро сделав свои дела и ополоснув лицо, на котором уже стали проявляться ее родные веснушки, она поспешила к Гидеону. Джеймс при этом держался на расстоянии и даже не смотрел в ее сторону. Малик обнаружился на своем месте. Он осоловело моргал и мотал головой, пытаясь не уснуть. В вине была растворена половина флакона усыпляющего зелья, но Гермиона понятия не имела, как быстро оно повлияет на маггла. — Как насчет экскурсии? — поторопила она. — Д-да, пойдем. Малик поднялся на ноги и покачнулся. Гермиона тут же подхватила его под руку, не позволяя упасть. — Начнем с библиотеки? Когда они проходили мимо стола, она «случайно» задела бутылку вина, опрокидывая ее на ковер. Было жаль портить такую красоту, но ситуация не оставляла ей выбора. — Ты что-то мне подлила, — сообразил вдруг Малик. Гермиона на секунду застыла и, кажется, покраснела, но потом быстро вернулась в образ и возмущенно заморгала. — Как ты можешь! — она присела на корточки и подняла бутылку с пола, убеждаясь в том, что внутри не осталось ни капли. — Я пила это вино вместе с тобой. Видишь? — она вернулась к его бокалу и допила остаток. — Тогда, наверное, я пьян тобой! — хихикнул Малик. А затем так стремительно притянул к Гермиону к себе, что она едва успела отвернуть лицо. Не хватало еще передать ему остатки противоядия через случайно сорванный поцелуй. Его губы оставили влажный след на ее шее. Она поморщилась и тут же поймала взгляд Джеймса. Гнев на его лице смешался с недоумением и раздражением, словно он понимал, что она затеяла какую-то игру, но никак не мог уловить ее сути, отчего лишь сильнее злился. — Покажи мне спальню, Гидеон. Тот слишком резво для своего состояния потащил ее наверх. — Оставайся здесь, — только и успела бросить она Джеймсу. А дальше все завертелось. Малик шарил по ней руками как сумасшедший, и все ее усилия уходили на то, чтобы избежать прямого контакта их губ. — Твои глаза как темные омуты… — вяло восхитился он, когда они добрались наконец до спальни. — Я просто… без ума от тебя… знаешь? «Темные омуты» намекали на то, что цвет ее глаз уже изменился. Гермиона проворно избавила Малика от одежды и, толкнув на кровать, принялась раздеваться сама. Он смотрел на нее с обожанием и так рьяно хватался за остатки ускользающего сознания, что Гермиона невольно восхитилась его упорством. Однако стоило его голове коснуться подушки, он тут же вырубился. Она схватилась рукой за живот, пытаясь перевести дыхание, и огляделась. Обнаружить камеры ей не удалось бы и при желании, и хоть Гермиона надеялась, что в спальне Малик обойдется без них, стоило подстраховаться. Полностью раздевшись, она захватила из сумочки оборотное (из собственных запасов, а не стрэнджевских — так она могла значительно сократить период его действия), юркнула к Малику в постель и с головой накрыла их обоих одеялом. Прошло долгих не самых приятных полчаса, прежде чем ее тело окончательно вернулось в родную форму. Под действием усыпляющего эликсира Малик спал как младенец. За неимением другого развлечения, в эти полчаса Гермиона несколько раз успела прокрутить в голове их разговор. Выводы, которые напрашивались в итоге, совсем ее не радовали. Выдернув волос из головы Малика, она добавила его в зелье, выпила и стала ждать. Очень скоро ее тело снова начало меняться. Гермиона предпочитала не думать о последствиях, которые ожидают ее организм за злоупотребление оборотным, но, в конце концов, какой у нее был выбор? Превратившись в Гидеона, она вылезла из-под одеяла и накинула на себя халат. Хоть Малик еще не стал тем обрюзгшим стариком с фото в досье, смотреть на его голое тело не было никакого желания, поэтому Гермиона старалась абстрагироваться и концентрировалась исключительно на своих действиях. Нужно было добраться до библиотеки, в которой, насколько она знала из воспоминаний Малика, и находился тайный проход в хранилище. Однако стоило выйти за дверь, как дорогу неожиданно преградил Джеймс. Гермиона дернулась от неожиданности, не сразу вспомнив о том, как выглядит. Джеймс смотрел на Малика так, будто мысленно уже разделал его на части и сейчас размышляет о том, где их спрятать. Ледяной убийственный взгляд, от которого у любого нормального человека сердце ушло бы в пятки, заставил похолодеть и Гермиону. Однако вместе с тем она испытала и какое-то иррациональное умиление, понимая, что Джеймс заботился о ней настолько, что, вопреки всему, стоял в коридоре и прислушивался к каждому звуку. Впрочем, эта же мысль и напугала: нужно было действовать быстро, пока одному непослушному Солдату не пришло в голову ворваться в спальню и проверить состояние Лауры лично. Страшно представить, что началось бы, не найти он ее в комнате, да и вообще в особняке. — Она спит, — пробасила Гермиона голосом Малика. — Пропусти, Солдат. Через несколько оглушающих ударов сердца, показавшихся ей вечностью, Джеймс отступил в сторону. Выдохнув, Гермиона быстро проскользнула мимо и спустилась на первый этаж, принявшись искать библиотеку. Очень скоро ее старания увенчались успехом. Еще десять минут ушло на то, чтобы обнаружить нужную секцию и книгу-рычаг, открывающую проход. Дальше она действовала по наитию, полагаясь на обрывочные воспоминания Малика и странное чувство в груди, которое вело ее к фрагменту. Как только ей удалось с помощью отпечатка ладони и сканера зрачка попасть внутрь хранилища, это чувство усилилось. Фрагмент был заперт в стеклянном боксе и каждые несколько секунд перетекал из жидкого состояния в твердое. Какое-то время Гермиона завороженно наблюдала за этим процессом, не в силах отвести взгляд. Волоски на ее теле наэлектризовались, и, казалось, сама магия забурлила в крови. Давно она не чувствовала такой энергии. Потусторонней, пугающей, но вместе с тем такой мощной, что для истосковавшейся по волшебству Гермионы это ощущалось, как глоток свежего воздуха. Встрепенувшись, она заставила себя сфокусироваться и осторожно поместила фрагмент внутрь специального транспортировочного кейса, на котором тот стоял. Затем, бегло осмотревшись, вышла из хранилища. Пульс стучал где-то в висках, когда она поднималась по лестнице и поворачивала в нужное крыло. Больше всего она боялась не обнаружить Джеймса в коридоре, но он, казалось, даже с места не сдвинулся. Слава Мерлину, она додумалась использовать усыпляющее зелье вместо напитка живой смерти, о котором размышляла поначалу. Будто чувствовала, что Джеймс не оставит ее в покое и будет стоять за дверью, прислушиваясь. Впрысни она в вино напиток живой смерти, пульс Малика сейчас замедлился бы до нескольких ударов в минуту, что наверняка заставило бы Джеймса ворваться в спальню и попытаться «ее» спасти. О том, способен ли он отличить стук сердца Малика от ее собственного, Гермиона предпочла не думать. Стараясь не демонстрировать своего явного облегчения, она быстро прошла мимо Джеймса, буквально физически ощущая его убийственный взгляд между лопаток. Когда она закрыла со собой дверь и привалилась к ней лбом, спина была мокрая от пота. Пришлось снова раздеться и забраться под одеяло. А потом — приложить нечеловеческие усилия, чтобы не уснуть, пока она дожидалась окончания действия оборотного. По расчетам Гермионы одного небольшого глотка должно было хватить на час, но судя по ощущениям, прошло как минимум три. Вернувшись наконец в свое тело, она тут же перевоплотилась в Лауру и выбралась из постели. Подхватив свои вещи, Гермиона скрылась в ванной. Из зеркала на нее смотрела девушка с лихорадочно блестящими глазами и дрожащими от пережитых эмоций пальцами: ей до сих пор не верилось, что удалось провернуть такой непростой план. Плеснув в лицо водой, она засобиралась на выход, но в последний момент взгляд зацепился за стоящий на полке флакон с массажным маслом. Малик явно готовился к вечеру. Гермиона не была особо мстительной, но проучить Гидеона захотелось. Криво усмехнувшись, она схватила флакон, вернулась в комнату и вылила масло на его белые боксеры, после чего удовлетворенно кивнула и вышла из спальни. Видимо, выглядела она настолько довольной, что мрачный нечитаемый взгляд Джеймса очень быстро превратился в укоризненный. — Поехали домой, — устало попросила она. Забравшись на заднее сиденье автомобиля, Гермиона свернулась калачиком и, как только машина тронулась, моментально уснула. *** Фрагмент монолита, стоявший на столе вот уже несколько дней, никак не давал Гермионе покоя. А может, это был вовсе не он, а Джеймс, который после поездки к Малику предпочитал держаться от нее подальше. Вроде бы и не говорил ничего такого, но стоило их глазам встретиться, как Гермиона сразу чувствовала себя виноватой. Она ведь ничего не сделала! А даже если бы сделала, какого Мордреда он так смотрит? Будто имеет право ее осуждать и каким-то образом влиять на ее решения. Но разве не она сама дала ему это право, так близко впустив в свою жизнь? От всей этой ситуации Гермиона тихо бесилась, медленно, но верно закипая. Возможно, именно поэтому ни одно поисковое заклинание, которое она пыталась провести с фрагментом, не увенчалось успехом. Ей просто не хватало концентрации, а палочки, направившей бы энергию, не было. И еще тревожило странное влияние монолита на ее магию, которую… словно штормило. Это мог быть резкий выход из оборотного или взрывающиеся вокруг лампочки. А вчера белоснежные локоны Лауры на секунду превратились в каштановую гриву, и Гермиона до самой ночи боялась высунуть нос из спальни, чтобы не наткнуться на Джеймса в момент рецидива. Она понимала, что фрагмент нужно срочно спрятать на «Маяке» от греха подальше, но прежде — отыскать с его помощью оригинальный монолит. Ради этого ведь все и затевалось. Джеймс, казалось, тоже замечал неладное. — Ты изменилась, — сказал он утром, наблюдая за ее неуклюжими попытками приготовить завтрак. — Ты тоже! — буркнула она в ответ. Поставив тарелку с омлетом перед ним на стол и пожелав сквозь зубы приятного аппетита, Гермиона забрала свою порцию и скрылась в спасительных стенах спальни. — Эта вещь странно на всех влияет, — Джеймс вдруг без стука вошел следом и указал пальцем на бокс с фрагментом. — С тех пор, как ты привезла его от Малика, я чувствую… постоянное напряжение. Что это? Гермиона задумалась. Мог ли фрагмент влиять не только на магию, но и на эмоции находящихся рядом людей? Или же с Джеймсом происходило нечто иное? После возвращения домой он спал лишь раз, и в ту ночь она отказалась делить с ним комнату, опасаясь непредсказуемого всплеска магии. Все это время Гермиона считала, что он злился на нее за это (и за произошедшее у Малика), но что если дело было совсем в другом? Она внезапно вспомнила о препаратах в его руке. Как давно зелья в резервуарах закончились? Вдруг там имелось резервное вещество, о котором она не знала, но которое каким-то образом влияло на его состояние? Нужно было проверить. Но прежде чем она успела додумать эту мысль до конца, по квартире прокатилась трель незнакомой мелодии. «Телефон!» — поняла Гермиона. Это был первый раз, когда кто-то ей звонил. Обычно именно она выступала инициатором разговора. Поспешив вниз, она подняла трубку. — Здравствуй, сладкая. От знакомого приторного голоса по спине пробежали мурашки. — И тебе не хворать, Гидеон. Еще до того, как Малик снова открыл рот, Гермиона уже знала, что он скажет. — Что ж, отдаю должное твоему коварству: не каждый способен так меня одурачить. — Спасибо, — она почувствовала внезапный прилив веселья. В конце концов, что такого мог он сделать, чего еще не делал? — Когда я проснулся и обнаружил… — Малик осекся, а Гермиона мысленно усмехнулась, хорошо представляя, что именно он под собой обнаружил. — В общем, я решил, что ты не стала дожидаться моего пробуждения и сбежала. Не стал тебя тревожить, знаешь ли, — процедил он. — Каково же было мое удивление, когда спустя несколько дней я понял, что кое-чего в моем хранилище не хватает. Кое-чего просто бесценного! — последнее слово Малик практически прорычал. — Ничего не хочешь мне объяснить, дорогая? — Ты сам знаешь, какая важная задача стоит передо мной, — расслабленно протянула Гермиона. — Совет ждет ответов. А для этого мне нужно то, что я у тебя… одолжила. Все исключительно для дела. — Могла бы просто попросить! — взревел Малик. — А ты бы отдал? — Если б ты хорошо постаралась… возможно. Гермиона фыркнула. — Что ты мне подлила? Как превратила в марионетку, заставив зайти в хранилище, а потом обо всем забыть? Я смотрел чертовы записи! — Тише, Гидеон, не нужно так нервничать. Считай это моим тайным оружием. — Я не нервничаю, как ты не понимаешь! — при этом он практически кричал, и перед мысленным взором Гермионы отчетливо возникла картинка яро жестикулирующего Малика с возбужденно бегающими глазами и летящей изо рта слюной. — Я, блядь, чертовски восхищен! — Приятно это слышать, — ответила она, всеми силами сдерживая рвущийся из груди смех. Малик был гребанным психопатом, которого приводили в восторг совершенно ненормальные вещи. — Значит, я прощена? — Только если проведешь со мной еще одну ночь, — тут же нашелся он. — Несправедливо лишать меня таких воспоминаний, тебе не кажется? — Стало быть, в спальне камеры ты не держишь? — Конечно, нет! — Жаль… Тогда, возможно, ты бы знал, что вырубился раньше, чем что-либо произошло. На другом конце провода раздался полный сожаления вздох. — Ты меня опоила! — попытался оправдаться Малик. — Я пила то же, что и ты. — Ведьма! Гермиона хмыкнула. — Как бы то ни было, мне нужен шанс реабилитироваться, а тебе — извиниться, — не унимался он. — Как насчет этих выходных? — Нет, Гидеон, — на этот раз в ее голосе не было и намека на веселье. — К тому же, мне есть, чем заняться. Ты должен быть заинтересован в успехе не меньше моего. — Кстати, об этом. Я хотел поговорить о… ну, ты знаешь. — Просто не мешай мне, и я выполню все, что обещала Совету. — Ты не перестаешь меня удивлять, сладкая! Помни: я к твоим услугам. В любое время дня и ночи. Гермиона возвела глаза к потолку и покачала головой. У нее не находилось слов, чтобы описать Малика, а его извращенная мотивация до сих пор не укладывалась в голове. Неудивительно, что настоящая Лаура казалась ему скучной. Такому, как он, нужен был взрыв эмоций, кто-то, кто намотает его яйца на кулак и заставит плясать вокруг себя, как сказала бы Джинни. От мимолетного воспоминания о погибшей подруге настроение Гермионы резко поползло вниз, и она поспешила закончить разговор. И только тогда заметила Джеймса, который все это время стоял, опершись плечом о стену, и, судя по всему, слышал все в мельчайших деталях. Между его бровей залегла глубокая вертикальная складка, словно он пытался разгадать сложную головоломку. Гермионе следовало подумать о том, что при желании в событиях новогодней ночи и сегодняшнем разговоре можно найти массу несостыковок, но она устала заморачиваться тем, на что не могла повлиять. — Я же просила мне доверять, — она подошла к Джеймсу и коснулась его локтя. — Ты многое можешь не понимать, да и мои действия, возможно, не всегда выглядят логичными, но все происходящее — часть плана. — Я тоже? — спросил вдруг он, слегка прищурившись. Его взгляд пробирал до костей, проникал глубоко под кожу, и Гермиона поймала себя на мысли, что не может отвести глаз, будто пойманная в капкан. — Нет, — вздохнула она. — Ты в мой план не входил. — В какие игры ты играешь… Лаура? Он впервые назвал ее по имени. От мысли, что это было совсем не ее имя, Гермиону окатило волной печали. — Когда-нибудь я все тебе расскажу, обещаю. А сейчас пойдем, нужно осмотреть твою руку. Металлические пластины вмиг перестроились с тем самым тихим жужжанием, к которому она успела уже привыкнуть. — Зачем? — Доверие, Джеймс. Мы договаривались. Неужели ты думаешь, что я причиню тебе боль? — Боль бывает разная, — тихо возразил он. — Что ты хочешь здесь увидеть? Гермиона перевела взгляд на его бионическую ладонь, которую он поднял на уровень глаз и сейчас смотрел на нее так, будто эта рука была источником вселенского зла. Повинуясь внезапному порыву, она переплела свои пальцы с его металлическими и потянула Джеймса за собой. То ли обескураженный ее прикосновением, то ли удивленный своей реакцией, он безропотно пошел следом. Оставив его в гостевой спальне, Гермиона принесла из своей комнаты запасные резервуары, которые еще в прошлый раз заполнила зельями, и специальный инструмент, выданный Крамером. Джеймс хмуро покосился на все это добро, когда она вернулась в его комнату. — Ты же знаешь, что раньше в твоей руке были наркотики? Я заменила их на… восстанавливающие препараты. Еще в тот раз… когда ты нашел меня на пляже. Я не уверена, что безопасно оставлять резервуары пустыми, поэтому давай снова их заменим. Что скажешь? Гермиона не знала, почему вдруг разнервничалась, говоря все это. Получить согласие Джеймса казалось важным. А может, ей просто хотелось убедиться, что он доверяет ей не потому, что она его куратор, а потому… что это она. — Это обязательно? — Боюсь, что да. Сцепив зубы, Джеймс коротко кивнул. — Э-э, ты не мог бы… снять верх? Он стянул толстовку, в которой с недавних пор предпочитал ходить дома, и выжидающе замер. — Думаю, будет удобнее, если ты ляжешь… Резко поднявшись, он оказался на таком близком расстоянии, что в нос Гермионе на мгновение ударил запах его кожи: мускусный, слегка горьковатый, с легкой примесью пота и чего-то такого, отчего у нее закружилась голова. Сглотнув, она посторонилась, пропуская его к кровати. Устроившись на спине, Джеймс вытянул руку, расположив ее внутренней стороной вверх, и снова посмотрел на Гермиону. Ее руки мелко дрожали, когда она взбиралась с ногами на кровать и подползала ближе. Как, черт возьми, она собиралась открутить панель в таком состоянии? И почему внезапно его голый торс стал так притягивать взгляд? Она ведь видела Джеймса обнаженным, причем не единожды. Стараясь фокусировать внимание на металле, а не на коже (которой было слишком много!), Гермиона принялась откручивать крошечные болты. Пришлось низко наклонить голову, отчего локоны постоянно лезли в лицо, закрывая обзор. В какой-то момент Джеймс протянул живую руку и заправил прядь волос ей за ухо. Гермиона замерла и перевела на него растерянный взгляд. Он медленно убрал руку назад и посмотрел на нее так, что ее сердце пропустило удар, а потом с грохотом забилось где-то в горле. Она готова была поклясться, что он удивился своему порыву не меньше, чем она. Громко выдохнув, Гермиона вернула внимание к его руке и осторожно вытащила пустые резервуары. Затем перевела дыхание и заменила их на новые. — Ну вот, почти все, — пробормотала она на грани слышимости, мечтая как можно скорее закончить и сбежать отсюда к чертовой матери. — Почему твое сердце так колотится? Гермиона фыркнула (что, в конце концов, можно было на это ответить?) и начала прикручивать панель обратно. — Ты нервничаешь. Боишься… этого? Не обязательно было следить за направлением его взгляда, чтобы понять, о чем он говорит. Почему вдруг протез стал объектом его неприязни? Раньше он совершенно его не смущал. Как и многие другие вещи. Впрочем, кое-какое предположение на этот счет у Гермионы имелось: Джеймс менялся, с каждым днем становился все больше и больше похож на нормального человека. Но ему нужно было принять себя настоящего, а с этим, очевидно, были проблемы. — Твоя рука… прекрасна, — прошептала она. И словно в подтверждение своих слов провела подушечками пальцев вдоль бионических пластин. — Хоть меня и ужасают пытки, которым тебя подвергали, и этот… шрам, — она положила другую ладонь на стык металла с плечом, и Джеймс на мгновение прикрыл глаза, — сама по себе рука — прекрасна. — Но она… — Не определяет тебя, — перебила его Гермиона, будто почувствовав, что именно его терзает. — Ты не оружие «Гидры», Джеймс, и тем более не тот… лишенный эмоций киборг, в которого они пытались тебя превратить. Ты хороший человек, я чувствую это. Знаю это. И только ты определяешь себя. Когда она взглянула в его глаза, поняла, что они блестят от переполнявших его эмоций. Вряд ли он способен был плакать и вряд ли осознавал всю важность этого момента, но это была та самая точка невозврата, когда он навсегда отрезал себя от «Гидры». Потому что только хороший человек, которым без сомнения являлся Джеймс Бьюкенен Барнс, стал бы переживать о содеянном. Гермиона чувствовала, что прошлое еще накроет его лавиной боли и воспоминаний, но она обязательно будет рядом, чтобы его поддержать. — Спасибо, — тихо произнес он, поймав живой рукой ее ладонь, лежащую на его плече, и несильно сжав ее. Сглотнув стоящий в горле ком, Гермиона улыбнулась и поспешила слезть с кровати. Джеймс несмело улыбнулся в ответ, отчего ее сердце болезненно сжалось. Она выходила из его комнаты совершенно смятенная и полностью выбитая из колеи. Хотелось притвориться, что она не понимает ситуации и своих реакций, но Гермиона никогда не занималась самообманом. То, что она старательно подавляла в себе, вылезло наружу в самый неожиданный момент и обухом дало по голове. Кажется, она влипла значительно сильнее, чем предполагала.