Your best allistic boy

      Рассвет застает Чишию за его излюбленным занятием — поливом анютиных глазок. Дует сладкий ветерок. Сакральную утреннюю тишину нарушает петушиный крик, взывающий все живое проснуться и петь вместе с ним. Мальчик обходит свои владения, одаряя кристально чистой водой, прошедшей далекий путь из сотни ручейков и рек, каждый кустик, каждый нежный цветочек, бережно подвязывает выбившуюся веточку чубушника, поворачивает красный краник, давая доступ воде к улитке-поливалке, разбрызгивающей спасительную влагу над молодым, недавно взошедшим газоном, кое-где краснеющим земляникой, заглядывает за дом, проверяя маленькое святилище Фудзи, насыпает свежую порцию хлебных крошек в самодельную деревянную кормушку, мерно раскачивающуюся на ветке березы, выдергивает пару-другую ярко-желтых одуванчиков, встретившихся по пути обратно к террасе, скидывает их в мангал и наконец открывает дверь в погреб.       Леденящая сырость радостно встречает его, пока мальчик ловко спускается по приставной лестнице, держа в руках плетёную корзинку, и, минуя последние две перекладины, спрыгивает на бетонный пол. Заставленные склянками и банками, поблёскивающими в сумраке подвала, пыльные полки так и манят набрать побольше еды и позавтракать прямо на полу, подстелив картонку, будучи обласканными бодрящей прохладой, но Шунтаро уверенно направляется к дальнему шкафчику, достаёт оттуда серо-голубую кружку, привезённую отцом из командировки турку и сиреневый мешочек, наполненный шуршащим молотым кофе. Вслед за ними корзинку пополняет серебряная чайная ложка ручной работы, ножик из того же набора да маленькое фарфоровое блюдечко из соседнего ящика, и только после этого Чишия подходит к полкам, хватая одну небольшую баночку сливового варенья, маслёнку и батон из хлебницы.       Насыпанный кофе заливается водой из графина, турка отправляется на старую, но аккуратно вычищенную плиту. Поворот ручки регулировки на средний огонь, спичка чиркает о боковую сторону коробка, и вот ежедневный ритуал приведен в действие. Щепотка соли и ложка с горкой сахара исчезают в чёрной гуще, и Чишия с трудом принимается отрезать неровный ломоть хлеба. Ещё не успевшее подтаять масло неохотно распределяется по мякушке, но кто же его спрашивать будет, хочет оно намазываться или нет. Норовящее утечь и закапать дубовый стол ароматное варенье аппетитно разливается по бутерброду. Мальчик слизывает излишки и делает пробный укус. «Ммм, вкуснотища!» Нет ничего лучше легкого завтрака ранним июньским утром на открытой площадке. Природный оркестр пташек только просыпается, заметно опережая редких жителей бессо. С улицы доносится лай приближающейся собаки, и Чишия подрывается с места, карабкаясь на забор.       — Оо, Чишия-тян, доброе утро! Уже проснулся? Как у тебя ароматно пахнет кофе, на все дачи! — старичок в синей кепке с пакетом в руке, удерживающий резвящегося терьера, приветливо кивает. Шунтаро быстро проглатывает кусок бутерброда и улыбается во все зубы.       — Здравствуйте, Мацубара-сан! Зайдёте?       — Не сегодня, дружок! Видишь, Мики рвётся вперёд, да и нужно поспеть за сливочками, пока их не раскупили.       — Опять будете драться с той госпожой за лучшую бутылку?       — На этот раз победа окажется за мной, и Сиратори-сан падет!       — Я в Вас и не сомневался, но не слишком ли Вы рано?       — Нет-нет, как обычно. Я как раз приду к открытию магазинчика. У тебя-то еды хватает?       — Ага. Уже скоро семь? — удивленно вопрошает мальчик, перегибаясь через ограду и дразня Мики. Господин Мацубара смотрит на наручные часы.       — Ровно 6:47, мой хороший!       — С каждым днём светает все раньше и раньше…       — Что правда, то правда. К слову, как поживает Аяка?       — Хорошо, она в самом расцвете сил!       — Вот и славно. Ну ладно, мой мальчик, я пойду! Свидимся на обратном пути, — старичок снова кивает и одергивает пса, пытающегося запрыгнуть на забор и откусить Чишии пару пальцев.       Мальчик возвращается за стол, прихватывая закипевшую турку, и, встряхнув ее, наливает бодрящий напиток в чашку, наслаждаясь ароматом. «Надо бы тоже за сливками сбегать, — думает он, но так не хочется выходить за пределы своего дворца. — Или попросить Мацубара-сана захватить и мне. Эйх, да он уже наверное скрылся за поворотом» Чишия разочарованно отхлебывает горьковатый кофе, обжигая губы и закусывая его остатками хлеба. Послезавтра точно попросит, если не забудет.              Солнце неспешно взбирается по небосводу, пробиваясь сквозь густую листву и отражаясь радугой в брызгах поливалки. Яростный изумрудно-зелёный прибой подступает к мощеным дорожкам и грозит навсегда поглотить красно-серые плитки - через неделю нужно будет устроить первый скос. По воротам кто-то безбожно стучит, спугнув стайку воробьев с ели.       — Чишия-я-кун! Ты тут?       Шунтаро, до сего мирно дремавший на диванчике со сборником задач по химии на груди, от неожиданности скатывается на пол. Огромная красно-синяя бабочка, прикорнувшая рядышком, недовольно взмахивает пестрыми крыльями и улетает. Мальчик подбегает к забору и привычно взбирается на него, подтягиваясь на руках.       — Чишия! Привет! Я звонил-звонил, но никто не отвечает. Ты спал что ли?       Чудаковатое канотье не по размеру, просторная серая майка с принтом кота с гитарой, неизменные бежевые шорты, уже помятые и не такие презентабельные, да чёрные очки.              — А?       — Спал что ли, спрашиваю?       — Ты кто? — блондин подозрительно щурит глаза, мучительно стараясь вспомнить, кто перед ним стоит, тем более зовёт его по имени.       — Ты что, с дуба рухнул? Нираги я, вчера ж познакомились, — Сугуру снимает очки и суёт их в карман.       — А! Нираги, точно, прости, — Шунтаро виновато приподнимает уголок губ. — Сейчас открою.       Он спрыгивает и отворяет ворота. На этот раз брюнет заранее предусмотрительно отходит в сторону.       — Как рука? — не сменившаяся повязка хлипко держится на локте.       — Да нормально. Ты чего это меня не признал? Из-за очков что ль?       — Да нет, просто ты одет по-другому.       Нираги прыскает со смеху.       — И что? Я каждый день по-новому одеваюсь, мода, стиль, понимаешь? Этак ты меня каждый раз будешь не узнавать?       Чишия смущенно отводит глаза, игнорируя вопрос. Больно надо объяснять хамоватому мальчишке, что у него нулевая память на лица. Сам он одет так же, как вчера.       — Что делать будем?       — Не знаю, это ты сюда пришёл.       — Можешь провести экскурсию по своим.. хоромам! — Нираги снова одаряет усадьбу восхищенным взглядом, с любопытством вперясь в дом - он интересует мальчишку больше всего. Шунтаро задумчиво молчит, размышляя над поставленной проблемой, а потом радостно прищелкивает пальцами.       — Поможешь мне рассадить цветы!       — Чего?       — Пошли, — блондин с умиротворенной улыбкой направляет к дорожке, ведущей в глубь его царства мимо четырёх берёз по одну сторону и трёх яблонь и груши по левую. Сугуру не остаётся ничего кроме как поспешно следовать за ним, озираясь и подмечая малейшие детали. Конечно, это не совсем то, чем он планировал заняться, но уж всяко лучше бесцельной траты золотого летнего времени впустую.       Нагибаясь под раскинувшейся веткой очередного дерева, Сугуру думает о том, что это место все больше и больше напоминает волшебный лес, а не дачный участок. Не маячь впереди белая рубашка, он бы точно заблудился - они уже давно сошли с выложенной плиткой дорожки и пробирались по густым зарослям. Ясное небо переплетается с ветвями, образуя замысловатую картину, бескрайнее море трав и цветов плещется под ногами, и в нем хочется без сожалений утонуть. Редкие одуванчики, словно осколки солнца, беспощадно оказываются с корнем сорваны тоненькой рукой и отправляются в карман, чтобы потом быть выкинутыми в мангал. Жужжащие пчёлы, шмели и стрекозы пронизывают воздух подобно заряженным частицам. Нираги спотыкается о корень и падает на мягкую траву, утыкаясь носом в дурманящую росистую свежесть. Чишия встревоженно поворачивается и протягивает ему руку. Брюнет крепко хватает ее и тянет мальчика на себя. Они катятся куда-то, сжимая друг друга в объятьях, Сугуру громко смеётся, а Шунтаро крепче жмется к нему, испуганно жмуря глаза и чувствуя, как душа превращается в кристаллы, пока законы физики всё-таки не решают прервать их плавание по зеленеющим волнам.       — Зачем ты это сделал? — голос мальчика не злой, не спокойный, скорее недоуменный.       — Разве не весело?       — Ни разу.       — Ну вот те на! А мне весело!       Шунтаро шустро поднимается и оттирает перепачканные будто зеленкой колени.       — Вставай, мы почти на месте.              Небольшой прямоугольный клочок прополотой земли в окружении сосен кажется незаселённым островком в океане, на который они с Чишией - опытным капитаном дальнего плавания, ежедневно бороздящим неизведанные морские просторы - только что высадились.       — Красные цветы должны образовывать змейку посреди белых.       — Че?       — По диагонали, — он чертит рисунок пальцем по воздуху, — Вот так, понял?       — Не-а, ты на деле покажи, тогда пойму.       — Ну что непонятного? Вот так! — он повторяет узор снова, заметно теряя терпение.       — Да покажи ты нормально на земле!       — Ладно, сейчас, — Шунтаро подходит к спрятавшейся в тени дерева картонной коробке и достаёт оттуда три цветочка с землей: один красный, два белых. — Красный в правом верхнем углу, остальные белые. А дальше ведёшь диагональ из красных справа налево, — он проводит ладонью по борозде.       — Ага. А потом?       — Что потом? — Чишия удивленно хлопает глазами, с каждой секундой все больше разочаровываясь в умственных способностях знакомого. — Я же сказал, змейкой. Снова диагональ вверх!       — Ээ, оки-и, — Нираги неуверенно кивает. Он ни черта не понял, но решил не злить мальчика.       — Бери следующую партию и засаживай второй столбец, — Шунтаро уже возится в земле лопаткой, подготавливая лунку для растения. Сугуру незамедлительно подчиняется.       — Так, и куда мне что сажать?       Шунтаро одаривает его настолько убийственным взглядом, что брюнет готов откусить себе язык - чувствовать себя тупым не особо приятно.       — Я же сказал! — он в бессилии взмахивает руками. — Вот диагональ, посередине красный.       — Аа, ну теперь понятно! — не понятно ничего. Этот столбец засажен, но угрожающе надвигается соседний.       — А теперь как?       «Господи, дай мне сил!» — читается в его глазах каждый раз, когда он нервно принимается объяснять и вырисовывать орнамент.             — Да не злись ты так! Самому ведь надо! Тем более это сплошная геометрия, я в ней вообще не шарю.       — Геометрия?! —       — Молчу-молчу! — Сугуру опережает захлебывающийся разочарованный поток слов и быстро рассаживает следующий ряд. Час ругани пролетает незаметно, солнце не так сильно печёт, задерживаемое высокими елями, и местная жизнь бьет ключом, когда ребята наконец заканчивают работу.       — Ну теперь понятно!       — Тебе понадобился целый час, чтобы понять этот элементарный узор, который нарисует любой дошколёнок?       — Неудобно потому что на корячках анализировать эти твои узоры!       Блондин обреченно вздыхает, но тут же счастливо улыбается, замечая светлую бабочку, присевшую на посаженный цветок. Она машет крылышками, вертясь из стороны в сторону, и продолжает свой путь дальше, поднесённая порывом ветра.       — Это хороший знак, — Чишия благоговейно наклоняется к цветку и нежно целует лепесток, на котором только что сидело насекомое. Священнодействие вызывает невольный трепет в груди Нираги, и он шепчет:       — Я недавно книжку читал про апокалипсис. И знаешь, если бы природа взбунтовалась и объявила войну людям, решив отомстить за все, что мы натворили, ты бы точно остался единственным помилованным… — «Глупость ляпнул», — пульсирует в висках, но Чишия лишь удивленно вскидывает светлую головку и невинно улыбается, бегая глазами по лицу Сугуру.       — «Помилованным»… Было бы здорово…       Они замирают среди леса, прислушиваясь к говору деревьев, и Нираги хочется взять этот момент в руку, налить в бутылку, закупорить и навсегда сохранить на полочке, чтобы периодично возвращаться к нему и вспоминать. Даже дышать приходится как-то по-особенному, осторожно.       Возвращаясь к дому, мальчик радостно подпрыгивает, уже узнавая некоторые сливы и персики.       — Слушай, а что это за цветы-то были? Это ведь те, которые у тебя на рубашке?       Кажется, в сознании Чишии рухнула последняя надежда на наличие ума у мальчишки, он медленно и грустно с придыханием отвечает:       — Фиалки…       — Круто! А какие ещё есть?       Солнце горит во рту, точно карамельный петушок, по опрокинутому озеру носятся белобровики и последние урагусы, где-то вдалеке заливается лаем Мики, а в сказочном саду то тут то там мелькают жёлтая шляпка и белая макушка. Цветов у Чишии много.